SWAN SONG/Лебединая песня (часть первая)

CHAPTER VIII SECRET/VIII. ТАЙНА

English	Русский
It would not have been natural that Fleur should rejoice in the collapse of the General Strike. A national outlook over such a matter was hardly in her character. Her canteen was completing the re-establishment in her of the social confidence which the Marjorie Ferrar affair had so severely shaken; and to be thoroughly busy with practical matters suited her. Recruited by Norah Curfew, by herself, Michael, and his Aunt Lady Alison Charwell, she had a first-rate crew of helpers of all ages, most of them in Society. They worked in the manner popularly attributed to negroes; they craned at nothing--not even beetles. They got up at, or stayed up to, all hours. They were never cross and always cheery. In a word, they seemed inspired. The difference they had made in the appearance of the railway's culinary premises was startling to the Company. Fleur herself was 'on the bridge' all the time. On her devolved the greasing of the official wheels, the snipping off of red tape in numberless telephonic duels, and the bearding of the managerial face. She had even opened her father's pocket to supplement the shortcomings she encountered. The volunteers were fed to repletion, and--on Michael's inspiration--she had undermined the pickets with surreptitious coffee dashed with rum, at odd hours of their wearisome vigils. Her provisioning car, entrusted to Holly, ran the blockade, by leaving and arriving, as though Harridge's, whence she drew her supplies, were the last place in its thoughts.	У Флер не было оснований ликовать по поводу провала генеральной стачки. Не в ее характере было рассматривать такой вопрос с общенациональной точки зрения. Столовая вернула ей то общественное доверие, которое так жестоко поколебала история с Марджори Феррар; и быть по горло занятой вполне ей подходило. Нора Кэрфью, она сама, Майкл и его тетка - леди Элксон Черрел - завербовали первоклассный штат помощников всех возрастов, и по большей части из высшего общества. Они работали, выражаясь общепринятым языком, как негры. Их ничто не смущало, даже тараканы. Они вставали и ложились спать в любое время. Никогда не сердились и были неизменно веселы. Одним словом, трудились вдохновенно. Компания железной дороги не могла надивиться, как они преобразили внешний вид столовой и кухни. Сама Флер не покидала капитанского мостика. Она взяла на себя смазку учрежденческих колес, бесчисленные телефонные схватки с бюрократизмом и открытые бои с представителями правления. Она даже забралась в карман к отцу, чтобы пополнять возникающие нехватки. Добровольцев кормили до отвала, и - по вдохновенному совету Майкла - она подрывала стойкость пикетчиков, потихоньку угощая их кофе с ромом в самые разнообразные часы их утомительных бдений. Ее снабженческий автомобиль, вверенный Холли, пробирался взад и вперед через блокаду, словно у него и в мыслях не было магазина Хэрриджа, где закупались продукты.
"Let us give the strikers," said Michael, "every possible excuse to wink the other eye."	- Надо все сделать, чтобы бастующие вздремнули на оба глаза, - говорил Майкл.
The canteen, in fact, was an unqualified success. She had not seen Jon again, but she lived in that peculiar mixture of fear and hope which signifies a real interest in life. On the Friday Holly announced to her that Jon's wife had arrived--might she bring her down next morning?	Сомневаться в успехе столовой не приходилось. Флер больше не видела Джона, но жила в том своеобразном смешении страха и надежды, которое знаменует собою истинный интерес к жизни. В пятницу Холли сообщила ей, что приехала жена Джона: нельзя ли привести ее завтра утром?
"Oh! yes," said Fleur: "What is she like?"	- Конечно! - сказала Флер. - Какая она?
"Attractive--with eyes like a water-nymph's or so Jon thinks; but it's quite the best type of water-nymph."	- Очень мила, глаза, как у русалки; по крайней мере Джон так полагает. Но если русалка, то из самых симпатичных.
"M-m!" said Fleur.	- М-м, - сказала Флер.
She was checking a list on the telephone next day when Holly brought Anne. About Fleur's own height, straight and slim, darker in the hair, browner in complexion, browner in the eye (Fleur could see what Holly had meant by "water-nymph") her nose a little too sudden, her chin pointed and her teeth very white, her successor stood. Did she know that Jon and she--?	На следующий день она сверяла по телефону какой-то список, когда Холли привела Энн. Почти одного роста с Флер, прямая и тоненькая, волосы потемнее, цвет лица посмуглее и темные глаза (Флер стало ясно, что понимала Холли под словом "русалочьи"), носик чуть-чуть слишком смелый, острый подбородок и очень белые зубы - вот она, та, что заменила ее. Знает ли она, что они с Джоном...
And stretching out her free hand, Fleur said:	И, протягивая ей свободную руку. Флер сказала:
"I think it's awfully sporting of you as an American. How's your brother Francis?"	- По-моему, вы как американка поступили очень благородно. Как поживает ваш брат Фрэнсис?
The hand she squeezed was brown, dry, warm; the voice she heard only faintly American, as if Jon had been at it.	Рука, которую она пожала, была сухая, теплая, смуглая; в голосе, когда та заговорила, лишь чуточку слышалась Америка, словно Джон потрудился над ним.
"You were just too good to Francis. He always talks of you. If it hadn't been for you--"	- Вы были так добры к Фрэнсису. Он постоянно вас вспоминает. Если бы не вы...
"That's nothing. Excuse me. . . . Ye-es? . . . No! If the Princess comes, ask her to be good enough to come when they're feeding. Yes--yes--thank you! To-morrow? Certainly. . . . Did you have a good crossing?"	- Это пустяки. Простите... Да-да?.. Нет! Если принцесса приедет, передайте ей, не будет ли она так добра заехать, когда они обедают. Да, да, спасибо!.. Завтра? Конечно... Как доехали? Качало?
"Frightful! I was glad Jon wasn't with me. I do so hate being green, don't you?"	- Ужас! Хорошо, что Джона со мной не было. Отвратительно, когда мутит, правда?
"I never am," said Fleur.	- Меня никогда не мутит, - сказала Флер.
That girl had Jon to bend above her when she was green! Pretty? Yes. The browned face was very alive--rather like Francis Wilmot's, but with those enticing eyes, much more eager. What was it about those eyes that made them so unusual and attractive?-- surely the suspicion of a squint! She had a way of standing, too-- a trick of the neck, the head was beautifully poised. Lovely clothes, of course! Fleur's glance swept swiftly down to calves and ankles. Not thick, not crooked! No luck!	У этой девчонки есть Джон, и он заботится о ней, когда ее мутит! Красивая? Да. Загорелое лицо очень подвижно, похожа, пожалуй, на брата, но глаза такие манящие, куда более выразительные. Что-то есть в этих глазах, почему они такие странные и интересные? Ну да, самую малость косят! И держаться она умеет, какой-то особенный поворот шеи, прекрасная посадка головы. Одета, конечно, очаровательно. Взгляд Флер скользнул вниз, к икрам и щиколоткам. Не толстые, не кривые! Вот несчастье!
"I think it's just wonderful of you to let me come and help."	- Я так вам благодарна, что вы разрешили мне помочь.
"Not a bit. Holly will put you wise."	- Ну что вы! Холли вас просветит. Вы возьмете ее в магазины, Холли?
"That sounds nice and homey."
"Oh! We all use your expressions now. Will you take her provisioning, Holly?"
When the girl had gone, under Holly's wing, Fleur bit her lip. By the uncomplicated glance of Jon's wife she guessed that Jon had not told her. How awfully young! Fleur felt suddenly as if she herself had never had a youth. Ah! If Jon had not been caught away from her! Her bitten lip quivered, and she buried it in the mouthpiece of the telephone.	Когда она ушла, опекаемая Холли, Флер прикусила губу. По бесхитростному взгляду жены Джона она догадалась, что Джон ей не сказал. До чего молода! Флер вдруг показалось, словно у нее самой и не было молодости. Ах, если бы у нее не отняли Джона! Прикушенная губа задрожала, и она поспешно склонилась над телефоном.
Whenever again--three or four times--before the canteen was closed, she saw the girl, she forced herself to be cordial. Instinctively she felt that she must shut no doors on life just now. What Jon's reappearance meant to her she could not tell; but no one should put a finger this time in whatever pie she chose to make. She was mistress of her face and movements now, as she had never been when she and Jon were babes in the wood. With a warped pleasure she heard Holly's: "Anne thinks you wonderful, Fleur!" No! Jon had not told his wife about her. It was like him, for the secret had not been his alone! But how long would that girl be left in ignorance? On the day the canteen closed she said to Holly:	При всех новых встречах с Энн - три или четыре раза до того, как столовая закрылась, - Флер заставляла себя быть приветливой. Она инстинктом чувствовала, что сейчас не время отгораживаться от кого бы то ни было. Чем явилось для нее возвращение Джона, она еще не знала; но на этот раз, что бы она ни надумала, никто не посмеет вмешаться. Своим лицом и движениями она владеет теперь получше, чем когда они с Джоном были, невинными младенцами. Ее охватила злая радость, когда Холли сказала: "Энн от вас в восторге, Флер!" Нет, Джон ничего не рассказал жене. Это на него и - похоже, ведь тайна была не только его! Но долго ли эта девочка останется в неведении? В день закрытия столовой она сказала Холли:
"No one has told Jon's wife that he and I were once in love, I suppose?"	- Жене Джона, вероятно, никто не говорил, что мы с ним были когда-то влюблены друг в друга?
Holly shook her head.	Холли покачала головой.
"I'd rather they didn't, then."	- Тогда лучше и не нужно.
"Of course not, my dear. I'll see to it. The child's nice, I think."	- Конечно, милая. Я позабочусь об этом. Славная, помоему, девочка.
"Nice," said Fleur, "but not important."	- Славная, - сказала Флер, - но неинтересная.
"You've got to allow for the utter strangeness of everything. Americans are generally important, sooner or later."	- Не забывайте, что она здесь в непривычной, чужой обстановке. В общем, американцы рано или поздно оказываются интересными.
"To themselves," said Fleur, and saw Holly smile. Feeling that she had revealed a corner of her feelings, she smiled too.	- В собственных глазах, - сказала Флер и увидела, что Холли улыбнулась. Поняв, что немного выдала себя, она тоже улыбнулась.
"Well, so long as they get on. They do, I suppose?"	- Что же, лишь бы они ладили. Так и есть, наверное?
"My dear, I've hardly seen Jon, but I should say it's perfectly successful. Now the strike's over they're coming down to us at Wansdon."	- Голубчик, я почти не видела Джона, но, судя по всему, они в прекрасных отношениях. Теперь они собираются к нам в Уонсдон погостить.
"Good! Well, this is the end of the old canteen. Let's powder our noses and get out; Father's waiting for me with the car. Can we drop you?"	- Чудно! Ну, вот и конец нашей столовой. Попудрим носики и поедем домой; папа ждет меня в автомобиле. Может быть, подвезти вас?
"No, thanks; I'll walk."	- Нет, спасибо; пойду пешком.
"What? The old gene? Funny how hard things die!"	- Как? По-прежнему избегаете? Забавно, как живучи такие антипатии!
"Yes; when you're a Forsyte," murmured Holly: "You see, we don't show our feelings. It's airing them that kills feelings."	- Да, у Форсайтов, - проговорила Холли. - Мы, знаете, скрываем свои чувства. Чувства гибнут, когда швыряешься ими на ветер.
"Ah!" said Fleur: "Well, God bless you, as they say, and give Jon my love. I'd ask them to lunch, but you're off to Wansdon?"	- А, - сказала Флер. - Ну, да хранит вас бог, как говорится, и привет Джону. Я пригласила бы их к завтраку, но ведь вы уезжаете в Уонсдон?
"The day after to-morrow."	- Послезавтра.
In the little round mirror Fleur saw her face mask itself more thoroughly, and turned to the door.	В круглом зеркальце Флер увидала, что маска на ее лицо стала совсем непроницаемой, и повернулась к двери.
"I MAY look in at Aunt Winifred's, if I've time. So long!"	- Возможно, что я забегу к тете Уинифрид, если улучу минутку. До свидания.
Going down the stairs she thought: 'So it's air that kills feelings!'	Спускаясь по лестнице, она думала: "Так это ветер убивает чувства!"
Soames, in the car, was gazing at Rigg's back. The fellow was as lean as a rail.	В машине Сомс разглядывал спину Ригза. Шофер был худ как жердь.
"Finished with that?" he said to her.	- Ну, кончила? - спросил он ее.
"Yes, dear."	- Да, дорогой.
"Good job, too. Wearing yourself to a shadow."	- Давно пора. На кого стала похожа!
"Why? Do I look thin, Dad?"	- Разве ты находишь, что я похудела, папа?
"No," said Soames, "no. That's your mother. But you can't keep on at that rate. Would you like some air? Into the Park, Riggs."	- Нет, - сказал Сомс, - нет. Ты пошла в мать. Но нельзя так переутомляться. Хочешь подышать воздухом? В парк, Ригз!
Passing into that haven, he murmured:	По дороге в это тихое пристанище он задумчиво сказал:
"I remember when your grandmother drove here every day, regular as clockwork. People had habits, then. Shall we stop and have a look at that Memorial affair they made such a fuss about?"	- Я помню время, когда твоя бабушка каталась здесь каждый день, с точностью часового механизма. Тогда знали, что такое привычка. Хочешь остановиться посмотреть на этот памятник, о котором столько кричат?
"I've seen it, Dad."	- Я его видела, папа.
"So have I," said Soames. "Stunt sculpture! Now, that St. Gaudens statue at Washington WAS something."	- Я тоже, - сказал Сомс. - Бьет на дешевый эффект. Вот статуя Сент-Годенса в Вашингтоне - это другое дело!
And he looked at her sidelong. Thank goodness she didn't know of the way he had fended her off from young Jon Forsyte over there. She must have heard by now that the fellow was in London, and staying at her Aunt's too! And now the strike was off, and normal railway services beginning again, he would be at a loose end! But perhaps he would go back to Paris; his mother was there still, he understood. It was on the tip of his tongue to ask. Instinct, however, potent only in his dealings with Fleur, stopped him. If she had seen the young man, she wouldn't tell him of it. She was looking somehow secret--or was that just imagination?	И он искоса посмотрел на дочь. Хорошо еще, что она не знает, как он уберег ее там от этого Джона Форсайта! Теперь-то она уж наверно узнала, что он в Лондоне, у ее тетки. А стачка кончилась, на железных дорогах восстанавливается нормальное движение, и он окажется без дела. Но, может быть, он уедет в Париж? Его мать, по-видимому, все еще там. У Сомса чуть не вырвался вопрос, но удержал инстинкт - всесильный, только когда дело касалось Флер. Если она и видела молодого человека, то не скажет ему об этом. Вид у нее немного таинственный, или это ему только чудится?
No! He couldn't see her thoughts. Good thing, perhaps! Who could afford to have his thoughts seen? The recesses, ramifications, excesses of thought! Only when sieved and filtered was thought fit for exposure. And again Soames looked sidelong at his daughter.	Нет! Он не мог разгадать ее мысли. Это, может, и лучше. Кто решится открыть свои мысли людям? Тайники, изгибы, излишества мыслей. Только в просеянном, профильтрованном виде можно выставить мысль напоказ. И Сомс опять искоса поглядел на дочь.
She was thinking, indeed, to purposes that would have upset him. How was she going to see Jon alone before he left for Wansdon? She could call to-morrow, of course, openly at Green Street, and probably NOT see him. She could ask him to lunch in South Square, but hardly without his wife or her own husband. There was, in fact, no way of seeing him alone except by accident. And she began trying to plan one. On the point of perceiving that the essence of an accident was that it could not be planned, she planned it. She would go to Green Street at nine in the morning to consult Holly and Anne on the canteen accounts. After such strenuous days Holly and Anne might surely be breakfasting in bed. Val had gone back to Wansdon, Aunt Winifred never got up! Jon MIGHT be alone! And she turned to Soames:	А она и правда была погружена в мысли, которые его сильно встревожили бы. Как повидать Джона с глазу на глаз до его отъезда в Уонсдон? Можно, конечно, просто зайти на Грин-стрит - и, вероятно, не увидеть его. Можно пригласить его и себе позавтракать, но тогда не обойтись без его жены и своего мужа. Увидеть его одного можно только случайно. И Флер стала строить планы. Когда она совсем было сообразила, что случайность в том и состоит, что ее невозможно спланировать, клан вдруг возник. Она пойдет на Грин-стрит в девять часов утра - поговорить с Холли относительно счетов по столовой. После таких утомительных дней Холли и Энн, наверное, будут пить кофе в постели. Вал уехал в Уонсдон. Тетя Уинифрид всегда встает поздно! Есть шанс застать Джона одного. И она повернулась к Сомсу.
"Awfully sweet of you, Dad, to be airing me; I AM enjoying it."	- Какой ты милый, папа, что повез меня проветриться; ужасно приятно.
"Like to get out and have a look at the ducks? The swans have got a brood at Mapledurham again this year."	- Хочешь, выйдем посмотреть на уток? У лебедей в Мейплдерхеме в этом году опять птенцы.
The swans! How well she remembered the six little grey destroyers following the old swans over the green-tinged water, that six-year- gone summer of her love! Crossing the grass down to the Serpentine, she felt a sort of creeping sweetness. But nobody-- nobody should know of what went on inside her. Whatever happened-- and, after all, most likely nothing would happen--she would save face this time--strongest motive in the world, as Michael said.	Лебеди! Как ясно она помнит шесть маленьких "миноносцев", плывших за старыми лебедями по зеленоватой воде, в лето ее любви шесть лет назад! Спускаясь по траве к Серпентайну, она ощутила сладостное волнение. Но никто, никто не узнает о том, что в ней творится. Что бы ни случилось а скорее всего вообще ничего не случится" - теперь-то она спасет свое лицо. Нет в мире сильней побуждения, как говорит Майкл.
"Your grandfather used to bring me here when I was a shaver," said her father's voice beside her. It did not add: "And I used to bring that wife of mine when we were first married." Irene! She had liked water and trees. She had liked all beauty, and she hadn't liked him!	- Твой дедушка водил меня сюда, когда я был мальчишкой, - прозвучал около нее голос отца. Он не добавил; "А я водил сюда ту мою жену в первое время после свадьбы". Ирэн! Она любила деревья и воду. Она любила все красивое. И она не любила его.
"Eton jackets. Sixty years ago and more. Who'd have thought it then?"	- Итонские курточки! Шестьдесят лет прошло, больше. Кто бы тогда подумал?
"Who'd have thought what, Dad? That Eton jackets would still be in?"	- Кто бы что подумал, папа? Что итонские кусочки все еще будут искать?
"That chap--Tennyson, wasn't it?--'The old order changeth, giving place to new.' I can't see you in high necks and skirts down to your feet, to saying nothing of bustles. Women then were defended up to the nines, but you knew just as much about them as you do now--and that's precious little."	- Этот, как его... Теннисон, кажется: "Старый порядок меняется, новому место дает". Не могу себе представить тебя в стоячих воротничках и юбках до полу, не говоря о турнюрах. В то время не жалели материи на платья, но знали мы о женщинах ровно столько же, сколько и теперь, - то есть почти ничего.
"I wonder. Do you think people's passions are what they used to be, Dad?"	- Ну, не знаю. По-твоему, человеческие страсти те что были, папа?
Soames brooded into his hand. Now, why had she said that? He had once told her that a grand passion was a thing of the past, and she had replied that she had one. And suddenly he was back in steamy heat, redolent of earth and potted pelargonium, kicking a hot water pipe in a greenhouse at Mapledurham. Perhaps she'd been right; there was always a lot of human nature about.	Сомс задумчиво потер подбородок. Почему она это спросила? Когда-то он сказал ей, что настоящая страсть бывала только в прошлом, а она ответила, что сама ее переживает. И в памяти у него мгновенно возникла картина, как в теплице Мейплдерхема, во влажной жаре, отдающей землей и геранью, он толкнул ногой трубу водяного отопления. Может, Флер и была права тогда: от человеческой природы не уйдешь.
"Passions!" he said: "Well, you still read of people putting their heads under the gas. In old days they used to drown themselves. Let's go and have tea, at that kiosk place."	- Страсти! - сказал он. - Что ж, и сейчас иногда читаешь, что люди травятся газом. В прежнее время они обычно топились. Пойдем выпьем чаю, вон там есть какойто павильон.
When they were seated, and the pigeons were enjoying his cake, he took a long look at her. She had her legs crossed--and very nice they were!--and just that difference in her body from the waist up, from so many young women he saw about. She didn't sit in a curve, but with a slight hollow in her back, giving the impression of backbone and a poise to her head and neck. She was shingled again-- the custom had unexpected life--but, after all, her neck was remarkably white and round. Her face--short, with its firm rounded chin, very little powder and no rouge, with its dark-lashed white lids, clear-glancing hazel eyes, short, straight nose and broad low brow, with the chestnut hair over its ears, and its sensibly kissable mouth--really it was a credit!	Когда они уселись и голуби весело принялись клевать его пирожное, он окинул дочь долгим взглядом. Она сидела, положив ногу на ногу - красивые ноги! И фигурой - от талии и выше - как-то отличалась от всех других молодых женщин, которых ему приходилось видеть. Она сидела не согнувшись, а чуть выгнув спину, отчего появлялась решительность в посадке головы. Она опять коротко остриглась - эта мода оказалась, против ожидания, живучей; но, надо признать, шея у нес на редкость белая и круглая. Лицо широкое, с твердым округлым подбородком; очень мало пудры, и губы не подкрашены, белые веки с темными ресницами, ясные светло-карие глаза, небольшой прямой нос, и широкий низкий лоб, и каштановые завитки над ушами; и рот, напрашивающийся на поцелуи, - право же, ему есть чем гордиться!
"I should think," he said, "you'd be glad to have more time for Kit again. He's a rascal. What d'you think he asked me for yesterday-- a hammer!"	- Я полагаю, - сказал он, - ты рада, что опять можешь уделять больше времени Киту? Он плутишка! Подумай, что он попросил у меня вчера, - молоток!
"Yes; he's always breaking things up. I smack him as little as possible, but it's unavoidable at times--nobody else is allowed to. Mother got him used to it while we were away, so he looks on it as all in the day's work."	- Да, он постоянно все крушит. Я стараюсь шлепать его как можно реже, но иногда без этого не обойтись - кроме меня, никому не разрешается. Мама приучила его к этому, пока нас не было, так что теперь он считает, что это в порядке вещей.
"Children," said Soames, "are funny things. We weren't made such a fuss of when I was young."	- Дети - чудные создания, - сказал Сомс. - В моем детстве с нами так не носились.
"Forgive me, Dad, but I think YOU make more fuss of him than anybody."	- Прости меня, папа, но, по-моему, больше всех с ним носишься ты.
"What?" said Soames: "I?"	- Что? - сказал Сомс. - Я?
"You do exactly as he tells you. Did you give him the hammer?"	- Ты исполняешь все его прихоти. Ты дал ему молоток?
"Hadn't one--what should I carry hammers about for?"	- У меня его не было - к чему мне носить с собой молотки?
Fleur laughed.	Флер рассмеялась.
"No; but you take him so seriously. Michael takes him ironically."	- Нет, но ты относишься к нему совершенно серьезно. Майкл относится к нему иронически.
"The little chap's got a twinkle," said Soames.	- Малыш не лишен чувства юмора.
"Mercifully. Didn't you spoil ME, Dad?"	- К счастью. А меня ты не баловал, папа?
Soames gaped at a pigeon.	Сомс уставился на голубя.
"Can't tell," he said. "Do you feel spoiled?"	- Трудно сказать, - ответил он. - Ты чувствуешь себя избалованной?
"When I want things, I want things."	- Когда я чего-нибудь хочу - кончено.
He knew that; but so long as she wanted the right things!	Это он знал; но если она не хочет невозможного...
"And when I don't get them, I'm not safe."	- И если я этого не получаю, со мной не шути.
"Who says that?"	- Это кто говорит?
"No one ever says it, but I know it."	- Никто это не говорит, я сама знаю...
H'm! What was she wanting now? Should he ask? And, as if attending to the crumbs on his lapel, he took 'a lunar.' That face of hers, whose eyes for a moment were off guard, was dark with some deep--he couldn't tell! Secret! That's what it was!	Хм! Чего же она сейчас хочет? Спросить? И, делая вид, что смахивает с пиджака крошки, он взглянул на нее исподлобья. Лицо ее, глаза, которые на мгновение остались незащищенными, заволокла какая-то глубокая... как бы это сказать? Тайна! Вот оно что!

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты