THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть первая)

CHAPTER I PROMENADE/I. ПРОГУЛКА

English	Русский
Coming down the steps of 'Snooks' Club, so nicknamed by George Forsyte in the late eighties, on that momentous mid-October afternoon of 1922, Sir Lawrence Mont, ninth baronet, set his fine nose towards the east wind, and moved his thin legs with speed. Political by birth rather than by nature, he reviewed the revolution which had restored his Party to power with a detachment not devoid of humour. Passing the Remove Club, he thought: 'Some sweating into shoes, there! No more confectioned dishes. A woodcock--without trimmings, for a change!'	В этот памятный день середины октября 1922 года сэр Лоренс Монт, девятый баронет, вышел из "Клуба шутников", как прозвал его Джордж Форсайт в конце восьмидесятых годов, спустился по ступеням, стертым ногами приверженцев существующего порядка вещей, повел своим острым носом по ветру и быстро засеменил тонкими ногами. Занимаясь политикой скорей по долгу высокого рождения, чем по призванию, он смотрел на переворот, вернувший к власти его партию, с беспристрастностью, не лишенной юмора. Проходя мимо клуба "Смена", он подумал: "Да, им теперь придется попотеть! Пусть посидят без сладкого для разнообразия"!
The captains and the kings had departed from 'Snooks' before he entered it, for he was not of 'that catch-penny crew, now paid off, no sir; fellows who turned their tails on the land the moment the war was over. Pah!' But for an hour he had listened to echoes, and his lively twisting mind, embedded in deposits of the past, sceptical of the present and of all political protestations and pronouncements, had recorded with amusement the confusion of patriotism and personalities left behind by the fateful gathering. Like most landowners, he distrusted doctrine. If he had a political belief, it was a tax on wheat; and so far as he could see, he was now alone in it--but then he was not seeking election; in other words, his principle was not in danger of extinction from the votes of those who had to pay for bread. Principles--he mused-- au fond were pocket; and he wished the deuce people wouldn't pretend they weren't! Pocket, in the deep sense of that word, of course, self-interest as member of a definite community. And how the devil was this definite community, the English nation, to exist, when all its land was going out of cultivation, and all its ships and docks in danger of destruction by aeroplanes? He had listened that hour past for a single mention of the land. Not one! It was not practical politics! Confound the fellows! They had to wear their breeches out--keeping seats or getting them. No connection between posteriors and posterity! No, by George! Thus reminded of posterity, it occurred to him rather suddenly that his son's wife showed no signs as yet. Two years! Time they were thinking about children. It was dangerous to get into the habit of not having them, when a title and estate depended. A smile twisted his lips and eyebrows which resembled spinneys of dark pothooks. A pretty young creature, most taking; and knew it, too! Whom was she not getting to know? Lions and tigers, monkeys and cats--her house was becoming quite a menagerie of more or less celebrities. There was a certain unreality about that sort of thing! And opposite a British lion in Trafalgar Square Sir Lawrence thought: 'She'll be getting these to her house next! She's got the collecting habit. Michael must look out--in a collector's house there's always a lumber room for old junk, and husbands are liable to get into it. That reminds me: I promised her a Chinese Minister. Well, she must wait now till after the General Election.'	Командоры и короли удалились из "Клуба шутников" еще до вступления туда сэра Лоренса; он-то не принадлежит к этим крохоборам, которым теперь дали отставку, нет, сэр! Он не из тех людей, что отмахнулись от земельной проблемы, как только кончилась война, - брр! Однако целый час он слушал отклики на последние события, и его живой и гибкий ум, насквозь пропитанный культурой прошлого и полный скептицизма по отношению к настоящему и ко всем политическим платформам и декларациям, с насмешкой отмечал путаницу патриотических мотивов и забот о личной выгоде, которая осталась после этого знаменательного собрания. Как большинство землевладельцев, он не доверял никаким доктринам. Его единственным политическим убеждением был налог на пшеницу, и, насколько он мог судить, единомышленников у него не осталось; впрочем, он и не думал выставлять свою кандидатуру на выборах, - другими словами, на его принцип не могли покуситься избиратели, которым приходилось платить за хлеб. "Принципы! - думал он, - ведь au fond [1] - это карман!" И, черт побери, когда же люди перестанут притворяться, что это не так! Карман, разумеется, в широком смысле слова, - так сказать, эгоистические интересы каждого как члена определенного общества. А как, черт возьми, это определенное общество английская нация - сможет существовать, если все его поля останутся необработанными, а вражеские аэропланы будут грозить разрушением английским кораблям и докам? В клубе он весь этот час ждал, чтобы хоть раз упомянули о земле. И никто - ни слова! Это, видите ли, не политика! Вот проклятье! Им бы только протирать брюки, чтобы удержаться на своем месте или добиться нового. Какая связь между их брюками и заботой о будущем страны? Никакой, ей-богу! При мысли о будущем страны ему неожиданно пришло в голову, что жена его сына до сих пор, по-видимому, никак этим будущим не озабочена. Два года! Пора им подумать о детях. Опасная привычка - не заводить детей, когда от этого зависят и титул и поместье. Улыбка тронула его губы и лохматые брови, похожие на путаные черные закорючки. Очень мила, удивительно привлекательна! И знает это сама! С кем только она не встречается! Львы и тигры, обезьяны и кошки - ее дом стал просто зверинцем для всяких больших и маленьких знаменитостей. Есть в этом что-то неестественное. И, глядя на одного из бронзовых британских львов на Трафальгар-скверу, сэр Лоренс подумал: "Скоро она и этого затащит к себе в дом! У нее страсть к коллекционированию. Майклу надо быть начеку - в доме коллекционеров всегда есть чулан для старого хлама, и мужьям легко попасть туда. Да, кстати: я обещал ей китайского посланника. Придется ей, пожалуй, подождать до окончания выборов".
Down Whitehall, under the grey easterly sky, the towers of Westminster came for a second into view. 'A certain unreality in that, too,' he thought. 'Michael and his fads! Well, it's the fashion--Socialistic principles and a rich wife. Sacrifice with safety! Peace with plenty! Nostrums--ten a penny!'	В конце Уайтхолла, под сереющим на востоке небом, на миг появились башни Вестминстера. "Что-то нереальное даже в них, - подумал он. - А Майкл со своими причудами! Впрочем, это модно - социалистические убеждения и богатая жена. Самопожертвование и безопасность! Мир и процветание. Шарлатанское снадобье от всех болезней - десять пилюль на пенни!"
Passing the newspaper hubbub of Charing Cross, frenzied by the political crisis, he turned up to the left towards Danby and Winter, publishers, where his son was junior partner. A new theme for a book had just begun to bend a mind which had already produced a 'Life of Montrose,' 'Far Cathay,' that work of Eastern travel, and a fanciful conversation between the shades of Gladstone and Disraeli--entitled 'A Duet.' With every step taken, from 'Snooks' eastward, his erect thin figure in Astrakhan-collared coat, his thin grey-moustached face, and tortoise-shell rimmed monocle under the lively dark eyebrow, had seemed more rare. It became almost a phenomenon in this dingy back street, where carts stuck like winter flies, and persons went by with books under their arms, as if educated.	Миновав газетную сутолоку Чэринг-Кросса, обезумевшего от политического кризиса, сэр Лоренс повернул налево, к издательству Дэнби и Уинтера, где его сын состоял младшим компаньоном. Новая тема для книги только что зародилась в мозгу, уже подарившем миру "Жизнь Монтроза", "Далекий Китай" - книгу о путешествиях на Восток, и фантастический диалог между тенями Гладстона и Дизраэли, озаглавленный "Дуэт". С каждым шагом, уводившим сэра Лоренса от "Шутников" на восток, его прямая тонкая фигура в пальто с каракулевым воротником и худое лицо с седыми усами и черепаховым моноклем под темной подвижной бровью казались все более редким явлением. Но он стал почти феноменом в этом унылом переулке, где тележки застревали, словно зимние мухи, и люди проходили с книгами под мышкой, будто шли учиться.
He had nearly reached the door of Danby's when he encountered two young men. One of them was clearly his son, better dressed since his marriage, and smoking a cigar--thank goodness--instead of those eternal cigarettes; the other--ah! yes--Michael's sucking poet and best man, head in air, rather a sleek head under a velour hat! He said:	Он почти дошел до дверей издательства, когда навстречу ему показались двое молодых людей. Один из них, конечно, его сын; он после женитьбы стал одеваться много лучше и, слава богу, курит сигару вместо этих вечных папиросок. А вот другой - ах да, поэт, любимец Майкла, был у него шафером - идет, закинув голову, велюровая шляпа, и лицо какое тонкое!
"Ha, Michael!"	- А, Майкл!
"HALLO, Bart! You know my governor, Wilfrid? Wilfrid Desert. 'Copper Coin'--some poet, Bart, I tell you. You must read him. We're going home. Come along!"	- Алло, Барт. Ты знаком с моим родителем, Уилфрид? Это - Уилфрид Дезерт, автор "Медяков". Настоящий поэт, Барт, верно говорю! Непременно прочтите! Мы идем домой. Пойдемте с нами.
Sir Lawrence went along.	Сэр Лоренс повернул.
"What happened at 'Snooks'?"	- Что нового у "Шутников"?
"Le roi est mort. Labour can start lying, Michael--election next month."	- "Le roi est mort"! [2] Лейбористы уже могут начинать свое вранье, Майкл, - выборы назначены на следующий месяц.
"Bart was brought up, Wilfrid, in days that knew not Demos."	- Барт вырос в те дни, Уилфрид, когда люди еще не имели понятия о Демосе.
"Well, Mr. Desert, do you find reality in politics now?"	- Скажите, мистер Дезерт, а вы-то находите что-нибудь реальное в нынешней политике?
"Do you find reality in anything, sir?"	- А разве для нас на свете есть что-нибудь реальное, сэр?
"In income tax, perhaps."	- Да, подоходный налог.
Michael grinned.	Майкл засмеялся.
"Above knighthood," he said, "there's no such thing as simple faith."	- Кроме дворянского звания, нет ничего лучше простодушной веры.
"Suppose your friends came into power, Michael--in some ways not a bad thing, help 'em to grow up--what could they do, eh? Could they raise national taste? Abolish the cinema? Teach English people to cook? Prevent other countries from threatening war? Make us grow our own food? Stop the increase of town life? Would they hang dabblers in poison gas? Could they prevent flying in war-time? Could they weaken the possessive instinct--anywhere? Or do anything, in fact, but alter the incidence of possession a little? All party politics are top dressing. We're ruled by the inventors, and human nature; and we live in Queer Street, Mr. Desert."	- Предположим, твои друзья придут к власти, Майкл; отчасти это неплохо, они бы выросли немного, а? Но что они смогли бы сделать? Могут ли они воспитать вкус народа? Уничтожить кино? Научить англичан хорошо готовить? Предотвратить угрозу войны со стороны других стран? Заставить нас самих растить свой хлеб? Остановить рост городов? Разве они перевешают изобретателей ядовитых газов? Разве они могут запретить самолетам летать во время войны? Разве они могут ослабить собственнические инстинкты где бы то ни было? Разве они вообще могут что-нибудь сделать, кроме как переменить немного распределение собственности? Политика всякой партии - это только глазурь на торте. Нами управляют изобретатели и человеческая природа; и мы сейчас в тупике, мистер Дезерт.
"Much my sentiments, sir."	- Вполне согласен, сэр.
Michael flourished his cigar.	Майкл пыхнул сигарой.
"Bad old men, you two!"	- Оба вы - старые ворчуны!
And removing their hats, they passed the Cenotaph.	И, сняв шляпы, они прошли мимо Гробницы [3].
"Curiously symptomatic--that thing," said Sir Lawrence; "monument to the dread of swank--most characteristic. And the dread of swank--"	- Удивительно симптоматично - эта вот вещь, - заметил сэр Лоренс, памятник страху... страху перед всем показным. А боязнь показного...
"Go on, Bart," said Michael.	- Говорите, Барт, говорите, - сказал Майкл.
"The fine, the large, the florid--all off! No far-sighted views, no big schemes, no great principles, no great religion, or great art--aestheticism in cliques and backwaters, small men in small hats."	- Все прекрасное, все великое, все пышное - все исчезло! Ни широкого кругозора, ни великих планов, ни больших убеждений, ни большой религии, ни большого искусства - эстетство в кружках и закоулках, мелкие людишки, мелкие мыслишки.
"As panteth the heart after Byron, Wilberforce, and the Nelson Monument. My poor old Bart! What about it, Wilfrid?"	- А сердце жаждет Байроном, Уилберфорсов, памятника Нельсону. Бедный мой старый Барт! Что ты скажешь, Уилфрид?
"Yes, Mr. Desert--what about it?"	- Да, мистер Дезерт, что скажете?
Desert's dark face contracted.	Хмурое лицо Дезерта дрогнуло.
"It's an age of paradox," he said. "We all kick up for freedom, and the only institutions gaining strength are Socialism and the Roman Catholic Church. We're frightfully self-conscious about art-- and the only art development is the cinema. We're nuts on peace-- and all we're doing about it is to perfect poison gas."	- Наш век - век парадоксов, - проговорил он. - Мы все рвемся на свободу, а единственные крепнущие силы - это социализм и римско-католическая церковь. Мы воображаем, что невероятно многого достигли в искусстве, а единственное достижение в искусстве - это кино. Мы помешаны на мире и ради этого только и делаем, что совершенствуем ядовитые газы.
Sir Lawrence glanced sideways at a young man so bitter.	Сэр Лоренс поглядел сбоку на молодого человека, говорившего с такой горечью.
"And how's publishing, Michael?"	- А как дела в издательстве, Майкл?
"Well, 'Copper Coin' is selling like hot cakes; and there's quite a movement in 'A Duet.' What about this for a new ad.: 'A Duet, by Sir Lawrence Mont, Bart. The most distinguished Conversation ever held between the Dead.' That ought to get the psychic. Wilfrid suggested 'G.O.M. and Dizzy--broadcasted from Hell.' Which do you like best?"	- Что ж, "Медяки" раскупаются, как горячие пирожки, и ваш "Дуэт" тоже пошел. Как вы находите такой новый текст для рекламы: "Дуэт", сочинение сэра Лоренса Монта, баронета. Изысканнейшая беседа двух покойников". Должно подействовать на психологию читателя! Уилфрид предлагал: "Старик и Диззи - по радио из ада". Что вам больше нравится?
They had come, however, to a policeman holding up his hand against the nose of a van horse, so that everything marked time. The engines of the cars whirred idly, their drivers' faces set towards the space withheld from them; a girl on a bicycle looked vacantly about her, grasping the back of the van, where a youth sat sideways with his legs stretched out towards her. Sir Lawrence glanced again at young Desert. A thin, pale-dark face, good-looking, but a hitch in it, as if not properly timed; nothing outre in dress or manner, and yet socially at large; less vivacious than that lively rascal, his own son, but as anchorless, and more sceptical--might feel things pretty deeply, though! The policeman lowered his arm.	Но тут они оказались рядом с полисменом, поднявшим руку перед мордой ломовой лошади, так что ее движение разом остановилось. Моторы автомобилей жужжали впустую, взгляды шоферов вперились в запретное для них пространство, девушка на велосипеде рассеянно оглядывалась, держась за край фургона, на котором боком сидел юноша, свесив ноги в ее сторону. Сэр Лоренс снова поглядел на Дезерта. Тонкое, бледное и смуглое лицо красивое лицо, но какая-то в нем судорожность, как будто нарушен внутренний ритм; в одежде, в манерах - никакой утрировки, но все же чувствуется некоторая вольность; в нем меньше живости, чем в этом веселом повесе, собственном сыне сэра Лоренса, но такая же неустойчивость и, пожалуй, больше скептицизма - впрочем, он, наверно, способен на глубокие переживания! Полисмен опустил руку.
"You were in the war, Mr. Desert?"	- Вы были на войне, мистер Дезерт?
"Oh, yes."	- Ода!
"Air service?"	- В авиации?
"And line. Bit of both."	- Ив пехоте - всего понемногу.
"Hard on a poet."	- Трудновато для поэта!
"Not at all. Poetry's only possible when you may be blown up at any moment, or when you live in Putney."	- О нет! Поэзией только и можно заниматься, когда тебя в любую минуту может разорвать в клочки или если живешь в Пэтни [4].
Sir Lawrence's eyebrow rose.	Бровь сэра Лоренса приподнялась.
"Yes?"	- Разве?
"Tennyson, Browning, Wordsworth, Swinburne--they could turn it out; ils vivaient, mais si peu."	- Теннисон, Браунинг, Вордсворт, Суинберн - вот кому было раздолье писать: ils vivaient, mais si peu [5].
"Is there not a third condition favourable?"	- А разве нет третьего благоприятного условия?
"And that, sir?"	- Какого же, сэр?
"How shall I express it--a certain cerebral agitation in connection with women?"	- Как бы это выразиться... ну, известное умственное возбуждение, связанное с женщиной?
Desert's face twitched, and seemed to darken.	Лицо Дезерта передернулось и словно потемнело.
Michael put his latchkey into the lock of his front door.	Майкл открыл французским ключом парадную дверь своего дома.

К началу страницы

Титульный лист | Следующая

Граммтаблицы | Тексты