THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть третья)

CHAPTER X BUT TAKES NO CHANCES/X. НО ОСТОРОЖНОСТЬ - БЛАГОЕ ДЕЛО

English	Русский
Michael knew nothing of the City; and, in the spirit of the old cartographers: "Where you know nothing, place terrors," made his way through the purlieus of the Poultry, towards that holy of holies, the offices of Cuthcott, Kingson and Forsyte. His mood was attuned to meditation, for he had been lunching with Sibley Swan at the Cafe C'rillon. He had known all the guests--seven chaps even more modern than old Sib--save only a Russian so modern that he knew no French and nobody could talk to him. Michael had watched them demolish everything, and the Russian closing his eyes, like a sick baby, at mention of any living name. . . .	Майкл совершенно не знал Сити, и он пробирался сквозь дебри Полтри в святая святых - контору "Кэткот. Кингсон и Форсайт" - с тем же чувством, с каким старые составители карт говорили: "Там, где неизвестность, воображай ужасы". Он находился в несколько задумчивом настроении, так как только что завтракал с Сибли Суоном в кафе "Крильон". Он знал всю компанию - семь человек еще более современных людей, чем Сибли Суон, кроме одного русского, до того ультрасовременного, что он даже не говорил по-французски и никто с ним не мог разговаривать. Майкл слушал, как они громили все на свете, и следил за русским, который закрывал глаза, как больной ребенок, когда упоминали кого бы то ни было из современников.
'Carry on!' he thought, several of his favourites having gone down in the melee. 'Stab and bludge! Importance awaits you at the end of the alley.' But he had restrained his irreverence till the moment of departure.	"Держись! - подумал Майкл, когда в этой свалке уже были сбиты с ног несколько его любимцев. - Бейте, режьте! Еще посмотрим, чья возьмет". Но он сдержался до момента ухода.
"Sib," he said, rising, "all these chaps here are dead--ought they to be about in this hot weather?"	- Сиб, - сказал он, вставая, - ведь все эти типы - мертвецы; не убрать ли их отсюда, в такую-то жарищу?
"What's that?" ejaculated Sibley Swan, amidst the almost painful silence of the chaps.	- Что такое? - воскликнул Сибли Суон при тягостном молчании "этих типов".
"I mean--they're alive--so they MUST be damned!" And avoiding a thrown chocolate which hit the Russian, he sought the door.	- Я хочу сказать, что если они живы, то их дело совсем скверно - и, увернувшись от брошенной шоколадки, которая попала в русского, он пошел к выходу.
Outside, he mused: 'Good chaps, really! Not half so darned superior as they think they are. Quite a human touch--getting that Russian on the boko. Phew! It's hot!'	Идя по улице, он размышлял: "А хорошие, в сущности, ребята! И, совсем не так уж высокомерны, как воображают. Вполне человеческое желание пустить этому русскому пыль в глаза. Уф! Ну и жара!"
On that first day of the Eton and Harrow match all the forfeited heat of a chilly summer had gathered and shimmered over Michael, on the top of his Bank 'bus; shimmered over straw hats, and pale, perspiring faces, over endless other 'buses, business men, policemen, shopmen at their doors, sellers of newspapers, laces, jumping toys, endless carts and cabs, letterings and wires, all the confusion of the greatest conglomeration in the world--adjusted almost to a hair's-breadth, by an unseen instinct. Michael stared and doubted. Was it possible that, with everyone pursuing his own business, absorbed in his own job, the thing could work out? An ant-heap was not busier, or more seemingly confused. Live wires crossed and crossed and crossed--inextricable entanglement, you'd say; and yet, life, the order needful to life, somehow surviving! 'No slouch of a miracle!' he thought, 'modern town life!' And suddenly it seemed to cease, as if demolished by the ruthless dispensation of some super Sibley Swan; for he was staring down a cul-de-sac. On both sides, flat houses, recently re-buffed, extraordinarily alike; at the end, a flat buff house, even more alike, and down to it, grey virgin pavement, unstained by horse or petrol; no cars, cats, carts, policemen, hawkers, flies, or bees. No sign of human life, except the names of legal firms to right and left of each open doorway.	В этот первый день состязаний Итона с Хэрроу все скрытое тепло прохладного лета вдруг вспыхнуло и сейчас заливало Майкла, ехавшего на империале автобуса; жара заливала соломенные шляпы и бледные, потные лица, бесконечные вереницы автобусов, дельцов, полисменов, лавочников у дверей, продавцов газет, шнурков для ботинок, игрушек, бесконечные повозки и автомобили, вывески и провода - всю гигантскую путаницу огромного города, невидимым инстинктом слаженную почти до предельной точности. Майкл смотрел и недоумевал. Как это выходит, что каждый занят только собой и своим делом, а между тем все это движение идет по какому-то закону? Даже муравейник, пожалуй, не выглядит столь суетливым и беспорядочным. Обнаженные провода пересекаются, переплетаются, перепутываются - кажется, их никогда не размотаешь, и всетаки жизнь и порядок, нужный для этой жизни, каким-то образом сохраняются. "Настоящее чудо, - думал он, - жизнь современного города!" И вдруг весь этот водоворот сразу стих, как будто уничтоженный безжалостной рукой какого-нибудь верховного Сибли Суона: Майкл очутился перед тупиком. По обеим сторонам плоские дома, недавно оштукатуренные, удивительно похожие друг на друга; в конце - плоский серый дом, еще больше похожий на все остальные, и сплошной серый девственный асфальт, не запятнанный ни лошадьми, ни бензином; ни машин, ни повозок, ни полисменов, ни торговцев, ни кошек, ни мух." Никаких признаков человеческой жизни, кроме названий фирм с правой и с левой стороны каждой парадной двери.
"'Cuthcott, Kingson and Forsyte, Commissioners for Oaths: First Floor.'"	"Кэткот, Кингсон и Форсайт. Нотариальная контора; второй этаж".
'Rule Britannia!' thought Michael, ascending wide stone steps.	"Правь, Британия!" - подумал Майкл, поднимаясь по широкой каменной лестнице.
Entering the room to which he had been ushered, he saw an old and pug-faced fellow with a round grizzled beard, a black alpaca coat, and a roomy holland waistcoat round his roomy middle, who rose from a swivel chair.	Его провели в комнату, где он увидел старичка с лицом мопса, с окладистой седой бородкой, в черном люстриновом пиджачке и объемистом пикейном жилете на объемистом животике. Он привстал со своего стула-вертушки навстречу Майклу.
"Aoh!" he said, "Mr. Michael Mont, I think. I've been expecting you. We shan't be long about it, after Mr. Forsyte comes. He's just stepped round the corner. Mrs. Michael well, I hope?"	- А-а, - сказал он, - мистер Майкл Монт, если не ошибаюсь. Я вас ждал. Мы вас долго не задержим, мистер Форсайт сейчас придет. Он вышел на минуту. Миссис Майкл, надеюсь, в добром здоровье?
"Thanks; as well as--"	- Да, спасибо, но, конечно, она...
"Ye-es: it makes you anxious. Take a seat.	- Понимаю, вы за нее волнуетесь. Присаживайтесь.
Perhaps you'd like to read the draft?"	Может быть, хотите пока почитать черновик?
Thus prescribed for, Michael took some foolscap from a pudgy hand, and sat down opposite. With one eye on the old fellow, and the other on the foolscap, he read steadily.	Майкл покорно взял из пухлой руки большой исписанный лист и сел напротив клерка. Глядя одним глазом на старика, а другим на документ, он добросовестно читал.
"It seems to mean something," he said at last.	- Как будто тут есть какой-то смысл, - сказал он наконец.
He saw a gape, as of a frog at a fly, settle in the beard; and hastened to repair his error.	Старик разинул бородатый рот, как лягушка на муху, и Майкл поспешил исправить ошибку.
"Calculating what's going to happen if something else doesn't, must be rather like being a bookmaker."	- Тут учитывается и то, что случится, и то, что будет, если ничего не случится, - прямо как букмекеры на скачках.
He felt at once that he had not succeeded. There was a grumpy mutter:	Он тут же почувствовал, что только напортил. Старик ворчливо сказал:
"We don't waste our time, 'ere. Excuse me, I'm busy."	- Мы здесь зря время не тратим. Извините, я занят.
Michael sat, compunctious, watching him tick down a long page of entries. He was like one of those old dogs which lie outside front doors, keeping people off the premises, and notifying their fleas. After less than five minutes of that perfect silence Soames came in.	Майкл с искренним раскаянием следил, как старичок отмечает "птичками" какой-то длинный перечень. Он был похож на старого пса, который лежит у - порога, сторожит помещение и ищет блох. Так прошло минут пять в совершенном молчании, пока не вошел Сомс.
"You're here, then?" he said.	- Вы уже здесь? - сказал он.
"Yes, sir; I thought it best to come at the time you mentioned. What a nice cool room!"	- Да, сэр, я постарался прийти точно в назначенное время. Какая славная, прохладная комната!
"Have you read this?" asked Soames, pointing to the draft.	- Вы это прочли? - Сомс показал на черновик.
Michael nodded.	Майкл кивнул.
"Did you understand it?"	- Поняли?
"Up to a point, I think."	- Кое-что как будто понял.
"The interest on THIS fifty thousand," said Soames, "is Fleur's until her eldest child, if it's a boy, attains the age of twenty- one, when the capital becomes his absolutely. If it's a girl, Fleur retains half the income for life, the rest of the income becomes payable to the girl when she attains the age of twenty-one or marries, and the capital of that half goes to her child or children lawfully begotten, at majority or marriage, in equal shares. The other half of the capital falls into Fleur's estate, and is disposable by her will, or follows the laws of intestacy."	- Доход с этих пятидесяти тысяч, - сказал Сомс, - находится в распоряжении Флер, пока ее старший ребенок - если это будет мальчик - не достигнет двадцати одного года, после чего весь капитал безограничительно переходит к нему. Если это будет девочка, половина доходов остается в пожизненное пользование Флер, а половина будет выплачиваться ее дочери, когда та достигнет совершеннолетия или же выйдет замуж, и половина капитала переходит к ней или ее законным детям по достижении ими совершеннолетия или по вступлении в брак, в равных долях. Вторая половина капитала переходит в полную собственность Флер и может передаваться по ее завещанию или по законам наследования.
"You make it wonderfully clear," said Michael	- У вас все получается удивительно ясно, - сказал Майкл.
"Wait!" said Soames. "If Fleur has no children--"	- Погодите, - проговорил Сомс. - Если у Флер не будет детей...
Michael started.	Майкл вздрогнул.
"Anything is possible," said Soames gravely, "and my experience is that the contingencies not provided for are those which happen. In such a case the income of the whole is hers for life, and the capital hers at death to do as she likes with. Failing that, it goes to the next of kin. There are provisions against anticipation and so forth."	- Все возможно, - серьезно произнес Сомс, - и опыт учит меня, что именно непредусмотренные обстоятельства чаще всего и возникают. В таком случае доходы принадлежат Флер до конца жизни, и капитал она может завещать, кому пожелает. Если она этого не сделает, он переходит к ближайшему родственнику. Тут предусмотрено все.
"Ought she to make a fresh will?" asked Michael, conscious of sweat on his forehead.	- Что же, ей надо писать новое завещание? - спросил Майкл, чувствуя, что его лоб покрывается холодным потом.
"Not unless she likes. Her present will covers it."	- Если пожелает. Но ее завещание предусматривает все возможности.
"Have I to do anything?"	- Надо ли мне что-нибудь сделать?
"No. I wanted you to understand the purport before I sign; that's all. Give me the deed, Gradman, and get Wickson in, will you?"	- Нет. Я хотел вам все объяснить, прежде чем подпишу. Дайте мне, пожалуйста, документы, Грэдмен, и позовите Уиксона.
Michael saw the old chap produce from a drawer a fine piece of parchment covered with copper-plate writing and seals, look at it lovingly, and place it before Soames. When he had left the room, Soames said in a low voice:	Майкл увидел, как старичок достал из шкафа лист веленевой бумаги, исписанный каллиграфическим почерком и украшенный печатями, любовно посмотрел на него и положил перед Сомсом. Когда он вышел из комнаты, Сомс сказал тихо:
"This meeting on Tuesday--I can't tell! But, whatever happens, so far as I can see, this ought to stand."	- Во вторник собрание - мало ли что может быть. Но что бы ни случилось, эти деньги в безопасности.
"It's awfully good of you, sir."	- Вы очень добры к нам, сэр.
Soames nodded, testing a pen.	Сомс наклонил голову, пробуя перо.
"I'm afraid I've got wrong with your old clerk," said Michael; "I like the look of him frightfully, but I accidentally compared him to a bookmaker."	- Боюсь, я обидел вашего старого клерка, - сказал Майкл, - он мне ужасно понравился, но я нечаянно сравнил его с букмекером.
Soames smiled.	Сомс улыбнулся.
"Gradman," he said, "is a 'character.' There aren't many, nowadays."	- Грэдмен - своеобразный тип, - сказал он, - таких уже не много осталось.
Michael was wondering: Could one be a 'character' under the age of sixty?--when the 'character' returned, with a pale man in dark clothes.	Майкл думал, можно ли быть своеобразным типом до шестидесятилетнего возраста, когда "тип" вошел в сопровождении бледного человека в темном костюме.
Lifting his nose sideways, Soames said at once:	Сомс, глядя как-то вбок, без предисловий сказал?
"This is a post-nuptial settlement on my daughter. I deliver this as my act and deed."	- Это - послесвадебный подарок моей дочери. Я подписываюсь в здравом уме и твердой памяти.
He wrote his name, and got up.	Он подписался и встал.
The pale person and Gradman wrote theirs, and the former left the room. There was a silence as of repletion.	Бледный человек и Грэдмен тоже подписались. Когда бледный человек вышел, в комнате наступила полная тишина.
"Do you want me any more?" asked Michael.	- Я вам еще нужен? - спросил Майкл.
"Yes. I want you to see me deposit it at the bank with the marriage settlement. Shan't come back, Gradman!"	- Да, я хочу, чтобы вы зашли со мною в банк, - я положу эту дарственную вместе с другими. Я больше не приду сегодня, Грэдмен.
"Good-bye, Mr. Gradman."	- До свидания, мистер Грэдмен.
Michael heard the old fellow mutter through his beard half buried in a drawer to which he was returning the draft, and followed Soames out.	Майкл услышал, как старик что-то пробормотал в бороду, почти утонувшую в ящике стола, куда он прятал документы, и вышел вслед за Сомсом.
"Here's where I used to be," said Soames as they went along the Poultry; "and my father before me."	- Вот здесь была раньше наша контора, - сказал Сомс, когда они проходили Полтри, - а до меня тут был мой отец.
"More genial, perhaps," said Michael.	- Пожалуй, тут веселее, - заметил Майкл.
"The trustees are meeting us at the bank; you remember them?"	- Опекуны встретят нас в банке, вы их помните?
"Cousins of Fleur's, weren't they, sir?"	- Двоюродные братья Флер, сэр, да?
"Second cousins; young Roger's eldest, and young Nicholas'. I chose them youngish. Very young Roger was wounded in the war--he does nothing. Very young Nicholas is at the Bar."	- Гроюродные. Старший сын молодого Роджера и старший сын молодого Николаев. Я выбрал молодых. Очень молодой Роджер был ранен в войну - он ничем не занимается; очень молодой Николае - юрист.
Michael's ears stood up.	У Майкла даже уши навострились.
"What about the next lot, sir? Very very young Roger would be almost insulting, wouldn't it?"	- А как назовут следующее поколение, сэр? "Очень, очень молодой Роджер" звучит даже обидно, правда?
"There won't be one," said Soames, "with taxation where it is. He can't afford it; he's a steady chap. What are you going to call your boy, if it IS one?"	- У него не будет детей при таких налогах. Он себе не может этого позволить; он серьезный малый. А как вы назовете своего, если родится мальчик?
"We think Christopher, because of St. Paul's and Columbus. Fleur wants him solid, and I want him enquiring."	- Мы хотели его назвать Кристофером, в честь святого Павла и Колумба. Флер хочет, чтобы он был крепкий, а я - чтобы был пытливый.
"H'm! And if it's a girl?"	- Гм-м! А если девочка?
"Oh!--if it's a girl--Anne."	- О-о, девочку назовем Энн.
"Yes," said Soames: "Very neat. Here they are!"	- Так, - сказал Сомс, - очень хорошо. А вот и они!
They had reached the bank, and in the entrance Michael saw two Forsytes between thirty and forty, whose chinny faces he dimly remembered. Escorted by a man with bright buttons down his front, they all went to a room, where a man without buttons produced a japanned box. One of the Forsytes opened it with a key; Soames muttered an incantation, and deposited the deed. When he and the chinnier Forsyte had exchanged a few remarks with the manager on the question of the bank rate, they all went back to the lobby and parted with the words: "Well, good-bye."	Они подошли к банку; у входа Майкл увидел двух Форсайтов в возрасте между тридцатью и сорока, их лица с выдающимися подбородками он смутно помнил. В сопровождении человека с блестящими пуговицами они прошли в комнату, где другой человек, без пуговиц, достал лакированный ящик. Один из Форсайтов открыл его ключом. Сомс пробормотал какое-то заклинание и положил дарственную в ящик. После того как он и тот Форсайт, у которого подбородок больше выдавался, обменялись с чиновником замечаниями о банковских делах, все вышли в переднюю и расстались со словами: "Ну, до свидания!"
"Now," said Soames, in the din and hustle of the street, "he's provided for, so far as I can see. When exactly do you expect it?"	- Теперь, - сказал Сомс в уличном шуме и грохоте, - он, думается мне, обеспечен. Когда вы, собственно, ждете?
"It should be just a fortnight."	- Примерно через две недели.
"Do you believe in this--this twilight sleep?"	- Вы верите в это... этот наркоз?
"I should like to," said Michael, conscious again of sweat on his forehead. "Fleur's wonderfully calm; she does Coue night and morning."	- Хотелось бы верить, - и Майкл снова почувствовал испарину на лбу. Флер изумительно спокойна: она проделывает упражнения по Куэ вечером и утром.
"That!" said Soames. He did not mention that he himself was doing it, thus giving away the state of his nerves. "If you're going home, I'll come, too."	- Ах, эти! - сказал Сомс. Он ни словом не упомянул, что сам их проделывает, не желая выдавать состояние своих нервов. - Если вы домой, я пойду с вами.
"Good!"	- Прекрасно.
He found Fleur lying down with Ting-a-ling on the foot of the sofa.	Когда они пришли, Флер лежала на диване. Тинг-аЛинг прикорнул у нее в ногах.
"Your father's here, darling. He's been anointing the future with another fifty thou. I expect he'd like to tell you all about it."	- Пришел твой отец, дорогая. Он украсил наше будущее еще пятьюдесятью тысячами. Я думаю, он сам захочет тебе рассказать.
Fleur moved restlessly.	Флер беспокойно зашевелилась.
"Presently. If it's going on as hot as this, it'll be rather a bore, Michael."	- Сейчас, погоди. Если будет такая жара, Майкл, я просто не выдержу.
"Oh! but it won't, ducky. Three days and a thunderstorm."	- Ничего, погода переменится, детка моя. Еще дня три - и будет гроза.
Taking Ting-a-ling by the chin, he turned his face up.	Он приподнял пальцем мордочку Тинга и повернул ее к себе.
"And how on earth is your nose going to be put out of joint, old man? There's no joint to put."	- Ну, а как бы тебя научить не совать всюду свой нос, старик? И носа-то у тебя почти что нет.
"He knows there's something up."	- Он чувствует, что все чего-то ждут.
"He's a wise little brute, aren't you, old son?"	- Ты умный звереныш, старина, а?
Ting-a-ling sniffed.	Тинг-а-Линг фыркнул.
"Michael!"	- Майкл!
"Yes, darling?"	- Да, маленькая?
"I don't seem to care about anything now--it's a funny feeling."	- Мне теперь как-то все безразлично - удивительно странное чувство.
"That's the heat."	- Это от жары.
"No. I think it's because the whole business is too long. Everything's ready, and now it all seems rather stupid. One more person in the world or one more out of it--what does it matter?"	- Нет, наверное, просто потому, что слишком долго тянется. Ведь все готово - и теперь все как-то кажется глупым. Ну еще одним человеком на свете больше или меньше - не все ли равно?
"Don't! It matters frightfully!"	- Что ты! Конечно, нет!
"One more gnat to dance, one more ant to run about!"	- Еще один комар закружится, еще один муравей забегает.
Anguished, Michael said again:	- Не надо, Флер, - сказал Майкл тревожно, - это у тебя просто настроение.
"Don't, Fleur! That's just a mood."
"Is Wilfrid's book out?"	- Вышла книга Уилфрида?
"It comes out to-morrow."	- Завтра выходит.
"I'm sorry I gave you such a bad time, there. I only didn't want to lose him."	- Ты прости, что я так тебя огорчала тогда. Мне просто не хотелось его потерять.
Michael took her hand.	Майкл взял ее руку.
"Nor did I--goodness knows!" he said.	- А мне, думаешь, хотелось?
"He's never written, I suppose?"	- Он, конечно, ни разу не написал?
"No."	- Нет.
"Well, I expect he's all right by now. Nothing lasts."	- Что ж, наверно, у него все прошло. Нет ничего постоянного в мире.
Michael put her hand to his cheek.	Майкл прижался щекой к ее руке.
"I do, I'm afraid," he said.	- Кроме меня, - проговорил он.
The hand slipped round over his lips.	Рука соскользнула к его губам.
"Give Dad my love, and tell him I'll be down to tea. Oh! I'm so hot!"	- Передай папе привет и скажи ему, что я спущусь к чаю. Ой, как мне жарко!
Michael hovered a moment, and went out. Damn the heat, upsetting her like this!	Майкл минутку помедлил и вышел. Черт бы подрал эту жару - бедняжка совсем измучилась.
He found Soames standing in front of the white monkey.	Внизу Сомс стоял перед "Белой обезьяной".
"I should take this down, if I were you," he muttered, "until it's over."	- Я бы снял ее, на вашем месте, - проворчал он, - пока все не кончится.
"Why, sir?" asked Michael, in surprise.	- Почему, сэр? - удивился Майкл.
Soames frowned.	Сомс нахмурился.
"Those eyes!"	- Эти глаза!
Michael went up to the picture. Yes! He was a haunting kind of brute!	Майкл подошел к картине. Да! Не обезьяна, а какоето наваждение.
"But it's such top-hole work, sir."	- Но ведь это исключительная работа, сэр.
Soames nodded.
"Artistically, yes. But at such times you can't be too careful what she sees."	- С художественной точки зрения - конечно. Но в такое время надо быть поосторожнее с тем, что Флер видит.
"I believe you're right. Let's have him down."	- Пожалуй, вы правы. Давайте ее снимем.
"I'll hold him," said Soames, taking hold of the bottom of the picture.	- Я подержу, - сказал Сомс и взялся за раму.
"Got him tight? Right-o. Now!"	- Крепко? Вот так! Ну, снимаю.
"You can say I wanted an opinion on his period," said Soames, when the picture had been lowered to the floor.	- Можете сказать Флер, что я взял ее, чтобы определить, к какой эпохе она относится, - заметил Сомс, когда картина была спущена на пол.
"There can hardly be a doubt of that, sir--the present!"	- Тут и сомнения быть не может, сэр, - к нашей, конечно.
Soames stared. "What? Oh! You mean--? Ah! H'm! Don't let her know he's in the house."	- Что? Ах, вы хотите сказать... Да! гм-м... ага! Не говорите ей, что картина здесь.
"No. I'll lock him up." Michael lifted the picture. "D'you mind opening the door, sir?"	- Нет, я ее запрячу подальше, - и Майкл поднял картину. - Можно вас попросить открыть дверь, сэр?
"I'll come back at tea-time," said Soames. "That'll look as if I'd taken him off. You can hang him again, later."	- Я вернусь к чаю, - сказал Сомс. - Выйдет, как будто я отвозил картину. Потом можете ее опять повесить.
"Yes. Poor brute!" said Michael, bearing the monkey off to limbo.	- Конечно. Бедная зверюга! - и Майкл унес "Обезьяну" в чулан.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты