IN CHANCERY/В петле (часть вторая)

CHAPTER IX DINNER AT JAMES'/IX. ОБЕД У ДЖЕМСА

English	Русский
Dinner parties were not now given at James' in Park Lane--to every house the moment comes when Master or Mistress is no longer 'up to it'; no more can nine courses be served to twenty mouths above twenty fine white expanses; nor does the household cat any longer wonder why she is suddenly shut up.	На Парк-Лейн у Джемса больше не задавали званых обедов: в каждом доме наступает момент, когда у хозяина или хозяйки иссякают нужные для этого силы, и кончено - не разносят больше девяти блюд двадцати ртам над двадцатью белоснежными салфетками, и хозяйской кошке не приходится больше удивляться, почему ее сегодня вдруг заперли.
So with something like excitement Emily--who at seventy would still have liked a little feast and fashion now and then--ordered dinner for six instead of two, herself wrote a number of foreign words on cards, and arranged the flowers--mimosa from the Riviera, and white Roman hyacinths not from Rome. There would only be, of course, James and herself, Soames, Winifred, Val, and Imogen--but she liked to pretend a little and dally in imagination with the glory of the past. She so dressed herself that James remarked:	И вот поэтому Эмили, которая и в семьдесят лет была непрочь вкусить кой-когда светской жизни, с чувством приятного волнения заказала обед на шесть персон вместо двух, сама написала на карточках внушительное количество иностранных слов и расставила цветы - мимозы с Ривьеры и белые римские гиацинты не из Рима. Правда, будут только, ну, конечно, Джемс и она сама. Сомс, Уинифрид, Вэл и Имоджин, но ей приятно было потешить себя немножко и поиграть в воображении величием прошлого. Она оделась так тщательно, что Джемс сказал:
"What are you putting on that thing for? You'll catch cold."	- Зачем это ты надела такое платье? Ты простудишься.
But Emily knew that the necks of women are protected by love of shining, unto fourscore years, and she only answered:	Но Эмили знала, что шеи женщин защищены от простуды любовью к блеску вплоть до восьмидесяти лет, и она только сказала:
"Let me put you on one of those dickies I got you, James; then you'll only have to change your trousers, and put on your velvet coat, and there you'll be. Val likes you to look nice."	- Позволь, я надену на тебя новую манишку из тех, что я недавно купила. Джемс, тогда тебе останется только переодеть брюки и надеть свой бархатный пиджак, и ты будешь готов. Вэл любит, когда ты одет к лицу.
"Dicky!" said James. "You're always wasting your money on something."	- Манишки! - сказал Джемс. - Вечно ты тратишь деньги на всякую чепуху.
But he suffered the change to be made till his neck also shone, murmuring vaguely:	Но он претерпел эту операцию, пока его шея тоже не засверкала, и только пробурчал невнятно:
"He's an extravagant chap, I'm afraid."	- Боюсь, что он сумасброд, этот мальчишка!
A little brighter in the eye, with rather more colour than usual in his cheeks, he took his seat in the drawing-room to wait for the sound of the front-door bell.	Глаза его блестели немножко более обычного, и на щеках играл легкий румянец, когда он уселся в гостиной, прислушиваясь, не раздастся ли звонок у входной двери.
"I've made it a proper dinner party," Emily said comfortably; "I thought it would be good practice for Imogen--she must get used to it now she's coming out."	- Я устроила настоящий званый обед, - удовлетворенно сказала Эмили. Мне кажется, это полезно для Имоджин - ей надо привыкать к этому, раз она начала выезжать.
James uttered an indeterminate sound, thinking of Imogen as she used to climb about his knee or pull Christmas crackers with him.	Джемс, пошевелив губами, издал какой-то неопределенный звук, вспомнив, как Имоджин любила забираться - к нему на колени и разрывать с ним рождественские хлопушки.
"She'll be pretty," he muttered, "I shouldn't wonder."	- Ока будет хорошенькая, - пробормотал он. - Можно в этом не сомневаться.
"She is pretty," said Emily; "she ought to make a good match."	- Она и сейчас хорошенькая, - сказала Эмили. - Она может сделать отличную партию.
"There you go," murmured James; "she'd much better stay at home and look after her mother."	- Вот что у тебя на уме, - буркнул Джемс, - только лучше, если она будет сидеть дома и заботиться о своей матери.
A second Dartie carrying off his pretty granddaughter would finish him! He had never quite forgiven Emily for having been as much taken in by Montague Dartie as he himself had been.	Если еще второй Дарти завладеет его хорошенькой внучкой, это уж доконает ею! Он никак не мог простить Эмили, что Монтегью Дарти когда-то пленил ее так же, как и его самого.
"Where's Warmson?" he said suddenly. "I should like a glass of Madeira to-night."	- Где Уормсон? - внезапно спросил он. - Я бы хотел сегодня выпить мадеры.
"There's champagne, James."	- Будет шампанское, Джемс.
James shook his head.	Джемс замотал головой.
"No body," he said; "I can't get any good out of it."	- В нем нет аромата, - сказал он. - Какая мне от нею радость!
Emily reached forward on her side of the fire and rang the bell.	Эмили протянула руку к камину и позвонила.
"Your master would like a bottle of Madeira opened, Warmson."	- Мистер Форсайт хочет, чтобы вы открыли бутылку мадеры, Уормсон.
"No, no!" said James, the tips of his ears quivering with vehemence, and his eyes fixed on an object seen by him alone. "Look here, Warmson, you go to the inner cellar, and on the middle shelf of the end bin on the left you'll see seven bottles; take the one in the centre, and don't shake it. It's the last of the Madeira I had from Mr. Jolyon when we came in here--never been moved; it ought to be in prime condition still; but I don't know, I can't tell."	- Нет, нет, - сказал Джемс, и кончики его ушей вздрогнули негодующе, а глаза словно приковались к какому-то предмету, видимому только ему одному. - Слушайте, Уормсон, вы пройдите во внутренний погреб и на средней полке последнего отделения налево увидите семь бутылок. Возьмите из них одну, среднюю, да только поосторожней, не взболтайте ее. Это последние бутылки мадеры из тех, что мне подарил мистер Джолион, когда мы приехали сюда; ее так с тех пор и не трогали, она должна была сохранить весь свой аромат; впрочем, я не знаю, не мог сказать.
"Very good, sir," responded the withdrawing Warmson.	- Слушаю, сэр, - сказал Уормсон, удаляясь.
"I was keeping it for our golden wedding," said James suddenly, "but I shan't live three years at my age."	- Я берег ее к нашей золотой свадьбе, - неожиданно сказал Джемс, - но в моем возрасте я не протяну трех лет.
"Nonsense, James," said Emily, "don't talk like that."	- Глупости, Джемс, - сказала Эмили, - не говори так.
"I ought to have got it up myself," murmured James, "he'll shake it as likely as not."	- Мне надо бы самому сходить за ней, - бормотал Джемс, - ведь он ее непременно тряхнет.
And he sank into silent recollection of long moments among the open gas-jets, the cobwebs and the good smell of wine-soaked corks, which had been appetiser to so many feasts. In the wine from that cellar was written the history of the forty odd years since he had come to the Park Lane house with his young bride, and of the many generations of friends and acquaintances who had passed into the unknown; its depleted bins preserved the record of family festivity--all the marriages, births, deaths of his kith and kin. And when he was gone there it would be, and he didn't know what would become of it. It'd be drunk or spoiled, he shouldn't wonder!	И он погрузился в безмолвные воспоминания о тех далеких минутах, когда среди газовых рожков и паутины запах пропитанных вином пробок столько раз перед, зваными обедами возбуждал его аппетит. В винах его погреба можно было прочесть историю сорока с лишним лет, с того времени, как он поселился в этом доме на Парк-Лейн с молодой женой, и историю многих поколений Друзей и знакомых, которые давно ушли из этой жизни; эти поредевшие полки являлись живым свидетельством семейных торжеств - всех свадеб, рождений, смертей близких и родственников. И когда его не будет, все это останется как есть, и что будет с этими винами, он не знает. Выпьют их или растащат, что же удивительного!
From that deep reverie the entrance of his son dragged him, followed very soon by that of Winifred and her two eldest.	Из этой глубокой задумчивости его вывело появление сына, за ним следом явилась Уинифрид с двумя старшими детьми.
They went down arm-in-arm--James with Imogen, the debutante, because his pretty grandchild cheered him; Soames with Winifred; Emily with Val, whose eyes lighting on the oysters brightened. This was to be a proper full 'blowout' with 'fizz' and port! And he felt in need of it, after what he had done that day, as yet undivulged. After the first glass or two it became pleasant to have this bombshell up his sleeve, this piece of sensational patriotism, or example, rather, of personal daring, to display--for his pleasure in what he had done for his Queen and Country was so far entirely personal. He was now a 'blood,' indissolubly connected with guns and horses; he had a right to swagger--not, of course, that he was going to. He should just announce it quietly, when there was a pause. And, glancing down the menu, he determined on 'Bombe aux fraises' as the proper moment; there would be a certain solemnity while they were eating that. Once or twice before they reached that rosy summit of the dinner he was attacked by remembrance that his grandfather was never told anything! Still, the old boy was drinking Madeira, and looking jolly fit! Besides, he ought to be pleased at this set-off to the disgrace of the divorce. The sight of his uncle opposite, too, was a sharp incentive. He was so far from being a sportsman that it would be worth a lot to see his face. Besides, better to tell his mother in this way than privately, which might upset them both! He was sorry for her, but after all one couldn't be expected to feel much for others when one had to part from Holly.	Они пошли в столовую парами под руку. Джемс с дебютанткой, Имоджин (хорошенькая внучка придавала ему бодрости); Сомс с Уинифрид; Эмили с Вэлом, у которого при виде устриц заблестели глаза. Будет настоящий порядочный обед с шампанским и портвейном! И он чувствовал, что ему как раз этого и надо после того, что он совершил сегодня и что для всех еще было тайной. После первых двух бокалов так приятно стало сознавать, что у него припрятана эта бомба, это сногсшибательное доказательство патриотизма, или, вернее, его собственной храбрости, которой он может блеснуть, ибо то, что он сделал для своей королевы и для своей родины, до сих пор доставляло ему чисто эгоистическое удовольствие. Он теперь настоящий рубака, ему только и иметь дело с оружием и лошадьми; ему есть чем похвастаться, но, конечно, он не собирается этого делать. Просто он спокойно объявит об этом, когда все замолчат. И, взглянув на меню, он решил, что самый удобный момент будет, когда подадут bombe aux fraises [26]: когда они приступят к этому блюду, за столом воцарится некоторая торжественность. Раз или два, прежде чем достигли этой розовой вершины обеда, его смутило воспоминание, что деду никогда ничего не говорят. Но старик пьет мадеру, и у него отличный вид! К тому же он должен быть доволен этим благородным поступком, который сгладит позор бракоразводного процесса. Вид его дядюшки, сидевшего напротив него, тоже подстрекал его к этому. Вот уж кто не способен ничем рискнуть; интересно будет посмотреть на его физиономию! А, кроме того, матери лучше объявить вот так, чем с глазу на глаз, а то они оба расстроятся! Ему жаль ее, но в конце концов нельзя же требовать от него, чтобы он еще огорчался за других, когда ему предстоит расстаться с Холли.
His grandfather's voice travelled to him thinly.	До него слабо донесся голос деда:
"Val, try a little of the Madeira with your ice. You won't get that up at college."	- Вэл, попробуй-ка этой мадеры с мороженым. У вас в колледже такой не бывает.
Val watched the slow liquid filling his glass, the essential oil of the old wine glazing the surface; inhaled its aroma, and thought: 'Now for it!' It was a rich moment. He sipped, and a gentle glow spread in his veins, already heated. With a rapid look round, he said,	Вэл смотрел, как густая жидкость медленно наполняла рюмку, как летучее масло старого вина отливало на поверхности; он вдохнул его аромат и подумал: "Ну, теперь самый момент!" Он отпил глоток, и приятное тепло разлилось по иго уже разгоряченным венам. Быстро окинув всех взглядом, он сказал:
"I joined the Imperial Yeomanry to-day, Granny," and emptied his glass as though drinking the health of his own act.	- Я записался сегодня добровольцем в имперскую кавалерию, бабушка, и залпом осушил рюмку, точно это был тост за совершенный им поступок.
"What!" It was his mother's desolate little word.	- Что такое? - этот горестный возглас вырвался у его матери.
"Young Jolly Forsyte and I went down there together."	- Джолли Форсайт и я, мы ходили туда вместе.
"You didn't sign?" from Uncle Soames.	- Но вас еще не записали? - спросил Сомс.
"Rather! We go into camp on Monday."	- Нет, как же! Мы в понедельник отправляемся в лагерь.
"I say!" cried Imogen.	- Нет, вы только послушайте! - вскричала Имоджин.
All looked at James. He was leaning forward with his hand behind his ear.	Все повернулись к Джемсу. Он наклонился вперед, поднеся ладонь к уху.
"What's that?" he said. "What's he saying? I can't hear."	- Что такое? - сказал он. - Что он говорит? Я не слышу.
Emily reached forward to pat Val's hand.	Эмили нагнулась и похлопала Вала по руке.
"It's only that Val has joined the Yeomanry, James; it's very nice for him. He'll look his best in uniform."	- Вэл записался в кавалерию - вот и все, Джемс, это очень мило. Ему очень пойдет мундир.
"Joined the--rubbish!" came from James, tremulously loud. "You can't see two yards before your nose. He--he'll have to go out there. Why! he'll be fighting before he knows where he is."	- Записался... какая глупость! - громко, дрожащим голосом воскликнул Джемс. - Вы все дальше своего носа ничего не видите. Ведь его... его отправят на фронт. Ведь он не успеет опомниться, как ему придется воевать.
Val saw Imogen's eyes admiring him, and his mother still and fashionable with her handkerchief before her lips.	Вэл видел восхищенные глаза Имоджин, устремленные на него, и мать, которая сидела молча, сохраняя светский вид, прикладывая платочек к губам.
Suddenly his uncle spoke.	Неожиданно дядя сказал:
"You're under age."	- Ты несовершеннолетний.
"I thought of that," smiled Val; "I gave my age as twenty-one."	- Я подумал об этом, - улыбнувшись, сказал Вэл. - Я сказал, что мне двадцать один год.
He heard his grandmother's admiring, "Well, Val, that was plucky of you;" was conscious of Warmson deferentially filling his champagne glass; and of his grandfather's voice moaning:	Он слышал восторженный возглас бабушки: "Ну, Вэл, ты прямо молодчина", видел, как Уормсон почтительно наливал шампанское в его бокал, и смутно уловил жалобное причитание деда:
"I don't know what'll become of you if you go on like this."	- Я не знаю, что из тебя только выйдет, если ты будешь так продолжать.
Imogen was patting his shoulder, his uncle looking at him sidelong; only his mother sat unmoving, till, affected by her stillness, Val said:	Имоджин хлопала его по плечу, дядя смотрел искоса, только мать сидела неподвижно, и, встревоженный ее молчанием, Вэл сказал:
"It's all right, you know; we shall soon have them on the run. I only hope I shall come in for something."	- Все будет хорошо; мы их живо обратим в бегство. Я только надеюсь, что и на мою долю что-нибудь останется.
He felt elated, sorry, tremendously important all at once. This would show Uncle Soames, and all the Forsytes, how to be sportsmen. He had certainly done something heroic and exceptional in giving his age as twenty-one.	Он испытывал чувство гордости, жалости и необычайной важности - все сразу. Он покажет дяде Сомсу и всем Форсайтам, что значит настоящий спортсмен! Конечно, это геройский и совершенно необычайный поступок сказать, что ему двадцать один год!
Emily's voice brought him back to earth.	Голос Эмили вернул его с высот на землю.
"You mustn't have a second glass, James. Warmson!"	- Тебе не следует пить второго бокала. Джемс. Уормсон!
"Won't they be astonished at Timothy's!" burst out Imogen. "I'd give anything to see their faces. Do you have a sword, Val, or only a popgun?"	- Вот удивятся у Тимоти! - воскликнула Имоджин. - Чего бы я не дала, чтобы посмотреть на их физиономии. У тебя есть сабля, Вэл, или только пугач?
"What made you?"	- А почему это ты вдруг надумал?
His uncle's voice produced a slight chill in the pit of Val's stomach. Made him? How answer that? He was grateful for his grandmother's comfortable:	Голос дяди вызвал у Вела неприятное ощущение холодка в животе. Почему? Как ему ответить на это? Он обрадовался, услышав спокойный голос бабушки:
"Well, I think it's very plucky of Val. I'm sure he'll make a splendid soldier; he's just the figure for it. We shall all be proud of him."	- Я считаю, что Вэл поступил очень мужественно. И я уверена, что из него выйдет превосходный солдат; у него такая замечательная фигура. Мы все будем гордиться им.
"What had young Jolly Forsyte to do with it? Why did you go together?" pursued Soames, uncannily relentless. "I thought you weren't friendly with him?"	- И при чем тут Джолли Форсайт? Почему вы ходили вместе? - безжалостно допытывался Сомс. - Мне казалось, вы не очень-то дружны.
"I'm not," mumbled Val, "but I wasn't going to be beaten by him."	- Нет, - пробормотал Вэл, - но я не хочу, чтобы он надо мной верх взял.
He saw his uncle look at him quite differently, as if approving. His grandfather was nodding too, his grandmother tossing her head. They all approved of his not being beaten by that cousin of his. There must be a reason! Val was dimly conscious of some disturbing point outside his range of vision; as it might be, the unlocated centre of a cyclone. And, staring at his uncle's face, he had a quite unaccountable vision of a woman with dark eyes, gold hair, and a white neck, who smelt nice, and had pretty silken clothes which he had liked feeling when he was quite small. By Jove, yes! Aunt Irene! She used to kiss him, and he had bitten her arm once, playfully, because he liked it--so soft. His grandfather was speaking:	Он увидел, что дядя смотрит на него как-то совсем иначе, словно одобряя его. И дедушка тоже закивал, и бабушка тряхнула головой. Они все одобряли, что он не дал этому кузену взять над ним верх. Тут, верно, есть какая-нибудь причина! Вэл смутно ощущал какую-то неуловимую тень вне ноля своего зрения - своего рода центр циклона, неизвестно где находящийся. И, глядя в лицо дяди, он внезапно, с какой-то непостижимой отчетливостью увидел женщину с темными глазами, золотые волосы и белую шею, и от этой женщины всегда так хорошо пахло, и у нее были всегда такие красивые шелковые платья, которые он любил трогать, когда был еще совсем маленький. Ну да, конечно! Тетя Ирэн! Она всегда целовала его, а он один раз, разыгравшись, укусил ее за руку, потому что это было очень приятно: такая мягкая! До него донесся голос деда:
"What's his father doing?"	- Что делает его отец?
"He's away in Paris," Val said, staring at the very queer expression on his uncle's face, like--like that of a snarling dog.	- Он в Париже, - ответил Вэл, удивленно следя за странным выражением дядиного лица - как... как у собаки, которая вот-вот бросится!
"Artists!" said James.	- Художники! - сказал Джемс.
The word coming from the very bottom of his soul, broke up the dinner.	Этим словом, которое, казалось, вырвалось из самой глубины его души, закончился обед.
Opposite his mother in the cab going home, Val tasted the after- fruits of heroism, like medlars over-ripe.	Сидя в кэбе напротив матери, когда они возвращались домой, Вэл вкушал плоды своего героизма, напоминавшие переспелую мушмулу.
She only said, indeed, that he must go to his tailor's at once and have his uniform properly made, and not just put up with what they gave him. But he could feel that she was very much upset. It was on his lips to console her with the spoken thought that he would be out of the way of that beastly divorce, but the presence of Imogen, and the knowledge that his mother would not be out of the way, restrained him. He felt aggrieved that she did not seem more proud of him. When Imogen had gone to bed, he risked the emotional.	Она, правда, сказала только, что ему немедленно надо отправиться к портному и заказать приличный мундир, чтобы ему не пришлось надевать то, что ему там дадут. Но он чувствовал, что она очень расстроена. У него чуть было не сорвалось в качестве утешения, что ведь он теперь избавится от этого проклятого развода, и удержало его только присутствие Имоджин и мысль о том, что ведь мать от него не избавится. Его огорчало, что она, по-видимому, не испытывает надлежащего чувства гордости за своего сына. Когда Имоджин отправилась спать, он попробовал пустить в ход чувства:
"I'm awfully sorry to have to leave you, Mother."	- Мне ужасно жаль, мама, оставлять тебя сейчас одну.
"Well, I must make the best of it. We must try and get you a commission as soon as we can; then you won't have to rough it so. Do you know any drill, Val?"	- Ну что же, как-нибудь потерплю. Нам нужно постараться, чтобы тебя как можно скорей произвели в офицеры, тогда ты все-таки будешь в лучших условиях. Ты проходил хоть немножко военное обучение, Вэл?
"Not a scrap."	- Никакого.
"I hope they won't worry you much. I must take you about to get the things to-morrow.	- Ну, я надеюсь, что тебя не будут очень мучить. Мы должны поехать с тобой завтра купить все необходимое.
Good-night; kiss me."	Спокойной ночи. Поцелуй меня.
With that kiss, soft and hot, between his eyes, and those words, 'I hope they won't worry you much,' in his ears, he sat down to a cigarette, before a dying fire. The heat was out of him--the glow of cutting a dash. It was all a damned heart-aching bore. 'I'll be even with that chap Jolly,' he thought, trailing up the stairs, past the room where his mother was biting her pillow to smother a sense of desolation which was trying to make her sob.	Ощущая на лбу ее поцелуй, горячий и нежный, и все еще слыша ее слова: "Ну, я надеюсь, что тебя не будут очень мучить", - он сел перед догорающим камином, закурив папиросу. Возбуждение его улеглось, и огонь, который воодушевлял его, когда он пускал им всем пыль в глаза, угас. Все это так отвратительно, скучно и неприятно. "Я еще расквитаюсь с этим молодчиком Джолли", - думал он, медленно поднимаясь по лестнице мимо двери, за которой его мать лежала, кусая подушку, стараясь подавить отчаяние и не дать себе разрыдаться.
And soon only one of the diners at James' was awake--Soames, in his bedroom above his father's.	И скоро только один из обедавших у Джемса бодрствовал: Сомс в своей комнате наверху, над спальней отца.
So that fellow Jolyon was in Paris--what was he doing there? Hanging round Irene! The last report from Polteed had hinted that there might be something soon. Could it be this? That fellow, with his beard and his cursed amused way of speaking--son of the old man who had given him the nickname 'Man of Property,' and bought the fatal house from him. Soames had ever resented having had to sell the house at Robin Hill; never forgiven his uncle for having bought it, or his cousin for living in it.	Так, значит, этот субъект, этот Джолион, в Париже - что он там делает? Увивается около Ирэн? Последнее донесение Полтида намекало на то, что там что-то наклевывается Неужели это? Этот тип с его бородкой, с его дурацким шутливым тоном - сын старика, который дал ему прозвище "собственника" и купил у него этот роковой дом. У Сомса навсегда осталось чувство обиды, что ему пришлось продать дом в Робин-Хилле; он не простил дяде, что тот купил его, ни своему кузену, что он живет в нем.
Reckless of the cold, he threw his window up and gazed out across the Park. Bleak and dark the January night; little sound of traffic; a frost coming; bare trees; a star or two. 'I'll see Polteed to-morrow,' he thought. 'By God! I'm mad, I think, to want her still. That fellow! If...? Um! No!'	Не обращая внимания на холод, он поднял раму и высунулся в окно, глядя на расстилающийся перед ним парк. Холодная и темная январская ночь; движение на улицах замерло; морозит; голые деревья; звезда одна, другая. "Схожу-ка я завтра к Полтиду, - подумал он. - Господи! С ума я, что ли, спятил, что я все еще хочу ее? И этот тип! Если... Гм! Нет!"

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты