THE SILVER SPOON/Серебрянная ложка (часть первая)

CHAPTER XI SOAMES VISITS THE PRESS/XI. СОМС ПОСЕЩАЕТ РЕДАКЦИЮ

English	Русский
Soames had gone off to his sister's in Green Street thoroughly upset. That Fleur should have a declared enemy, powerful in Society, filled him with uneasiness; that she should hold him accountable for it, seemed the more unjust, because in fact he was.	Сомс, расстроенный и взволнованный, поехал на Гринстрит к своей сестре. Беспокоило его то, что Флер нажила себе врага, пользующегося влиянием в обществе. И упрек в том, что виною всему - он сам, казался особенно несправедливым потому, что в сущности так оно и было.
An evening spent under the calming influence of Winifred Dartie's common-sense, and Turkish coffee, which, though 'liverish stuff,' he always drank with relish, restored in him something of the feeling that it was a storm in a teacup.	Вечер, проведенный в обществе спокойной и рассудительной Уинифрид Дарти, и турецкий кофе, который он всегда пил с наслаждением, хотя и считал вредным для печени, несколько его успокоили, и он снова попытался взглянуть на инцидент как на бурю в стакане воды.
"But that paper paragraph," he said, "sticks in my gizzard."	- Вот эта заметка в газете не дает мне покоя, - сказал он.
"Very tiresome, Soames, the whole thing; but I shouldn't bother. People skim those 'chiff-chaff' little notes and forget them the next moment. They're just put in for fun."	- Неприятная история. Сомс, но я бы не стала волноваться. Люди просматривают эти, заметки и тотчас же о них забывают. Помещают их просто так - для забавы.
"Pretty sort of fun! That paper says it has a million readers."	- Недурная забава! Эта газета пишет, что у нее не меньше миллиона читателей.
"There's no name mentioned."	- Ведь имен нет.
"These political people and whipper-snappers in Society all know each other," said Soames.	- Эти политики и светские бездельники все друг друга знают, - сказал Сомс.
"Yes, my dear boy," said Winifred in her comfortable voice, so cosey, and above disturbance, "but nobody takes anything seriously nowadays."	- Да, дорогой мой, - ласковым, успокоительным тоном заметила Уинифрид, - но теперь не принято к чему бы то ни было относиться серьезно.
She was sensible. He went up to bed in more cheerful mood.	Она рассуждала разумно. Успокоенный, он улегся спать.
But retirement from affairs had effected in Soames a deeper change than he was at all aware of. Lacking professional issues to anchor the faculty for worrying he had inherited from James Forsyte, he was inclined to pet any trouble that came along. The more he thought of that paragraph, the more he felt inclined for a friendly talk with the editor. If he could go to Fleur and say: "I've made it all right with those fellows, anyway. There'll be no more of that sort of thing," he would wipe out her vexation. If you couldn't make people in private think well of your daughter, you could surely check public expression of the opposite opinion.	Но с тех пор как Сомс отошел от дел, он изменился сильнее, чем предполагал. У него не было больше профессиональных забот, на которые он мог бы обратить унаследованную от Джемса способность тревожиться, и ему ничего не оставалось, как беспокоиться из-за повседневных неприятностей. Чем больше он думал об этой заметке, тем сильнее ему хотелось дружески побеседовать с редактором. Если он сможет прийти к Флер и сказать: "С этой публикой я все уладил. Больше подобных заметок не будет", - гнев ее остынет. Если не имеешь возможности внушить людям благоприятное мнение о своей дочери, то во всяком случае можно заткнуть рот тем, кто громогласно высказывает мнение неблагоприятное.
Except that he did not like to get into them, Soames took on the whole a favourable view of 'the papers.' He read The Times; his father had read it before him, and he had been brought up on its crackle. It had news--more news for his money than he could get through. He respected its leading articles; and if its great supplements had at times appeared to him too much of a good thing, still it was a gentleman's paper. Annette and Winifred took The Morning Post. That also was a gentleman's paper, but it had bees in its bonnet. Bees in bonnets were respectable things, but personally Soames did not care for them. He knew little of the other papers except that those he saw about had bigger headlines and seemed cut up into little bits. Of the Press as a whole he took the English view: It was an institution. It had its virtues and its vices--anyway you had to put up with it.	Сомс ненавидел, когда его имя попадало в газеты, в остальном же он относился к ним терпимо. Он читал "Тайме". "Тайме" читал и его отец Сомс с детства помнил хруст больших страниц. В "Таймсе" помещали новости, больше новостей, чем он успевал прочесть. К ее передовицам он относился с уважением; и хотя утверждал порой, что количество приложений можно бы и сократить, все же считал, что это достойная джентльмена газета. Аннет и Уинифрид читали "Морнинг Пост". О других газетах Сомс имел смутное представление, заголовки в них были, напечатаны слишком крупным шрифтом и страницы были словно разрезаны на куски. На прессу в целом Сомс смотрел, как всякий англичанин: она существует. У нее есть достоинства и недостатки, и - как бы то ни было - от нее не уйдешь.
About eleven o'clock he was walking towards Fleet Street.	На следующее утро, часов в одиннадцать, он отправился на Флит-стрит.
At the office of The Evening Sun he handed in his card and asked to see the Editor. After a moment's inspection of his top-hat, he was taken down a corridor and deposited in a small room. It seemed a 'wandering great place.' Some one would see him!	В редакции "Ивнинг Сан" он подал свою визитную карточку и изъявил желание повидаться с редактором. Клерк бросил взгляд на цилиндр Сомса, а затем провел посетителя по коридору в маленькую комнатку. Кто-нибудь его примет.
"Some one?" said Soames: "I want the Editor."	- Кто-нибудь? - сказал Сомс. - Мне нужен редактор.
The Editor was very busy; could he come again when the rush was over?	Редактор очень занят. Не может ли Сомс зайти попозже, когда народу будет меньше?
"No," said Soames.	- Нет, - сказал Сомс.
Would he state his business? Soames wouldn't.	Не сообщит ли он, по какому делу пришел? Сомс отказался.
The attendant again looked at his top-hat and went away.	Клерк еще раз посмотрел на его цилиндр и удалился.
Soames waited a quarter of an hour, and was then taken to an even smaller room, where a cheery-looking man in eye-glasses was turning over a book of filed cuttings. He glanced up as Soames entered, took his card from the table, and read from it:	Через четверть часа Сомса ввели в комнату, где веселый человек в очках перелистывал альбом с газетными вырезками. Когда Сомс вошел, человек поднял глаза, взял со стола его визитную карточку и сказал:
"Mr. Soames Forsyte? Yes?"	- Мистер Сомс Форсайт? Да?
"Are you the Editor?" asked Soames.	- Вы редактор? - спросил Сомс.
"One of them. Take a seat. What can I do for you?"	- Один из редакторов. Садитесь. Чем могу служить?
Impressed by a certain speed in the air, and desirous of making a good impression, Soames did not sit down, but took from his pocket- book the paragraph.	Сомс, желая произвести хорошее впечатление, не сел и поторопился достать из бумажника газетную вырезку.
"I've come about this in your issue of last Thursday."	- Во вторник вы напечатали вот это.
The cheery man put it up to his eyes, seemed to chew the sense of it a little with his mouth, and said:	Редактор просмотрел заметку, казалось, просмаковал ее и спросил:
"Yes?"	- Да?
"Would you kindly tell me who wrote it?"	- Будьте добры сказать мне, кто это написал.
"We never disclose the names of correspondents, sir."	- Мы никогда не сообщаем фамилий наших корреспондентов, сэр.
"Well, as a matter of fact, I know."	- Я-то, собственно говоря, знаю.
The cheery man's mouth opened, as if to emit the words: "Then why did you ask?" but closed in a smile instead.	Редактор открыл рот, словно хотел сказать: "В таком случае, зачем же вы спрашиваете?" - но вместо этого улыбнулся.
"You'll forgive me," said Soames; "it quite clearly refers to my daughter, Mrs. Michael Mont, and her husband."	- Видите ли, - начал Сомс, - автор этой заметки имеет в виду мою дочь, миссис Флер Монт, и ее мужа.
"Indeed! You have the advantage of me; but what's the matter with it? Seems rather a harmless piece of gossip."	- Вот как? Вы осведомлены лучше, чем я. Но что вам не нравится в этой заметке? Самая безобидная болтовня.
Soames looked at him. He was too cheery;	Сомс посмотрел на него. Этот человек слишком беззаботен!
"You think so?" he said, drily. "May I ask if you would like to have your daughter alluded to as an enterprising little lady?"	- Вы так думаете? - сухо сказал он. - А приятно вам будет, если вашу дочь назовут "предприимчивой леди"?
"Why not? It's quite a pleasant word. Besides, there's no name mentioned."	- Что же тут такого? Слово необидное. Кроме того, фамилия не указана.
"Do you put things in," asked Soames, shrewdly, "in order that they may be Greek to all your readers?"	- Значит, вы помещаете заметки с тем, чтобы никто их не понял? - насмешливо спросил Сомс.
The cheery man laughed:	Редактор засмеялся.
"Well," he said, "hardly. But really, sir, aren't you rather thin-skinned?"	- Нет, вряд ли, - сказал он. - Но не слишком ли вы чувствительны, сэр?
This was an aspect of the affair that Soames had not foreseen. Before he could ask this Editor chap not to repeat his offence, he had apparently to convince him that it WAS an offence; but to do that he must expose the real meaning of the paragraph.	Дело принимало неожиданный для Сомса оборот. Прежде чем просить редактора впредь не помещать столь обидных заметок, Сомс, видимо, должен был ему доказать, что заметка обидна; а для этого пришлось бы вскрыть всю подноготную.
"Well," he said, "if you can't see that the tone of the thing's unpleasant, I can't make you. But I beg you won't let any more such paragraphs appear. I happen to know that your correspondent is actuated by malevolence."	- Видите ли, - сказал он, - если вы не понимаете, что тон заметки неприятен, то я не сумею вас убедить. Но я бы попросил впредь подобных заметок не помещать. Случайно я узнал, что вашей корреспонденткой руководит недоброе чувство.
The cheery man again ran his eye over the cutting.	Редактор снова взглянул на вырезку.
"I shouldn't have judged that. People in politics are taking and giving knocks all the time--they're not mealy-mouthed. This seems perfectly innocuous as gossip goes."	- Я бы не сказал, судя по этой заметке. Люди, занимающиеся политикой, постоянно наносят и получают удары. Они не слишком щепетильны. А эта заметка вполне безобидна.
Thus backhanded by the words 'thin-skinned' and 'mealy-mouthed,' Soames said testily:	Задетый словами "чувствительный" и "щепетильный", Сомс брюзгливо сказал:
"The whole thing's extremely petty."	- Все это мелочи, не заслуживающие внимания.
"Well, sir, you know, I rather agree. Good morning!"	- Вполне с вами согласен, сэр. Всего хорошего.
and the cheery man blandly returned to his file.	И редактор снова занялся газетными вырезками.
The fellow was like an india-rubber ball! Soames clenched his top- hat. Now or never he must make him bound.	Этот субъект - как резиновый мяч! Сомс приготовился сделать выпад.
"If your correspondent thinks she can vent her spleen in print with impunity, she will find herself very much mistaken."	- Если ваша корреспондентка считает, что можно безнаказанно давать выход своему сплину на страницах газет, то она не замедлит убедиться в своей ошибке.
He waited for the effect. There was absolutely none.	Сомс ждал ответа. Его не последовало.
"Good morning!" he said, and turned on his heel.	- Прощайте, - сказал он и повернулся к двери.
Somehow it had not been so friendly as he had expected. Michael's words "The Press is a sensitive plant" came into his mind. He shouldn't mention his visit.	Свидание вышло не столь дружеское, как он рассчитывал. Ему вспомнились слова Майкла: "Пресса - цветок чувствительный". Сомс решил о своем визите не упоминать.
Two days later, picking up The Evening Sun at The Connoisseurs, he saw the word "Foggartism." H'm! A leader!	Два дня спустя, просматривая в "Клубе знатоков" "Ивнинг Сан", Сомс наткнулся на слово "фоггартизм". Гм! Передовая статья.
"Of the panaceas rife among the young hopefuls in politics, perhaps the most absurd is one which goes by the name of Foggartism. We are in a position to explain the nature of this patent remedy for what is supposed to be the national ill-health before it has been put on the market. Based on Sir James Foggart's book, "The Parlous State of England," the main article of faith in this crazy creed would appear to be the depletion of British man-power. According to its prophets, we are to despatch to the ends of the Empire hundreds of thousands of our boys and girls as soon as they leave school. Quite apart from the rank impossibility of absorbing them into the life of the slowly developing Dominions, we are to lose this vital stream of labour and defensive material, in order that twenty years hence the demand from our Dominions may equal the supplying power of Great Britain. A crazier proposition was never conceived in woolly brains. Well does the word Foggartism characterise such a proposition. Alongside this emigration 'stunt'--for there is no other term which suits its sensational character--rises a feeble back-to-the-land propaganda. The keystone of the whole professes to be the doctrine that the standard of British wages and living now preclude us from any attempt to rival German production, or to recover our trade with Europe. Such a turning of the tail on our industrial supremacy has probably never before been mooted in this country. The sooner these cheap-jack gerrymanders of British policy realise that the British voter will have nothing to do with so crack-brained a scheme, the sooner it will come to the still birth which is its inevitable fate."	"Из всех панацей, коими увлекаются молодые и не теряющие надежду политики, самой нелепой является та, которая именуется "фоггартизмом". Необходимо выяснить сущность этого патентованного средства, изобретенного для борьбы с так называемой национальной болезнью; сделать это нужно не откладывая, пока средство не выброшено на рынок. Рецепт дан в книге сэра Джемса Фоггарта "Опасное положение Англии", и, если следовать этому рецепту, рабочая сила Англии должна уменьшиться. Пророки фоггартизма предлагают нам рассылать во все концы империи сотни тысяч мальчиков и девочек, окончивших школы. Не говоря уже о полной невозможности втянуть их в жизнь медленно развивающихся доминионов, мы обречены терять приток рабочей силы для того, чтобы через двадцать лет спрос наших доминионов на продукты производства повысился и сравнялся с производительностью Великобритании. Более сумасбродного предложения нельзя себе представить. Рядом с этой болтовней об эмиграции - ибо "болтовня" - самое подходящее наименование для такой бьющей на сенсацию программы - проводится слабенькая пропаганда "назад к земле". Краеугольным камнем фоггартизма является следующая доктрина: в Англии заработная плата и прожиточный минимум в настоящее время столь высоки, что мы не имеем возможности конкурировать с германской продукцией или восстановить наши торговые отношения с Европой. Такая точка зрения по вопросу о нашем промышленном превосходстве над другими странами до сих пор еще в Англии не выдвигалась. Чем скорее эти дешевые болтуны, пролезшие на выборах, поймут, что английский избиратель не желает иметь дело со столь сумасшедшими теориями, тем скорее станет ясно, что фоггартизм - мертворожденный младенец".
Whatever attention Soames had given to "The Parlous State of England," he could not be accused of anything so rash as a faith in Foggartism. If Foggartism were killed to-morrow, he, with his inherent distrust of theories and ideas, his truly English pragmatism, could not help feeling that Michael would be well rid of a white elephant. What disquieted him, however, was the suspicion that he himself had inspired this article. Was this that too-cheery fellow's retort?	Какое бы внимание ни уделил Сомс "Опасному положению Англии", он нимало не был повинен в пристрастии к фоггартизму. Если бы завтра теория Фоггарта была разбита, Сомс, не доверявший никаким теориям и идеям и, как истый англичанин, склонявшийся к прагматизму, констатировал бы с облегчением, что Майкл благополучно отделался от громоздкой обузы. Но сейчас у него возникло подозрение: не сам ли он вдохновил автора этой статьи? Быть может, это был ответ веселого редактора?
Decidedly, he should not mention his visit when he dined in South Square that evening.	Вторично приняв решение не упоминать о своем визите, он отправился обедать на Саут-сквер.
The presence of a strange hat on the sarcophagus warned him of a fourth party. Mr. Blythe, in fact, with a cocktail in his hand, and an olive in his mouth, was talking to Fleur, who was curled up on a cushion by the fire.	В холле он увидел незнакомую шляпу: очевидно, к обеду кто-то был приглашен. Действительно, мистер Блайт, со стаканом в руке и маслиной во рту, беседовал с Флер, свернувшейся клубочком на подушках перед камином.
"You know Mr. Blythe, Dad?"	- Папа, ты знаком с мистером Блайтом?
Another Editor! Soames extended his hand with caution.	Еще один редактор! Сомс с опаской протянул руку.
Mr. Blythe swallowed the olive.	Мистер Блайт проглотил маслину.
"It's of no importance," he said.	- Никакого значения эта статья не имеет, - сказал он.
"Well," said Fleur, "_I_ think you ought to put it all off, and let them feel they've made fools of themselves."	- По-моему, - сказала Флер, - вы должны дать им понять, какими дураками они себя выставили.
"Does Michael think that, Mrs. Mont?"	- Майкл разделяет вашу точку зрения, миссис Монт?
"No; Michael's got his shirt out!"	- Майкл решил ни на шаг не отступать!
And they all looked round at Michael, who was coming in.	И все оглянулись на Майкла, входившего в комнату.
He certainly had a somewhat headstrong air.	Вид у него и правда был решительный.
According to Michael, they must take it by the short hairs and give as good as they got, or they might as well put up the shutters. They were sent to Parliament to hold their own opinions, not those stuck into them by Fleet Street. If they genuinely believed the Foggart policy to be the only way to cure unemployment, and stem the steady drain into the towns, they must say so, and not be stampeded by every little newspaper attack that came along. Common-sense was on their side, and common-sense, if you aired it enough, won through in the end. The opposition to Foggartism was really based on an intention to force lower wages and longer hours on Labour, only they daren't say so in so many words. Let the papers jump through their hoops as much as they liked. He would bet that when Foggartism had been six months before the public, they would be eating half their words with an air of eating some one else's! And suddenly he turned to Soames:	По мнению Майкла, нужно было идти напролом, иначе вообще не стоило ничего начинать. Члены парламента должны отстаивать свои собственные убеждения, а не те, что навязывает им Флит-стрит. Если они искренно верят, что политика Фоггарта есть единственный способ борьбы с безработицей и неудержимым притоком населения в города, то эту политику они и должны проводить, невзирая на нападки прессы. Здравый смысл на их стороне, а в конечном счете победа всегда останется за здравым смыслом. Оппозиция, которую вызывает фоггартизм, основана на желании навязать тред-юнионам снижение заработной платы и удлинение рабочего дня, только никто не решается прямо это высказать. Пусть газеты изощряются, сколько им угодно. Он готов пари держать, что через шесть месяцев, когда публика свыкнется с идеей фоггартизма, они половину своих слов возьмут назад. И неожиданно он обратился к Сомсу:
"I suppose, sir, you didn't go down about that paragraph?"	- Надеюсь, сэр, вы не ходили в редакцию объясняться по поводу этой заметки?
Soames, privately, and as a business man, had always so conducted himself that, if cornered, he need never tell a direct untruth. Lies were not English, not even good form. Looking down his nose, he said slowly:	Сомс как в частной, так и в общественной жизни придерживался правила избегать лжи в тех случаях, когда его припирали к стене. Ложь чужда английскому духу и даже некрасива. Скосив глаза на свой нос, он медленно проговорил:
"Well, I let them know that I knew that woman's name."	- Видите ли, я дал им понять, что фамилия этой особы мне известна.
Fleur frowned; Mr. Blythe reached out and took some salted almonds.	Флер нахмурилась, мистер Блайт потянулся за соленым миндалем.
"What did I tell you, sir?" said Michael. "They always get back on you. The Press has a tremendous sense of dignity; and corns on both feet; eh, Mr. Blythe?"	- А что я вам говорил, сэр? - воскликнул Майкл. - Последнее слово всегда останется за ними. Пресса преисполнена чувства собственного достоинства, и мозоли у нее на обеих ногах, не так ли, мистер Блайт?
Mr. Blythe said weightily:	Мистер Блайт внушительно произнес:
"It's a very human institution, young man. It prefers to criticise rather than to be criticised."	- Прессе свойственны все человеческие слабости, молодой человек. Она предпочитает критиковать, а не быть жертвоц критики.
"I thought," said Fleur, icily, "that I was to be left to my own cudgels."	- Я думала, что впредь буду избавлена от заступничества, - ледяным тоном сказала Флер.
The discussion broke back to Foggartism, but Soames sat brooding. He would never again interfere in what didn't concern himself. Then, like all who love, he perceived the bitterness of his fate. He had only meddled with what DID concern himself--her name, her happiness; and she resented it. Basket in which were all his eggs, to the end of his days he must go on walking gingerly, balancing her so that she was not upset, spilling his only treasure.	Разговор снова перешел на фоггартизм, но Сомс мрачно молчал. Больше он никогда не будет вмешиваться не в свое дело! И, подобно всем любящим, он задумался о своей горькой судьбе. В сущности, ведь вмешался-то он в свое дело! Ее честь, ее счастье - разве это его не касается? А она на него обиделась.
She left them over the wine that only Mr. Blythe was drinking. Soames heard an odd word now and then, gathered that this great frog-chap was going to burst next week in The Outpost, gathered that Michael was to get on to his hind legs in the House at the first opportunity. It was all a muzz of words to him. When they rose, he said to Michael:	После обеда Флер вышла, оставив мужчин за стаканом вина; впрочем, пил один мистер Блайт. Сомс улавливал обрывки разговора: на следующей неделе этот похожий на лягушку редактор собирался разразиться статьей в "Аванпосте". Майкл хотел при первом удобном случае выступить со своей речью. Для Сомса это были пустые слова. Когда встали из-за стола, он сказал Майклу:
"I'll take myself off."	- Я ухожу.
"We're going down to the House, sir: won't you stay with Fleur?"	- Мы идем в палату, сэр; вы не останетесь с Флер?
"No," said Soames: "I must be getting back."	- Нет, - сказал Сомс, - мне пора.
Michael looked at him closely.	Майкл пристально на него посмотрел.
"I'll just tell her you're going."	- Сейчас я ей скажу, что вы уходите.
Soames had wrapped himself into his coat, and was opening the door when he smelled violet soap. A bare arm had come round his neck. He felt soft pressure against his back.	Сомс надел пальто и уже открывал дверь, когда до него донесся запах фиалок. Голая рука обвилась вокруг его шеи. Что-то мягкое прижалось к нему сзади.
"Sorry, Dad, for being such a pig."	- Папа, прости, я была такой скверной.
Soames shook his head.	Сомс покачал головой.
"No," said her voice; "you're not going like that."	- Нет, - послышался голос Флер, - так ты не уйдешь.
She slipped between him and the door. Her clear eyes looked into his; her teeth gleamed, very white.	Она проскользнула между ним и дверью. Ее глаза смотрели на него в упор, блестели ослепительно белые зубы.
"Say you forgive me!"	- Скажи, что ты меня прощаешь!
"There's no end to it," said Soames.	- Этим всегда кончается, - отозвался Сомс.
She thrust her lips against his nose.	Она коснулась губами его носа.
"There! Good night, ducky! I know I'm spoiled!"	- Ну вот! Спокойной ночи, папочка! Знаю, что я избалована!
Soames gave her body a convulsive little squeeze, opened the door and went out without a word.	Сомс судорожно ее обнял, открыл дверь и, не говоря ни слова, вышел.
Under Big Ben boys were calling--political news, he supposed. Those Labour chaps were going to fall--some Editor had got them into trouble. He would! Well--one down, t'other come on! It was all remote to him. She alone--she alone mattered.	Под парламентскими часами газетчики что-то выкрививали. Должно быть, политические новости, предположил Сомс. Приближается падение лейбористского правительства - какой-то редактор подставил им ножку, с них станется! Ну что ж! Одно правительство падет, будет другое! Сомсу все это казалось очень далеким. Она - она одна имела для него значение.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты