English | Русский |
Away from Fleur five months at least! | Пять месяцев не видеть Флер! |
Soames' astounding conduct had indeed knocked Michael over. And yet, after all, they had come to a crisis in their life together, the more serious because concerned with workaday feelings. Perhaps out there she would become afflicted, like himself, with an enlarged prospect; lose her idea that the world consisted of some five thousand people of advanced tastes, of whom she knew at the outside five hundred. It was she who had pushed him into Parliament, and until he was hoofed therefrom as a failure, their path was surely conjoined along the crest of a large view. In the fortnight before her departure he suffered and kept smiling; wryly thankful that she was behaving 'like a kitten,' as her father called it. Her nerves had been on edge ever since the autumn over that wretched case--what more natural than this reaction? At least she felt for him sufficiently to be prodigal of kisses--great consolation to Michael while it lasted. Once or twice he caught her hanging with wet eyes over the eleventh baronet; once found her with a wet face when he awoke in the morning. These indications were a priceless assurance to him that she meant to come back. For there were moments when possibilities balled into a nightmare. Absurd! She was going with her father, that embodiment of care and prudence! Who would have thought Old Forsyte could uproot himself like this? He, too, was leaving a wife, though Michael saw no signs of it. One didn't know much about Old Forsyte's feelings, except that they centred round his daughter, and that he was continually asking questions about labels and insects. He had bought himself, too, a life-saving waistcoat and one for Fleur. Michael held with him only one important conversation. | Странное предложение Сомса действительно ошеломило Майкла. Но в конце концов сейчас они с Флер переживали кризис особенно серьезный, потому что он бил вызван повседневной жизнью. Быть может, во время путешествия кругозор Флер расширится; быть может, она поймет, что мир - это не те пять тысяч передовых людей, из коих в лицо она знает человек пятьсот. Ведь она сама настояла на том, чтобы он вошел в парламент, и если его не выставят оттуда как неудачника, они вместе пойдут по гребню, с которого открывается широкий вид. В течение двух недель, предшествовавших отъезду, он страдал и улыбался. Он был благодарен ей за то, что она, по выражению ее отца, "ластится, "как котенок". С начала осени она нервничала изза этого проклятого процесса, и такая реакция казалась вполне естественной. Во всяком случае, она сочувствовала ему и не скупилась на поцелуи, а для Майкла это было великим утешением. Несколько раз он замечал, что она со слезами на глазах смотрит на одиннадцатого баронета; както утром он проснулся и увидел, что лицо ее заплакано. По его мнению, эти симптомы указывали на то, что она намерена вернуться. Но бывали минуты, когда все мысли о будущем путались, как в бреду. Нелепо! Ведь она едет с отцом - этим воплощением осмотрительности и заботливости! Кто бы мог подумать, что "Старый Форсайт" способен сняться с места? Он тоже расставался с женой, но никак этого не проявлял. Впрочем, о чувствах "Старого Форсайта" никто ничего не мог сказать; сейчас все его внимание было сосредоточено на дочери, а говорил он главным образом о билетах и насекомых. Для себя и для Флер он купил по спасательной куртке. Майкл имел с ним только один серьезный разговор. |
"I want you," Soames said, "to keep an eye on my wife, and see she doesn't go getting into a mess with the cows. She'll have her mother with her, but women are so funny. You'll find her first- rate with the baby. How will you be off for money?" | - Пожалуйста, - сказал Сомс, - присмотрите за моей женой, последите, чтобы о, на не испортила коров. У нее будет жить ее мать, но женщины такие чудные. С ребенком она справится отлично - вот увидите. Как у вас с деньгами? |
"Perfectly all right, sir." | - Хватит за глаза, сэр. |
"Well, if you want some for any good purpose, go to old Gradman in the City; you remember him, perhaps?" | - Ну, если потребуется на дело, зайдите в Сити, к старому Грэдмену, вы его помните? |
"Yes, and I'm afraid he'll remember me." | - Да, и боюсь, что он тоже меня помнит. |
"Never mind; he's a faithful old fellow." And Michael heard him sigh. "I'd like you to look in at Green Street, too, now and then. Your aunt-in-law may feel my being away a little. I'll let you have news of Fleur from time to time--now they've got this wireless she'll want to know about the baby. I'm taking plenty of quinine. Fleur says she's a good sailor. There's nothing like champagne for that, I'm told. And, by the way, you know best, but I shouldn't press your notions too far in Parliament; they're easily bored there, I believe. We'll meet you at Vancouver, at the end of August. She'll be tired of travelling by then. She's looking forward to Egypt and Japan, but I don't know. Seems to me it'll be all travelling." | - Ничего, он верный старик. - И Майкл услышал вздох. - И еще: заглядывайте изредка на Грин-стрит. Моей сестре, будет не по себе, когда я уеду. Время от времени я буду посылать сведения о Флер, ведь теперь изобретено это радио, а Флер будет беспокоиться о бэби. - Хинином я запасся. Флер сказала, что не страдает морской болезнью. Говорят, от нее лучше всего помогает шампанское. Между прочим, конечно, вам виднее, но я бы на вашем месте не слишком напирал на фоггартизм там в парламенте; они не Любят, чтобы им надоедали. Встретимся мы с вами в Ванкувере, в конце августа. К тому времени ей надоест путешествовать. Сейчас она мечтает о Египте и Японии, но не знаю. Наверно, все время будем в дороге. |
"Have you plenty of ducks, sir? You'll want them at this time of year in the Red Sea; and I should take a helmet." | - Есть у вас парусиновые костюмы, сэр? Они вам понадобятся на Красном море; и я бы взял шлем. |
"I've got one," said Soames; "they're heavy great things," | - Шлем я купил, - ответил Сомс. - Тяжелая, громоздкая штука. |
and, looking suddenly at Michael, he added: | Он посмотрел на Майкла и неожиданно добавил: |
"I shall look after her, and you'll look after yourself, I hope." | - Я буду за ней следить, а вы, надеюсь, сами за собой последите. |
Michael understood him. | Майкл его понял. |
"Yes, sir. And thank you very much. I think it's most frightfully sporting of you." | - Да, сэр. Я вам очень благодарен. Я думаю, для вас такое путешествие - подвиг. |
"It's to be hoped it'll do her good; and that the little chap won't miss her." | - Нужно надеяться, что ей оно пойдет на пользу, а малыш не будет по ней скучать. |
"Not if I can help it." | - Постараюсь, чтобы он не скучал. |
Soames, who was seated in front of 'The White Monkey,' seemed to go into a trance. At last he stirred in his chair, and said: | Сомс, сидевший перед "Белой обезьяной", казалось, погрузился в транс; потом встрепенулся и сказал: |
"The war's left everything very unsettled. I suppose people believe in something nowadays, but I don't know what it is." | - Война нарушила равновесие. Должно быть, люди и теперь во что-нибудь верят, но я не знаю, что это такое. |
Michael felt a fearful interest. | Майкл заинтересовался. |
"Do you mind telling me, sir, what you believe in yourself?" | - А можно вас спросить, сэр, во что вы сами верите? |
"What was good enough for my fathers is good enough for me. They expect too much now; there's no interest taken in being alive." | - Верю в то, во что отцы наши верили. А теперь люди слишком многого ждут от жизни; им неинтересно просто жить. |
"Interest taken in being alive!" The words were singularly comprehensive. Were they the answer to all modern doubt? | "Неинтересно просто жить!" Эти слова показались Майклу знаменательными. Не вскрывали ли они сущность всех современных исканий? |
The last night, the last kiss came; and the glum journey to the Docks in Soames' car. Michael alone went to see them off! The gloomy dockside, and the grey river; the bustle with baggage, and the crowded tender. An aching business! Even for her, he almost believed--an aching business. And the long desultory minutes on the ship; the initiation of Soames into its cramped, shining, strangely odoured mysteries. The ghastly smile one had to keep on the lips, the inane jokes one had to make. And then that moment, apart, when she pressed her breast to his and gave him a clinging kiss. | Последняя ночь, последний поцелуй и тягостная поездка в автомобиле Сомса в порт. Майкл один их провожал. Хмурая пристань, серая река; возня с багажом, давка на катере. Мучительная процедура! Мучительная даже для Флер, как показалось Майклу. Последние бесконечные минуты на пароходе. Сомс, изучающий новую обстановку. Дурацкая улыбка, сводящая скулы; плоские шутки. И этот момент, когда Флер прижалась к нему и крепко его поцеловала. |
"Good-bye, Michael; it's not for very long." | - Прощай, Майкл! Мы расстаемся ненадолго. |
"Good-bye, darling! Take care of yourself. You shall have all the news I can send you, and don't worry about Kit." | - Прощай, дорогая! Береги себя. Я буду сообщать тебе все новости. Не беспокойся о Ките. |
His teeth were clinched, and her eyes--he saw--were wet! | Зубы его стиснуты; у нее - он это видел - на глазах слезы. |
And, then, once more: | И еще раз: |
"Good-bye!" | - Прощай! |
"Good-bye!" | - Прощай! |
Back on the tender, with the strip of grey water opening, spreading, between him and the ship's side, and that high line of faces above the bulwark--Fleur's face under the small fawn hat, her waving hand; and, away to the left, seen out of the tail of his eye, Old Forsyte's face alone--withdrawn so that they might have their parting to themselves--long, chinny, grey-moustached, very motionless; absorbed and lonely, as might be that of some long- distance bird arrived on an unknown shore, and looking back towards the land of its departure. Smaller and smaller they grew, merged in blur, vanished. | Опять на катере, серая полоса воды ширится, ширится между ним и бортом парохода, и высоко над поручнями лица, лица... Лицо Флер под светло-коричневой шляпкой; она машет рукой. А левее "Старый Форсайт", один, - отошел в сторонку, чтобы не мешать им проститься, - длиннолицый, седоусый, неподвижный; нахохлился, одинокий, как птица, залетевшая в неведомые края и с тоской озирающаяся на покинутый берег. Они делались все меньше и меньше, расплылись, исчезли. |
For the whole journey back to Westminster, Michael smoked cigarette on cigarette, and read the same sentence over and over in the same journal, and the sentence was: | Возвращаясь в Вестминстер, Майкл курил одну папиросу за другой и снова перечитывал все ту же фразу в газете: |
'Robbery at Highgate, Cat Burglar gets clear away.' | "Ограбление в Хайгете, грабитель скрылся". |
He went straight into the House of Commons. And all the afternoon sat listening and taking in a few words now and then, of a debate on education. What chance--what earthly chance--had his skyscraping in this place, where they still talked with calm disagreement, as if England were the England of 1906, and where the verdict on him was: 'Amiable but very foolish young man!' National unity--national movement! No jolly fear! The country wouldn't have it! One was battering at a door which everybody said must be opened, but through which nobody could pass. And a long strip of grey water kept spreading between him and the talkers; the face under the fawn hat confused itself with that of the Member for Wasbaston; the face of Old Forsyte above the bulwark rail appeared suddenly between two Labour Leaders; and the lines of faces faded to a blur on a grey river where gulls were flighting. | Он отправился прямо в палату общин. В течение нескольких часов он сидел, слушая прения по какому-то биллю о просвещении и изредка понимая два-три слова. Какие у него шансы добиться чего-нибудь здесь, в этой палате, где люди по-прежнему мирно беседуют и спорят, словно Англия осталась Англией 1906 года, и где о нем, Майкле, сложилось такое мнение: "Симпатичный, но сумасбродный молодой человек!" Национальное единство, национальный подъем - как бы не так, кому это нужно! Ломиться в дверь, которую все считают нужным открыть, но в которую не пролезть никому. А между ним оратором все ширилась серая полоса воды; лицо под светло-коричневой шляпой сливалось с лицом депутата Уошбэзона; между двух лейбористов вдруг возникло лицо "Старого Форсайта" над поручнями; и все лица сливались в сплошной туман над серой рекой, где носились чайки. |
Going out, he passed a face that had more reality--MacGown's! Grim! It wasn't the word. No one had got any change out of that affair. Multum ex parvo! Parvum ex multo! That was the modern comedy! | При выходе он увидел лицо более реальное - Мак-Гаун! Ну и свиреп! Впрочем, неверно. Никому эта история не дала ничего хорошего. Multum ex p. arvo, parvum ex multo! [32] Вот в чем комедия наших дней. |
Going home to have a look at Kit and send Fleur a wireless, he passed four musicians playing four instruments with a sort of fury. They had able bodies in shabby clothes. 'By Jove!' thought Michael, 'I know that chap's face!--surely he was in my Company, in France!' He watched till the cheeks collapsed. Yes! A good man, too! But they had all been good men. By George, they had been wonders! And here they were! And he within an ace of abandoning them! Though everybody had his nostrum, and one perhaps was as good as another, still one could only follow what light one had! And if the Future was unreadable, and Fate grinned, well--let it grin! | Он решил зайти домой взглянуть на Кита и послать Флер радиотелеграмму. По дороге он увидел четырех музыкантов, с остервенением игравших на разных инструментах. Все здоровые, крепкие, все обтрепанные. "О черт! подумал Майкл, - этого я помню - он был в моей роте, во Франции!" Он подождал, пока тот перестал раздувать щеки. Ну конечно! И хороший был малый. Впрочем, все они были хорошими малыми, прямо чудеса творили! А теперь вот что с ними стало. И он чуть было их не покинул! У каждого свое лекарство, какое лучше - неизвестно, но держаться своего нужно. И если будущее темно и судьба скалит зубы - ну что ж, пусть ее скалит! |
How empty the house felt! To-morrow Kit and the dog were to go down to 'The Shelter' in the car, and it would be still emptier. From room after room he tried to retrieve some sight or scent of Fleur. Too painful! His dressing-room, his study were the only places possible--in them he would abide. | Как пусто в доме! Завтра Кит с собакой уедет в "Шелтер", и станет совсем пусто. Майкл бродил по комнатам и старался представить себе Флер. Нет, это слишком мучительно! Кабинет показался ему более приемлемым, и он решил там обосноваться. |
He went to the nursery, and opened the door softly. Whiteness and dimity; the dog on his fat silver side, the Magicoal fire burning; the prints on the white walls so carefully selected for the moment when the eleventh baronet should begin to take notice--prints slightly comic, to avoid a moral; the high and shining fender-guard that even Magicoal might not be taken too seriously; the light coming in between bright chintz. A charming room! | Он направился в детскую и тихонько приоткрыл дверь. Белизна, кретон; Дэнди лежит на боку; горит электрический камин. По стенам развешаны гравюры - их выбирали осмотрительно, памятуя о том моменте, когда одиннадцатый баронет обратит на них внимание; гравюры все смешные, без нравоучений. Высокая блестящая решетка перед камином, на окнах веселые ситцевые занавески - хорошая комната! |
The nurse, in blue, was standing with her back to the door, and did not see him. And, in his little high chair, the eleventh baronet was at table; on his face, beneath its dark chestnut curls, was a slight frown; and in his tiny hand he held a silver spoon, with which over the bowl before him he was making spasmodic passes. | Няня в синем платье стояла спиной к двери и не видела Майкла. А за столом на высоком стульчике сидел одиннадцатый баронет. Хмурясь из-под темных каштановых волос, он сжимал ручонкой серебряную ложку и размахивал ею над стоящей перед ним чашкой. |
Michael heard the nurse saying: | Майкл услышал голос няни: |
"Now that mother's gone, you must be a little man, Kit, and learn to use your spoon." | - Теперь, когда мама уехала, ты должен быть маленьким мужчиной, Кит, и научиться есть ложкой. |
Michael saw his offspring dip at the bowl and throw some of its contents into the air. | Затем Майкл увидел, как его отпрыск с размаху опустил ложку в чашку и расплескал молоко. |
"That's not the way at all." | - Совсем не так нужно делать! |
The eleventh baronet repeated the performance, and looked for applause, with a determined smile. | Одиннадцатый баронет повторил тот же номер и, весело улыбаясь, ждал похвалы. |
"Naughty!" | - Шалун! |
"A--a!" said the eleventh baronet, plopping the spoon. The contents spurted wastefully. | - А! - пискнул одиннадцатый баронет, щедро расплескивая молоко. |
"Oh! you spoiled boy!" | - Ах ты, баловник! |
"'England, my England!'" thought Michael, 'as the poet said.' | "Англия, моя Англия! ", как сказал поэт", - подумал Майкл. |