IN CHANCERY/В петле (часть первая)

CHAPTER VIII JOLYON PROSECUTES TRUSTEESHIP/ДЖОЛИОН ИСПОЛНЯЕТ СВОИ ОБЯЗАННОСТИ ПОПЕЧИТЕЛЯ

English	Русский
When those two were gone Jolyon did not return to his painting, for daylight was failing, but went to the study, craving unconsciously a revival of that momentary vision of his father sitting in the old leather chair with his knees crossed and his straight eyes gazing up from under the dome of his massive brow. Often in this little room, cosiest in the house, Jolyon would catch a moment of communion with his father. Not, indeed, that he had definitely any faith in the persistence of the human spirit--the feeling was not so logical--it was, rather, an atmospheric impact, like a scent, or one of those strong animistic impressions from forms, or effects of light, to which those with the artist's eye are especially prone. Here only--in this little unchanged room where his father had spent the most of his waking hours--could be retrieved the feeling that he was not quite gone, that the steady counsel of that old spirit and the warmth of his masterful lovability endured.	Когда те двое ушли, Джолион не вернулся к работе" потому что уже спускались сумерки, но прошел в кабинет со смутным и безотчетным желанием воскресить то краткое видение - отца, сидящего в старом кожаном кресле" положив ногу на ногу, и глядящего спокойным взглядом из-под купола своего огромного лба. Часто в этой маленькой комнате, самой уютной в доме, Джолион переживал минуты общения с отцом. Не то чтобы он твердо верил в существование неумирающей человеческой души - чувство его далеко не было столь логическим, - скорее это было какое-то воздушное прикосновение, подобное запаху, или одно из тех сильных анимистических впечатлений от форм или игры света, к которым особенно восприимчивы люди, обладающие глазом художника. Только здесь, в этой маленькой, ничуть не изменившейся комнате, где отец проводил большую часть своего времени, можно было еще почувствовать, что он ушел не совсем, что мудрый совет этого старого ума, теплота его властного обаяния еще живы.
What would his father be advising now, in this sudden recrudescence of an old tragedy--what would he say to this menace against her to whom he had taken such a fancy in the last weeks of his life? 'I must do my best for her,' thought Jolyon; 'he left her to me in his will. But what is the best?'	Что посоветовал бы отец теперь, когда старая трагедия вспыхнула вновь, что сказал бы он на эту угрозу той, к которой он так привязался в последние недели своей жизни? "Я должен сделать для нее все, что могу, думал Джолион. - Он поручил ее мне в завещании. Но что нужно сделать?"
And as if seeking to regain the sapience, the balance and shrewd common sense of that old Forsyte, he sat down in the ancient chair and crossed his knees. But he felt a mere shadow sitting there; nor did any inspiration come, while the fingers of the wind tapped on the darkening panes of the french-window.	И, словно надеясь обрести мудрость, душевное равновесие и тонкий здравый смысл старого Форсайта, он сел в его кресло и положил ногу на ногу. Но у него было такое чувство, словно пустая тень села в это кресло; ничто не осенило его, только ветер постукивал пальцами в потемневшую стеклянную дверь.
'Go and see her?' he thought, 'or ask her to come down here? What's her life been? What is it now, I wonder? Beastly to rake up things at this time of day.' Again the figure of his cousin standing with a hand on a front door of a fine olive-green leaped out, vivid, like one of those figures from old-fashioned clocks when the hour strikes; and his words sounded in Jolyon's ears clearer than any chime: "I manage my own affairs. I've told you once, I tell you again: We are not at home." The repugnance he had then felt for Soames--for his flat-cheeked, shaven face full of spiritual bull-doggedness; for his spare, square, sleek figure slightly crouched as it were over the bone he could not digest-- came now again, fresh as ever, nay, with an odd increase. 'I dislike him,' he thought, 'I dislike him to the very roots of me. And that's lucky; it'll make it easier for me to back his wife.' Half-artist, and half-Forsyte, Jolyon was constitutionally averse from what he termed 'ructions'; unless angered, he conformed deeply to that classic description of the she-dog, 'Er'd ruther run than fight.' A little smile became settled in his beard. Ironical that Soames should come down here--to this house, built for himself! How he had gazed and gaped at this ruin of his past intention; furtively nosing at the walls and stairway, appraising everything! And intuitively Jolyon thought: 'I believe the fellow even now would like to be living here. He could never leave off longing for what he once owned! Well, I must act, somehow or other; but it's a bore--a great bore.'	"Поехать к ней, - думал он, - или попросить ее приехать сюда? Какова была ее жизнь? Как-то она живет теперь? Ужасно раскапывать все это после стольких лет". И снова фигура его кузена, стоящего, упершись рукой в парадную дверь красивого зеленовато-оливкового цвета, вынырнула, отчетливая, как кукла, выскакивающая на старинных часах, когда они бьют, и его слова раздались в ушах Джолиона звучнее всяких курантов: "Я не позволю никому вмешиваться в мои дела. Я уже сказал вам, и я повторяю еще раз: мы не принимаем". Отвращение, которое он почувствовал тогда к Сомсу, к его плоской бритой физиономии, выражением напоминавшей бульдога, к его сухой, крепкой, вылощенной фигуре, слегка пригнувшейся, как будто над костью, которую он не может проглотить, ожило снова с прежней силой и стало даже как-то острей. "Я не выношу его, - подумал он, - всем своим существом не выношу. И хорошо, что это так, мне легче будет стать на сторону его жены". Наполовину художник, наполовину Форсайт, Джолион по своему темпераменту ненавидел всякие, как он называл, "стычки"; пока его не выводили из себя, он мог служить прекрасным примером мудрого классического изречения о собаке: "Скорее удерет, чем полезет в драку". Легкая усмешка прочно осела в его бороде. Какая ирония, что Сомсу понадобилось явиться сюда, в этот дом, для него же выстроенный! Как он смотрел, как он озирался на эту могилу своих прежних чаяний; украдкой оглядывал стены, лестницу, оценивал все. И, словно угадывая мысли Сомса каким-то чутьем, Джолион подумал: "Я уверен, что ой и сейчас непрочь был бы жить здесь. Он никогда не перестанет желать того, что когда-то было его собственностью. Ну что же, я должен что-то предпринять так или иначе, но как это неприятно, ужасно неприятно!"
Late that evening he wrote to the Chelsea flat, asking if Irene would see him.	Поздно вечером он написал в Челси, прося у Ирэн разрешения увидаться с ней.
The old century which had seen the plant of individualism flower so wonderfully was setting in a sky orange with coming storms. Rumours of war added to the briskness of a London turbulent at the close of the summer holidays. And the streets to Jolyon, who was not often up in town, had a feverish look, due to these new motor- cars and cabs, of which he disapproved aesthetically. He counted these vehicles from his hansom, and made the proportion of them one in twenty. 'They were one in thirty about a year ago,' he thought; 'they've come to stay. Just so much more rattling round of wheels and general stink'--for he was one of those rather rare Liberals who object to anything new when it takes a material form; and he instructed his driver to get down to the river quickly, out of the traffic, desiring to look at the water through the mellowing screen of plane-trees. At the little block of flats which stood back some fifty yards from the Embankment, he told the cabman to wait, and went up to the first floor.	Старый век, который видел такой пышный расцвет индивидуализма, закатываясь, угасал в небе, оранжевом от надвигающихся бурь. Слухи о войне усиливали лондонскую сутолоку, обычную в конце лета. И Джолиону, не часто приезжавшему в город, улицы казались лихорадочно беспокойными от всех этих недавно вошедших в моду автомобилей, которых он не одобрял с эстетической точки зрения. Он считал их, пока ехал в своем экипаже, и выяснил, что их приходится один на двадцать кэбов. "Год назад их было один на тридцать, - подумал он, - по-видимому, они привьются. Только шуму больше и вдобавок вонь". Он был одним из тех весьма редких либералов, которые не терпят ничего нового, едва только оно воплощается в жизнь. Он велел кучеру свернуть поскорее от всей этой сутолоки к реке - ему хотелось посмотреть на воду сквозь мягкую завесу платанов. У небольшого дома, ярдах в пятидесяти от набережной, он сказал кучеру остановиться и подождать и поднялся в бельэтаж.
Yes, Mrs. Heron was at home!	- Да, миссис Эрон дома.
The effect of a settled if very modest income was at once apparent to him remembering the threadbare refinement in that tiny flat eight years ago when he announced her good fortune. Everything was now fresh, dainty, and smelled of flowers. The general effect was silvery with touches of black, hydrangea colour, and gold. 'A woman of great taste,' he thought. Time had dealt gently with Jolyon, for he was a Forsyte. But with Irene Time hardly seemed to deal at all, or such was his impression. She appeared to him not a day older, standing there in mole-coloured velvet corduroy, with soft dark eyes and dark gold hair, with outstretched hand and a little smile.	Джолион, помнивший убогое изящество этой крошечной квартирки восемь лет назад, когда он приехал сообщить Ирэн об оставленном ей наследстве, сразу заметил влияние прочного, хотя и весьма скромного дохода. Все кругом было новое, изысканное, всюду пахло цветами. Общий тон был серебристый, с черными, золотыми и голубовато-белыми пятнами. "С большим вкусом женщина", - подумал он. Время милостиво обошлось с Джолионрм, ибо он был Форсайт. Но Ирэн время словно совсем не коснулось, таково было по крайней мере его впечатление. Когда она вышла к нему в сером бархатном платье, протянув руку и слегка улыбаясь, она показалась ему ничуть не постаревшеи: те же мягкие темные глаза, темно-золотистые волосы.
"Won't you sit down?"	- Садитесь, пожалуйста.
He had probably never occupied a chair with a fuller sense of embarrassment.	Ему, кажется, никогда не приходилось садиться с чувством большей неловкости.
"You look absolutely unchanged," he said.	- Вы совсем не изменились, - сказал он.
"And you look younger, Cousin Jolyon."	- А вы помолодели, кузен Джолион.
Jolyon ran his hands through his hair, whose thickness was still a comfort to him.	Джолион провел рукой по волосам, обилие которых его всегда утешало.
"I'm ancient, but I don't feel it. That's one thing about paint- ing, it keeps you young. Titian lived to ninety-nine, and had to have plague to kill him off. Do you know, the first time I ever saw you I thought of a picture by him?"	- Я старик, но я этого не чувствую. Это одна из добрых сторон живописи: она сохраняет вам молодость. Тициан жил до девяноста девяти лет, и понадобилась чума, чтобы свести его в могилу. Вы знаете, когда я увидал вас в первый раз, я вспомнил об одной его картине.
"When did you see me for the first time?"	- А когда вы меня видели в первый раз?
"In the Botanical Gardens."	- В Ботаническом саду.
"How did you know me, if you'd never seen me before?"	- Как же вы меня узнали, если никогда до тех пор не видели?
"By someone who came up to you."	- По одному человеку, который подошел к вам.
He was looking at her hardily, but her face did not change; and she said quietly:	Он пристально смотрел на нее, но она не изменилась в лице и спокойно сказала:
"Yes; many lives ago."	- Да, несколько жизней тому назад.
"What is your recipe for youth, Irene?"	- Откройте ваш секрет молодости, Ирэн.
"People who don't live are wonderfully preserved."	- Люди, которые не живут, прекрасно сохраняются.
H'm! a bitter little saying! People who don't live! But an opening, and he took it.	Гм! Звучит горько! Люди, которые не живут. Но с этою можно начать разговор, и он так и сделал.
"You remember my Cousin Soames?"	- Вы помните моего кузена Сомса?
He saw her smile faintly at that whimsicality, and at once went on:	- он заметил, что она чуть улыбнулась на этот нелепый вопрос, и продолжал:
"He came to see me the day before yesterday! He wants a divorce. Do you?"	- Он два дня назад был у меня. Он хочет получить развод. А вы хотели бы этого?
"I?" The word seemed startled out of her. "After twelve years? It's rather late. Won't it be difficult?"	- Я? - вырвалось у нее изумленно. - После двенадцати лет немножко поздно, пожалуй. Не трудно ли это будет?
Jolyon looked hard into her face.	Джолион твердо посмотрел ей в лицо.
"Unless...." he said.	- Если... - начал он.
"Unless I have a lover now. But I have never had one since."	- Если у меня нет любовника? Но у меня с тех пор никого не было.
What did he feel at the simplicity and candour of those words? Relief, surprise, pity! Venus for twelve years without a lover!	Что почувствовал он при этих простых чистосердечных словах? Облегчение, удивление, жалость? Венера, у которой двенадцать лет нет возлюбленного!
"And yet," he said, "I suppose you would give a good deal to be free, too?"	- Но все-таки, - сказал он. - Я думаю, вы много дали бы, чтобы быть совсем свободной.
"I don't know. What does it matter, now?"	- Не знаю. Какой в этом смысл теперь?
"But if you were to love again?"	- Ну, а если бы вы кого-нибудь полюбили?
"I should love."	- Ну и любила бы.
In that simple answer she seemed to sum up the whole philosophy of one on whom the world had turned its back.	В этих простых, словах она, казалось, выразила всю философию женщины, от которой отвернулся свет.
"Well! Is there anything you would like me to say to him?"	- Так! Что же, ему передать что-нибудь от вас?
"Only that I'm sorry he's not free. He had his chance once. I don't know why he didn't take it."	- Только то, что я сожалею, что он не свободен. У него ведь была возможность. Не знаю, почему он ею не воспользовался.
"Because he was a Forsyte; we never part with things, you know, unless we want something in their place; and not always then."	- Потому что он Форсайт. Мы, знаете, никогда не расстаемся с нашим добром, пока нам не захочется получить вместо него что-нибудь другое; да и тогда неохотно.
Irene smiled.	Ирэн улыбнулась.
"Don't you, Cousin Jolyon?--I think you do."	- И вы тоже, кузен Джолион? А мне кажется, вы не такой.
"Of course, I'm a bit of a mongrel--not quite a pure Forsyte. I never take the halfpennies off my cheques, I put them on," said Jolyon uneasily.	- Я, конечно, немножко выродок - не совсем чистый Форсайт. Я никогда не пишу полупенни на моих чеках, я всегда округляю, - смущенно сказал Джолион.
"Well, what does Soames want in place of me now?"	- Ну, а что же теперь хочет Сомс вместо меня?
"I don't know; perhaps children."	- Не знаю, детей, может быть.
She was silent for a little, looking down.	Она секунду сидела молча, опустив глаза.
"Yes," she murmured; "it's hard. I would help him to be free if I could."	- Да, - прошептала она наконец. - Это тяжело. Я бы рада была ему помочь, если бы могла.
Jolyon gazed into his hat, his embarrassment was increasing fast; so was his admiration, his wonder, and his pity. She was so lovely, and so lonely; and altogether it was such a coil!	Джолион разглядывал свою шляпу. Чувство неловкости овладевало им все больше и вместе с тем чувство восхищения, удивления и жалости. Какая она милая, и так одинока; и как все это сложно!
"Well," he said, "I shall have to see Soames. If there's anything I can do for you I'm always at your service. You must think of me as a wretched substitute for my father. At all events I'll let you know what happens when I speak to Soames. He may supply the material himself."	- Так вот, - сказал он. - Я, конечно, увижу Сомса. Если я чем-нибудь могу вам помочь, знайте, я всегда к вашим услугам. Вы должны видеть во мне заместителя отца, правда, довольно жалкого. Во всяком случае, я сообщу вам о результатах моего разговора с Сомсом. Он ведь может и сам представить материал.
She shook her head.	Она покачала головой.
"You see, he has a lot to lose; and I have nothing. I should like him to be free; but I don't see what I can do."	- Ему это многого будет стоить; а мне терять нечего; я бы рада была помочь ему освободиться; но я не представляю себе, что я могу сделать.
"Nor I at the moment," said Jolyon,	- Я пока что тоже, - сказал Джолион.
and soon after took his leave.	Вскоре после этого он простился и вышел.
He went down to his hansom. Half-past three! Soames would be at his office still.	Он уселся в кэб. Половина третьего! Сомс сейчас у себя в конторе.
"To the Poultry," he called through the trap.	- В Полтей! - крикнул он в окошечко.
In front of the Houses of Parliament and in Whitehall, newsvendors were calling, "Grave situation in the Transvaal!" but the cries hardly roused him, absorbed in recollection of that very beautiful figure, of her soft dark glance, and the words: "I have never had one since." What on earth did such a woman do with her life, back-watered like this? Solitary, unprotected, with every man's hand against her or rather--reaching out to grasp her at the least sign. And year after year she went on like that!	Перед зданием парламента и на Уайтхолл газетчики выкрикивали: "Серьезное положение в Трансваале!" - но он почти не замечал этих криков, занятый своими мыслями об этом поистине прекрасном лице, об ее мягких темных глазах и об этой фразе: "У меня никого не было с тех пор". Что делать, как жить такой женщине, когда жизнь ее вот так остановилась? Одна, без защиты, ведь рука любого мужчины угрожает ей, или, вернее, протягивается к ней, чтобы схватить ее при первой возможности. И вот так она живет год за годом!
The word 'Poultry' above the passing citizens brought him back to reality.	Слово "Полтей" вверху над пешеходами вернуло его к действительности.
'Forsyte, Bustard and Forsyte,' in black letters on a ground the colour of peasoup, spurred him to a sort of vigour, and he went up the stone stairs muttering:	"Форсайт, Бастард и Форсайт" - черными буквами на гороховом фоне исполнили его некоторой решимости, и он поднялся по каменной лестнице, бормоча:
"Fusty musty ownerships! Well, we couldn't do without them!"	- Вот они, ревнители собственности! Но ведь без них не обойдешься!
"I want Mr. Soames Forsyte," he said to the boy who opened the door.	- Мне нужно видеть мистера Сомса Форсайта, - сказал он мальчику, открывшему дверь.
"What name?"	- Как доложить?
"Mr. Jolyon Forsyte."	- Мистер Джолион Форсайт.
The youth looked at him curiously, never having seen a Forsyte with a beard, and vanished.	Мальчик посмотрел на него с любопытством - ему еще никогда не доводилось видеть Форсайта с бородой - и исчез.
The offices of 'Forsyte, Bustard and Forsyte' had slowly absorbed the offices of 'Tooting and Bowles,' and occupied the whole of the first floor.	Контора "Форсайт, Бастард и Форсайт" постепенно поглотила контору "Тутинг и Бауле" и занимала теперь весь второй этаж.
The firm consisted now of nothing but Soames and a number of managing and articled clerks. The complete retirement of James some six years ago had accelerated business, to which the final touch of speed had been imparted when Bustard dropped off, worn out, as many believed, by the suit of 'Fryer versus Forsyte,' more in Chancery than ever and less likely to benefit its beneficiaries. Soames, with his saner grasp of actualities, had never permitted it to worry him; on the contrary, he had long perceived that Providence had presented him therein with L200 a year net in perpetuity, and--why not?	Фирма сейчас состояла, собственно, из одного Сомса и изрядного количества старших и младших клерков. Уход Джемса около шести лет назад положил начало быстрому росту этой монополии, но она с особенной скоростью пошла в гору с уходом Бастарда, которого, как утверждали многие, доконала тяжба Фрайера против Форсайта, запутывавшаяся все больше и больше и сулившая все меньше выгод тяжущимся сторонам. Сомс, с его более трезвым отношением к делу, не позволял себе беспокоиться зря; напротив, он давно предугадал, что судьба наградит его на этом деле двумястами фунтов годового дохода чистоганом, и почему бы и нет?
When Jolyon entered, his cousin was drawing out a list of holdings in Consols, which in view of the rumours of war he was going to advise his companies to put on the market at once, before other companies did the same. He looked round, sidelong, and said:	Когда Джолион вошел, его двоюродный брат составлял список тех процентных бумаг, которые, ввиду слухов о воине, он решил посоветовать своим клиентам продать, раньше чем это сделают другие. Он искоса взглянул на Джолиона и сказал:
"How are you? Just one minute. Sit down, won't you?"	- Здравствуйте. Одну минуту. Присядьте, пожалуйста.
And having entered three amounts, and set a ruler to keep his place, he turned towards Jolyon, biting the side of his flat forefinger....	И, дописав последние три цифры, положил линейку, чтобы отметить строчку, и повернулся к Джолиону, покусывая плоский указательный палец.
"Yes?" he said.	- Да? - сказал он.
"I have seen her."	- Я виделся с ней.
Soames frowned.	Сомс нахмурился.
"Well?"	- Ну и что же?
"She has remained faithful to memory."	- Она осталась верна прошлому.
Having said that, Jolyon was ashamed. His cousin had flushed a dusky yellowish red. What had made him tease the poor brute!	Сказав это, Джолион тотчас же упрекнул себя. Лицо его кузена вспыхнуло густым багрово-желтым румянцем. И что его дернуло дразнить это несчастное животное!
"I was to tell you she is sorry you are not free. Twelve years is a long time. You know your law, and what chance it gives you."	- Мне поручено передать, что она очень жалеет, что вы не свободны. Двенадцать лет - это большой срок. Вы лучше меня знаете закон и те возможности, которые он дает вам.
Soames uttered a curious little grunt, and the two remained a full minute without speaking. 'Like wax!' thought Jolyon, watching that close face, where the flush was fast subsiding. 'He'll never give me a sign of what he's thinking, or going to do. Like wax!' And he transferred his gaze to a plan of that flourishing town, 'By- Street on Sea,' the future existence of which lay exposed on the wall to the possessive instincts of the firm's clients. The whim- sical thought flashed through him: 'I wonder if I shall get a bill of costs for this--"To attending Mr. Jolyon Forsyte in the matter of my divorce, to receiving his account of his visit to my wife, and to advising him to go and see her again, sixteen and eightpence."'	Сомс издал какой-то неясный хриплый звук, и затем оба на целую минуту замолчали. "Точно кукла восковая, - думал Джолион, следя за бесстрастным лицом, с которого быстро сбегал румянец. - Он никогда и вида не подаст, что он думает и что он собирается сделать. Точно кукла!" И он перевел взгляд на карту цветущего приморского городка Бай-стрит, будущий вид которого красовался на стене для поощрения собственнических инстинктов клиентов. У Джолиона мелькнула странная мысль: "Не предложит ли он мне сейчас получить по счету: Мистеру Джолиону Форсайту - за совет по делу о моем разводе, за его отчет о визите к моей жене, за поручение отправиться к ней вторично, итого причитается шестнадцать шиллингов восемь пенсов".
Suddenly Soames said:	Вдруг Сомс сказал:
"I can't go on like this. I tell you, I can't go on like this."	- Я больше не могу так жить, говорю вам, я больше не могу.
His eyes were shifting from side to side, like an animal's when it looks for way of escape. 'He really suffers,' thought Jolyon; 'I've no business to forget that, just because I don't like him.'	Глаза его метались по сторонам, как у затравленного зверя, который ищет, куда бы скрыться. "А ведь он действительно страдает, - подумал Джолион, - мне не следует этого забывать только потому, что он неприятен мне".
"Surely," he said gently, "it lies with yourself. A man can always put these things through if he'll take it on himself."	- Конечно, - мягко сказал он, - но это в ваших руках. Мужчина всегда может добиться этого, если возьмет дело на себя.
Soames turned square to him, with a sound which seemed to come from somewhere very deep.	Сомс круто повернулся к нему с глухим стоном, который, казалось, вырвался откуда-то из глубины:
"Why should I suffer more than I've suffered already? Why should I?"	- Почему я должен еще страдать после всего того, что я вытерпел? Почему?
Jolyon could only shrug his shoulders. His reason agreed, his instinct rebelled; he could not have said why.	Джолион только пожал плечами. Рассудок его соглашался, инстинкт восставал; почему - он не мог объяснить.
"Your father," went on Soames, "took an interest in her--why, goodness knows! And I suppose you do too?" he gave Jolyon a sharp look. "It seems to me that one only has to do another person a wrong to get all the sympathy. I don't know in what way I was to blame--I've never known. I always treated her well. I gave her everything she could wish for. I wanted her."	- Ваш отец, - продолжал Сомс, - почему-то симпатизировал ей. И вы, вероятно, тоже? - он бросил на Джолиона подозрительный взгляд. - По-видимому, стоит только человеку причинить зло другому, он завоевывает всеобщее участие. Не знаю, в чем меня можно упрекнуть, и никогда не знал и раньше. Я всегда относился к ней хорошо. Я давал ей все, что она могла желать. Она мне была нужна.
Again Jolyon's reason nodded; again his instinct shook its head. 'What is it?' he thought; 'there must be something wrong in me. Yet if there is, I'd rather be wrong than right.'	Снова рассудок Джолиона поддакнул, но инстинкт снова воспротивился. "Что это? - подумал он. - Должно быть, я какой-то урод, ну, а если так, пусть уж и буду такой, как есть, лучше уж быть уродом".
"After all," said Soames with a sort of glum fierceness, "she was my wife."	- Ведь как-никак, - с какой-то угрюмой свирепостью заключил Сомс, она была моей женой.
In a flash the thought went through his listener: 'There it is! Ownerships! Well, we all own things. But--human beings! Pah!'	И тотчас слушателя его словно осенило: "Вот оно! Собственность! Ну что же, в конце концов мы все владеем своим добром, но живыми людьми... брр!"
"You have to look at facts," he said drily, "or rather the want of them."	- Приходится считаться с фактами, - холодно возразил он, - или, вернее, с отсутствием таковых.
Soames gave him another quick suspicious look.	Сомс снова кинул на него быстрый подозрительный взгляд.
"The want of them?" he said. "Yes, but I am not so sure."	- С отсутствием таковых? - повторил он. - Да, но я не очень этому верю.
"I beg your pardon," replied Jolyon; "I've told you what she said. It was explicit."	- Простите, - сказал Джолион. - Я передаю вам то, что она сказала. И это было сказано вполне определенно.
"My experience has not been one to promote blind confidence in her word. We shall see."	- Мой личный опыт не позволяет мне слепо доверяться ее словам. Мы еще посмотрим.
Jolyon got up.	Джолион поднялся.
"Good-bye," he said curtly.	- До свидания, - сухо сказал он.
"Good-bye," returned Soames; and Jolyon went out trying to understand the look, half-startled, half-menacing, on his cousin's face.	- До свидания, - ответил Сомс, и Джолион вышел, стараясь разгадать полуизумленное, полуугрожающее выражение лица своего двоюродного брата.
He sought Waterloo Station in a disturbed frame of mind, as though the skin of his moral being had been scraped; and all the way down in the train he thought of Irene in her lonely flat, and of Soames in his lonely office, and of the strange paralysis of life that lay on them both. 'In chancery!' he thought. 'Both their necks in chancery--and her's so pretty!'	Он ехал на вокзал Ватерлоо в полном расстройстве чувств, как будто все существо его вывернули наизнанку; всю дорогу в поезде он думал об Ирэн в ее одинокой квартирке, и о Сомсе в его одинокой конторе, и о том, как странно парализована жизнь у обоих. "В петле, - подумал он, - и тот и другой, и ее красивая шейка - в петле!"

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты