THE SILVER SPOON/Серебрянная ложка (часть третья)

CHAPTER XI OVER THE WINDMILL/XI. ЗА БОРТ

English	Русский
During his period of indecision Michael struck no attitudes, and used practically no words; the thing was too serious. Perhaps Kit would change Fleur's mood, or she would see other disadvantages, such as her father. The complete cessation, however, of any social behaviour on her part--no invitation issued, or received, no function attended, or even discussed, during that rather terrible week, proved that the iron had really seared her spirit. She was not sulky, but she was mum and listless. And she was always watching him, with a wistful expression on her face, and now and then a resentful look, as if she had made up her mind that he was going to refuse.	Майкл не пытался ни убеждать, ни спорить: вопрос был слишком серьезен. Может быть, мысли о Ките заставят Флер изменить решение или ее удержат какие-нибудь другие препятствия - хотя бы мысль об отце. Но ясно было, что рана, нанесенная ей, глубока. Флер отказалась от всех обязанностей, налагаемых светской жизнью, - в течение этой тяжелой недели она нигде не бывала и никого не приглашала. Она не дулась, но стала молчалива, апатична. И часто она очень серьезно посматривала на Майкла, и иногда во взгляде ее было что-то похожее на озлобление, словно она заранее знала, что он ей откажет.
He could consult no one, too, for to any who had not lived through this long episode, Fleur's attitude would seem incomprehensible, even ridiculous. He could not give her away; could not even go to old Blythe, until he had decided. Complicating his mental conflict was the habitual doubt whether he was really essential to Foggartism. If only his head would swell! He had not even the comfort of feeling that a sturdy negative would impress Fleur; she thought his job a stunt, useful to make him conspicuous, but of no real importance to the country. She had the political cynicism of the woman in the street; only what threatened property or Kit would really ruffle her! He knew that his dilemma was comic. The future of England against the present of a young woman socially snubbed! But, after all, only Sir James Foggart and old Blythe so far seriously connected Foggartism with the future of England; and if, now, he went off round the world, even they would lose their faith.	Ему не с кем было посоветоваться: ведь всякому, кто не был рядом с Флер в течение всей этой томительной истории, ее настроение показалось бы непонятным, даже смешным. Он не мог ее выдать; не Мог даже пойти к Блайту, пока не решится на что-нибудь. Ход его мыслей еще осложняло всегдашнее сомнение - так ли уж он нужен фоггартизму. Вот если бы возгордиться! Он даже не обольщал себя мыслью, что категорический отказ произведет на Флер впечатление; она считала, что его работа нужна, чтобы выдвинуть его в обществе, но никакой пользы стране не приносит. В вопросах политики она была по-обывательски цинична: реагировала только на то, что угрожало собственности или Киту. Майкл понимал весь комизм дилеммы: будущее Англии - или настоящее молодой женщины, получившей щелчок в светской гостиной! Но в конце концов только сэр Джемс Фоггарт и Блайт связывали фоггартизм с будущим Англии, а теперь, если он отправится в кругосветное путешествие, и эти двое утратят свою веру.
On the last morning of that week, Michael, still in doubt, crossed Westminster Bridge and sought the heart of the Surrey side. It was unfamiliar, and he walked with interest. Here, he remembered, the Bickets had lived; the Bickets who had failed, and apparently were failing in Australia, too. Street after mean street! Breeding- ground of Bickets! Catch them early, catch them often, catch them before they were Bickets, spoiled for the land; make them men and women of property, give them air and give them sun--the most decent folk in the world, give them a chance! Ugly houses, ugly shops, ugly pubs! No, that wouldn't do! Keep Beauty out of it; Beauty never went down in 'the House'! No sentiment went down! At least, only such as was understood--'British stock,' 'Patriotism,' 'Empire,' 'Moral Fibre.' Thews and productive power--stick to the cliches! He stood listening outside a school to the dull hum of education. The English breed with its pluck and its sense of humour and its patience, all mewed-up in mean streets!	Неделя кончилась. Утром, так ни на что и не решившись, Майкл перешел реку по Вестминстерскому мосту и побрел по улицам Сэрри-Сайд. Он не знал этих мест, идти было интересно. Вспомнил, что тут жили когда-то Бикеты; Бикеты, которым не везло здесь, не повезло, как видно, и в Австралии. Нет конца этим гнусным улицам! Вот откуда выходят все Бикеты. Захватить их побольше, пораньше, захватить, пока они еще не стали Бикетами, еще годятся для работы на земле; дать им случай заработать, дать им воздух, солнце - дать им возможность проявить себя! Безобразные дома, безобразные лавки, безобразные трактиры! Нет, не годится. Нечего впутывать в дело красоту. В палате на красоту не реагируют. Там реагируют только на вполне понятные эмоции - "англосаксонская раса", "патриотизм", "империя", "моральная выдержка" - не отступать от штампов! Он постоял перед зданием школы, послушал монотонное гудение урока. Англичан с их мужеством, терпением, чувством юмора загнать в эти гнусные улицы!
He had a sudden longing for the country. His motor-cycle! Since taking his seat in Parliament he had not been on a machine so inclined to bump his dignity. But he would have it out now, and go for a run--it might shake him into a decision!	Внезапно его потянуло за город. Мотоцикл! С тех пор как его избрали в парламент, он ни разу не пользовался этой машиной, грозившей растрясти все его достоинство. Но сейчас он решил извлечь мотоцикл и прокатиться: быть может, от тряски у него созреет решение!
Fleur was not in, and no lunch ordered. So he ate some ham, and by two o'clock had started.	Он вернулся домой и не застал Флер. Завтрак не был заказан. Майкл поел ветчины и в два часа отправился в путь.
With spit and bluster he ran out along the road past Chiswick, Slough, and Maidenhead; crossed the river and sputtered towards Reading. At Caversham he crossed again, and ran on to Pangbourne. By the towing path he tipped his machine into some bushes and sat down to smoke a pipe. Quite windless! The river between the bare poplars had a grey, untroubled look; the catkins were forming on the willows. He plucked a twig, and stirred it round the bowl of his pipe before pressing in tobacco. The shaking had done him good; his mind was working freely. The war! One had no hesitations then; but then--one had no Fleur. Besides, that was a clear, a simple issue. But now, beyond this 'to stay or not to stay,' Michael seemed seeing the future of his married life. The decision that he made would affect what might last another fifty years. To put your hand to the plough, and at the first request to take it off again! You might be ploughing crooked, and by twilight; but better plough by dim light than no light; a crooked furrow than none at all! Foggartism was the best course he could see, and he must stick to it! The future of England! A blackbird, close by, chuckled. Quite so! But, as old Blythe said, one must stand up to laughter! Oh! Surely in the long run Fleur would see that he couldn't play fast and loose; see that if she wanted him to remain in Parliament--and she did--he must hang on to the line he had taken, however it amused the blackbirds. She wouldn't like him to sink to the nonentity of a turntail. For after all she was his wife, and with his self-respect her own was bound up.	С грохотом проскочил он Чизик, Слау, Мейденхед; переехал через реку и запыхтел к Рэдингу. У Кэвершема опять переехал мост и покатил на Пэнгборн. На береговой дорожке он прислонил мотоцикл к кустам и сел покурить. День был безветренный. Между стволами тополей виднелась серая гладь реки; на ивах уже появились сережки. Он сорвал ветку и прочистил ею трубку. Тряска пошла ему на пользу: мозг его стал работать. Война! Тогда он не знал колебаний; впрочем, тогда он не знал Флер. А теперь, решая этот вопрос: "ехать - не ехать", Майкл, казалось, провидел свою будущую семейную жизнь. Решение, которое он примет, повлияет, может быть, на следующие пятьдесят лет жизни. Взяться за плуг и по первому же требованию отступиться! Можно пахать в сумерках, криво; но лучше слабый свет, чем полный мрак, лучше кривая борозда, чем никакой. Он не знает пути лучше фоггартизма, он должен за него держаться! Будущее Англии! Где-то неподалеку захихикал дрозд. Вот именно! Но, как говорит Блайт, нужно привыкать к насмешкам. Конечно, если Флер хочет, чтобы он остался в парламенте, - а она хочет этого, - она поймет, что он не должен отступать от намеченной программы, как бы это ни забавляло дроздов. Она не захочет, чтобы он стал безличным флюгером. Ведь как-никак она его жена, с его карьерой связана и ее собственная.
He watched the smoke from his pipe, and the low grey clouds, the white-faced Herefords grazing beyond the river, and a man fishing with a worm. He took up the twig and twirled it, admiring the yellowish-grey velvet of its budding catkins. He felt quiet in the heart, at last, but very sorry. How make up to Fleur? Beside this river, not two miles away, he had courted--queer word--if not won her! And now they had come to this snag. Well, it was up to her now, whether or no they should come to grief on it. And it seemed to him, suddenly, that he would like to tell Old Forsyte. . . .	Он смотрел на дым от своей трубки, на серые, нависшие облака, на белых коров за рекой, на рыболова. Он крутил сорванную ветку, любовался желтовато-серыми бархатными сережками. Ему стало наконец спокойнее, но было очень грустно. Что сделать для Флер? На этой реке - так близко отсюда - он ухаживал за ней. А теперь вот на какой риф наткнулись. Что ж, ей решать, затонет их лодка или нет. И вдруг ему захотелось поговорить со "Старым Форсайтом"...
When he heard the splutter of Michael's motorcycle, Soames was engaged in hanging the Fred Walker he had bought at the emporium next to Messrs. Settlewhite and Stark, memorialising his freedom from the worry of that case, and soothing his itch for the British School. Fred Walker! The fellow was old-fashioned; he and Mason had been succeeded by a dozen movements. But--like old fiddles, with the same agreeable glow--there they were, very good curiosities such as would always command a price.	Когда послышалось фырканье мотоцикла, Сомс как раз собирался повесить картину Фреда Уокера, которую он купил в магазине возле конторы "Сэтлуайт и Старк", тем отметив конец треволнений, связанных с процессом, и удовлетворив свою тоску по английской школе. Фред Уокер! Конечно, он устарел; сколько школ возникло после него и Мэйсона. Но они, как старые скрипки, сохраняют тон; они редки и всегда будут в цене.
Having detached a Courbet, early and about ripe, he was standing in his shirt-sleeves, with a coil of wire in his hand, when Michael entered.	Сняв со стены Курбэ, раннего и еще незрелого. Сомс стоял без пиджака, держа в руке моток проволоки, когда вошел Майкл.
"Where have you sprung from?" he said, surprised.	- Откуда вы появились? - удивился он.
"I happened to be passing, sir, on my old bike. I see you've kept your word about the English School."	- Я проезжал мимо, сэр, на моем старом мотоцикле. Вижу, вы сдержали слово насчет английской школы.
Soames attached the wire.	Сомс прикрепил проволоку к картине.
"I shan't be happy," he said, "till I've got an old Crome--best of the English landscapists."	- Я не успокоюсь, - сказал он, - пока не приобрету Крома-старшего лучшего из английских пейзажистов.
"Awfully rare, isn't he, old Crome?"	- Кажется, это большая редкость, сэр?
"Yes, that's why I want him."	- Вот потому-то он мне и нужен.
The smile on Michael's face, as if he were thinking: 'You mean that's why you consider him the best,' was lost on Soames giving the wire a final twist.	Закручивая проволоку. Сомс не заметил улыбки Майкла, словно говорившей: "Потому-то вы и считаете его лучшим". Искоса поглядывая на него.
"I haven't seen your pictures for a long time, sir. Can I look round?"
Observing him sidelong, Soames remembered his appearance there one summer Sunday, after he had first seen Fleur in that Gallery off Cork Street. Only four years? It seemed an age! The young fellow had worn better than one had hoped; looked a good deal older, too, less flighty; an amiable chap, considering his upbringing, and that war! And suddenly he perceived that Michael was engaged in observing him. Wanted something, no doubt--wouldn't have come down for nothing! He tried to remember when anybody had come to see him without wanting something; but could not. It was natural!	Сомс вспомнил, как он появился здесь летом, в воскресенье, после того как в первый раз увидел Флер в галерее на Корк-стрит. Неужели с тех пор прошло только четыре года? Молодой человек оказался лучше, чем можно было ожидать; и сильно возмужал, остепенился; в общем, если сделать скидку на его воспитание и войну, симпатичный молодой человек. И вдруг он заметил, что Майкл тоже за ним следит. Должно быть, ему что-нибудь нужно зря бы не приехал! Он старался вспомнить случай, чтобы кто-нибудь пришел к нему без дела, - и не вспомнил. Ну что ж, это естественно!
"Are you looking for a picture to go with that Fragonard?" he said. "There's a Chardin in the corner."	- Может быть, вам нужна какая-нибудь картина, чтобы повесить рядом с вашим Фрагонаром? Вон там в углу висит Шарден.
"No, no, sir; you've been much too generous to us already."	- Нет, нет, сэр. Вы и так были слишком щедры!
Generous! How could one be generous to one's only daughter?	Щедр! Как можно быть щедрым к единственной дочери?
"How is Fleur?"	- Как Флер?
"I wanted to tell you about her. She's feeling awfully restless."	- Я хотел поговорить с вами о ней. Она себе места не находит.
Soames looked out of the window. The Spring was late!	Сомс посмотрел в окно. Весна запаздывает!
"She oughtn't to be, with that case out of the way."	- Странно, раз процесс выигран.
"That's just it, sir."	- Вот в том-то и беда, сэр.
Soames gimleted the young man's face.	Сомс зорко посмотрел ему в лицо.
"I don't follow you."	- Я вас не совсем понимаю.
"We're being cold-shouldered."	- Нас сторонятся.
"How? You won."	- Почему? Ведь вы выиграли дело?
"Yes, but you see, people resent moral superiority."	- Да, но, видите ли, люди не прощают морального превосходства.
"What's that? Who--?"	- Что это значит? Кто?..
Moral superiority--he resented it himself!	Моральное превосходство - он сам его не выносил!
"Foskisson, you know; we're tarred with his brush. I told you I was afraid of it. It's the being laughed at Fleur feels so bitterly."	- Мы заражены добродетельным духом Фоскиссона. Я этого опасался. Флер болезненно реагирует на насмешки.
"Laughed at? Who has the impudence--?"	- Насмешки? Кто смеет?..
"To attack modern morality was a good stunt, sir, with the judge and the jury, and any one professionally pompous; but it makes one ridiculous nowadays in Society, you know, when everybody prides himself on lack of prejudice."	- Хорошо было нападать на современную мораль перед судьей и присяжными, но в обществе, где каждый гордится тем, что у него нет предрассудков, это почитается смешным.
"Society!"	- В обществе!
"Yes, sir; but it's what we live in. _I_ don't mind, got used to it over Foggartism; but Fleur's miserable. It's natural, if you think of it--Society's her game."	- Да, сэр. Но ведь живем-то мы в обществе. Мне все равно, к насмешкам я привык с тех пор, как начал проводить фоггартизм, но Флер совсем измучилась. И не, удивительно - ведь общество для нее любимая игра.
"She ought to have more strength of mind," said Soames. But he was gravely perturbed. First she'd been looked on as a snob, and now there was this!	- Это слабость с ее стороны, - сказал Сомс. Но он не на шутку встревожился. Сначала ее назвали "выскочкой", а теперь еще это!
"What with that German actor hanging himself at Lippinghall," Michael went on, "and my Foggartism, and this Ferrar rumpus, our pitch is badly queered. We've had a wretched week of it since the case. Fleur feels so out of her plate, that she wants me to take her round the world."	- Тут этот немец повесился в Липпингхолле, - продолжал Майкл, - и мой фоггартизм, и эта стычка с Феррар - в общем несладко. Вся эта неделя после суда была скверная. Флер настолько выбита из колеи, что хочет ехать со мной в кругосветное путешествие.
A bomb bursting on the dove-cote down there could not have been more startling. Round the world!	Если бы в эту минуту за окном над голубятней взорвалась бомба. Сомс не был бы так ошеломлен. Кругосветное путешествие!
He heard Michael murmuring on:	Майкл продолжал:
"She's quite right, too. It might be the very best thing for her; but I simply can't leave my job until the long vacation. I've taken up this thing, and I must stick to it while Parliament's sitting."	- И она права. Действительно, для нее это наилучший исход, но я не имею возможности бросить работу до окончания сессии. Дело начато, и я должен довести его до конца. Я только сегодня окончательно решился. Я бы чувствовал себя дезертиром, и в конечном счете ни один из нас не извлек бы из этого пользы. Но Флер еще не знает.
Sitting! As if it were a hen, addling its precious eggs! Round the world!	Голубятня встала на место - Сомс понял, что Майкл не увезет ее бог знает на сколько времени.
But Michael ran on:
"It's only to-day I've quite decided. I should feel like a deserter, and that wouldn't be good for either of us in the long run. But she doesn't know yet."
For Soames the dove-cote was solidifying again, now that he knew Michael was not going to take her away for goodness knew how long!
"Round the world!" he said. "Why not--er--Pontresina?"	- Кругосветное путешествие! - повторил он. - Почему не Альпы?
"I think," answered Michael, slowly, like a doctor diagnosing, "that she wants something dramatic. Round the world at twenty- three! She feels somehow that she's lost caste."	- Мне кажется, - продолжал Майкл тоном врача, ставящего диагноз, - ей нужно что-то из ряда вон выходящее. В двадцать три года объехать весь свет! А то она чувствует себя отщепенкой.
"How can she think of leaving that little chap?"	- Но как же она бросит малыша?
"Yes, that shows it's pretty desperate with her. I wish to goodness I COULD go."	- Да, вот показатель, в каком она сейчас состоянии. Эх, если бы я мог поехать!
Soames stared. The young fellow wasn't expecting him to do anything about it, was he? Round the world? A crazy notion!	Сомс широко раскрыл глаза. Неужели же молодой человек рассчитывает на его помощь? Ехать вокруг света! Безумная затея!
"I must see her," he said. "Can you leave that thing of yours in the garage and come up with me in the car? I'll be ready in twenty minutes. You'll find tea going down-stairs."	- Я должен ее повидать, - сказал он. - Оставьте мотоцикл в гараже; мы поедем в автомобиле. Я буду готов через двадцать минут. Идите вниз, там пьют чай.
Left alone with the Fred Walker still unhung, Soames gazed at his pictures. He saw them with an added clarity, a more penetrating glance, a sort of ache in his heart, as if--Well! A good lot they were, better than he had thought, of late! SHE had gone in for collecting people! And now she'd lost her collection! Poor little thing! All nonsense, of course--as if there were any satisfaction in people! Suppose he took her up that Chardin? It was a good Chardin. Dumetrius had done him over the price, but not too much. And, before Chardin was finished with, he would do Dumetrius. Still--if it would give her any pleasure! He unhooked the picture, and, carrying it under his arm, went down-stairs.	Оставшись наедине с Фредом Уокером - картину он все еще не повесил, Сомс окинул взглядом свои сокровища, и сердце у него заныло. Давно они ему так не нравились. Флер коллекционировала людей, а теперь у нее отняли ее коллекцию. Бедняжка! Конечно, занятие было нелепое - разве люди могут дать удовлетворение? Не отвезти ли ей Шардена? Хороший Шарден! Думетриус обставил его на цене, но не слишком. А Шарден долговечен - он еще обставит на нем Думетриуса. Но если это доставит ей удовольствие! Он снял картину, взял ее под мышку и пошел вниз.
Beyond certain allusions to the characteristics of the eleventh baronet, and the regrettable tendencies of the police to compel slow travelling over the new cut constructed to speed up traffic, little was said in the car.	В автомобиле они говорили только о характере одиннадцатого баронета да о прискорбной склонности полиции не разрешать быстрой езды по новой дороге, проложенной с целью ускорить движение.
They arrived in South Square about six o'clock. Fleur had not been in since lunch; and they sat down uneasily to wait for her. The Dandie, having descended to look for strange legs, had almost immediately ascended again, and the house was very quiet. Michael was continually looking at his watch.	На Саут-сквер приехали к шести часам. Флер еще не вернулась. Оба уселись и стали ждать. Дэнди спустился вниз в поисках незнакомых ног, но, не найдя таковых, тотчас же удалился. В доме было очень тихо. Майкл то и дело посматривал на часы.
"Where do you think she's got to?" said Soames, at last.	- Как вы думаете, куда она пошла? - спросил наконец Сомс.
"Haven't an idea, sir; that's the worst of London, it swallows people up."	- Понятия не имею, сэр! Вот за что не люблю Лондон - люди в нем пропадают, как иголки.
He had begun to fidget; Soames, who also wanted to fidget, was thinking of saying: "Don't!" when from the window Michael cried:	Он зашагал по комнате. Сомс уже хотел было сказать: Сядьте!" - как вдруг Майкл, подойдя к окну, воскликнул:
"Here she is!" and went quickly to the door.	"Вот она!" - и бросился к двери.
Soames sat on, with the Chardin resting against his chair.	Сомс остался на месте. Шардена он прислонил к креслу.
They were a long time out there! Minute after minute passed, and still they did not come.	Как долго они там разговаривают! Минуты проходили, а их все не было.
At last Michael reappeared. He looked exceedingly grave.	Наконец вошел Майкл. Вид у него был очень серьезный.
"She's in her little room up-stairs, sir. I'm afraid my decision has upset her awfully. Perhaps you wouldn't mind going up."	- Она у себя наверху, сэр. Боюсь, что это ее ужасно расстроило. Может быть, вы пойдете к ней?
Soames grasped the Chardin.	Сомс взял своего Шардена.
"Let's see, that's the first door on the left, isn't it?"	- Куда идти? Кажется, первая дверь налево?
He mounted slowly, his mind blank, and without waiting for her to answer his mild knock, went in.	Он медленно поднялся по лестнице, тихонько постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.
Fleur was sitting at the satinwood bureau, with her face buried on her arms. Her hair, again in its more natural 'bob,' gleamed lustrously under the light. She seemed unconscious of his entry. This sight of private life affected Soames, unaccustomed to give or receive undefended glimpses of self, and he stood, uncertain. Had he the right to surprise her, with her ears muffled like that, and her feelings all upset? He would have gone out and come in again, but he was too concerned. And, moving to her side, he put his finger on her shoulder, and said:	Флер, закрыв лицо руками, сидела у бюро. Лампа бросала яркий блик на ее волосы, которым теперь снова разрешалось расти на затылке. Казалось, она не слышала, как он вошел. Сомс не привык видеть людей и показывать себя в такие интимные минуты, и теперь он не знал, что делать. Какое он имеет право заставать ее врасплох? Быть может, выйти и постучать еще раз? Но он был слишком встревожен. И, подойдя к ней, он коснулся пальцем ее плеча и сказал:
"Tired, my child?"	- Устала, дитя мое?
Her face came round--queer, creased, not like her face; and Soames spoke the phrase of her childhood:	Она оглянулась - лицо было странное, чужое. И Сомс произнес фразу, которую она так часто слышала в детстве:
"See what I've brought you!"	- Посмотри, что я тебе принес!
He raised the Chardin; she gave it just a glance, and he felt hurt. After all, it was worth some hundreds of pounds! Very pale, she had crossed her arms on her chest, as if shutting herself up. He recognised the symptom. A spiritual crisis! The sort of thing his whole life had been passed in regarding as extravagant; like a case of appendicitis that will not wait decently.	Он поднял Шардена. Она мельком взглянула на картину, и это обидело Сомса. Ведь Шарден стоит несколько сот фунтов! Очень бледная, она скрестила руки на груди, словно запираясь на ключ. Он узнал этот симптом. Душевный кризис! Раньше Сомс смотрел на такие кризисы как на нечто экстравагантное, как на неуместный приступ аппендицита.
"Michael," he said, "tells me you want him to take you round the world."	- Майкл говорит, - начал он, - что ты хочешь отправиться с ним в кругосветное путешествие.
"Well, he can't; so that ends it."	- Но он не может. Значит, конец делу.
"If she had said: 'Yes, and why can't he?' Soames would have joined the opposition automatically. But her words roused his natural perversity. Here she was, and here was her heart's desire-- and she wasn't getting it! He put the Chardin down, and took a walk over the soft carpet.	Если бы она сказала: "Да, а почему он не хочет? ", Сомс принял бы сторону Майкла, но сейчас в нем проснулся дух противоречия. В самом деле, почему она не может получить то, что хочет? Он поставил своего Шардена на пол и сделал несколько шагов по мягкому ковру.
"Tell me," he said, coming to a halt, "where do you feel it exactly?"	- Послушай, - сказал он, останавливаясь, - где ты это ощущаешь?
Fleur laughed:	Флер засмеялась:
"In my head, and my eyes, and my ears, and my heart."	- В висках, в глазах, в ушах, в сердце.
"What business," muttered Soames, "have they to look down their confounded noses!" And he set off again across the room.	- Как они смеют смотреть на тебя свысока? - проворчал Сомс и опять зашагал по ковру.
All the modern jackanapes whom from time to time he had been unable to avoid in her house, seemed to have come sniggering round him with lifted eyebrows, like a set of ghosts. The longing to put them in their places--a shallow lot--possessed him at that moment to the exclusion of a greater sanity.	Как будто все эти теперешние нахалы, которых он волей-неволей встречал иногда у нее в доме, окружили его и скалят зубы, поднимают брови. Больше всего ему сейчас хотелось поставить их на место - жалкие людишки!
"I--I don't see how _I_ can take you," he said, and stopped short.	- Н-не знаю, могу ли я с тобой поехать, - сказал он и осекся.
What was that he was saying? Who had asked him to take her? Her eyes, widely open, were fixed on him.	О чем он говорит? Кто просил его ехать с ней? Она широко раскрыла глаза.
"But of course not, Dad!"	- Конечно нет, папа.
Of course not! He didn't know about that!	- Конечно? Ну, это мы еще посмотрим!
"I shall get used to being laughed at, in time." Soames growled.	- Со временем я привыкну к насмешкам.
"I don't see why you should," he said. "I suppose people do go round the world."	- Незачем тебе привыкать, - проворчал Сомс. - Мне кажется, очень многие совершают кругосветное путешествие.
Fleur's pallor had gone, now.	Флер порозовела.
"But not you, dear; why, it would bore you stiff! It's very sweet of you, even to think of it; but of course I couldn't let you--at your age!"	- Да, но не ты, дорогой мой; ты будешь смертельно скучать. Я тебе очень благодарна, но, конечно, я этого не допущу. В твои-то годы!
"At my age?" said Soames. "I'm not so very old."	- В мои годы? - сказал Сомс. - Я не так уж стар.
"No, no, Dad; I'll just dree my weird."	- Нет, папа, буду страдать молча, вот и все.
Soames took another walk, without a sound. Dree her weird, indeed!	Сомс, не ответил и опять прошелся по ковру. Страдать молча - еще чего!
"I won't have it," he ejaculated; "if people can't behave to you, I--I'll show them!"	- Я не допущу, - прорвался он. - Если люди не могут вести себя прилично, я им покажу.
She had got up, and was breathing deeply, with her lips parted, and her cheeks very flushed. So she had stood, before her first party, holding out her frock for him to see.	Теперь она стояла раскрасневшаяся, приоткрыв рот, глубоко дыша. Такой она пришла к нему когда-то показаться перед первым выездом в свет.
"We'll go," he said, gruffly. "Don't make a fuss! That's settled."	- Поедем, - сказал он ворчливо. - Не спорь. Я решил.
Her arms were round his neck; his nose felt wet. What nonsense! as if--! . . .	Ее руки - обвились вокруг его шеи; что-то мокрое прижалось к его носу. Какая нелепость!..
He stood unbuttoning his braces that night in the most peculiar state of mind. Going round the world--was he? Preposterous! It had knocked that young fellow over anyway--he was to join them in August wherever they were by that time! Good Lord! It might be China! The thing was fantastic; and Fleur behaving like a kitten! The words of a comic ditty, sung by a clergyman, in his boyhood, kept up a tattoo within him:	В тот вечер, отстегивая подтяжки, Сомс размышлял. Да неужели он отправляется в кругосветное путешествие? Абсурд! А Майкл был ошеломлен. Он присоединится к ним в августе, где бы они в то время ни находились. О господи! Быть может, в Китае? Фантастическая история! А Флер ластится, как котенок. Забавная песенка, слышанная им в детстве от священника, звучала у него в ушах:
"I see Jerusalem and Madagascar, And North and South Amerikee. . . ."	Я вижу Иерусалим и Мадагаскар, И Северную и Южную Америку...
Yes! Indeed! His affairs were in apple-pie order, luckily! There was nothing to do, in Timothy's or Winifred's Trusts--the only two he had on his hands now; but how things would get on without him, he couldn't tell! As to Annette! She wouldn't be sorry, he supposed. There was no one else to care, except Winifred, a little. It was, rather, an intangible presence that troubled his thoughts, about to forsake it for months on end! Still, the cliffs of Dover would be standing, he supposed, and the river still running past his lawn, when he came back, if he ever came back! You picked up all sorts of things out there--microbes, insects, snakes--never knew what you'd run into! Pretty business, steering Fleur clear of all that. And the sightseeing he would have to do! For SHE wouldn't miss anything! Trust her! Going round among a lot of people with their mouths open--he couldn't stand that; but he would have to! H'm! A relief when that young fellow could join them. And yet--to have her to himself; he hadn't, for a long time now. But she would pick up with everybody, of course. He would have to make himself agreable to Tom, Dick, and Harry. A look at Egypt, then to India, and across to China and Japan, and back through that great sprawling America--God's own country, didn't they call it! She had it all mapped out. Thank goodness, no question of Russia! She hadn't even proposed that--it was all to pieces now, they said! Communism! Who knew what would happen at home before they got back? It seemed to Soames as if England, too, must all go to pieces, if he left it. Well, he'd said he would take her! And she had cried over it. Phew!	Да. Вот оно как! Слава богу, все дела у него в порядке. Капиталы Тимоти и Уинифрид обеспечены. Но как они тут без него будут жить, сказать трудно. Что касается Аннет - вряд ли она будет скучать. Смущала его скорее долгая разлука со всем привычным Пейзажем. Но, вероятно, утесы Дувра останутся на своем месте, и река по-прежнему будет течь мимо его лугов, когда он вернется, - если только вернется! В дороге можно подцепить что угодно - там и микробы, и насекомые, и змеи. Как уберечь от них Флер? А сколько диковинок ему придется обозревать! Уж можете быть уверены - Флер ничего не пропустит! Бродить с компанией туристов и разевать рот - нет, этого он не вынесет! Но ничего не поделаешь! Гм! Утешительно, что в августе к ним присоединится Майкл. А все-таки приятно, что все это время он будет с ней вдвоем. Впрочем, она захочет со всеми знакомиться. Ему придется быть любезным с каждым встречным. Заглянуть в Египет, потом в Индию, морем в Китай и Японию, а домой - через эту огромную, нескладную Америку. Страна господа бога - так, кажется, они ее называют. Еще хорошо, что о России Флер и не заикнулась, там, говорят, все пошло прахом. Коммунизм! Кто знает, что случится за это время в Англии! Сомсу казалось, что и Англия пойдет прахом, если он уедет. Ну что ж, ведь он уже сказал Флер, что едет с ней. А она расплакалась! Подумаешь!
He threw the window up, and in the Jaeger dressing-gown kept there for stray occasions, leaned into the mild air. No Westminster Square did he seem to see out there, but his own river and its poplars, with the full moon behind them, a bright witness--the quiet beauty he had never put into words, the green tranquility he had felt for thirty years, and only permitted to seep into the back of his being. He would miss it--the scents, the sighs of the river under the wind, the chuckle down at the weir, the stars. They had stars out there, of course, but not English stars. And the grass--those great places had no grass, he believed! The blossom, too, was late this year--no blossom before they left! Well, the milk was spilled! And that reminded him: The dairyman would be certain to let the cows go out of milk--he was a 'natural,' that chap! He would have to warn Annette. Women never seemed to understand that a cow didn't go on giving milk for ever, without being attended to. If he only had a man to rely on in the country, like old Gradman in Town! H'm! Old Gradman's eyes would drop out when he heard this news! Bit of old England there; and wouldn't be left long, now! It would be queer to come back and find old Gradman gone. One--Two--Three--Eleven!	Он открыл окно и, запахнувшись в теплый халат, который хранился здесь на случай его приездов, высунулся наружу. Словно видел он не Вестминстер-сквер, а свою реку и тополя, освещенные луной, - всю ту мирную красоту, которую он никогда не умел выразить словами, тот зеленый покой, который впитывал тридцать лет, но так и не пустил дальше подсознания. Не будет там привычных запахов, вздохов реки при ветре, плеска воды у запруды, звезд. Звезды, положим, есть и там, но, не английские звезда. А трава? Травы там, наверно, нет, И фруктовые деревья не успеют зацвести до их отъезда. Ну, да что плакать над пролитым молоком! А кстати о молоке, - у этого парня на ферме уж конечно коровы перестанут доиться, глуповат он! Нужно предупредить Аннет. Женщины не желают понять, что корова не станет бесконечно давать молоко, если за ней не ухаживать. Вот будь у него такой надежный человек в "Шелтере", как старый Грэдмен в Сити! Да! У старого Грэдмена глаза на лоб вылезут, когда он узнает! Вот она, старая Англия, только вряд ли она долговечна. Странно будет вернуться и узнать, что старый Грэдмен умер. Раз - два - три - одиннадцать!
That clock! It had kept him awake before now; still--it was a fine old clock! That young fellow was to go on sitting under it. And was there anything in the notions that kept him sitting there, or were they just talk? Well, he was right to stick to his guns, anyway. But five months away from his young wife--great risk in that! 'Youth's a stuff'--Old Shakespeare knew the world. Well! Risk, or no risk, there it was! After all, Fleur had a good head; and young Michael had a good heart. Fleur had a good heart, too; he wouldn't have it said that she hadn't! She would feel leaving the baby when it came to the point. She didn't realise, yet. And Soames felt within him the stir of a curious conflict, between hope that, after all, she might give it up, and apprehension lest she should. Funny--that! His habits, his comfort, his possessions . . . and here he was, flinging them all over the windmill! Absurd! And yet--!	Эти часы! Сколько раз они не давали ему спать. А все-таки хорошие часы. Он уедет, а Майкл будет заседать и слушать, как они бьют. Есть ли смысл в идеях, которые заставляют его заседать, или это одни разговоры? Как бы то ни было - он прав, нельзя бросать начатое дело. Но пять месяцев разлуки с молодой женой - какой риск! "Скоро молодость пройдет". [30] Старив Шекспир знал людей! Ну, риск или не риск, а вопрос решен. Флер не глупа, у Майкла сердце доброе. И у Флер доброе сердце - кто посмеет сказать, что нет? Ей тяжело будет расстаться с бэби. Сейчас она этого не сознает. И у Сомса шевельнулась надежда: может быть, она в конце концов откажется от своей затеи. Он и хотел этого и боялся. Странно! Привычки, уют, коллекция - все это он бросает за борт. Нелепо! И однако...

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты