THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть первая)

CHAPTER II HOME/II. ДОМА

English	Русский
The house in South Square, Westminster, to which the young Monts had come after their Spanish honeymoon two years before, might have been called 'emancipated.' It was the work of an architect whose dream was a new house perfectly old, and an old house perfectly new. It followed, therefore, no recognised style or tradition, and was devoid of structural prejudice; but it soaked up the smuts of the metropolis with such special rapidity that its stone already respectably resembled that of Wren. Its windows and doors had gently rounded tops. The high-sloping roof, of a fine sooty pink, was almost Danish, and two 'ducky little windows' looked out of it, giving an impression that very tall servants lived up there. There were rooms on each side of the front door, which was wide and set off by bay trees in black and gold bindings. The house was thick through, and the staircase, of a broad chastity, began at the far end of a hall which had room for quite a number of hats and coats and cards. There were four bathrooms; and not even a cellar underneath. The Forsyte instinct for a house had co-operated in its acquisition. Soames had picked it up for his daughter, undecorated, at that psychological moment when the bubble of inflation was pricked, and the air escaping from the balloon of the world's trade. Fleur, however, had established immediate contact with the architect--an element which Soames himself had never quite got over--and decided not to have more than three styles in her house: Chinese, Spanish, and her own. The room to the left of the front door, running the breadth of the house, was Chinese, with ivory panels, a copper floor, central heating, and cut glass lustres. It contained four pictures--all Chinese--the only school in which her father had not yet dabbled. The fireplace, wide and open, had Chinese dogs with Chinese tiles for them to stand on. The silk was chiefly of jade green. There were two wonderful old black-tea chests, picked up with Soames' money at Jobson's--not a bargain. There was no piano, partly because pianos were too uncompromisingly occidental, and partly because it would have taken up much room. Fleur aimed at space-collecting people rather than furniture or bibelots. The light, admitted by windows at both ends, was unfortunately not Chinese. She would stand sometimes in the centre of this room, thinking--how to 'bunch' her guests, how to make her room more Chinese without making it uncomfortable; how to seem to know all about literature and politics; how to accept everything her father gave her, without making him aware that his taste had no sense of the future; how to keep hold of Sibley Swan, the new literary star, and to get hold of Gurdon Minho, the old; of how Wilfrid Desert was getting too fond of her; of what was really her style in dress; of why Michael had such funny ears; and sometimes she stood not thinking at all--just aching a little.	Дом на Саут-сквер, в Вестминстере, где поселились молодые Монты два года назад, после медового месяца, проведенного в Испании, можно было назвать "эмансипированным". Его строил архитектор, который мечтал создать новый дом - абсолютно старинный, и старый дом - абсолютно современный. Поэтому дом не был выдержан в определенном стиле, не отвечал традициям и был свободен от архитектурных предрассудков. Но он с такой необычайной быстротой впитывал колоть столицы, что его стены уже приобрели почтенное сходство со старинными особняками, построенными еще Рэном. Окна и двери были сверху слегка закруглены. Острая крыша мягкого пепельно-розового цвета была почти что датской, и два "премиленьких окошечка" глядели сверху, создавая впечатление, будто там, наверху, живут очень рослые слуги. Комнаты были расположены по обе стороны парадной двери - широкой, обрамленной лавровыми деревьями в черных с золотом кадках. Дом был очень глубок, и лестница, широкая и целомудренно-простая, начиналась в дальнем конце холла, в котором было достаточно места для целой массы шляп, пальто и визитных карточек. В доме было четыре ванных - и никакого подвального помещения, даже погреба. Приобретению этого дома помогло форсайтское чутье на недвижимое имущество. Сомс нашел его для дочери в тот психологический момент, когда пузырь инфляции был проколот и воздух выходил из воздушного шара мировой торговли. Однако Флер немедленно вошла в контакт с архитектором - сам Сомс так и не примирился с этой категорией людей - и решила, что в доме будут только три стиля: китайский, испанский и ее собственный. Комната налево от парадной двери, проходившая во всю глубину дома, была китайской: панели слоновой кости, медный пол, центральное отопление и хрустальные люстры. На стенах висели четыре картины, все китайские - единственная школа, которой еще не занимался ее отец. Широкий открытый камин украшали китайские собаки на китайских изразцах. Шелка были преимущественно изумрудно-зеленые. Два чудесных черных старинных шкафа были куплены Сомсом у Джобсона, и не дешево. Рояля не было, отчасти потому, что рояль - вещь неоспоримо западная, отчасти потому, что он занял бы слишком много места. Флер нужен был простор - ведь она коллекционировала скорее людей, чем мебель и безделушки. Свет, падавший через окна с двух противоположных сторон, не был, к сожалению, китайским. Флер часто стояла посреди комнаты, обдумывая, как "подобрать" гостей, как сделать эту комнату еще более китайской, не жертвуя уютом; как казаться знатоком литературы и политики, как принимать подарки отца, не давая ему почувствовать, что его вкусы устарели; как удержать Сибли Суона, новую литературную звезду, и заполучить Гэрдона Минхо - старую знаменитость. Она думала о том, что Уилфрид Дезерт слишком серьезно увлекся ею; о том, в каком стиле ей, собственно, надо одеваться, о том, почему У Майкла такие смешные уши; а иногда она стояла, просто Ни о чем не думая, а так, чуть-чуть тоскуя.
When those three came in she was sitting before a red lacquer tea- table, finishing a very good tea. She always had tea brought in rather early, so that she could have a good quiet preliminary 'tuck-in' all by herself, because she was not quite twenty-one, and this was her hour for remembering her youth. By her side Ting-a- ling was standing on his hind feet, his tawny forepaws on a Chinese footstool, his snubbed black and tawny muzzle turned up towards the fruits of his philosophy.	Когда трое мужчин вошли, она сидела у красного лакированного чайного стола, допивая чай со всякими вкусными вещами. Она обычно просила подавать себе чай пораньше, чтобы можно было как следует "угоститься" на свободе: ведь ей еще не было двадцати одного года, и в этот час она вспоминала о своей молодости. Рядом с ней, на задних лапах, стоял Тинг-а-Линг, поставив рыжие передние лапки на китайскую скамеечку и подняв курносую черно-рыжую мордочку к объектам своего философического созерцания.
"That'll do, Ting. No more, ducky! NO MORE!"	- Хватит, Тинг-а-Линг! Довольно, душенька! Довольно!
The expression of Ting-a-ling answered:	Выражение мордочки Тинг-а-Линга говорило:
'Well, then, stop, too! Don't subject me to torture!'	"Ну, тогда и сама не ешь! Не мучай меня!"
A year and three months old, he had been bought by Michael out of a Bond Street shop window on Fleur's twentieth birthday, eleven months ago.	Ему был год и три месяца, и купил его Майкл с витрины магазина на Бонд-стрит к двадцатому дню рождения Флер, одиннадцать месяцев тому назад.
Two years of married life had not lengthened her short dark chestnut hair; had added a little more decision to her quick lips, a little more allurement to her white-lidded, dark-lashed hazel eyes, a little more poise and swing to her carriage, a little more chest and hip measurement; had taken a little from waist and calf measurement, a little colour from cheeks a little less round, and a little sweetness from a voice a little more caressing.	Два года замужества не сделали ее короткие каштановые волосы длиннее, но придали немного больше решимости ее подвижным губам, больше обаяния ее карим глазам под белыми веками с темными ресницами, больше уверенности и грации походке; несколько увеличился объем груди и бедер; талия и щиколотки стали тоньше, чуть побледнел румянец на щеках, слегка утерявших округлость, да в голосе, ставшем чуть вкрадчивее, исчезла былая мягкость.
She stood up behind the tray, holding out her white round arm without a word. She avoided unnecessary greetings or farewells. She would have had to say them so often, and their purpose was better served by look, pressure, and slight inclination of head to one side.	Она встала из-за стола и молча протянула белую круглую руку. Она избегала излишних приветствий и прощаний. Ей так часто пришлось бы повторять одинаковые слова - лучше было обойтись взглядом, пожатием руки, легким наклоном головы.
With circular movement of her squeezed hand, she said:	Пожав протянутые руки, она проговорила:
"Draw up. Cream, sir? Sugar, Wilfrid? Ting has had too much-- don't feed him! Hand things, Michael. I've heard all about the meeting at 'Snooks.' You're not going to canvass for Labour, Michael--canvassing's so silly. If any one canvassed me, I should vote the other way at once."	- Садитесь. Вам сливок, сэр? С сахаром, Уилфрид? Тинг и так объелся, не кормите его. Майкл, угощай! Я уже слышала о собрании у "Шутников". Ведь ты не собираешься агитировать за лейбористов, Майкл? Агитация - такая глупость! Если бы меня кто-нибудь вздумал агитировать, я бы сразу стала голосовать наоборот.
"Yes, darling; but you're not the average elector."	- Конечно, дорогая; но ведь ты не рядовой избиратель.
Fleur looked at him. Very sweetly put! Conscious of Wilfrid biting his lips, of Sir Lawrence taking that in, of the amount of silk leg she was showing, of her black and cream teacups, she adjusted these matters. A flutter of her white lids--Desert ceased to bite his lips; a movement of her silk legs--Sir Lawrence ceased to look at him. Holding out her cups, she said:	Флер взглянула на него. Очень мило сказано! Видя, что Уилфрид кусает губы, что сэр Лоренс это замечает, не забывая, что ее обтянутая шелком нога всем видна, что на столе - черные с желтым чайные чашки, она сразу сумела все наладить. Взмах темных ресниц - и Дезерт перестал кусать губы; движение шелковой ноги - и сэр Лоренс перестал смотреть на него. И, передавая чашки, Флер сказала:
"I suppose I'm not modern enough?"	- Что же, я недостаточно современна?
Desert, moving a bright little spoon round in his magpie cup, said without looking up:	Не поднимая глаз и мешая блестящей ложечкой в крохотной чашке, Дезерт проговорил:
"As much more modern than the moderns, as you are more ancient."	- Вы настолько же современнее всех современных людей, насколько вы древнее их.
"'Ware poetry!" said Michael.	- Упаси нас, боже, от поэзии! - сказал Майкл.
But when he had taken his father to see the new cartoons by Aubrey Greene, she said:	Но когда он увел отца посмотреть новые карикатуры Обри Грина, она сказала:
"Kindly tell me what you meant, Wilfrid."	- Будьте добры объяснить мне, что вы хотели этим сказать, Уилфрид?
Desert's voice seemed to leap from restraint.	Голос Дезерта потерял всякую сдержанность.
"What does it matter? I don't want to waste time with that."	- Не все ли равно? Мне не хочется терять времени на разъяснения.
"But I want to know. It sounded like a sneer."	- Но я хочу знать. Это звучало насмешкой.
"A sneer? From me? Fleur!"	- Насмешка? С моей стороны? Флер!
"Then tell me."	- Тогда объясните.
"I meant that you have all their restlessness and practical get- thereness; but you have what they haven't, Fleur--power to turn one's head. And mine is turned. You know it."	- Я хотел сказать, что вам присуща вся неугомонность, вся практическая хватка современников, но в вас есть то, чего лишены они, Флер, - вы обладаете силой сводить людей с ума. И я схожу с ума. Вы знаете это.
"How would Michael like that--from YOU, his best man?"	- Как бы отнесся к этому Майкл? Вы, его друг!
Desert moved quickly to the windows.	Дезерт быстро отошел к окну.
Fleur took Ting-a-ling on her lap. Such things had been said to her before; but from Wilfrid it was serious. Nice to think she had his heart, of course! Only, where on earth could she put it, where it wouldn't be seen except by her? He was incalculable--did strange things! She was a little afraid--not of him, but of that quality in him. He came back to the hearth, and said:	Флер взяла Тинг-а-Линга на колени. Ей и раньше говорили такие вещи, но со стороны Уилфрида это было серьезно. Приятно, конечно, сознавать, что она владеет его сердцем. Только куда же ей спрятать это сердце, чтобы никто его не видел? Нельзя предугадать, что сделает Дезерт, он способен на странные поступки. Она побаивалась - не его, нет, а этой его черты. Он вернулся к камину и сказал:
"Ugly, isn't it? Put that dam' dog down, Fleur; I can't see your face. If you were really fond of Michael--I swear I wouldn't; but you're not, you know."	- Некрасиво, не правда ли? Да спустите вы эту проклятую собачонку, Флер, я не вижу вашего лица. Если бы вы по-настоящему любили Майкла клянусь, я бы молчал; но вы знаете, что это не так.
Fleur said coldly:	Флер холодно ответила:
"You know very little; I AM fond of Michael."	- Вы очень мало знаете. Я в самом деле люблю Майкла.
Desert gave his little jerky laugh.	Дезерт отрывисто засмеялся.
"Oh yes; not the sort that counts."	- Да, конечно; такая любовь не идет в счет.
Fleur looked up.	Флер поглядела на него.
"It counts quite enough to make one safe."	- Нет, идет: с ней я в безопасности.
"A flower that I can't pick."	- Цветок, который мне не сорвать?
Fleur nodded.	Флер кивнула головой.
"Quite sure, Fleur? Quite, quite sure?"	- Наверное, Флер? Совсем, совсем наверное?
Fleur stared; her eyes softened a little, her eyelids, so excessively white, drooped over them; she nodded.	Флер пристально глядела перед собой; ее взгляд слегка смягчился, ее веки, такой восковой белизны, опустились; она кивнула.
Desert said slowly:	Дезерт медленно произнес:
"The moment I believe that, I shall go East."	- Как только я этому поверю, я немедленно уеду на Восток.
"East?"	- На Восток?
"Not so stale as going West, but much the same--you don't come back."	- Не так избито, как "уехать на Запад"? [6] Но в общем одно и то же: возврата нет.
Fleur thought: 'The East? I should love to know the East! Pity one can't manage that, too. Pity!'	Флер подумала: "На Восток? Как бы мне хотелось увидеть Восток! Жаль, что этого нельзя устроить, очень жаль!"
"You won't keep me in your Zoo, my dear. I shan't hang around and feed on crumbs. You know what I feel--it means a smash of some sort."	- Меня не удержать в вашем зверинце, дорогая, я не стану попрошайничать и питаться крохами. Вы знаете, что я испытываю, - настоящее потрясение.
"It hasn't been my fault, has it?"	- Но ведь это не моя вина, не так ли?
"Yes; you've collected me, as you collect everybody that comes near you."	- Нет, ваша: вы меня включили в свою коллекцию, как включаете всякого, кто приближается к вам!
"I don't know what you mean."	- Не понимаю, что вы хотите сказать!
Desert bent down, and dragged her hand to his lips.	Дезерт наклонился и поднес ее руку к губам.
"Don't be riled with me; I'm too unhappy."	- Не будьте злюкой, я слишком несчастлив.
Fleur let her hand stay against his hot lips.	Флер не отнимала руки от его горячих губ.
"Sorry, Wilfrid."	- Мне очень жаль, Уилфрид.
"All right, dear. I'll go."	- Ничего, дорогая. Я пойду.
"But you're coming to dinner to-morrow?"	- Но вы ведь придете завтра к обеду?
Desert said violently:	Дезерт обозлился.
"TO-MORROW? Good God--no! What d'you think I'm made of?"	- Завтра? О боги - конечно нет! Из чего я, по-вашему, сделан?
He flung her hand away.	Он отшвырнул ее руку.
"I don't like violence, Wilfrid."	- Я не люблю грубости, Уилфрид.
"Well, good-bye; I'd better go."	- Ну, прощайте! Мне лучше уйти!
The words "And you'd better not come again" trembled up to her lips, but were not spoken. Part from Wilfrid--life would lose a little warmth! She waved her hand. He was gone. She heard the door closing. Poor Wilfrid!--nice to think of a flame at which to warm her hands! Nice but rather dreadful! And suddenly, dropping Ting-a-ling, she got up and began to walk about the room. To- morrow! Second anniversary of her wedding-day! Still an ache when she thought of what it had not been. But there was little time to think--and she made less. What good in thinking? Only one life, full of people, of things to do and have, of things wanted--a life only void of--one thing, and that--well, if people had it, they never had it long! On her lids two tears, which had gathered, dried without falling. Sentimentalism! No! The last thing in the world--the unforgivable offence! Whom should she put next whom to- morrow? And whom should she get in place of Wilfrid, if Wilfrid wouldn't come--silly boy! One day--one night--what difference? Who should sit on her right, and who on her left? Was Aubrey Greene more distinguished, or Sibley Swan? Were they either as distinguished as Walter Nazing or Charles Upshire? Dinner of twelve, exclusively literary and artistic, except for Michael and Alison Charwell. Ah! Could Alison get her Gurdon Minho--just one writer of the old school, one glass of old wine to mellow effervescence? He didn't publish with Danby and Winter; but he fed out of Alison's hand. She went quickly to one of the old tea chests, and opened it. Inside was a telephone.	На ее губах трепетали слова: "И лучше больше не приходить", но она промолчала. Расстаться с Уилфридом? Жизнь утратит частицу тепла. Она махнула рукой. Он ушел. Слышно было, как закрылась дверь. Бедный Уилфрид! Приятно думать об огне, у которого можно согреть руки. Приятно - и немного жутко. И вдруг, спустив Тинга-Линга на пол, она встала и зашагала по комнате. Завтра! Вторая годовщина ее свадьбы! Все еще больно ей думать о том, чем могла бы стать эта свадьба. Но думать было некогда - и она не останавливалась на этой мысли. К чему думать? Живешь только раз, вокруг: - люди, масса дел, многого нужно добиться, взять от жизни. Не хватает, правда, одного - ну, да впрочем, если у людей это есть, так тоже не надолго! Слезы, набежавшие на ее ресницы, высохли, не скатившись. Сентиментальность! Нет! Самое тяжелое в мире - нестерпимая обида! А кого с кем посадить завтра? Кого бы позвать вместо Уилфрида, если Уилфрид не придет - вот глупый мальчик! Один день, один вечер - не все ли равно? Кто будет сидеть справа от нее, а кто слева? Кто изысканнее: Обри Грин или Сибли Суон? Может быть, они оба не так изысканны, как Уолтер Нэйзинг или Чарльз Эпшир? Обед на двенадцать человек, - все из литературно-художественного мира, кроме Майкла и Элисон Черрел. Ах, не может ли Элисон привести к ней Гэрдона Минхо - пусть будет один из старых писателей, как один стакан старого вина, чтобы смягчить шипучий напиток. Он не печатался у Дэнби и Уинтера, но Элисон вполне его приручила. Флер быстро подошла к одному из старинных шкафчиков и открыла его. Внутри был телефон.
"Can I speak to Lady Alison--Mrs. Michael Mont . . . Yes . . . That you, Alison? . . . Fleur speaking. Wilfrid has fallen through to-morrow night . . . Is there any chance of your bringing Gurdon Minho? I don't know him, of course; but he might be interested. You'll try? . . . That'll be ever so delightful. Isn't the 'Snooks' Club meeting rather exciting? Bart says they'll eat each other now they've split . . . About Mr. Minho. Could you let me know to-night? Thanks--thanks awfully! . . . Goodbye!"	- Можно попросить леди Элисон?.. Миссис Майкл Монт... да, да. Это вы, Элисон? Говорит Флер. На завтрашний вечер Уилфрид отпадает... Скажите, не сможете ли вы привести мистера Гэрдона Минхо?.. Я с ним, конечно, не знакома, но, может быть, ему будет интересно... Попробуете? Ну, это будет, просто восхитительно!.. Вы не находите, что собрание в "Клубе шутников" было страшно интересное?.. Барт говорит, что теперь, после раскола, они все там перегрызутся... Да, как же быть с мистером Минхо? Не можете ли вы дать мне ответ сегодня вечером? Спасибо, большое спасибо... До свидания!
Failing Minho, whom? Her mind hovered over the names in her address book. At so late a minute it must be some one who didn't stand on ceremony; but except Alison, none of Michael's relations would be safe from Sibley Swan or Nesta Gorse, and their subversive shafts; as to the Forsytes--out of the question; they had their own sub-acid humour (some of them), but they were not modern, not really modern. Besides, she saw as little of them as she could-- they dated, belonged to the dramatic period, had no sense of life without beginning or end. No! If Gurdon Minho was a frost, it would have to be a musician, whose works were hieroglyphical with a dash of surgery; or, better, perhaps, a psycho-analyst. Her fingers turned the pages till she came to those two categories. Hugo Solstis? A possibility; but suppose he wanted to play them something recent? There was only Michael's upright Grand, and that would mean going to his study. Better Gerald Hanks--he and Nesta Gorse would get off together on dreams; still, if they did, there would be no actual loss of life. Yes, failing Gurdon Minho, Gerald Hanks; he would be free--and put him between Alison and Nesta. She closed the book, and, going back to her jade-green settee, sat gazing at Ting-a-ling. The little dog's prominent round eyes gazed back; bright, black, very old. Fleur thought: 'I DON'T want Wilfrid to drop off.' Among all the crowd who came and went, here, there and everywhere, she cared for nobody. Keep up with them, keep up with everything, of course! It was all frightfully amusing, frightfully necessary! Only--only--what?	А если Минхо не придет - кого тогда? Она задумалась над своей записной книжкой. В последнюю минуту удобно пригласить только человека без светских предрассудков; кроме Элисон, никто из родных Майкла не избежал бы едких насмешек Несты Горз или Сибли Суона. О Форсайтах и речи быть не может. Правда, они обладают своим особым кисло-сладким юмором (по крайней мере некоторые из них), но они несовременны, не вполне современны. Кроме того, она старалась встречаться с ними как можно реже. Они устарели, были слишком связаны с грустными воспоминаниями, они не умели воспринимать жизнь без начала и конца. Нет, если Гэрдон Минхо пролетит, придется пригласить какого-нибудь композитора, только чтобы его произведения были сплошной загадкой и напоминали хирургическую операцию; или еще лучше, пожалуй, позвать психоаналитика. Флер перелистала всю книжку, пока не дошла до этих двух профессий. Гуго Солстис? Пожалуй; но вдруг он захочет сыграть что-нибудь из своих последних! вещей? В доме было только старое пианино Майкла, значит пришлось бы перейти в его кабинет. Лучше Джералд Хэнкс: они с Нестой Горз погрузятся в толкование снов, но от этого общее оживление не пострадает. Значит, если не Гэрдон Минхо пригласить Джералда Хэнкса, он, наверное, свободен, и посадить его между Элисон и Нестой. Она закрыла книжку и, вернувшись на свой ярко-зеленый диван, стала разглядывать Тинг-а-Линга. Выпуклые круглые глаза уставились на нее. Черные, блестящие, очень старые глаза. Флер подумала: "Я не хочу, чтобы Уилфрид ушел". Из всей толпы людей, снующих вокруг нее, ей никто не был нужен. Конечно, надо быть со всеми в прекрасных отношениях, надо быть в прекрасных отношениях с жизнью вообще. Все это ужасно занятно, ужасно необходимо! Только, только... что?
Voices! Michael and Bart coming back. Bart had noticed Wilfrid. He WAS a noticing old Bart. She was never very comfortable when he was about--lively and twisting, but with something settled and ancestral in him; a little like Ting-a-ling--something judgmatic, ever telling her that she was fluttering and new. He was anchored, could only move to the length of his old-fashioned cord, but he could drop on to things disconcertingly. Still, he admired her, she felt--oh! yes.	Голоса! Майкл и Барт идут сюда. Барт приметил насчет Уилфрида. Ужасно наблюдательный "Старый Барт". Ей всегда бывало не по себе в его обществе - он такой живой, непоседливый, но что-то в нем есть установившееся, старинное, что-то общее с Тинг-а-Лингом, что-то поучительное, вечно напоминающее ей о том, что она сама слишком суетна, слишком современна. Он как на привязи: может двигаться только на длину этой старомодной своей цепи; но он невероятно умеет подмечать все. Однако она чувствует, что он восхищается ею, - да, да!
Well! What had he thought of the cartoons? Ought Michael to publish them, and with letterpress or without? Didn't he think that the cubic called 'Still Life'--of the Government, too frightfully funny--especially the 'old bean' representing the Prime? For answer she was conscious of a twisting, rapid noise; Sir Lawrence was telling her of his father's collection of electioneering cartoons. She did wish Bart would not tell her about his father; he had been so distinguished, and he must have been so dull, paying all his calls on horseback, with trousers strapped under his boots. He and Lord Charles Cariboo and the Marquis of Forfar had been the last three 'callers' of that sort. If only they hadn't, they'd have been clean forgot. She had that dress to try, and fourteen things to see to, and Hugo's concert began at eight-fifteen! Why did people of the last generation always have so much time? And, suddenly, she looked down. Ting-a- ling was licking the copper floor. She took him up: "Not that, darling; nasty!" Ah! the spell was broken! Bart was going, reminiscent to the last. She waited at the foot of the stairs till Michael shut the door on him, then flew. Reaching her room, she turned on all the lights. Here was her own style--a bed which did not look like one, and many mirrors. The couch of Ting-a-ling occupied a corner, whence he could see himself in three. She put him down, and said: "Keep quiet, now!" His attitude to the other dogs in the room had long become indifferent; though of his own breed and precisely his colouring, they had no smell and no licking power in their tongues--nothing to be done with them, imitative creatures, incredibly unresponsive.	Ну, как ему понравились карикатуры? Стоит ли Майклу их печатать, и давать ли подписи, или не надо? Не правда ли, этот кубистический набросок "Натюрморт" - карикатура на правительство - немыслимо смешной? Особенно старикан, изображающий премьер-министра! В ответ затрещала быстрая, скачущая речь: сэр Лоренс рассказывал ей о коллекции предвыборных плакатов, собранной его отцом. Лучше бы Барт перестал ей рассказывать о своем отце: он был до того знатный и, наверно, ужасно скучный - в особенности когда отдавал визиты верхом, в брюках со штрипками! Он, и лорд Чарлз Кэрибу, и маркиз Форфар были последними "визитерами" в таком духе. Если бы не это, их забыли бы совершенно. Ей надо еще примерить новое платье и сделать двадцать дел, а в восемь Пятнадцать начинается концерт Гуго. Почему это у людей прошлого поколения всегда столько свободного времени? Она нечаянно посмотрела вниз. Тинг-а-Линг лизал медный пол. Она подняла его: "Нельзя, миленький, фу, гадость! ". Ну вот, чары нарушены. Барт уходит, все еще полный воспоминаний. Она подождала внизу у лестницы, пока Майкл закрыл за Бартом дверь, и полетела наверх. В своей комнате она зажгла все лампы. Тут царил ее собственный стиль - кровать, непохожая на кровать, и всюду зеркала. Ложе Тинг-а-Линга помещалось в углу, откуда он мог видеть целых три своих отражения. Она посадила его, сказав: "Ну, теперь сиди тихо!" Он давно уже относился ко всем остальным собакам в комнате совершенно равнодушно; хотя они были одной с ним породы и в точности той же масти, но у них не было запаха, их языки не умели лизать - нечего было делать с ними - поддельные существа, совершенно бесчувственные.
Stripping off her dress, Fleur held the new frock under her chin.	Сняв платье, Флер прикинула новое, придерживая его подбородком.
"May I kiss you?" said a voice, and there was Michael's image behind her own reflection in the glass.	- Можно тебя поцеловать? - послышался голос, и двойник Майкла вырос за ее собственным изображением в зеркале.
"My dear boy, there isn't time! Help me with this." She slipped the frock over her head. "Do those three top hooks. How do you like it? Oh! and--Michael! Gurdon Minho may be coming to dinner to-morrow--Wilfrid can't. Have you read his things? Sit down and tell me something about them. All novels, aren't they? What sort?"	- Некогда, милый мой мальчик! Помоги мне лучше, - она натянула платье через голову. - Застегни три верхние крючка. Тебе нравится? Ах да, Майкл! Может быть, завтра к обеду придет Гэрдон Минхо - Уилфрид занят. Ты его читал? Садись, расскажи мне о его вещах. Романы, правда? Какого рода?
"Well, he's always had something to say. And his cats are good. He's a bit romantic, of course."	- Ну, ему всегда есть что сказать. Хорошо описывает кошек. Конечно, он немного романтик.
"Oh! Have I made a gaff?"	- О-о! Неужели я промахнулась?
"Not a bit; jolly good shot. The vice of our lot is, they say it pretty well, but they've nothing to say. They won't last."	- Ничуть. Наоборот, очень удачно. Беда нашей публики в том, что говорят они очень неплохо, но сказать им нечего. Они не останутся в литературе.
"But that's just why they will last. They won't date."	- А по-моему, они именно потому и останутся. Они не устареют.
"Won't they? My gum!"	- Не устареют? Как бы не так!
"Wilfrid will last."	- Уилфрид останется...
"Ah! Wilfrid has emotions, hates, pities, wants; at least, sometimes; when he has, his stuff is jolly good. Otherwise, he just makes a song about nothing--like the rest."	- Уилфрид? О, у него есть чувства, ненависть, жалость, желания, во всяком случае, иногда появляются; а когда это бывает, он пишет прекрасно. Но обычно он просто пишет ни о чем - как и все остальные.
Fleur tucked in the top of her undergarment.	Флер поправила платье у выреза.
"But, Michael, if that's so, we--I've got the wrong lot."	- Но, Майкл, если это так, то у себя мы... я встречаюсь совсем не с теми людьми, с которыми стоит.
Michael grinned.	Майкл широко улыбнулся.
"My dear child! The lot of the hour is always right; only you've got to watch it, and change it quick enough."	- Милое мое дитя! С теми, кто в моде, всегда стоит - встречаться, только надо хорошенько следить и менять их У побыстрее.
"But d'you mean to say that Sibley isn't going to live?"	- Но, Майкл, ведь ты не считаешь, что Сибли не переживет себя?
"Sib? Lord, no!"	- Сиб? Конечно нет.
"But he's so perfectly sure that almost everybody else is dead or dying. Surely he has critical genius!"	- Но он так уверен, что все остальные уже отжили свой век или отживают. Ведь у него настоящий критический талант.
"If I hadn't more judgment than Sib, I'd go out of publishing to- morrow."	- Если бы я понимал в искусстве не больше Сибли, я бы завтра же ушел из издательства.
"You--more than Sibley Swan?"	- Ты понимаешь больше, чем Сибли Суон?
"Of course, I've more judgment than Sib. Why! Sib's judgment is just his opinion of Sib--common or garden impatience of any one else. He doesn't even read them. He'll read one specimen of every author and say: 'Oh! that fellow! He's dull, or he's moral, or he's sentimental, or he dates, or he drivels'--I've heard him dozens of times. That's if they're alive. Of course, if they're dead, it's different. He's always digging up and canonising the dead; that's how he's got his name. There's always a Sib in literature. He's a standing example of how people can get taken at their own valuation. But as to lasting--of course he won't; he's never creative, even by mistake."	- Ну конечно, я больше понимаю. Вся критика Сиба сводится к высокому мнению о Сибе - и самой обыкновенной нетерпимости ко всем остальным. Он их даже не читает. Прочтет одну книгу каждого автора и говорит: "Ах, этот? Он скучноват", или "он - моралист", или "он сентиментален", "устарел", "плетет чушь", - я сто раз это слышал. Конечно, так он говорит только о живых. С мертвыми авторами он обходится иначе. Он вечно выкапывает и канонизирует какого-нибудь покойника - этим он и прославился. В литературе всегда были такие Сибы. Он яркий пример того, как человек может внушить о себе какое угодно мнение. Но, конечно, в литературе он не останется: он никогда ничего не создал своего - даже по ошибке.
Fleur had lost the thread. Yes! It suited her--quite a nice line! Off with it! Must write those three notes before she dressed.	Флер упустила нить разговора. Да, платье ей очень к лицу - прелестная линия. Можно снять - надо еще написать три письма, прежде чем одеваться.
Michael had begun again.	Майкл, снова заговорил:
"Take my tip, Fleur. The really big people don't talk--and don't bunch--they paddle their own canoes in what seem backwaters. But it's the backwaters that make the main stream. By Jove, that's a mot, or is it a bull; and are bulls mots or mots bulls?"	- Ты послушай меня, Флер. Истинно великие люди не болтают и не толкаются в толпе - они плывут одни в своих лодочках по тихим протокам. Но из протоков выходят потоки! Ого, как я сказал! Прямо - mot! Или не совсем mot?
"Michael, if you were me, would you tell Frederic Wilmer that he'll be meeting Hubert Marsland at lunch next week? Would it bring him or would it put him off?"	- Майкл, ты на моем месте сказал бы Фредерику Уилмеру, что он встретит Губерта Марсленда у меня за завтраком на будущей неделе? Будет это для него приманкой или отпугнет его?
"Marsland's rather an old duck, Wilmer's rather an old goose--I don't know."	- Марсленд - милая старая утка, а Уилмер - противный старый гусь; право, не знаю!
"Oh! do be serious, Michael--you never give me any help in arranging--No! Don't maul my shoulders please."	- Ну, будь же серьезен, Майкл, - никогда ты мне не поможешь ничего устроить. Не щекочи мне, пожалуйста, плечи!
"Well, darling, I DON'T know. I've no genius for such things, like you. Marsland paints windmills, cliffs and things--I doubt if he's heard of the future. He's almost a Mathew Mans for keeping out of the swim. If you think he'd like to meet a Vertiginist--"	- Дорогая, ей-богу, не знаю. У меня нет, как у тебя, таланта на такие дела. Марсленд рисует ветряные мельницы, скалы и всякие штуки - я сомневаюсь, слышал ля он что-нибудь об искусстве будущего. Он просто уникум в смысле умения держаться далеко от современности. Если ты думаешь, что ему будет приятно встретиться с вертижинистом... [7]
"I didn't ask you if he'd like to meet Wilmer; I asked you if Wilmer would like to meet him."	- Я не спрашиваю тебя, захочется ли ему встретиться с Уилмером; я спросила тебя, захочет ли Уилмер встретиться с ним.
"Wilmer will just say: 'I like little Mrs. Mont, she gives deuced good grub'--and so you do, ducky. A Vertiginist wants nourishing, you know, or it wouldn't go to his head."	- Ну, Уилмер только скажет: "Люблю маленькую миссис Монт, уж очень здорово она кормит", и ты действительно хорошо кормишь, детка. А вертижинисту нужно хорошо питаться, иначе у него голова не закружится.
Fleur's pen resumed its swift strokes, already becoming slightly illegible. She murmured:	Перо Флер снова быстро забегало по бумаге - строчки стали чуть неразборчивее. Она пробормотала:
"I think Wilfrid would help--you won't be there; one--two--three. What women?"	- По-моему, Уилфрид выручит - ведь тебя не будет.
"For painters--pretty and plump; no intellect."	Один, два, три, Каких женщин звать?
Fleur said crossly:	- Для художников? Хорошеньких и толстеньких; ума не требуется.
"I can't get them plump; they don't go about now." And her pen flowed on:	Флер рассердилась:
"DEAR WILFRID,--Wednesday--lunch; Wilmer, Hubert Marsland, two other women. Do help me live it down.	- Где же мне взять толстых? Их теперь и не бывает. - Ее перо бегло застрочило:
"Yours ever,	"Милый Уилфрид, в пятницу завтрак: Уилмер, Губерт Марсленд и две женщины. Выручайте!
"FLEUR."	Всегда Ваша Флер".
"Michael, your chin is like a bootbrush."	- Майкл, у тебя подбородок - как сапожная щетка!
"Sorry, old thing; your shoulders shouldn't be so smooth. Bart gave Wilfrid a tip as we were coming along."	- Прости, маленькая; у тебя слишком нежные плечи. Барт сегодня дал Уилфриду замечательный совет, когда мы шли сюда.
Fleur stopped writing.	Флер перестала писать.
"Oh!"	- Да?
"Reminded him that the state of love was a good stunt for poets."	- Напомнил ему, что состояние влюбленности здорово вдохновляет поэтов...
"A propos of what?"	- По какому же это поводу?
"Wilfrid was complaining that he couldn't turn it out now."	- Уилфрид жаловался, что у него стихи что-то не выходят.
"Nonsense! His last things are his best."	- Какая чепуха! Его последние вещи лучше всего.
"Well, that's what I think. Perhaps he's forestalled the tip. Has he, d'you know?"	- Да, я тоже так считаю. А может быть, он уже предвосхитил совет? Ты не знаешь, а?
Fleur turned her eyes towards the face behind her shoulder. No, it had its native look--frank, irresponsible, slightly faun-like, with its pointed ears, quick lips, and nostrils.	Флер взглянула через плечо ему в лицо. Нет, такое же, как всегда, открытое, добродушное, слегка похожее на лицо фавна: чуть торчащие уши, подвижные губы и ноздри.
She said slowly:	Она медленно проговорила:
"If YOU don't know, nobody does."	- Если ты ничего не знаешь, то никто не знает.
A snuffle interrupted Michael's answer. Ting-a-ling, long, low, slightly higher at both ends, was standing between them, with black muzzle upturned. 'My pedigree is long,' he seemed to say; 'but my legs are short--what about it?'	Какое-то сопенье помешало Майклу ответить. Тинг-аЛинг, длинный, низенький, немного приподнятый с обоих концов, стоял между ними, задрав свою черную мордочку. "Родословная у меня длинная, - казалось, говорил он, - да вот ноги короткие; как же быть?"

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты