English | Русский |
In his early boyhood Soames had been given to the circus. He had outgrown it; 'Circuses' were now to him little short of an abomination. Jubilees and Pageants, that recurrent decimal, the Lord Mayor, Earl's Court, Olympia, Wembley--he disliked them all. He could not stand a lot of people with their mouths open. Dressing up was to him a symptom of weak-mindedness, and the collective excitement of a crowd an extravagance which offended his reticent individualism. Though not deeply versed in history, he had an idea, too, that nations who went in for 'circuses' were decadent. Queen Victoria's funeral, indeed, had impressed him-- there had been a feeling in the air that day; but ever since, things had gone from bad to worse. They made everything into a 'circus' now! A man couldn't commit a murder without the whole paper-reading population--himself included--looking over each other's shoulders; and as to these football-matches, and rodeos-- they interfered with the traffic and the normal course of conversation; people were so crazy about them! | В детстве Сомс очень любил цирк. С годами это прошло; теперь "зрелища" внушали ему чуть ли не отвращение. Юбилеи, парады, день лорд-мэра [24], выставки, состязания - всего этого он не любил. Его раздражала толпа людей с разинутыми ртами. Модные туалеты он считал признаком слабоумия, а коллективный восторг - громкой фальшью, которая оскорбляла его замкнутую натуру. Не будучи глубоким знатоком истории, он все же считал, что народы, увлекающиеся "зрелищами", стоят на грани вырождения. Правда, похороны королевы Виктории произвели на него впечатление - особое было чувство в тот день, - но с тех пор все шло хуже и хуже. Теперь все что угодно готовы превратить в "зрелище". Когда человек совершает убийство, все, кто читает газеты - в том числе И он сам, - так и набрасываются на подробности; а уж эти футбольные матчи, кавалькады - нарушают уличное движение, врываются в спокойные разговоры; публика просто помешалась на них! |
Of course, 'circuses' had their use. They kept the people quiet. Violence by proxy, for instance, was obviously a political principle of some value. It was difficult to gape and shed blood at the same time; the more people stood in rows by day to see others being hurt, the less trouble would they take to hurt others themselves, and the sounder Soames could sleep by night. Still, sensation-hunting had become a disease, in his opinion, and no one was being inoculated for it, so far as he could see! | Конечно, у "зрелищ" есть и хорошая сторона. Они отвлекают внимание масс. А показ насильственных действий - безусловно ценный политический прием. Трудно разевать рот от волнения и в то же время проливать кровь. Чем чаще люди разевают рот, тем менее они расположены причинять вред другим и тем спокойнее может Сомс спать по ночам. Но все же погоня за сенсациями граничила, по его мнению, с болезнью, и, насколько он мог судить, никто от этой болезни не был застрахован. |
As the weeks went on and the cases before it in the List went off, the 'circus' they were proposing to make of his daughter appeared to him more and more monstrous. He had an instinctive distrust of Scotchmen--they called themselves Scotsmen nowadays, as if it helped their character!--they never let go, and he could not approve in other people a quality native to himself. Besides, 'Scotchmen' were so--so exuberant--always either dour or else hearty--extravagant chaps! Towards the middle of March, with the case in the list for the following week, he took an extreme step and entered the Lobby of the House of Commons. He had spoken to no one of his determination to make this last effort, for it seemed to him that all--Annette, Michael, Fleur herself--had done their best to spoil the chance of settlement. | Проходили недели; слушалось одно дело за другим, и "зрелище", которое собирались сделать из его дочери, Представлялось ему все более чудовищным. Он инстинктивно не доверял шотландцам - они были упрямы, а он не терпел в других этого свойства, столь присущего ему самому. Кроме того, шотландцы казались ему людьми несдержанными: то они слишком мрачны, то слишком веселы, вообще - сумасбродный народ! В середине марта - дело должно было разбираться через неделю - он сделал рискованный шаг и отправился в кулуары палаты общин. Об этой своей последней попытке он никому не сказал; ему казалось, что все - и Аннет, и Майкл, и даже Флер сделали все возможное, чтобы примирение не состоялось. |
Having sent in his card, he waited a long while in that lofty purlieu. 'Lobbying,' he knew the phrase, but had never realised the waste of time involved in it. The statues consoled him somewhat. Sir Stafford Northcote--a steady chap; at old Forsyte dinner-parties in the eighties his character had been as much a standby as the saddle of mutton. He found even 'that fellow Gladstone' bearable in stucco, or whatever it was up there. You might dislike, but you couldn't sneeze at him, as at some of these modern chaps. He was sunk in coma before Lord Granville when at last he heard the words: | Передав свою визитную карточку, он долго ждал в просторном вестибюле. Он не думал, что потеряет здесь столько времени. Некоторое утешение принесли ему статуи. Сэр Стэфорд Норткот - вот молодец; на обедах у старых Форсайтов в восьмидесятых годах разговоры о нем были так же обязательны, как седло барашка. Даже "этот Гладстон" казался вполне сносным теперь, когда его вылепили из гипса или из чего их там делают. Такой может не нравиться, но мимо него не пройдешь - не то что теперешние. Он пребывал в трансе перед лордом Грэнвилем, когда наконец раздался голос: |
"Sir Alexander MacGown," | - Сэр Александр Мак-Гаун. |
and saw a square man with a ruddy face, stiff black hair, and clipped moustache, coming between the railings, with a card in his hand. | Сомс увидел коренастого человека с красной физиономией, жесткими черными волосами и подстриженными усами; он спускался по лестнице, держа в руке его визитную карточку. |
"Mr. Forsyte?" | - Мистер Форсайт? |
"Yes. Can we go anywhere that's not quite so public?" | - Да. Нельзя ли пойти куда-нибудь, где меньше народу? |
The 'Scotchman' nodded, and led him down a corridor to a small room. | Шотландец кивнул и провел его по коридору в маленькую комнату. |
"Well?" | - Что вам угодно? |
Soames smoothed his hat. | Сомс погладил свою шляпу. |
"This affair," he said, "can't be any more agreable to you than it is to me." | - Это дело, - начал он, - так же неприятно для вас, как и для меня. |
"Are you the individual who was good enough to apply the word 'traitress' to the lady I'm engaged to?" | - Так это вы осмелились назвать "предательницей" леди, с которой я обручен? |
"That is so." | - Совершенно верно. |
"Then I don't see how you have the impudence to come and speak to me." | - Не понимаю, как у вас хватило наглости явиться сюда и говорить со мной. |
Soames bit his lips. | Сомс закусил губу. |
"I spoke under the provocation of hearing your fiancee call my daughter a snob, in her own house. Do you want this petty affair made public?" | - Я слышал, как ваша невеста назвала мою дочь "выскочкой", будучи у нее в гостях. Вы хотите, чтобы эта нелепая история получила огласку? |
"If you think that you and your daughter can get away with calling the lady I'm going to marry 'a snake,' 'a traitress,' 'an immoral person,' you're more mistaken that you ever were in your life. An unqualified apology that her Counsel can announce in Court is your only way out." | - Вы глубоко ошибаетесь, думая, что вы с вашей дочерью можете безнаказанно называть "змеей", "предательницей" и "безнравственной особой" ту, которая будет моей женой. Извинение в письменной форме - с тем чтобы ее защитник огласил его на суде - вот ваш единственный шанс. |
"That you won't get; mutual regret is another thing. As to the question of damages--" | - Этого вы не получите. Другое дело, если обе стороны выразят сожаление. Что касается компенсации... |
"Damn the damages!" said MacGown violently. And there was that in Soames which applauded. | - К черту компенсацию! - резко перебил Мак-Гаун, и Сомс невольно почувствовал к нему симпатию. |
"Well," he said, "I'm sorry for you and her." | - В таком случае, - сказал он, - жалею ее и вас. |
"What the devil do you mean, sir?" | - На что вы, черт возьми, намекаете, сэр? |
"You will know by the end of next week, unless you revise your views in between. If it comes into Court, we shall justify." | - Узнаете в конце следующей недели, если не измените своего решения. Если дело дойдет до суда, мы за себя постоим. |
The 'Scotchman' went so red that for a moment Soames was really afraid he would have an apoplectic fit. | Шотландец побагровел так, что Сомс на секунду испугался, как бы его не хватил удар. |
"You'd better look out what you say in Court." | - Берегитесь! Держите язык за зубами на суде! |
"We pay no attention to bullies in Court." | - В суде мы не обращаем внимания на грубиянов. |
MacGown clenched his fists. | Мак-Гаун сжал кулаки. |
"Yes," said Soames, "it's a pity I'm not your age. Good evening!" | - Да, - сказал Сомс, - жаль, что я не молод. Прощайте! |
He passed the fellow and went out. He had noted his way in this 'rabbit warren,' and was soon back among the passionless statues. Well! He had turned the last stone and could do no more, except make that overbearing fellow and his young woman sorry they'd ever been born. He came out into the chilly mist of Westminster. Pride and temper! Sooner than admit themselves in the wrong, people would turn themselves into an expensive 'circus' for the gaping and the sneers, the japing and the jeers of half the town! To vindicate her 'honour,' that 'Scotchman' would have his young woman's past dragged out! And fairly faced by the question whether to drag it out or not, Soames stood still. If he didn't, she might get a verdict; if he did, and didn't convince the jury, the damages would be shockingly increased. They might run into thousands. He felt the need of definite decision. One had been drifting in the belief that the thing wouldn't come into Court! Four o'clock! Not too late, perhaps, to see Sir James Foskisson. He would telephone to very young Nicholas to arrange a conference at once, and if Michael was at South Square, he would take him down to it. . . . | Он прошел мимо Мак-Гауна и вышел в коридор. Дорогу в этом "садке для кроликов" он запомнил и вскоре добрался до вестибюля. Ну что ж! Последняя попытка не удалась! Больше делать нечего, но этот заносчивый субъект и его красавица пожалеют, что родились на свет. На улице его окутал холодный туман. Гордость и запальчивость! Не желая признать себя виновными, люди готовы стать мишенью насмешек и издевательств толпы. Шотландец, защищая "честь" женщины, идет на то, чтобы перемывали ее грязное белье! Сомс остановился: в самом деле, стоит ли раскапывать ее прошлое? Если он этого не сделает, она может выиграть дело; а если он затронет вопрос о ее прошлом и все-таки проиграет дело - ему придется заплатить ей огромную сумму, быть может, тысячи. Необходимо принять какое-нибудь решение. Все время он успокаивал себя мыслью, что дело не дойдет до суда. Четыре часа! Пожалуй, еще не поздно заглянуть к сэру Джемсу Фоскиссону. Надо позвонить Николасу, пусть сейчас же устроит им свидание, и если Майкл дома, можно прихватить и его. |
In his study, Michael had been staring with lugubrious relish at Aubrey Greene's cartoon of himself in a Society paper. On one leg, like Guy--or was it Slingsby?--in the Edward Lear 'Nonsense' book, he was depicted crying in a wilderness where a sardonic smile was rising on the horizon. Out of his mouth the word 'Foggartism' wreathed like the smoke of a cigar. Above a hole in the middle distance, a meercat's body supported the upturned face and applauding forepaws of Mr. Blythe. The thing was devastating in treatment and design--not unkind, merely killing. Michael's face had been endowed with a sort of after-dinner rapture, as if he were enjoying the sound of his own voice. Ridicule! Not even a personal friend, an artist, could see that the wilderness was at least as deserving of ridicule as the pelican! The cartoon seemed to write the word futility large across his page. It recalled to him Fleur's words at the outset: "And by the time the Tories go out you'll have your licence." She was a born realist! From the first she had foreseen for him the position of an eccentric, picturesquely beating a little private drum! A dashed good cartoon! And no one could appreciate it so deeply as its victim. But why did every one smile at Foggartism? Why? Because among a people who naturally walked, it leaped like a grasshopper; to a nation that felt its way in fog, it seemed a will-o'-the-wisp. Yes, he was a fool for his pains! And--just then, Soames arrived. | Майкл сидел в своем кабинете и с мрачным удовольствием рассматривал карикатуру на самого себя, нарисованную Обри Грином и помещенную в газете для великосветских кругов. Он был изображен стоящим на одной ноге и вопиющим в пустыне, на горизонте всходила сардоническая улыбка. Изо рта у него, словно завитки табачного дыма, вырывалось слово "фоггартизм". Мистер Блайт в образе обезьяны, задрав голову, аплодировал ему передними лапами. Весь тон рисунка был беспощаден - он не язвил, он просто убивал на месте. Лицу Майкла было придано выражение полного удовольствия, какое бывает после сытного обеда, он словно упивался звуками собственного голоса. Даже друг, даже художник не понял, что пустыня напрашивается на шарж не меньше, чем пеликан! Карикатура ставила клеймо никчемности на все его замыслы. Она напомнила ему слова Флер: "А когда лейбористы уйдут, их сменят тори, и это время ты используешь для своих эксцентрических выходок". Вот реалистка! Она с самого начала поняла, что его ждет роль эксцентричного одиночки. Чертовски удачная карикатура! И никто не оценит ее лучше, чем сама жертва. Но почему никто не принимает фоггартизм всерьез? Почему? Потому что он скачет кузнечиком там, где все ходят шагом; люди, привыкшие ощупью пробираться в тумане, видят в новом учении только блуждающий огонек. Да, в награду за свои труды он остался в дураках! И тут явился Сомс. |
"I've been to see that Scotchman," he said. "He means to take it into Court." | - Я говорил с этим шотландцем, - сообщил он. - Он хочет довести дело до суда. |
"Oh! Not really, sir! I always thought you'd keep it out." | - О, неужели, сэр! Я думал, что вы этого не допустите. |
"Only an unqualified apology will do that. Fleur can't give it; she's in the right. Can you come down with me now and see Sir James Foskisson?" | - Он требует извинения в письменной форме. На это Флер не может согласиться: ведь не она виновата. Вы можете проехать со мной к сэру Джемсу Фоскиссону? |
They set out in a taxi for the Temple. | Они сели в такси и поехали в Темпль. |
The chambers of very young Nicholas Forsyte were in Paper Buildings. Chinny, mild and nearly forty, he succeeded within ten minutes in presenting to them every possible doubt. | Встретил их Николае Форсайт и за десять минут успел познакомить их со всеми слабыми сторонами дела. |
"He seems to enjoy the prospect of getting tonked," murmured Michael while they were going over to Sir James. | - Кажется, ему доставляет удовольствие мысль о возможном поражении, прошептал Майкл, когда Николае повел их к сэру Джемсу. |
"A poor thing," Soames responded; "but careful. Foskisson must attend to the case himself." | - Жалкий субъект, но добросовестный, - отозвался Сомс. - Фоскиссон должен сам заняться этим делом. |
After those necessary minutes during which the celebrated K. C. was regathering from very young Nicholas what it was all about, they were ushered into the presence of one with a large head garnished by small grey whiskers, and really obvious brains. Since selecting him, Soames had been keeping his eye on the great advocate; had watched him veiling his appeals to a jury with an air of scrupulous equity; very few--he was convinced--and those not on juries, could see Sir James Foskisson coming round a corner. Soames had specially remarked his success in cases concerned with morals or nationality--no one so apt at getting a co-respondent, a German, a Russian, or anybody at all bad, non-suited! At close quarters his whiskers seemed to give him an intensive respectability--difficult to imagine him dancing, gambling, or in bed. In spite of his practice, too, he enjoyed the reputation of being thorough; he might be relied on to know more than half the facts of any case by the time he went into Court, and to pick up the rest as he went along--or at least not to show that he hadn't. Very young Nicholas, knowing all the facts, had seemed quite unable to see what line could possibly be taken. Sir James, on the other hand, appeared to know only just enough. Sliding his light eyes from Soames to Michael, he retailed them, and said: | Подождав, пока Николае напомнил знаменитому адвокату обстоятельства дела, они очутились в присутствии человека с очень большой головой и седыми бакенбардами. Сомс внимательно следил за выступлениями великого адвоката с тех пор, как остановил на нем свой выбор, и с удовольствием отметил, что в делах, имеющих отношение к вопросам морали, он неизменно выходит победителем. При ближайшем рассмотрении бакенбарды придавали сэру Джемсу чрезвычайно респектабельный вид. Трудно было себе представить его лежащим в кровати, танцующим или играющим в азартные игры. Говорили, что, несмотря на обширную практику, он отличается добросовестностью. Больше половины фактов он успевал изучить до суда, остальные постигал на ходу, во время процесса, а в крайнем случае - умело скрывал свою неосведомленность. "Очень молодой" Николае, которому были известны все факты, не мог посоветовать, какого курса держаться. Сэр Джемс знал ровно столько, сколько считал нужным знать. Переводя взгляд с Сомса на Майкла, он сказал: |
"Eminently a case for an amicable settlement." | - Несомненно, что это одно из тех дел, которые как бы сами напрашиваются на мировую сделку. |
"Indeed!" said Soames. | - Вот именно, - сказал Сомс. |
Something in his voice seemed to bring Sir James to attention. | Тон, каким было сказано это слово, привлек внимание сэра Джемса. |
"Have you attempted that?" | - Вы уже делали шаги в этом направлении? |
"I have gone to the limit." | - Да, я испробовал все, вплоть до последнего средства. |
"Excuse me, Mr. Forsyte, but what do you regard as the limit?" | - Простите, мистер Форсайт, но что вы считаете "последним средством"? |
"Fifteen hundred pounds, and a mutual expression of regret. They'd accept the money, but they ask for an unqualified apology." | - Полторы тысячи фунтов, и обе стороны выражают сожаление. А они соглашаются на полторы тысячи, но требуют извинения в письменной форме. |
The great lawyer rested his chin. | Великий адвокат погладил подбородок. |
"Have you tried the unqualified apology without the money?" | - Вы им предлагали извинение в письменной форме без этих полутора тысяч? |
"No." | - Нет. |
"I would almost be inclined. MacGown is a very rich man. The shadow and the substance, eh? The expressions in the letters are strong. What do you say, Mr. Mont?" | - А я склонен вам это посоветовать. Мак-Гаун очень богат. А словечки в письмах оскорбительные. Ваше мнение, мистер Монт? |
"Not so strong as those she used of my wife." | - Она еще более резко отозвалась о моей жене. |
Sir James Foskisson looked at very young Nicholas. | Сэр Джемс посмотрел на Николаев. |
"Let me see," he said, "those were--?" | - Позвольте, я забыл - как именно? |
"Lion-huntress, and snob," said Michael, curtly. | - "Выскочка" и "охотница за знаменитостями", - коротко сказал Майкл. |
Sir James wagged his head precisely as if it were a pair of scales. | Сэр Джемс покачал головой. |
"Immoral, snake, traitress, without charm--you think those weaker?" | - "Безнравственная", "змея", "предательница", "лишена очарования" вы думаете, это слабее? |
"They don't make you snigger, sir, the others do. In Society it's the snigger that counts." | - Это не вызывает смеха, сэр. А в свете считаются только с насмешками. |
Sir James smiled. | Сэр Джемс улыбнулся. |
"The jury won't be in Society, Mr. Mont." | - Присяжные - не великосветский салон, мистер Монт. |
"My wife doesn't feel like making an apology, anyway, unless there's an expression of regret on the other side; and I don't see why she should." | - Как бы там ни было, моя жена готова извиниться только в том случае, если и другая сторона выразит сожаление; и я нахожу, что она права. |
Sir James Foskisson seemed to breathe more freely. | Казалось, сэр Джемс Фоскиссон вздохнул свободнее. |
"In that case," he said, "we have to consider whether to use the detective's evidence or not. If we do, we shall need to subpoena the hall porter and the servants at Mr--er--Curfew's flat." | - Теперь следует подумать, стоит ли использовать материал, представленный сыщиком, или нет? Если мы решим его использовать, то придется вызвать в качестве свидетелей швейцара и слуг... э-э... гм... мистера Кэрфью. |
"Exactly," said Soames; "that's what we're here to decide." | - Совершенно верно, - сказал Сомс. - Мы для того и собрались, чтобы решить этот вопрос. |
It was as if he had said: 'The conference is now opened.' | Это прозвучало так, словно он сказал: "Объявляю конференцию открытой". |
Sir James perused the detective's evidence for five silent minutes. | В течение пяти минут сэр Джемс молча просматривал донесение сыщика. |
"If this is confirmed, even partially," he said, at last, "we win." | - Если это хотя бы частично подтвердится, - сказал он, - победа за нами. |
Michael had gone to the window. The trees in the garden had tiny buds; some pigeons were strutting on the grass below. He heard Soames say: | Майкл отошел к окну. На деревьях уже появились крохотные почки; внизу на траве прихорашивались голуби. Донесся голос Сомса: |
"I ought to tell you that they've been shadowing my daughter. There's nothing, of course, except some visits to a young American dangerously ill of pneumonia at his hotel." | - Я забыл вам сказать, что они следят за моей дочерью. Конечно, ничего предосудительного она не делала, только навещала в отеле одного молодого американца, который опасно заболел. |
"Of which I knew and approved," said Michael, without turning round. | - Навещала с моего согласия, - вставил Майкл, не отрываясь от окна. |
"Could we call him?" | - Можно будет его вызвать? |
"I believe he's still at Bournemouth. But he was in love with Miss Ferrar." | - Кажется, он сейчас в Борнмуте. Но он был влюблен в мисс Феррар. |
Sir James turned to Soames. | Сэр Джемс повернулся к Сомсу. |
"If there's no question of a settlement, we'd better go for the gloves. Merely to cross-examine as to books and play and clubs, is very inconclusive." | - Если нельзя кончить дело миром, то лучше идти напролом. Думаю, что не следует ограничиваться вопросами о книгах, пьесе и клубах. |
"Have you read the dark scene in 'The Plain Dealer'?" asked Soames; "and that novel, 'Canthar'?" | - Вы прочли эту сцену в "Прямодушном"? - осведомился Сомс. - И роман "Шпанская мушка"? |
"All very well, Mr. Forsyte, but impossible to say what a jury would make of impersonal evidence like that." | - Все это прекрасно, мистер Форсайт, но нельзя предвидеть, удовольствуются ли присяжные такого рода доказательствами. |
Michael had come back to his seat. | Майкл отошел от окна. |
"I've a horror," he said, "of dragging in Miss Ferrar's private life." | - Меньше всего мне хотелось бы вторгаться в личную жизнь мисс Феррар, - сказал он. - Это отвратительно. |
"No doubt. But do you want me to win the case?" | - Конечно. Но ведь вы хотите, чтобы я выиграл дело? |
"Not that way. Can't we go into Court, say nothing, and pay up?" | - Да, но не таким путем. Нельзя ли явиться в суд, ничего не говорить и уплатить деньги? |
Sir James Foskisson smiled and looked at Soames. 'Really,' he seemed to say, 'why did you bring me this young man?' | Сэр Джемс Фоскиссон улыбнулся и взглянул на Сомса; казалось он хотел сказать: "Зачем, собственно, вы привели ко мне этого молодого человека?" |
Soames, however, had been pursuing his own thoughts. | Но Сомс думал о другом. |
"There's too much risk about that flat; if we failed there, it might be a matter of twenty thousand pounds. Besides, they would certainly call my daughter. I want to prevent that at all costs. I thought you could turn the whole thing into an indictment of modern morality." | - Слишком рискованно говорить об этом мистере Кэрфью. Если мы проиграем, это нам обойдется тысяч в двадцать. Кроме того, они, несомненно, притянут к допросу мою дочь, а этого я хочу избежать. Нельзя ли ограничиться походом на современную мораль? |
Sir James Foskisson moved in his chair, and the pupils of his light-blue eyes became as pinpoints. He nodded almost imperceptibly three times, precisely as if he had seen the Holy Ghost. | Сэр Джемс Фоскиссон заерзал на стуле, и зрачки его сузились; он три раза чуть заметно кивнул. |
"When shall we be reached?" he said to very young Nicholas. | - Когда разбирается дело? - спросил он "очень молодого" Николаев. |
"Probably next Thursday--Mr. Justice Brane." | - Должно быть, в четверг на будущей неделе. Судья - Брэн. |
"Very well. I'll see you again on Monday. Good evening." | - Отлично. Мы с вами увидимся в понедельник. Всего хорошего. |
And he sank back into an immobility, which neither Soames nor Michael felt equal to disturbing. | Он откинулся на спинку стула и застыл. Сомс и Майкл не осмелились его тревожить. |
They went away silent--very young Nicholas tarrying in conversation with Sir James' devil. | Они молча вышли на улицу, " "очень молодой" Николае остался поговорить с секретарем сэра Джемса. |
Turning at the Temple station, Michael murmured: | Дойдя до станции Темпль, Майкл сказал: |
"It was just as if he'd said: 'Some stunt!' wasn't it? I'm looking in at The Outpost, sir. If you're going back to Fleur, will you tell her?" | - Я зайду в редакцию "Аванпоста", сэр. Вы идете домой? Может быть, вы предупредите Флер? |
Soames nodded. There it was! He had to do everything that was painful. | - Сомс кивнул. Ну конечно! Все неприятное приходится делать ему! |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая