Краткая коллекция англтекстов

Генри Фильдинг. История Тома Джонса, найденыша

Том II

Containing scenes of matrimonial felicity in different degrees of life; and various other transactions during the first two years after the marriage between captain blifil and miss bridget allworthy /Заключающая в себе сцены супружеского счастья в разные периоды жизни, а также другие происшествия в продолжение первых двух лет после женитьбы капитана Блайфила на мисс Бриджет Олверти

Глава 1.
Showing what kind of a history this is; what it is like, and what it is not lik
показывающая, какого рода эта история, на что она похожа и на что не похожа

English	Русский
Though we have properly enough entitled this our work, a history, and not a life; nor an apology for a life, as is more in fashion; yet we intend in it rather to pursue the method of those writers, who profess to disclose the revolutions of countries, than to imitate the painful and voluminous historian, who, to preserve the regularity of his series, thinks himself obliged to fill up as much paper with the detail of months and years in which nothing remarkable happened, as he employs upon those notable aeras when the greatest scenes have been transacted on the human stage.	Хотя мы довольно справедливо назвали наше произведение историей, а не жизнеописанием и не апологией чьей-либо жизни, как теперь в обычае, но намерены держаться в нем скорее метода тех писателей, которые занимаются изображением революционных переворотов, чем подражать трудолюбивому плодовитому историку, который для сохранения равномерности своих выпусков считает себя обязанным истреблять столько же бумаги на подробное описание месяцев и лет, не ознаменованных никакими замечательными событиями, сколько он уделяет ее на те достопримечательные эпохи, когда на подмостках мировой истории разыгрывались величайшие драмы.
Such histories as these do, in reality, very much resemble a newspaper, which consists of just the same number of words, whether there be any news in it or not. They may likewise be compared to a stage coach, which performs constantly the same course, empty as well as full. The writer, indeed, seems to think himself obliged to keep even pace with time, whose amanuensis he is; and, like his master, travels as slowly through centuries of monkish dulness, when the world seems to have been asleep, as through that bright and busy age so nobly distinguished by the excellent Latin poet-	Такие исторические исследования очень смахивают на газету, которая - есть ли новости или нет - всегда состоит из одинакового числа слов. Их можно сравнить также с почтовой каретой, которая - полная ли она или пустая-постоянно совершает один и тот же путь. Автор их считает себя обязанным идти в ногу с временем и писать под его диктовку; подобно своему господину - времени, он передвигается с ним по столетиям монашеского тупоумия, когда мир пребывал точно в спячке, столь же неторопливо, как и по блестящей, полной жизни эпохе, так великолепно обрисованной прекрасным латинским поэтом:
Ad confligendum venientibus undique poenis, Omnia cum belli trepido concussa tumultu Horrida contremuere sub altis aetheris auris; In dubioque fuit sub utrorum regna cadendum Omnibus humanis esset, terraque marique.	Ad cpnfligendum venientibus undique Poenis, Omnia cum belli trepido concussa tumultu Horrida contremueie sub altis aetheris oris, In dubioque fuere utrorum ad regna cadendum Omnibus humanis esset terraque marique.
Of which we wish we could give our readers a more adequate translation than that by Mr. Creech-	То есть:
When dreadful Carthage frighted Rome with arms, And all the world was shook with fierce alarms; Whilst undecided yet, which part should fall, Which nation rise the glorious lord of all.	При нападении войск отовсюду стекавшихся пунов, В те времена, когда мир, потрясаемый громом сражений, Весь трепетал и дрожал под высокими сводами неба, И сомневалися все человеки, какому народу Выпадут власть над людьми и господство на суше и море.
Now it is our purpose, in the ensuing pages, to pursue a contrary method. When any extraordinary scene presents itself (as we trust will often be the case), we shall spare no pains nor paper to open it at large to our reader; but if whole years should pass without producing anything worthy his notice, we shall not be afraid of a chasm in our history; but shall hasten on to matters of consequence, and leave such periods of time totally unobserved.	Мы намерены придерживаться на этих страницах противоположного метода. Если встретится какая-нибудь необыкновенная сцена (а мы рассчитываем, что это будет случаться нередко), мы не пожалеем ни трудов, ни бумаги на подробное ее описание читателю; но если целые годы будут проходить, не создавая ничего достойного его внимания, мы не побоимся пустот в нашей истории, но поспешим перейти к материям значительным, оставив такие периоды совершенно неисследованными.
These are indeed to be considered as blanks in the grand lottery of time. We therefore, who are the registers of that lottery, shall imitate those sagacious persons who deal in that which is drawn at Guildhall, and who never trouble the public with the many blanks they dispose of; but when a great prize happens to be drawn, the newspapers are presently filled with it, and the world is sure to be informed at whose office it was sold: indeed, commonly two or three different offices lay claim to the honour of having disposed of it; by which, I suppose, the adventurers are given to understand that certain brokers are in the secrets of Fortune, and indeed of her cabinet council.	Эти периоды надо рассматривать как пустышки в великой лотерее времени, и мы, ее протоколисты, последуем примеру тех рассудительных господ, которые обслуживают лотерею, устраиваемую в Гильдхолле, и никогда не беспокоят публику объявлением многочисленных пустых номеров; но как только выпадет крупный выигрыш, газеты мгновенно наполняются этой новостью, и всему свету сообщается, в чьей конторе был куплен счастливый билет; обыкновенно даже на честь обладания им притязают два или три учреждения сразу, желая, должно быть, убедить искателей счастья, что некоторые комиссионеры посвящены в таинства Фортуны и состоят ее приближенными советниками.
My reader then is not to be surprized, if, in the course of this work, he shall find some chapters very short, and others altogether as long; some that contain only the time of a single day, and others that comprise years; in a word, if my history sometimes seems to stand still, and sometimes to fly. For all which I shall not look on myself as accountable to any court of critical jurisdiction whatever: for as I am, in reality, the founder of a new province of writing, so I am at liberty to make what laws I please therein. And these laws, my readers, whom I consider as my subjects, are bound to believe in and to obey; with which that they may readily and cheerfully comply, I do hereby assure them that I shall principally regard their ease and advantage in all such institutions: for I do not, like a jure divino tyrant, imagine that they are my slaves, or my commodity. I am, indeed, set over them for their own good only, and was created for their use, and not they for mine. Nor do I doubt, while I make their interest the great rule of my writings, they will unanimously concur in supporting my dignity, and in rendering me all the honour I shall deserve or desire.	Пусть же не удивляется читатель, если он найдет в этом произведении и очень короткие, и очень длинные главы - главы, заключающие в себе один только день, и главы, охватывающие целые годы,- если, словом, моя история иногда будет останавливаться, а иногда мчаться вперед. Я не считаю себя обязанным отвечать за это перед каким бы то ни было критическим судилищем: я творец новой области в литературе и, следовательно, волен дать ей какие угодно законы. И читатели, которых я считаю моими подданными, обязаны верить им и повиноваться; а чтобы они делали это весело и охотно, я ручаюсь им, что во всех своих мероприятиях буду считаться главным образом с их довольством и выгодой; ибо я не смотрю на них, подобно тирану, jure divino 4, как на своих рабов или свою собственность. Я поставлен над ними только для их блага, я сотворен для них, а не они для меня. И я не сомневаюсь, что, сделав их интерес главной заботой своих сочинений, я встречу у них единодушную поддержку моему достоинству и получу от них все почести, каких заслуживаю или желаю.

К началу страницы

Глава 2.
Religious cautions against showing too much favour to bastards; and a great discovery made by Mrs. Deborah Wilkin
Библейские тексты., возбраняющие слишком большую благосклонность к незаконным детям, и великое открытие, сделанное миссис Деборой Вилкинс

English	Русский
Eight months after the celebration of the nuptials between Captain Blifil and Miss Bridget Allworthy, a young lady of great beauty, merit, and fortune, was Miss Bridget, by reason of a fright, delivered of a fine boy. The child was indeed to all appearances perfect; but the midwife discovered it was born a month before its full time.	Через восемь месяцев после отпразднования свадьбы капитана Блайфила и мисс Бриджет Олверти - дамы прекрасной собой, богатой и достойной,миссис Бриджет, по случаю испуга, разрешилась хорошеньким мальчиком. Младенец был, по всей видимости, вполне развит, только повивальная бабка заметила, что он родился на месяц раньше положенного срока.
Though the birth of an heir by his beloved sister was a circumstance of great joy to Mr. Allworthy, yet it did not alienate his affections from the little foundling, to whom he had been godfather, had given his own name of Thomas, and whom he had hitherto seldom failed of visiting, at least once a day, in his nursery.	Хотя рождение наследника у любимой сестры очень порадовало мистера Олверти, однако оно нисколько не охладило его привязанности к найденышу, которого он был крестным отцом, которому дал свое имя Томас и которого аккуратно навещал, по крайней мере, раз в день, в его детской.
He told his sister, if she pleased, the newborn infant should be bred up together with little Tommy; to which she consented, though with some little reluctance: for she had truly a great complacence for her brother; and hence she had always behaved towards the foundling with rather more kindness than ladies of rigid virtue can sometimes bring themselves to show to these children, who, however innocent, may be truly called the living monuments of incontinence.	Он предложил сестре воспитывать ее новорожденного сына вместе с маленьким Томми, на что она согласилась, хотя и с некоторой неохотой; ее готовность угождать брату была поистине велика, и потому она всегда обращалась с найденышем ласковее, чем иные дамы строгих правил, подчас неспособные проявить доброту к таким детям, которых, несмотря на их невинность, можно по справедливости назвать живыми памятниками невоздержания.
The captain could not so easily bring himself to bear what he condemned as a fault in Mr. Allworthy. He gave him frequent hints, that to adopt the fruits of sin, was to give countenance to it. He quoted several texts (for he was well read in Scripture), such as, He visits the sins of the fathers upon the children; and the fathers have eaten sour grapes, and children's teeth are set on edge, &c. Whence he argued the legality of punishing the crime of the parent on the bastard. He said, "Though the law did not positively allow the destroying such base-born children, yet it held them to be the children of nobody; that the Church considered them as the children of nobody; and that at the best, they ought to be brought up to the lowest and vilest offices of the commonwealth."	Но капитан не мог так легко примириться с тем, что он осуждал как ошибку со стороны мистера Олверти. Он неоднократно намекал ему, что усыновлять плоды греха - значит потворствовать греху. В подтверждение он приводил много текстов (ибо был начитан в Священном писании), как, например: "Карает на детях грехи отцов", или: Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина", и т. п. Отсюда он доказывал справедливость наказания внебрачных детей за проступок родителей. Он говорил, что хотя закон и не разрешает уничтожать таких детей низкого происхождения, но признает их за ничьих; что церковь рассматривает их как детей, не имеющих родителей; и что в лучшем случае их следует воспитывать для самых низких и презренных должностей в государстве.
Mr. Allworthy answered to all this, and much more, which the captain had urged on this subject, "That, however guilty the parents might be, the children were certainly innocent: that as to the texts he had quoted, the former of them was a particular denunciation against the jews, for the sin of idolatry, of relinquishing and hating their heavenly King; and the latter was parabolically spoken, and rather intended to denote the certain and necessary consequences of sin, than any express judgment against it. But to represent the Almighty as avenging the sins of the guilty on the innocent, was indecent, if not blasphemous, as it to represent him acting against the first principles of natural justice, and against the original notions of right and wrong, which he himself had implanted in our minds; by which we were to judge not only in all matters which were not revealed, but even of the truth of revelation itself." He said he knew many held the same principles with the captain on this head; but he was himself firmly convinced to the contrary, and would provide in the same manner for this poor infant, as if a legitimate child had had fortune to have been found in the same place.	Мистер Олверти отвечал на это и на многое, высказанное капитаном по тому же поводу, что, как бы ни были преступны родители, дети их, конечно, невинны; а что касается приведенных текстов, то первый является угрозой, направленной исключительно против евреев за то, что они впали в грех идолопоклонства, покинули и возненавидели своего небесного царя; последний же имеет иносказательный смысл и скорее указывает несомненные и неминуемые последствия греха, чем имеет в виду определенное осуждение его. Но представлять себе, что всемогущий отмщает чьи-либо грехи на невинном, непристойно и даже кощунственно, равно как и представлять его действующим вопреки основам естественной справедливости и вопреки изначальным понятиям о добре и зле, которые сам же он насадил в наших умах, чтобы с их помощью мы судили не только о предметах, данных нам в опыте, но даже об истинах откровения. Он прибавил, что знает многих, разделяющих мнение капитана по этому поводу, но сам он твердо убежден в противном и будет заботиться об этом бедном ребенке совершенно так же, как о законном сыне, которому выпало бы счастье находиться на его месте.
While the captain was taking all opportunities to press these and such like arguments, to remove the little foundling from Mr. Allworthy's, of whose fondness for him he began to be jealous, Mrs. Deborah had made a discovery, which, in its event, threatened at least to prove more fatal to poor Tommy than all the reasonings of the captain.	В то время как капитан при всяком случае пускал в ход эти и подобные им доводы с целью охладить к найденышу мистера Олверти, которого он начал ревновать за доброту к нему, миссис Дебора сделала открытие, грозившее гораздо более роковыми последствиями для бедного Томми, чем все рассуждения капитана.
Whether the insatiable curiosity of this good woman had carried her on to that business, or whether she did it to confirm herself in the good graces of Mrs. Blifil, who, notwithstanding her outward behaviour to the foundling, frequently abused the infant in private, and her brother too, for his fondness to it, I will not determine; but she had now, as she conceived, fully detected the father of the foundling.	Привело ли добрую женщину к этому открытию ее ненасытное любопытство, или же она сделала его с намерением упрочить благорасположение к себе миссис Блайфил, которая, несмотря на показную заботливость о найденыше, наедине нередко бранила ребенка, а заодно с ним и брата за привязанность к нему,- этого я не берусь решить; только миссис Дебора была теперь совершенно убеждена, что ей удалось обнаружить отца сиротки.
Now, as this was a discovery of great consequence, it may be necessary to trace it from the fountain-head. We shall therefore very minutely lay open those previous matters by which it was produced; and for that purpose we shall be obliged to reveal all the secrets of a little family with which my reader is at present entirely unacquainted; and of which the oeconomy was so rare and extraordinary, that I fear it will shock the utmost credulity of many married persons.	Так как открытие это чрезвычайно важно, то необходимо подойти к нему исподволь. Поэтому мы самым подробным образом изложим подготовившие его обстоятельства, и с этой целью нам придется разоблачить все тайны одного маленького семейства, еще совершенно незнакомого читателю, в котором существовали такие редкие и диковинные порядки, что, боюсь, они покажутся неправдоподобными многим женатым лицам.

К началу страницы

Глава 3.
The description of a domestic government founded upon rules directly contrary to those of Aristotle
Описание домашнего строя, основанного на правилах, диаметрально противоположных аристотелевским

English	Русский
My reader may please to remember he hath been informed that Jenny Jones had lived some years with a certain schoolmaster, who had, at her earnest desire, instructed her in Latin, in which, to do justice to her genius, she had so improved herself, that she was become a better scholar than her master.	Пусть читатель благоволит припомнить, что Дженни Джонс, как мы выше сообщали, жила несколько лет у некоего школьного учителя, по настойчивой ее просьбе обучившего ее латыни, в каковой, нужно отдать справедливость ее способностям, она настолько преуспела, что сделалась ученее своего наставника.
Indeed, though this poor man had undertaken a profession to which learning must be allowed necessary, this was the least of his commendations. He was one of the best-natured fellows in the world, and was, at the same time, master of so much pleasantry and humour, that he was reputed the wit of the country; and all the neighbouring gentlemen were so desirous of his company, that as denying was not his talent, he spent much time at their houses, which he might, with more emolument, have spent in his school.	Действительно, хотя этот бедняк взялся за дело, необходимо требующее познаний, однако менее всего мог ими похвалиться. Это был добродушнейший человек на свете и в то же время такой мастер по части шуток и юмора, что прослыл за первого остряка в -околотке. Все соседние дворяне приглашали его наперебой; и так как он не владел талантом отказывать, то проводил у них много времени, которое с большей пользой мог бы провести у себя в школе.
It may be imagined that a gentleman so qualified and so disposed, was in no danger of becoming formidable to the learned seminaries of Eton or Westminster. To speak plainly, his scholars were divided into two classes: in the upper of which was a young gentleman, the son of a neighboring squire, who, at the age of seventeen, was just entered into his Syntaxis; and in the lower was a second son of the same gentleman, who, together with seven parish-boys, was learning to read and write.	Совершенно очевидно, что джентльмен с такими познаниями в наклонностями не представлял особенно грозной опасности для учебных заведений в Итоне и Вестминстере. Говоря прямо, все его ученики разделялись на два класса: в старшем сидел сын соседнего сквайра, в семнадцать лет только что добравшийся до синтаксиса, а в младшем - другой сын того же джентльмена, обучавшийся чтению и письму вместе с семью деревенскими мальчиками.
The stipend arising hence would hardly have indulged the schoolmaster in the luxuries of life, had he not added to this office those of clerk and barber, and had not Mr. Allworthy added to the whole an annuity of ten pounds, which the poor man received every Christmas, and with which he was enabled to cheer his heart during that sacred festival.	Получаемая за это плата вряд ли позволила бы нашему учителю роскошествовать, если бы обязанности педагога он не совмещал с должностью пономаря и цирюльника и если бы мистер Олверти не выплачивал ему ежегодного пособия в размере десяти фунтов, которое бедняк исправно получал к рождеству и мог, таким образом, повеселить свою душу на святках.
Among his other treasures, the pedagogue had a wife, whom he had married out of Mr. Allworthy's kitchen for her fortune, viz., twenty pounds, which she had there amassed.	В числе других сокровищ педагог обладал женой, которую взял с кухни мистера Олверти за приданое в двадцать фунтов, прикопленных ею на барской службе.
This woman was not very amiable in her person. Whether she sat to my friend Hogarth, or no, I will not determine; but she exactly resembled the young woman who is pouring out her mistress's tea in the third picture of the Harlot's Progress. She was, besides, a profest follower of that noble sect founded by Xantippe of old; by means of which she became more formidable in the school than her husband; for, to confess the truth, he was never master there, or anywhere else, in her presence.	Эта женщина не отличалась особенной миловидностью. Позировала она моему другу Хогарту или нет, я не берусь сказать, Только она как две капли воды похожа была на молодую женщину, наливающую чай своей госпоже, изображенную на третьем листе серии "Путь прелестницы". Она была, кроме того, убежденнейшей последовательницей благородной секты, основанной в древности Ксантиппой, и вследствие этого сделалась большей грозой для школы, чем ее муж, который, сказать правду, в ее присутствии не чувствовал себя хозяином ни в школе, ни где-либо в другом месте.
Though her countenance did not denote much natural sweetness of temper, yet this was, perhaps, somewhat soured by a circumstance which generally poisons matrimonial felicity; for children are rightly called the pledges of love; and her husband, though they had been married nine years, had given her no such pledges; a default for which he had no excuse, either from age or health, being not yet thirty years old, and what they call a jolly brisk young man.	Наружность ее вообще не говорила о большой нежности нрава, но ее, может быть, еще больше ожесточило обстоятельство, обыкновенно отравляющее семейное счастье. Детей недаром называют залогом любви, а муж ее, несмотря на девять лет супружества, не подарил ей ни одного такого залога - упущение, совершенно для него непростительное ни по возрасту, ни по состоянию здоровья, ибо ему не исполнилось еще тридцать лет, и был он, что называется, славный малый и весельчак.
Hence arose another evil, which produced no little uneasiness to the poor pedagogue, of whom she maintained so constant a jealousy, that he durst hardly speak to one woman in the parish; for the least degree of civility, or even correspondence, with any female, was sure to bring his wife upon her back, and his own.	Отсюда проистекало другое зло, не менее стеснительное для бедного педагога: супруга ревновала его столь неустанно, что он не смел заговорить почти ни с одной женщиной в приходе, ибо малейшая вежливость или даже простое обращение к женщине неминуемо навлекали грозу и на него и на соперницу.
In order to guard herself against matrimonial injuries in her own house, as she kept one maid-servant, she always took care to chuse her out of that order of females whose faces are taken as a kind of security for their virtue; of which number Jenny Jones, as the reader hath been before informed, was one.	Чтобы предохранить себя от супружеской неверности в собственном доме, она всегда старалась, нанимая служанку, выбирать ее из того разряда женщин, наружность которых служит известной порукой их добродетели; к числу их, как уже знает читатель, принадлежала и Дженни Джонс.
As the face of this young woman might be called pretty good security of the before-mentioned kind, and as her behaviour had been always extremely modest, which is the certain consequence of understanding in women; she had passed above four years at Mr. Partridge's (for that was the schoolmaster's name) without creating the least suspicion in her mistress. Nay, she had been treated with uncommon kindness, and her mistress had permitted Mr. Partridge to give her those instructions which have been before commemorated.	Так как лицо этой девушки можно было считать прекрасной порукой упомянутого рода, так как ее поведение всегда отличалось отменной скромностью - верное свидетельство ума в женщине,- то она прожила больше четырех лет у мистера Партриджа (так звали учителя), не возбудив ни малейшего подозрения в своей хозяйке. Больше того: обращение с ней было необыкновенно любезное, и миссис Партридж сама позволила мужу давать ей упомянутые выше уроки.
But it is with jealousy as with the gout: when such distempers are in the blood, there is never any security against their breaking out; and that often on the slightest occasions, and when least suspected.	Но ревность - та же подагра: если эти недуги в крови, никогда нельзя быть уверенным, что они не разразятся вдруг, и часто это случается по ничтожнейшим поводам, когда меньше всего этого ожидаешь.
Thus it happened to Mrs. Partridge, who had submitted four years to her husband's teaching this young woman, and had suffered her often to neglect her work in order to pursue her learning. For, passing by one day, as the girl was reading, and her master leaning over her, the girl, I know not for what reason, suddenly started up from her chair: and this was the first time that suspicion ever entered into the head of her mistress.	Так случилось и с миссис Партридж, которая в течение четырех лет позволяла мужу давать уроки молодой девушке и часто прощала ей неисправность в работе, когда она проистекала от прилежного учения. Однажды, зайдя в классную, миссис Партридж застала девушку за книгой, а учителя наклонившимся над ней; не знаю, по какой причине, Дженни вдруг вскочила со стула,- и это впервые заронило подозрение в душу ее хозяйки.
This did not, however, at that time discover itself, but lay lurking in her mind, like a concealed enemy, who waits for a reinforcement of additional strength before he openly declares himself and proceeds upon hostile operations: and such additional strength soon arrived to corroborate her suspicion; for not long after, the husband and wife being at dinner, the master said to his maid, Da mihi aliquid potum: upon which the poor girl smiled, perhaps at the badness of the Latin, and, when her mistress cast her eyes on her, blushed, possibly with a consciousness of having laughed at her master. Mrs. Partridge, upon this, immediately fell into a fury, and discharged the trencher on which she was eating, at the head of poor Jenny, crying out,	Однако в ту минуту оно не проявилось наружу, а залегло в сердце, как неприятель в засаде, ждущий подкрепления, чтобы выйти в открытое поле и приступить к военным действиям. Такое подкрепление вскоре и подоспело на подмогу ее подозрительности. Немного времени спустя, за супружеским обедом, хозяин сказал служанке: "Da mihi aliquid potum" 5. Бедная девушка улыбнулась в ответ - может быть, плохой латыни, а когда хозяйка вскинула на нее очи, покраснела - вероятно, от конфуза, что посмеялась над хозяином. Миссис Партридж мгновенно пришла в бешенство и пустила тарелкой в бедную Дженни, закричав:
"You impudent whore, do you play tricks with my husband before my face?"	- Ах ты, бесстыдница!.. Перемигиваться при мне с моим мужем?
and at the same instant rose from her chair with a knife in her hand, with which, most probably, she would have executed very tragical vengeance, had not the girl taken the advantage of being nearer the door than her mistress, and avoided her fury by running away: for, as to the poor husband, whether surprize had rendered him motionless, or fear (which is full as probable) had restrained him from venturing at any opposition, he sat staring and trembling in his chair; nor did he once offer to move or speak, till his wife, returning from the pursuit of Jenny, made some defensive measures necessary for his own preservation; and he likewise was obliged to retreat, after the example of the maid.	И с этими словами она сорвалась со стула с ножом в руках, который, по всей вероятности, послужил бы ей орудием трагической мести, если бы Дженни не стояла, по счастью, ближе к двери и не спаслась бегством от разъяренной хозяйки. Что же касается бедного мужа, то удивление лишило его способности двигаться, или же (что весьма вероятно) страх удержал от всякой попытки к сопротивлению, только он остался на месте, выпучив глаза и дрожа всем телом; так он просидел, не шевелясь и не произнося ни одного слова, пока возвращение жены, пустившейся в погоню за Дженни, не заставило его принять необходимые меры для собственной безопасности, и он вынужден был, в свою очередь, по примеру служанки, обратиться в бегство.
This good woman was, no more than Othello, of a disposition	Эта добрая женщина, не больше чем Отелло, была расположена
To make a life of jealousy, And follow still the changes of the moon With fresh suspicions-	...ревностию жить И прибыль каждую луны и убыль Встречать все новым подозреньем...
With her, as well as him,	Для нее, как и для мавра,-
--To be once in doubt, Was once to be resolv'd---	...сомненье С решимостью бывало неразлучно,-
she therefore ordered Jenny immediately to pack up her alls and begone, for that she was determined she should not sleep that night within her walls.	и поэтому она приказала Дженни сию же минуту складывать свои пожитки и убираться вон, не допуская мысли, чтобы девушка провела еще хоть одну ночь в ее доме.
Mr. Partridge had profited too much by experience to interpose in a matter of this nature. He therefore had recourse to his usual receipt of patience; for, though he was not a great adept in Latin, he remembered, and well understood, the advice contained in these words:	Мистер Партридж был слишком научен опытом не вмешиваться в дела такого рода. Ему осталось только прибегнуть к обычному своему рецепту терпения, ибо, не будучи большим знатоком латыни, он все же помнил и хорошо понимал совет, заключающийся в словах:
-- Leve fit, quod bene fertur onus-	...leve fit, quod bene fertur onus...-
in English:	то есть:
A burden becomes lightest when it is well borne-	"груз делается легким, когда несешь его с уменьем".
which he had always in his mouth; and of which, to say the truth, he had often occasion to experience the truth.	Это правило он всегда держал на языке и, сказать правду, часто имел случай убедиться в его истине.
Jenny offered to make protestations of her innocence; but the tempest was too strong for her to be heard. She then betook herself to the business of packing, for which a small quantity of brown paper sufficed; and, having received her small pittance of wages, she returned home.	Дженни попробовала было торжественно поклясться, что ни в чем не повинна, но буря была слишком сильна, и девушку не стали слушать. Волей-неволей ей пришлось заняться укладыванием своего добра, которое уместилось в нескольких листках оберточной бумаги, и Дженни, получив свое скудное жалованье, вернулась домой.
The schoolmaster and his consort passed their time unpleasantly enough that evening; but something or other happened before the next morning, which a little abated the fury of Mrs. Partridge; and she at length admitted her husband to make his excuses: to which she gave the readier belief, as he had, instead of desiring her to recall Jenny, professed a satisfaction in her being dismissed, saying, she was grown of little use as a servant, spending all her time in reading, and was become, moreover, very pert and obstinate; for, indeed, she and her master had lately had frequent disputes in literature; in which, as hath been said, she was become greatly his superior. This, however, he would by no means allow; and as he called her persisting in the right, obstinacy, he began to hate her with no small inveteracy.	Учитель и супруга его провели этот вечер довольно невесело; но ночью что-то такое случилось, отчего к утру бешенство миссис Партридж немного поутихло; в конце концов она дозволила мужу принести ей извинения, которым поверила тем охотнее, что учитель не стал просить о возвращении Дженни, а, напротив, был очень доволен тем, что она уволена, заметив, что служанка она теперь бесполезная, так как вечно сидит за книгами, да еще сделалась дерзкой и упрямой. Действительно, в последнее время она часто вступала со своим наставником в литературные споры, сделавшись, как уже было сказано, гораздо ученее этого наставника. Он, однако, ни за что не хотел это признать и, приписав приверженность Дженни правильным взглядам ее упрямству, возненавидел ее с немалым ожесточением.

К началу страницы

Глава 4.
Containing one of the most bloody battles, or rather duels, that were ever recorded in domestic history
содержащая описание одной из кровопролитнейших битв, или, вернее, поединков, какие известны в хрониках семейной жизни

English	Русский
For the reasons mentioned in the preceding chapter, and from some other matrimonial concessions, well known to most husbands, and which, like the secrets of freemasonry, should be divulged to none who are not members of that honourable fraternity, Mrs. Partridge was pretty well satisfied that she had condemned her husband without cause, and endeavoured by acts of kindness to make him amends for her false suspicion. Her passions were indeed equally violent, whichever way they inclined; for as she could be extremely angry, so could she be altogether as fond.	По причинам, указанным в предыдущей главе, и вследствие некоторых других супружеских уступок, хорошо известных большинству мужей, но, подобно масонским тайнам, не подлежащих разглашению среди не-членов этого почтенного братства, миссис Партридж вполне убедилась в несправедливости своих подозрений насчет мужа и постаралась загладить свою ошибку ласковостью. Страсти ее были одинаково бурными, какое бы направление они ни принимали: если гнев ее не знал меры, то не было пределов и ее нежности.
But though these passions ordinarily succeed each other, and scarce twenty-four hours ever passed in which the pedagogue was not, in some degree, the object of both; yet, on extraordinary occasions, when the passion of anger had raged very high, the remission was usually longer: and so was the case at present; for she continued longer in a state of affability, after this fit of jealousy was ended, than her husband had ever known before: and, had it not been for some little exercises, which all the followers of Xantippe are obliged to perform daily, Mr. Partridge would have enjoyed a perfect serenity of several months.	Хотя эти страсти обыкновенно чередовались между собой в педагогу редко выпадали сутки, когда он не испытывал бы на себе в некоторой степени и той и другой, однако в исключительных случаях, когда гнев бушевал слишком сильно, послабление бывало более продолжительным. Так дело обстояло и теперь: по окончании припадка ревности миссис Партридж пребывала в состоянии благосклонности гораздо дольше, чем это случалось с ней когда-либо раньше, и не будь некоторых маленьких упражнений, которые всем последовательницам Ксантиппы приходится проделывать ежедневно, мистер Партридж в течение нескольких месяцев наслаждался бы безмятежным спокойствием.
Perfect calms at sea are always suspected by the experienced mariner to be the forerunners of a storm: and I know some persons, who, without being generally the devotees of superstition, are apt to apprehend that great and unusual peace or tranquillity will be attended with its opposite. For which reason the antients used, on such occasions, to sacrifice to the goddess Nemesis, a deity who was thought by them to look with an invidious eye on human felicity, and to have a peculiar delight in overturning it.	Полная тишина на море считается опытными моряками предвестницей бури, и я знаю людей, которые, будучи вовсе не суеверны, склоняются к мысли, что долгий и необыкновенный мир всегда сменяется распрями. По этой причине древние в таких случаях приносили жертвы Немезиде - богине, взирающей, по их мнению, завистливым оком на людское счастье и находящей особенное наслаждение разрушать его.
As we are very far from believing in any such heathen goddess, or from encouraging any superstition, so we wish Mr. John Fr-, or some other such philosopher, would bestir himself a little, in order to find out the real cause of this sudden transition from good to bad fortune, which hath been so often remarked, and of which we shall proceed to give an instance; for it is our province to relate facts, and we shall leave causes to persons of much higher genius.	Будучи весьма далеки от веры в эту языческую богиню и не желая поощрять никаких суеверий, мы были бы рады, если бы мистер Джон Фр... или другой подобный ему философ потрудился бы немного над отысканием истинной причины этих внезапных переходов от благополучия к несчастью, так часто наблюдающихся в жизни. Мы тоже приведем такой пример, ибо наше дело излагать факты, а рассуждать о причинах предоставим умам более высокого полета.
Mankind have always taken great delight in knowing and descanting on the actions of others. Hence there have been, in all ages and nations, certain places set apart for public rendezvous, where the curious might meet and satisfy their mutual curiosity. Among these, the barbers' shops have justly borne the preeminence. Among the Greeks, barbers' news was a proverbial expression; and Horace, in one of his epistles, makes honourable mention of the Roman barbers in the same light.	Люди всегда находили большое удовольствие в том, чтобы разузнавать чужие дела и толковать о них. Вследствие этого во все времена и у всех народов существовали особые места для общественных сборищ, где любопытные могли встречаться и удовлетворять свое любопытство. Среди них цирюльни по справедливости занимали выдающееся место. "Новости цирюльни" вошли у греков в пословицу, а Гораций в одном из своих посланий делает и о римских цирюльниках почетное упоминание в этом смысле.
Those of England are known to be no wise inferior to their Greek or Roman predecessors. You there see foreign affairs discussed in a manner little inferior to that with which they are handled in the coffee-houses; and domestic occurrences are much more largely and freely treated in the former than in the latter. But this serves only for the men. Now, whereas the females of this country, especially those of the lower order, do associate themselves much more than those of other nations, our polity would be highly deficient, if they had not some place set apart likewise for the indulgence of their curiosity, seeing they are in this no way inferior to the other half of the species.	Английские брадобреи ничуть не уступают своим греческим и римским предшественникам. Иностранные дела обсуждаются у них почти с таким же важным видом, как и в кофейнях, а события отечественные - гораздо пространнее и непринужденнее. Но эти заведения служат только для мужчин; а так как и наши соотечественницы, особенно из низших классов, любят собраться и потолковать гораздо больше всех иноплеменниц, то английский общественный строй обладал бы большим недочетом, если бы и они не располагали таким местом, где могли бы удовлетворять свое любопытство, принимая во внимание, что в этом качестве слабый пол ничуть не уступает сильной половине человеческого рода.
In enjoying, therefore, such place of rendezvous, the British fair ought to esteem themselves more happy than any of their foreign sisters; as I do not remember either to have read in history, or to have seen in my travels, anything of the like kind.	Итак, в отношении места, где они могли бы собираться, британских дам нужно считать счастливее их иноплеменных сестер, ибо, насколько я припоминаю, мне не случалось ни читать в истории, ни наблюдать во время путешествий ничего подобного.
This place then is no other than the chandler's shop, the known seat of all the news; or, as it is vulgarly called, gossiping, in every parish in England.	Означенное место является не чем иным, как мелочной лавкой; там можно узнать все новости; в каждом английском приходе там собираются кумушки, вульгарно выражаясь, посплетничать.
Mrs. Partridge being one day at this assembly of females, was asked by one of her neighbours, if she had heard no news lately of Jenny Jones? To which she answered in the negative. Upon this the other replied, with a smile, That the parish was very much obliged to her for having turned Jenny away as she did.	Попав однажды в такое сборище женщин, миссис Партридж была спрошена одной из своих соседок, не слышала ли она чего-нибудь новенького о Дженни Джонс. На ее отрицательный ответ спрашивавшая заметила с улыбкой, что приход очень обязан миссис Партридж за то, что она выгнала вон Дженни.
Mrs. Partridge, whose jealousy, as the reader well knows, was long since cured, and who had no other quarrel to her maid, answered boldly, She did not know any obligation the parish had to her on that account; for she believed Jenny had scarce left her equal behind her.	Миссис Партридж, как известно читателю, уже давно излечившаяся от ревности и не имевшая других поводов к неудовольствию на свою служанку, развязно отвечала, что не понимает, за что тут быть обязанным: ведь другой такой девушки, как Джеиви, пожалуй, и нет в приходе.
"No, truly," said the gossip, "I hope not, though I fancy we have sluts enow too. Then you have not heard, it seems, that she hath been brought to bed of two bastards? but as they are not born here, my husband and the other overseer says we shall not be obliged to keep them."	- Будем надеяться, что нет,- сказала кумушка,- хоть и довольно у нас всякой дряни. Так вы, видно, не слышали, что она разрешилась двойней? Впрочем, она родила их не здесь, поэтому муж мой и другой наш надзиратель за призреваемыми говорят, что мы не обязаны их воспитывать.
"Two bastards!" answered Mrs. Partridge hastily: "you surprize me! I don't know whether we must keep them; but I am sure they must have been begotten here, for the wench hath not been nine months gone away."	- Двойней! - с жаром воскликнула миссис Партридж.- Вы меня огорошили! Не знаю, обязаны ли мы их воспитывать, но я уверена, что они произведены здесь: ведь нет еще девяти месяцев, как девчонка ушла отсюда.
Nothing can be so quick and sudden as the operations of the mind, especially when hope, or fear, or jealousy, to which the two others are but journeymen, set it to work. It occurred instantly to her, that Jenny had scarce ever been out of her own house while she lived with her. The leaning over the chair, the sudden starting up, the Latin, the smile, and many other things, rushed upon her all at once. The satisfaction her husband expressed in the departure of Jenny, appeared now to be only dissembled; again, in the same instant, to be real; but yet to confirm her jealousy, proceeding from satiety, and a hundred other bad causes. In a word, she was convinced of her husband's guilt, and immediately left the assembly in confusion.	Ничто не может сравниться с быстротой и внезапностью операций ума, особенно когда его приводит в действие ревность со своими помощницами - надеждой и страхом. Миссис Партридж мигом припомнила, что, живя в ее доме, Дженни почти никуда не отлучалась. Наклонившийся над стулом муж, быстрота, с какой девушка вскочила с места, латынь, улыбка и многие другие вещи разом пришли ей в голову. Удовольствие мужа по случаю ухода Дженни показалось ей теперь притворным и в то же время искренним, проистекавшим от пресыщения и сотни других дурных причин, что только пуще разогревало ее ревность. Словом, теперь она была уверена в виновности своего мужа и немедленно, в большой тревоге, покинула собрание.
As fair Grimalkin, who, though the youngest of the feline family, degenerates not in ferocity from the elder branches of her house, and though inferior in strength, is equal in fierceness to the noble tiger himself, when a little mouse, whom it hath long tormented in sport, escapes from her clutches for a while, frets, scolds, growls, swears; but if the trunk, or box, behind which the mouse lay hid be again removed, she flies like lightning on her prey, and, with envenomed wrath, bites, scratches, mumbles, and tears the little animal.	Хотя домашняя кошка - и младшая в кошачьей породе, но она по свирепости не уступает старшим линиям своего семейства и, будучи гораздо слабее благородного тигра, равняется с ним в кровожадности; когда маленькая, измученная ею для забавы мышь на время ускользает от ее когтей, она беснуется, мяукает, ворчит, брюзжит и, если отодвинуть ящик или сундук, за которым спряталась мышка, как молния бросается на свою добычу и с дикой яростью кусает, царапает, мнет и терзает бедного зверька.
Not with less fury did Mrs. Partridge fly on the poor pedagogue. Her tongue, teeth, and hands, fell all upon him at once. His wig was in an instant torn from his head, his shirt from his back, and from his face descended five streams of blood, denoting the number of claws with which nature had unhappily armed the enemy.	С не меньшим бешенством ринулась миссис Партридж на бедного педагога, обрушив на него сразу и язык, и зубы, и руки. Парик мгновенно был сорван с его головы, рубашка - с плеч, и по лицу несчастного потекли пять кровавых ручьев - по числу когтей, которыми природа, по несчастью, вооружила неприятеля.
Mr. Partridge acted for some time on the defensive only; indeed he attempted only to guard his face with his hands; but as he found that his antagonist abated nothing of her rage, he thought he might, at least, endeavour to disarm her, or rather to confine her arms; in doing which her cap fell off in the struggle, and her hair being too short to reach her shoulders, erected itself on her head; her stays likewise, which were laced through one single hole at the bottom, burst open; and her breasts, which were much more redundant than her hair, hung down below her middle; her face was likewise marked with the blood of her husband: her teeth gnashed with rage; and fire, such as sparkles from a smith's forge, darted from her eyes. So that, altogether, this Amazonian heroine might have been an object of terror to a much bolder man than Mr. Partridge.	Мистер Партридж придерживался некоторое время чисто оборонительной тактики, стараясь только прикрыть руками лицо; но, видя, что ярость противника не утихает, он рассудил, что вправе наконец попробовать обезоружить его. то есть придержать его руки. В последовавшей схватке чепчик слетел с головы миссис Партридж, короткие, не достававшие до плеч волосы встали дыбом, корсет, зашнурованный только на одну нижнюю петлю, расстегнулся, и груди, гораздо более обильные, чем волосы, сверились ниже пояса; лицо ее было запачкано кровью мужа, зубы скрежетали от бешенства, и глаза метали огонь, как из кузнечного горна. Словом, эта воинственная амазонка привела бы в трепет и человека похрабрее мистера Партриджа.
He had, at length, the good fortune, by getting possession of her arms, to render those weapons which she wore at the ends of her fingers useless; which she no sooner perceived, than the softness of her sex prevailed over her rage, and she presently dissolved in tears, which soon after concluded in a fit.	Наконец бедняге посчастливилось овладеть ее руками и лишить таким образом оружия, которое она носила на кончиках пальцев; как только это случилось, так тотчас мягкость, свойственная ее полу, взяла в ней верх над бешенством: в ту же минуту она залилась слезами, а слезы кончились обмороком.
That small share of sense which Mr. Partridge had hitherto preserved through this scene of fury, of the cause of which he was hitherto ignorant, now utterly abandoned him. He ran instantly into the street, hallowing out that his wife was in the agonies of death, and beseeching the neighbours to fly with the utmost haste to her assistance. Several good women obeyed his summons, who entering his house, and applying the usual remedies on such occasions, Mrs. Partridge was at length, to the great joy of her husband, brought to herself.	Небольшая доля самообладания, еще остававшаяся у мистера Партриджа во время этой дикой сцены, причины которой ему были непонятны, теперь окончательно покинула его. Он опрометью выбежал на улицу с криком, что жена его при смерти, и умолял соседей поспешить поскорее к ней на помощь. Несколько добрых женщин вняли его мольбам, вошли в дом и, употребив обычные в таких случаях средства, привели в конце концов миссис Партридж в чувство, к великой радости ее мужа.
As soon as she had a little recollected her spirits, and somewhat composed herself with a cordial, she began to inform the company of the manifold injuries she had received from her husband; who, she said, was not contented to injure her in her bed; but, upon her upbraiding him with it, had treated her in the cruelest manner imaginable; had tore her cap and hair from her head, and her stays from her body, giving her, at the same time, several blows, the marks of which she should carry to the grave.	Едва только супруга, выпив успокоительного, немного пришла в себя, как начала выкладывать присутствующим многочисленные оскорбления, нанесенные ей мужем; изменник, жаловалась она, не только оскорбил ее супружеское ложе, но еще и обошелся с ней самым бесчеловечным образом, когда она его за это упрекнула: сорвал с нее чепчик и корсет, оттаскал за волосы да вдобавок отколотил так, что знаки от побоев она унесет с собой в могилу.
The poor man, who bore on his face many more visible marks of the indignation of his wife, stood in silent astonishment at this accusation; which the reader will, I believe, bear witness for him, had greatly exceeded the truth; for indeed he had not struck her once; and this silence being interpreted to be a confession of the charge by the whole court, they all began at once, una voce , to rebuke and revile him, repeating often, that none but a coward ever struck a woman.	Бедный муж, носивший на лице гораздо явственнейшие следы супружеского гнева, онемел от изумления при этом обвинении, столь мало согласном, как, надеюсь, засвидетельствует читатель, с истиной: ведь он ни разу не ударил ее. Его молчание было истолковано собравшимися женщинами как публичное признание, и все они разом стали, a una voce 6, упрекать и бранить его, приговаривая, что только подлецы способны бить женщину.
Mr. Partridge bore all this patiently; but when his wife appealed to the blood on her face, as an evidence of his barbarity, he could not help laying claim to his own blood, for so it really was; as he thought it very unnatural, that this should rise up (as we are taught that of a murdered person often doth) in vengeance against him.	Мистер Партридж сносил все это терпеливо; но когда жена призвала кровь на лице своем в свидетели его бесчеловечности, он не выдержал и заявил о своих правах на эту кровь, которая действительно принадлежала ему; бедняге показалось слишком противоестественным, чтобы она восстала мстительницей против него, как кровь убитого против убийцы.
To this the women made no other answer, than that it was a pity it had not come from his heart, instead of his face; all declaring, that, if their husbands should lift their hands against them, they would have their hearts' bloods out of their bodies.	Женщины ответили только: как жаль, что это кровь из его лица, а не из самого сердца, и объявили в один голос, что, если их мужья посмеют поднять на них руку, они выпустят им всю кровь из жил.
After much admonition for what was past, and much good advice to Mr. Partridge for his future behaviour, the company at length departed, and left the husband and wife to a personal conference together, in which Mr. Partridge soon learned the cause of all his sufferings.	После многих замечаний по поводу случившегося и множества добрых советов мистеру Партриджу насчет его будущего поведения общество наконец разошлось, оставив мужа наедине с женой, из беседы с которой мистер Партридж скоро узнал причину своих страданий.

К началу страницы

Глава 5.
Containing much matter to exercise the judgment and reflection of the reader
в которой читателю есть что обсудить и над чем поразмыслить

English	Русский
I believe it is a true observation, that few secrets are divulged to one person only; but certainly, it would be next to a miracle that a fact of this kind should be known to a whole parish, and not transpire any farther.	Я считаю справедливым замечание, что тайна редко бывает достоянием только одного лица; но было бы почти чудом, если бы происшествие, подобное описанному, сделавшись известным целому приходу, не получило дальнейшей огласки.
And, indeed, a very few days had past, before the country, to use a common phrase, rung of the schoolmaster of Little Baddington; who was said to have beaten his wife in the most cruel manner. Nay, in some places it was reported he had murdered her; in others, that he had broke her arms; in others, her legs: in short, there was scarce an injury which can be done to a human creature, but what Mrs. Partridge was somewhere or other affirmed to have received from her husband.	И действительно, не прошло и нескольких дней, как во всем околотке, употребляя образное выражение, затрезвонили о зверском избиении жены учителем из Литтл-Бадингтона. В иных местах передавали даже, что он ее убил, в других - что он переломал ей руки, в третьих - ноги. Словом, послушать эти толки, так миссис Партридж получила от мужа едва ли не все увечья, какие только можно нанести человеческому телу.
The cause of this quarrel was likewise variously reported; for as some people said that Mrs. Partridge had caught her husband in bed with his maid, so many other reasons, of a very different kind, went abroad. Nay, some transferred the guilt to the wife, and the jealousy to the husband.	О причине этой ссоры рассказывали тоже различно; если, по словам некоторых, миссис Партридж застала мужа в кровати со служанкой, то ходили и совсем другие слухи. Некоторые переносили даже вину на супругу, а ревность приписывали мужу.
Mrs. Wilkins had long ago heard of this quarrel; but, as a different cause from the true one had reached her ears, she thought proper to conceal it; and the rather, perhaps, as the blame was universally laid on Mr. Partridge; and his wife, when she was servant to Mr. Allworthy, had in something offended Mrs. Wilkins, who was not of a very forgiving temper.	Миссис Вилкинс давно уже слышала об этой ссоре; но так как до слуха ее дошла версия, далекая от истины, то она сочла благоразумным молчать о ней,- главным образом потому, может быть, что все порицали мистера Партриджа; между тем его жена, еще будучи служанкой у мистера Олверти, чем-то оскорбила миссис Вилкинс, которая была не очень расположена прощать подобные вещи.
But Mrs. Wilkins, whose eyes could see objects at a distance, and who could very well look forward a few years into futurity, had perceived a strong likelihood of Captain Blifil's being hereafter her master; and as she plainly discerned that the captain bore no great goodwill to the little foundling, she fancied it would be rendering him an agreeable service, if she could make any discoveries that might lessen the affection which Mr. Allworthy seemed to have contracted for this child, and which gave visible uneasiness to the captain, who could not entirely conceal it even before Allworthy himself; though his wife, who acted her part much better in public, frequently recommended to him her own example, of conniving at the folly of her brother, which, she said, she at least as well perceived, and as much resented, as any other possibly could.	Но миссис Вилкинс обладала острым зрением и заглядывала на несколько лет вперед; она чувствовала, что со временем ее хозяином, по всей вероятности, станет капитан Блайфил. Видя же его нерасположение к найденышу, она вообразила, что окажет капитану приятную услугу, если ей удастся сделать какие-нибудь открытия, способные охладить привязанность мистера Олверти к этому ребенку, доставлявшую настолько явное неудовольствие капитану, что он не мог его скрывать даже в присутствии самого Олверти, хотя миссис Блайфил, игравшая свою роль при посторонних гораздо искуснее, часто ставила в пример мужу свое угождение причуде брата, которую, по ее словам, видела и осуждала ничуть не меньше других.
Mrs. Wilkins having therefore, by accident, gotten a true scent of the above story, though long after it had happened, failed not to satisfy herself thoroughly of all the particulars; and then acquainted the captain, that she had at last discovered the true father of the little bastard, which she was sorry, she said, to see her master lose his reputation in the country, by taking so much notice of.	Вот почему миссис Вилкинс, получив случайно, хоть и с большим запозданием, правильные сведения о ссоре учителя с женой, не замедлила разузнать досконально все подробности и доложила капитану, что ей удалось наконец открыть настоящего отца подкидыша; при этом она посетовала на слабость своего хозяина, который, говорила она, только роняет себя в мнении околотка, окружая такой заботливостью незаконного ребенка.
The captain chid her for the conclusion of her speech, as an improper assurance in judging of her master's actions: for if his honour, or his understanding, would have suffered the captain to make an alliance with Mrs. Wilkins, his pride would by no means have admitted it. And to say the truth, there is no conduct less politic, than to enter into any confederacy with your friend's servants against their master: for by these means you afterwards become the slave of these very servants; by whom you are constantly liable to be betrayed. And this consideration, perhaps it was, which prevented Captain Blifil from being more explicit with Mrs. Wilkins, or from encouraging the abuse which she had bestowed on Allworthy.	Капитан побранил ее за эти заключительные слова, сказав, что слугам не пристало судить о поступках своих господ. Если бы даже чувство чести и разум позволили ему вступить в союз с миссис Вилкинс, то гордость ни за что бы этого не допустила. И по правде говоря, нет ничего опрометчивее входить в заговор со слугами вашего друга против их хозяина, потому что таким образом вы становитесь рабом этих самых слуг, способных в любую минуту предать вас. Это соображение, должно быть, и удержало капитана Блайфила от излишней откровенности с миссис Вилкинс и не позволило ему поощрить ее критику поступков Олверти.
But though he declared no satisfaction to Mrs. Wilkins at this discovery, he enjoyed not a little from it in his own mind, and resolved to make the best use of it he was able.	Однако, не выразив миссис Вилкинс никакого удовольствия по случаю этого открытия, он внутренне немало ему порадовался и решил извлечь из него как можно больше выгоды.
He kept this matter a long time concealed within his own breast, in hopes that Mr. Allworthy might hear it from some other person; but Mrs. Wilkins, whether she resented the captain's behaviour, or whether his cunning was beyond her, and she feared the discovery might displease him, never afterwards opened her lips about the matter.	Долго хранил он новость в тайне, надеясь, что мистер Олверти узнает ее от кого-нибудь другого; однако миссис Вилкинс, не то обидевшись на капитана, не то не поняв его тактики и боясь, что ее открытие действительно ему не понравилось, не проронила больше о нем ни слова.
I have thought it somewhat strange, upon reflection, that the housekeeper never acquainted Mrs. Blifil with this news, as women are more inclined to communicate all pieces of intelligence to their own sex, than to ours. The only way, as it appears to me, of solving this difficulty, is, by imputing it to that distance which was now grown between the lady and the housekeeper: whether this arose from a jealousy in Mrs. Blifil, that Wilkins showed too great a respect to the foundling; for while she was endeavouring to ruin the little infant, in order to ingratiate herself with the captain, she was every day more and more commending it before Allworthy, as his fondness for it every day increased. This, notwithstanding all the care she took at other times to express the direct contrary to Mrs. Blifil, perhaps offended that delicate lady, who certainly now hated Mrs. Wilkins; and though she did not, or possibly could not, absolutely remove her from her place, she found, however, the means of making her life very uneasy. This Mrs. Wilkins, at length, so resented, that she very openly showed all manner of respect and fondness to little Tommy, in opposition to Mrs. Blifil.	Поразмыслив, я нахожу несколько странным, что домоправительница не поделилась своей новостью с миссис Блайфил, несмотря на то что женщины делятся новостями друг с другом гораздо охотнее, чем с нами. Единственным, как мне кажется, объяснением этой загадки может служить отчужденность, установившаяся с некоторых пор между барыней и экономкой. Может быть, миссис Блайфил была недовольна слишком большим вниманием Вилкинс к найденышу, ибо, стараясь вредить ребенку с целью снискать себе расположение капитана, Дебора в то же время с каждым днем все больше расхваливала его перед Олверти, потому что любовь к нему сквайра с каждым днем возрастала. Это обстоятельство, вопреки всем стараниям экономки выказывать перед миссис Блайфил прямо противоположные чувства, должно быть, оскорбляло щепетильную барыню, положительно возненавидевшую миссис Вилкинс. Хотя она и не отказала ей от должности, может быть, потому, что не могла этого сделать, однако находила множество способов отравлять ей существование. В конце концов это до того озлобило миссис Вилкинс, что, в пику своей барыне, она стала обращаться с маленьким Томми с подчеркнутым уважением и нежностью.
The captain, therefore, finding the story in danger of perishing, at last took an opportunity to reveal it himself.	Капитан, видя, что история таким образом, пожалуй, заглохнет, воспользовался наконец удобным случаем и рассказал ее сам.
He was one day engaged with Mr. Allworthy in a discourse on charity: in which the captain, with great learning, proved to Mr. Allworthy, that the word charity in Scripture nowhere means beneficence or generosity.	Однажды зашел у него с мистером Олверти разговор о милосердии; капитан с большим знанием дела доказывал мистеру Олверти, что в Священном писании слово "милосердие" нигде не обозначает благотворительности или щедрости.
"The Christian religion," he said, "was instituted for much nobler purposes, than to enforce a lesson which many heathen philosophers had taught us long before, and which, though it might perhaps be called a moral virtue, savoured but little of that sublime, Christian-like disposition, that vast elevation of thought, in purity approaching to angelic perfection, to be attained, expressed, and felt only by grace. Those," he said, "came nearer to the Scripture meaning, who understood by it candour, or the forming of a benevolent opinion of our brethren, and passing a favourable judgment on their actions; a virtue much higher, and more extensive in its nature, than a pitiful distribution of alms, which, though we would never so much prejudice, or even ruin our families, could never reach many; whereas charity, in the other and truer sense, might be extended to all mankind."	- Христианская религия,-говорил он,- установлена для целей более высоких, чем утверждение истин, задолго до нее преподанных многими языческими философами; истины эти, может быть, и достойны названия нравственных добродетелей, но еще весьма далеки от того возвышенного христианского умонастроения, того воспарения мысли, по чистоте своей приближающегося к ангельскому совершенству, которое достигается, выражается и испытывается только силой благодати. Те ближе подошли к смыслу Священного писания,- говорил он,- которые понимают под милосердием чистосердечие, благожелательное мнение о наших братьях и снисходительное суждение об их поступках- добродетель, более высокую и более объемлющую по своей природе, чем жалкое раздавание милостыни, которое, хотя бы мы разорились и пустили по миру свои семьи, никогда не может коснуться многих, тогда как в ином и более истинном значении милосердие может объять все человечество.
He said, "Considering who the disciples were, it would be absurd to conceive the doctrine of generosity, or giving alms, to have been preached to them. And, as we could not well imagine this doctrine should be preached by its Divine Author to men who could not practise it, much less should we think it understood so by those who can practise it, and do not.	- Принимая во внимание,-говорил он,-кто такие были апостолы, нелепо предполагать, будто им было преподано правило щедрости или раздавания милостыни. Но если мы не можем представить себе, чтобы такое правило было преподано божественным нашим учителем людям, которые не могли применить его на деле, то тем более у нас нет оснований думать, чтобы его понимали таким образом те, которые могут применять его и не применяют.
"But though," continued he, "there is, I am afraid, little merit in these benefactions, there would, I must confess, be much pleasure in them to a good mind, if it was not abated by one consideration. I mean, that we are liable to be imposed upon, and to confer our choicest favours often on the undeserving, as you must own was your case in your bounty to that worthless fellow Partridge: for two or three such examples must greatly lessen the inward satisfaction which a good man would otherwise find in generosity; nay, may even make him timorous in bestowing, lest he should be guilty of supporting vice, and encouraging the wicked; a crime of a very black dye, and for which it will by no means be a sufficient excuse, that we have not actually intended such an encouragement; unless we have used the utmost caution in chusing the objects of our beneficence. A consideration which, I make no doubt, hath greatly checked the liberality of many a worthy and pious man."	- Но хотя в таких добрых делах,- продолжал он,- боюсь я, и нет большой заслуги, однако должен признать, что они могли бы доставить доброму сердцу большое наслаждение, если бы его не отравляло то обстоятельство, что мы легко подвержены обману и часто оказываем лучшие наши благодеяния недостойным, как, признайтесь, случилось и с вами: этот низкий человек Партридж совсем не заслуживал вашей щедрости. Два-три таких примера должны сильно уменьшить внутреннее удовольствие, которое находит добрый человек в делах благотворительности, и даже внушить ему страх, как бы не оказаться виновным в попустительстве пороку и поощрении людей пропащих; преступление это очень тяжелое и ни в коем случае не может быть оправдано тем, что у нас и в мыслях не было заниматься таким попустительством, - разве только при выборе предметов для нашей благотворительности мы соблюдали сугубую осторожность. Я не сомневаюсь, что это соображение сильно умеряло щедрость многих достойных и благочестивых людей.
Mr. Allworthy answered, "He could not dispute with the captain in the Greek language, and therefore could say nothing as to the true sense of the word which is translated charity; but that he had always thought it was interpreted to consist in action, and that giving alms constituted at least one branch of that virtue.	Мистер Олверти отвечал капитану, что он не может состязаться с ним в знании греческого языка и потому ничего не может сказать насчет истинного значения слова, переведенного как "милосердие", но он всегда считал, что сущность его состоит в делах и что подаяние милостыни составляет, по крайней мере, одну ветвь этой добродетели.
"As to the meritorious part," he said, "he readily agreed with the captain; for where could be the merit of barely discharging a duty? which," he said, "let the world charity have what construction it would, it sufficiently appeared to be from the whole tenor of the New Testament. And as he thought it an indispensable duty, enjoined both by the Christian law, and by the law of nature itself; so was it withal so pleasant, that if any duty could be said to be its own reward, or to pay us while we are discharging it, it was this.	Что же касается вопроса о заслуге, то он охотно соглашается с капитаном; ибо какая заслуга в простом исполнении долга? А долг этот, как ни толковать слово "милосердие", достаточно ясно вытекает из всего духа Нового завета. Таким образом, он необходимо предписывается и христианскими законами, и законами самой природы; и при этом исполнение его настолько приятно, что если о каком-нибудь долге можно сказать, что он сам себе награда, то таким долгом является именно благотворение.
"To confess the truth," said he, "there is one degree of generosity (of charity I would have called it), which seems to have some show of merit, and that is, where, from a principle of benevolence and Christian love, we bestow on another what we really want ourselves; where, in order to lessen the distresses of another, we condescend to share some part of them, by giving what even our own necessities cannot well spare. This is, I think, meritorious; but to relieve our brethren only with our superfluities; to be charitable (I must use the word) rather at the expense of our coffers than ourselves; to save several families from misery rather than hang up an extraordinary picture in our houses or gratify any other idle ridiculous vanity- this seems to be only being human creatures. Nay, I will venture to go farther, it is being in some degree epicures: for what could the greatest epicure wish rather than to eat with many mouths instead of one? which I think may be predicated of any one who knows that the bread of many is owing to his own largesses.	- Необходимо, однако, признать,- продолжал он, - что есть один род щедрости (я бы назвал его милосердием), которому действительно присуща некоторая видимость заслуги: именно когда мы из доброжелательности и христианской любви отдаем другому то, в чем сами нуждаемся, когда для облегчения несчастий ближнего соглашаемся часть их взять на себя, отказываясь в его пользу от таких вещей, без которых нам самим очень трудно обойтись. В этом, мне кажется, есть заслуга; а облегчать положение наших братьев только от избытка, быть милосердным (приходится употребить это слово) скорее за счет своей казны, чем себя самих, спасти несколько семейств от нищеты ценой отказа от приобретения редкой картины или удовлетворения иного суетного желания - это значит не больше, чем быть человеком. Я решусь даже сказать: это значит быть в некоторой мере эпикурейцем; ибо может ли величайший эпикуреец пожелать чего-либо большего, как есть многими ртами вместо одного? А так именно, по-моему, следует сказать о человеке, знающем, что многие обязаны хлебом насущным его щедрости.
"As to the apprehension of bestowing bounty on such as may hereafter prove unworthy objects, because many have proved such; surely it can never deter a good man from generosity. I do not think a few or many examples of ingratitude can justify a man's hardening his heart against the distresses of his fellow-creatures; nor do I believe it can ever have such effect on a truly benevolent mind. Nothing less than a persuasion of universal depravity can lock up the charity of a good man; and this persuasion must lead him, I think, either into atheism, or enthusiasm; but surely it is unfair to argue such universal depravity from a few vicious individuals; nor was this, I believe, ever done by a man, who, upon searching his own mind, found one certain exception to the general rule."	Что же касается опасности облагодетельствовать человека, который впоследствии может оказаться недостойным, как это нередко случается, то, конечно, она не способна удержать благотворителя от свершения добрых дел. Я не допускаю, чтобы несколько и даже много примеров неблагодарности могли оправдать бесчувственность состоятельного человека к горю ближних, и не верю, чтобы они могли оказать подобное действие на истинно милосердное сердце. Только убеждение во всеобщей порочности могло бы удержать человека отзывчивого; и такое убеждение должно привести его, мне кажется, или к атеизму, или к фанатизму. Однако недопустимо заключать о всеобщей порочности из факта существования небольшого числа порочных лиц, и я уверен, что такого вывода никогда не сделает тот, кто, исследуя собственное сердце, находит в нем явное исключение из этого общего правила.
He then concluded by asking, "who that Partridge was, whom he had called a worthless fellow?"	В заключение мистер Олверти спросил, кто такой этот Партридж, которого капитан назвал низким человеком.
"I mean," said the captain, "Partridge the barber, the schoolmaster, what do you call him? Partridge, the father of the little child which you found in your bed."	- Я имею в виду,- отвечал капитан,- Партриджа - цирюльника, учителя... и не знаю, кем он еще состоит. Партриджа - отца ребенка, которого вы нашли в своей постели.
Mr. Allworthy exprest great surprize at this account, and the captain as great at his ignorance of it; for he said he had known it above a month: and at length recollected with much difficulty that he was told it by Mrs. Wilkins.	Мистер Олверти выразил большое удивление при этом известии, а капитан - не меньшее удивление, что его шурин этого не знал: он сказал, что новость известна ему уже более месяца, и припомнил, правда, с большим трудом, что ее сообщила ему миссис Вилкинс.
Upon this, Wilkins was immediately summoned; who having confirmed what the captain had said, was by Mr. Allworthy, by and with the captain's advice, dispatched to Little Baddington, to inform herself of the truth of the fact: for the captain exprest great dislike at all hasty proceedings in criminal matters, and said he would by no means have Mr. Allworthy take any resolution either to the prejudice of the child or its father, before he was satisfied that the latter was guilty; for though he had privately satisfied himself of this from one of Partridge's neighbours, yet he was too generous to give any such evidence to Mr. Allworthy.	Вилкинс была немедленно призвана и после подтверждения ею сказанного капитаном, отправлена мистером Олверти, по совету капитана, в Литтл-Бадингтон -разузнать, правда ли все это, ибо капитан объявил себя противником всякой поспешности в уголовных делах, сказав, что ни в коем случае не желает подсказывать мистеру Олверти решение, неблагоприятное для ребенка или его отца, не удостоверившись предварительно в виновности последнего; хотя сам он втайне был убежден показаниями одного соседа Партриджа, но великодушие не позволило ему сообщать такие улики мистеру Олверти.

К началу страницы

Глава 6.
The trial of Partridge, the schoolmaster, for incontinency; the evidence of his wife; a short reflection on the wisdom of our law; with other grave matters, which those will like best who understand them mos
Процесс Партриджа, школьного учителя, по обвинению его в распутстве; показание его жены, краткое размышление о мудрости наших законов и много иных важных материй, которые больше всего понравятся людям, наилучшим образом в них смыслящим

English	Русский
It may be wondered that a story so well known, and which had furnished so much matter of conversation, should never have been mentioned to Mr. Allworthy himself, who was perhaps the only person in that country who had never heard of it.	Может показаться удивительным, что такая всем известная история, давшая столько материала для разговоров, не дошла до сих пор до мистера Олверти и что он являлся, должно быть, единственным человеком в околотке, никогда о ней не слышавшим.
To account in some measure for this to the reader, I think proper to inform him, that there was no one in the kingdom less interested in opposing that doctrine concerning the meaning of the word charity, which hath been seen in the preceding chapter, than our good man. Indeed, he was equally intitled to this virtue in either sense; for as no man was ever more sensible of the wants, or more ready to relieve the distresses of others, so none could be more tender of their characters, or slower to believe anything to their disadvantage.	Чтобы до некоторой степени объяснить читателю такую странность, я считаю долгом сообщить ему, что никто в целом королевстве не был больше мистера Олверти далек от мысли поступать против учения о милосердии - в том смысле этого слова, как было рассмотрено в предыдущей главе. Действительно, он практиковал эту добродетель и в положительном и в отрицательном ее значении: никто не был более отзывчив к нужде и более готов помочь другому в несчастье, никто не относился деликатнее к чужой репутации и недоверчивее - к разным невыгодным для нее слухам.
Scandal, therefore, never found any access to his table; for as it hath been long since observed that you may know a man by his companions, so I will venture to say, that, by attending to the conversation at a great man's table, you may satisfy yourself of his religion, his politics, his taste, and indeed of his entire disposition: for though a few odd fellows will utter their own sentiments in all places, yet much the greater part of mankind have enough of the courtier to accommodate their conversation to the taste and inclination of their superiors.	Поэтому злословие не имело доступа к его столу. Давно уже замечено, что человека можно узнать по его приятелям; я же беру на себя смелость утверждать, что из разговора за столом знатного человека можно узнать о его религиозности, политических убеждениях, вкусах и вообще всех наклонностях; ибо хотя я есть такие чудаки, которые везде будут высказывать свой образ мыслей, но у большинства людей достаточно силен инстинкт угодничества, для того чтобы сообразовать свой разговор со вкусами и наклонностями высших.
But to return to Mrs. Wilkins, who, having executed her commission with great dispatch, though at fifteen miles distance, brought back such confirmation of the schoolmaster's guilt, that Mr. Allworthy determined to send for the criminal, and examine him viva voce. Mr. Partridge, therefore, was summoned to attend, in order to his defence (if he could make any) against this accusation.	Возвратимся, однако, к миссис Вилкинс, которая, несмотря на пятнадцать миль расстояния, исполнила свое поручение чрезвычайно быстро и представила такое убедительное доказательство виновности учителя, что мистер Олверти распорядился послать за преступником и допросить его viva voce 7. Итак, мистер Партридж был призван явиться лично и оправдаться (если только он может) против возведенных на него обвинений.
At the time appointed, before Mr. Allworthy himself, at Paradise-hall, came as well the said Partridge, with Anne, his wife, as Mrs. Wilkins his accuser.	В назначенное время предстали пред лицом самого мистера Олверти в зале, называвшемся "Парадиз", как упомянутый Партридж с женой своей Анной, так и миссис Вилкинс, его обвинительница.
And now Mr. Allworthy being seated in the chair of justice, Mr. Partridge was brought before him. Having heard his accusation from the mouth of Mrs. Wilkins, he pleaded not guilty, making many vehement protestations of his innocence.	Мистер Олверти воссел в судейское кресло, и мистер Партридж был подведен к нему. Выслушав обвинение из уст миссис Вилкинс, последний не признал себя виновным, с большим жаром утверждая, что он совершенно непричастен к этому делу.
Mrs. Partridge was then examined, who, after a modest apology for being obliged to speak the truth against her husband, related all the circumstances with which the reader hath already been acquainted; and at last concluded with her husband's confession of his guilt.	Потом была допрошена миссис Партридж; после скромного извинения, что ей приходится говорить правду во вред своему мужу, она рассказала все обстоятельства, уже известные читателю, и в заключение сказала, что муж ей во всем сознался.
Whether she had forgiven him or no, I will not venture to determine; but it is certain she was an unwilling witness in this cause; and it is probable from certain other reasons, would never have been brought to depose as she did, had not Mrs. Wilkins, with great art, fished all out of her at her own house, and had she not indeed made promises, in Mr. Allworthy's name, that the punishment of her husband should not be such as might anywise affect his family.	Простила она ему или нет, этого я не берусь решить; верно только, что она неохотно выступила свидетельницей против мужа, и есть много оснований предполагать, что ее никогда не заставили бы дать эти показания, если бы миссис Вилкинс еще дома не выведала от нее с большой ловкостью всех подробностей и не пообещала ей от имени мистера Олверти, что наказание мужа не причинит никакого вреда его семейству.
Partridge still persisted in asserting his innocence, though he admitted he had made the above-mentioned confession; which he however endeavoured to account for, by protesting that he was forced into it by the continued importunity she used: who vowed, that, as she was sure of his guilt, she would never leave tormenting him till he had owned it; and faithfully promised, that, in such case, she would never mention it to him more. Hence, he said, he had been induced falsely to confess himself guilty, though he was innocent; and that he believed he should have confest a murder from the same motive.	Партридж упорно продолжал отрицать свою виновность, хотя и согласился, что действительно сделал жене упомянутое признание; он оправдывался тем, что был к нему вынужден ее неотступной назойливостью: она поклялась не оставлять его в покое, пока он не признается, так как у нее нет никаких сомнений насчет его виновности, и дала торжественное обещание в случае его признания никогда больше об этом не упоминать. Вот что довело учителя, по его словам, до ложного признания, хотя он и не был виноват; по этим соображениям он готов был признаться хоть в убийстве.
Mrs. Partridge could not bear this imputation with patience; and having no other remedy in the present place but tears, she called forth a plentiful assistance from them, and then addressing herself to Mr. Allworthy, she said (or rather cried),	Такого поклепа миссис Партридж не могла снести хладнокровно; не имея в настоящем положении никакого средства, кроме слез, она прибегла к их помощи, разрыдавшись в три ручья, и сказала (или, вернее, прокричала), обращаясь к мистеру Олверти:
"May it please your worship, there never was any poor woman so injured as I am by that base man; for this is not the only instance of his falsehood to me. No, may it please your worship, he hath injured my bed many's the good time and often. I could have put up with his drunkenness and neglect of his business, if he had not broke one of the sacred commandments. Besides, if it had been out of doors I had not mattered it so much; but with my own servant, in my own house, under my own roof, to defile my own chaste bed, which to be sure he hath, with his beastly stinking whores. Yes, you villain, you have defiled my own bed, you have; and then you have charged me with bullocking you into owning the truth. Is it very likely, an't please your worship, that I should bullock him? I have marks enow about my body to show of his cruelty to me. If you had been a man, you villain, you would have scorned to injure a woman in that manner. But you an't half a man, you know it. Nor have you been half a husband to me. You need run after whores, you need, when I'm sure- And since he provokes me, I am ready, an't please your worship, to take my bodily oath that I found them a-bed together. What, you have forgot, I suppose, when you beat me into a fit, and made the blood run down my forehead, because I only civilly taxed you with adultery! but I can prove it by all my neighbours. You have almost broke my heart, you have, you have."	- С позволения вашей милости, ни одна еще женщина на свете не терпела таких оскорблений, как я от этого низкого человека! Это не в первый раз он мне изменяет. Нет, с позволения вашей милости, он оскорблял мое ложе многое множество раз. Я могла бы еще терпеть его пьянство и нерадение по должности, не нарушай он священной заповеди брака. Добро бы, где-нибудь на стороне, что еще куда ни шло, но с моей служанкой, в моем доме, под моей крышей осквернять мое чистое ложе - а, ей-богу, он валялся на нем со своими гнусными, вонючими потаскушками! Да, негодник, ты осквернил мое ложе, осквернил! И смеешь после этого обвинять меня, что я стращала тебя и вынудила к признанию! Ну, скажите, пожалуйста, можно ли поверить, чтоб я его стращала? Все мое тело в синяках от его жестокого обращения. Если бы ты был мужчиной, мерзавец, то постыдился бы так обижать женщину! Но какой же ты мужчина! Ты и не муж мне! Тебе нужно бегать за девками!.. Не отпирайся, когда я говорю! И раз уж он ведет себя так дерзко, то я готова, с позволения вашей милости, присягнуть, что застала их в кровати. Ты забыл, небось, как избил меня до беспамятства и все лицо раскровенил за то, что я мягко укорила тебя в прелюбодействе! Так я могу призвать в свидетели всех моих соседей. Ты до смерти меня обидел, да, да!..
Here Mr. Allworthy interrupted, and begged her to be pacified, promising her that she should have justice; then turning to Partridge, who stood aghast, one half of his wits being hurried away by surprize and the other half by fear, he said he was sorry to see there was so wicked a man in the world. He assured him that his prevaricating and lying backward and forward was a great aggravation of his guilt; for which the only atonement he could make was by confession and repentance. He exhorted him, therefore, to begin by immediately confessing the fact, and not to persist in denying what was so plainly proved against him even by his own wife.	Тут мистер Олверти перебил ее и попросил успокоиться, обещая ей восстановить справедливость; затем обратился к Партриджу, обалдевшему и потерявшему половину рассудка от изумления, половину от страха, и сказал, что ему прискорбно видеть такого падшего человека. Он заявил ему, что это вилянье, эти признания и отпирательства сильно отягчают его вину и что ее могут загладить только откровенное признание и искреннее раскаяние. Поэтому он увещевал его немедленно сознаться в совершенном преступлении и не упорствовать в отрицании того, что так ясно доказано даже его женой.
Here, reader, I beg your patience a moment, while I make a just compliment to the great wisdom and sagacity of our law, which refuses to admit the evidence of a wife for or against her husband. This, says a certain learned author, who, I believe, was never quoted before in any but a law-book, would be the means of creating an eternal dissension between them. It would, indeed, be the means of much perjury, and of much whipping, fining, imprisoning, transporting, and hanging.	Здесь, читатель, прошу тебя минуточку потерпеть, пока я воздам справедливую хвалу великой мудрости и прозорливости наших законов, которые не принимают в расчет показаний жены ни за, ни против мужа. Это,-говорит один ученый автор, которого, насколько мне известно, цитировали до сих пор только в юридических сочинениях,- породило бы вечные раздоры между ними и послужило бы поводом многих клятвопреступлений, а также многих побоев, штрафов, заключений в тюрьму, ссылок и повешений.
Partridge stood a while silent, till, being bid to speak, he said he had already spoken the truth, and appealed to Heaven for his innocence, and lastly to the girl herself, whom he desired his worship immediately to send for; for he was ignorant, or at least pretended to be so, that she had left that part of the country.	Партридж стоял некоторое время безмолвный, пока от него не потребовали ответа. Тогда он сказал, что его заявление правильно, и призвал в свидетели своей невиновности небо и самое Дженни, прося его милость немедленно послать за ней, ибо он не знал - пли, по крайней мере, делал вид, что не знает,- об ее отъезде из этой местности.
Mr. Allworthy, whose natural love of justice, joined to his coolness of temper, made him always a most patient magistrate in hearing all the witnesses which an accused person could produce in his defence, agreed to defer his final determination of this matter till the arrival of Jenny, for whom he immediately dispatched a messenger; and then having recommended peace between Partridge and his wife (though he addressed himself chiefly to the wrong person), he appointed them to attend again the third day; for he had sent Jenny a whole day's journey from his own house.	Врожденная любовь к справедливости в соединении со спокойным характером делала мистера Олверти терпеливейшим из судей и заставляла его выслушивать всех свидетелей, которых обвиняемый мог выставить в свою защиту. Поэтому он согласился отложить окончательный приговор по настоящему делу до приезда Дженни, за которой немедленно отправил нарочного, после чего, посоветовав Партриджу и жене его соблюдать мир (причем обращался преимущественно не к тому лицу, к какому следовало бы), велел им снова явиться к нему через два дня, ибо он выслал Дженни на целый день пути от своего дома.
At the appointed time the parties all assembled, when the messenger returning brought word, that Jenny was not to be found; for that she had left her habitation a few days before, in company with a recruiting officer.	В назначенное время все стороны собрались, когда вернулся нарочный с донесением, что не мог найти Дженни, так как несколько дней тому назад она покинула свое жилище в обществе одного офицера-вербовщика.
Mr. Allworthy then declared that the evidence of such a slut as she appeared to be would have deserved no credit; but he said he could not help thinking that, had she been present, and would have declared the truth, she must have confirmed what so many circumstances, together with his own confession, and the declaration of his wife that she had caught her husband in the fact, did sufficiently prove. He therefore once more exhorted Partridge to confess; but he still avowing his innocence, Mr. Allworthy declared himself satisfied of his guilt, and that he was too bad a man to receive any encouragement from him. He therefore deprived him of his annuity, and recommended repentance to him on account of another world, and industry to maintain himself and his wife in this.	Тогда мистер Олверти заявил, что показание такой распутницы, какой оказывается Дженни, не заслуживает никакого доверия, но что, по его твердому убеждению, если бы она была налицо и сказала бы правду, то, наверное, подтвердила бы факты, достаточно ясно доказанные множеством обстоятельств, в том числе собственным признанием обвиняемого и заявлением жены, что она застала мужа на месте преступления. Поэтому он снова стал увещевать Партриджа сознаться. Но когда тот продолжал утверждать, что он не виновен, мистер Олверти заявил, что теперь у него нет никаких сомнений в виновности учителя и что он считает такого дурного человека недостойным получать от него какое-нибудь вспомоществование. Он лишил его поэтому ежегодного пособия и посоветовал раскаяться для спасения души своей на небе и трудиться для пропитания себя и жены на земле.
There were not, perhaps, many more unhappy persons than poor Partridge. He had lost the best part of his income by the evidence of his wife, and yet was daily upbraided by her for having, among other things, been the occasion of depriving her of that benefit; but such was his fortune, and he was obliged to submit to it.	Не много, должно быть, найдется людей несчастнее бедного Партриджа. Потеряв большую часть доходов вследствие показания жены, он ею же был попрекаем ежедневно за то, что наряду со многими другими лишил ее и этой милости. Но такова уж была его судьба, и ему пришлось покориться ей.
Though I called him poor Partridge in the last paragraph, I would have the reader rather impute that epithet to the compassion in my temper than conceive it to be any declaration of his innocence. Whether he was innocent or not will perhaps appear hereafter; but if the historic muse hath entrusted me with any secrets, I will by no means be guilty of discovering them till she shall give me leave.	Хотя я назвал учителя в последнем абзаце "бедным Партриджем", но прошу читателя отнести этот эпитет на счет сострадательности моего сердца, не делая из него никаких заключении насчет невиновности потерпевшего. Был он невиновен или нет, это, может быть, обнаружится впоследствии; но если уж муза истории доверила мне некоторые тайны, я ни за что не стану их разглашать, пока она не даст мне на это позволения.
Here therefore the reader must suspend his curiosity. Certain it is that, whatever was the truth of the case, there was evidence more than sufficient to convict him before Allworthy; indeed, much less would have satisfied a bench of justices on an order of bastardy; and yet, notwithstanding the positiveness of Mrs. Partridge, who would have taken the sacrament upon the matter, there is a possibility that the schoolmaster was entirely innocent: for though it appeared clear on comparing the time when Jenny departed from Little Baddington with that of her delivery that she had there conceived this infant, yet it by no means followed of necessity that Partridge must have been its father; for, to omit other particulars, there was in the same house a lad near eighteen, between whom and Jenny there had subsisted sufficient intimacy to found a reasonable suspicion; and yet, so blind is jealousy, this circumstance never once entered into the head of the enraged wife.	Итак, пусть читатель сдержит на время свое любопытство. Верно лишь то, что, как бы ни обстояло дело в действительности, у Олверти было более чем достаточно улик для объявления его виновным; любое судебное учреждение удовольствовалось бы и половиной их для постановления об его отцовстве. И все же, несмотря на категоричность утверждений миссис Партридж, которая готова была даже присягнуть, очень может статься, что учитель был совершенно невиноват; ибо, хотя из сопоставления времени отъезда Дженни из Литтл-Бадингтона с временем ее родов ясно было, что она зачала ребенка еще и этом приходе, однако отсюда вовсе не следовало, что Партридж непременно был его отцом. Оставляя в стороне прочие мелочи, скажем только, что в том же самом доме жил малый лет восемнадцати, причем между ним и Дженни существовала достаточная короткость для того, чтобы дать повод к подозрениям; но ревность слепа, и это обстоятельство ни разу не остановило на себе внимания взбешенной супруги.
Whether Partridge repented or not, according to Mr. Allworthy's advice, is not so apparent. Certain it is that his wife repented heartily of the evidence she had given against him: especially when she found Mrs. Deborah had deceived her, and refused to make any application to Mr. Allworthy on her behalf. She had, however, somewhat better success with Mrs. Blifil, who was, as the reader must have perceived, a much better-tempered woman, and very kindly undertook to solicit her brother to restore the annuity; in which, though good-nature might have some share, yet a stronger and more natural motive will appear in the next chapter.	Раскаялся Партридж благодаря увещаниям мистера Олверти или нет, это не столь ясно. Несомненно только, что жена его искренне раскаивалась в сделанном ею показании, особенно когда убедилась, что миссис Дебора обманула ее и отказалась замолвить за нее слово мистеру Олверти. Несколько больший успех имела она у миссис Блайфил, которая, как заметил, должно быть, читатель, была женщина более добродушная и поэтому любезно взялась ходатайствовать перед братом о восстановлении пособия; впрочем, помимо сердечной доброты, ею руководило и другое сильнейшее и более естественное побуждение, которое выяснится в следующей главе.
These solicitations were nevertheless unsuccessful: for though Mr. Allworthy did not think, with some late writers, that mercy consists only in punishing offenders; yet he was as far from thinking that it is proper to this excellent quality to pardon great criminals wantonly, without any reason whatever. Any doubtfulness of the fact, or any circumstance of mitigation, was never disregarded: but the petitions of an offender, or the intercessions of others, did not in the least affect him. In a word, he never pardoned because the offender himself, or his friends, were unwilling that he should be punished.	Ее ходатайства были, однако, безуспешны. Мистер Олверти хотя и не разделял мнения некоторых новейших писателей, что милосердие заключается в наказании виновных, но был также далек от мысли, что эта высокая добродетель требует прощать тяжких преступников здорово живешь, без всякого основания. Сомнительность факта или какое-нибудь смягчающее вину обстоятельство никогда не оставлялись им без внимания, но просьбы правонарушителя или заступничество других нисколько его не трогали. Словом, он никогда не прощал по той только причине, что наказание приходилось не по вкусу самому виновному или друзьям его.
Partridge and his wife were therefore both obliged to submit to their fate; which was indeed severe enough: for so far was he from doubling his industry on the account of his lessened income, that he did in a manner abandon himself to despair; and as he was by nature indolent, that vice now increased upon him, which means he lost the little school he had; so that neither his wife nor himself would have had any bread to eat, had not the charity of some good Christian interposed, and provided them with what was just sufficient for their sustenance.	Партридж и жена его принуждены были покориться своей судьбе; а судьба эта была суровая: учитель не только не удвоил усердия к работе по случаю уменьшения доходов, но в некотором роде предался отчаянию; леность, всегда ему свойственный порок, в нем усилилась, вследствие чего он лишился своей маленькой школы и остался бы с женою без куска хлеба, если бы не помощь одного доброго христианина, снабдившего его небольшими средствами к существованию.
As this support was conveyed to them by an unknown hand, they imagined, and so, I doubt not, will the reader, that Mr. Allworthy himself was their secret benefactor; who, though he would not openly encourage vice, could yet privately relieve the distresses of the vicious themselves, when these became too exquisite and disproportionate to their demerit. In which light their wretchedness appeared now to Fortune herself; for she at length took pity on this miserable couple, and considerably lessened the wretched state of Partridge, by putting a final end to that of his wife, who soon after caught the small-pox, and died.	Так как помощь эта посылалась супругам неизвестной рукой, то они, так же как, вероятно, и читатель, думали, что тайный их благодетель не кто иной, как сам мистер Олверти; не желая открыто покровительствовать пороку, он, возможно, решился втайне помочь самим порочным, когда их бедствия стали несоразмерно жестоки по сравнению с проступком. В таком свете бедственное их положение представилось и самой Фортуне: она сжалилась наконец над несчастной четой и чувствительно облегчила незавидную участь Партриджа, положив конец страданиям его жены, которая вскоре захворала оспой и умерла.
The justice which Mr. Allworthy had executed on Partridge at first met with universal approbation; but no sooner had he felt its consequences, than his neighbours began to relent, and to compassionate his case; and presently after, to blame that as rigour and severity which they before called justice. They now exclaimed against punishing in cold blood, and sang forth the praises of mercy and forgiveness.	Приговор, произнесенный мистером Олверти над Партриджем, сначала встречен был всеобщим одобрением; но едва только учитель стал испытывать на себе его последствия, как все соседи смягчились и начали жалеть бедняка и порицать, как суровость и жестокость, то, что сперва называли справедливостью. Они бранили судей, хладнокровно выносящих обвинительные приговоры, и пели похвалы милосердию и прощению.
These cries were considerably increased by the death of Mrs. Partridge, which, though owing to the distemper above mentioned, which is no consequence of poverty or distress, many were not ashamed to impute to Mr. Allworthy's severity, or, as they now termed it, cruelty.	Эти негодующие крики еще более усилились по случаю смерти миссис Партридж. Хотя причиной ее была только что упомянутая болезнь, порождаемая не бедностью и не горем, многие не постыдились приписать ее суровости или, как теперь говорили, жестокости мистера Олверти.
Partridge having now lost his wife, his school, and his annuity, and the unknown person having now discontinued the last-mentioned charity, resolved to change the scene, and left the country, where he was in danger of starving, with the universal compassion of all his neighbours.	Потеряв жену, школу и пособие и лишившись неизвестного благодетеля, переставшего посылать упомянутую выше помощь, Партридж решил переменить место действия и покинуть деревню, в которой, при всеобщем сострадании соседей, подвергался опасности умереть с голоду.

К началу страницы

Глава 7.
A short sketch of that felicity which prudent couples may extract from hatred: with a short apology for those people who overlook imperfections in their friend
Беглый набросок наслаждения, которое благоразумные супруги могут извлечь из ненависти, с присовокуплением нескольких слов в защиту людей, смотрящих сквозь пальцы на недостатки своих друзей

English	Русский
Though the captain had effectually demolished poor Partridge, yet had he not reaped the harvest he hoped for, which was to turn the foundling out of Mr. Allworthy's house.	Капитан хотя и сокрушил бедного Партриджа, однако не пожал плодов, на которые надеялся: ему не удалось выжить найденыша из дома мистера Олверти.
On the contrary, that gentleman grew every day fonder of little Tommy, as if he intended to counterbalance his severity to the father with extraordinary fondness and affection towards the son.	Напротив, последний с каждым днем все больше привязывался к маленькому Томми, словно чрезмерной нежностью и ласковостью к сыну хотел загладить суровость к отцу.
This a good deal soured the captain's temper, as did all the other daily instances of Mr. Allworthy's generosity; for he looked on all such largesses to be diminutions of his own wealth.	Это обстоятельство, наравне с другими ежедневными примерами великодушия мистера Олверти, сильно портило самочувствие капитана, ибо в каждой такой щедрости on видел ущерб своему богатству.
In this, we have said, he did not agree with his wife; nor, indeed, in anything else: for though an affection placed on the understanding is, by many wise persons, thought more durable than that which is founded on beauty, yet it happened otherwise in the present case. Nay, the understandings of this couple were their principal bone of contention, and one great cause of many quarrels, which from time to time arose between them; and which at last ended, on the side of the lady, in a sovereign contempt for her husband; and on the husband's, in an utter abhorrence of his wife.	В этом, как мы сказали, он расходился со своей женой, как, впрочем, и во всем другом. Хотя любовь, основанная на рассудке, является, по мнению многих мудрых людей, более прочной, чем любовь, внушенная красотой, но в настоящем случае вышло не так. Как раз взгляды и суждения супругов сделались для них яблоком раздора и главной причиной ссор, от времени до времени возникавших между ними, пока, наконец, супруга не прониклась глубочайшим презрением к мужу, а супруг - безграничным отвращением к жене.
As these had both exercised their talents chiefly in the study of divinity, this was, from their first acquaintance, the most common topic of conversation between them. The captain, like a well-bred man, had, before marriage, always given up his opinion to that of the lady; and this, not in the clumsy awkward manner of a conceited blockhead, who, while he civilly yields to a superior in an argument, is desirous of being still known to think himself in the right. The captain, on the contrary, though one of the proudest fellows in the world, so absolutely yielded the victory to his antagonist, that she, who had not the least doubt of his sincerity, retired always from the dispute with an admiration of her own understanding and a love for his.	Так как оба они упражняли свои способности главным образом на вопросах богословия, то с первого их знакомства оно и составляло главный предмет их бесед. Капитан, как человек благовоспитанный, до свадьбы всегда уступал своей собеседнице, и притом не неуклюже, как иной самодовольный дурак, который, вежливо преклоняясь перед доводами высшего, желает все же показать, что считает себя правым. Напротив, капитан, хотя и был одним из спесивейших людей на свете, однако признавал свою противницу победительницей так безусловно, что мисс Бриджет, нисколько не сомневавшаяся в его искренности, всегда выносила из диспута удивление перед своим умом и любовь к его уму.
But though this complacence to one whom the captain thoroughly despised, was not so uneasy to him as it would have been had any hopes of preferment made it necessary to show the same submission to a Hoadley, or to some other of great reputation in the science, yet even this cost him too much to be endured without some motive. Matrimony, therefore, having removed all such motives, he grew weary of this condescension, and began to treat the opinions of his wife with that haughtiness and insolence, which none but those who deserve some contempt themselves can bestow, and those only who deserve no contempt can bear.	Хотя эта угодливость особе, которую капитан презирал от всей души, была не так тяжела для него, как в том случае, когда, в надежде на повышение в чинах, ему пришлось бы проявить се по отношению к Годли или другому выдающемуся своей ученостью богослову, но и она обходилась ему слишком дорого, чтобы он мог терпеть ее без особых причин. Поэтому, когда женитьба устранила все такие причины, он стал тяготиться своей уступчивостью и выслушивал мнения жены с тем наглым высокомерием, на какое способны только люди, сами заслуживающие презрения, и какое способны сносить только те, которые его совершенно не заслуживают.
When the first torrent of tenderness was over, and when, in the calm and long interval between the fits, reason began to open the eyes of the lady, and she saw this alteration of behaviour in the captain, who at length answered all her arguments only with pish and pshaw, she was far from enduring the indignity with a tame submission. Indeed, it at first so highly provoked her, that it might have produced some tragical event, had it not taken a more harmless turn, by filling her with the utmost contempt for her husband's understanding, which somewhat qualified her hatred towards him; though of this likewise she had a pretty moderate share.	Когда первые потоки нежности иссякли и когда в спокойные и долгие промежутки между приступами страсти рассудок начал раскрывать глаза новобрачной и миссис Блайфил увидела, как изменилось обращение капитана, который под конец на все ее доводы только презрительно фыркал, то она не обнаружила никакого желания сносить оскорбление с кроткой покорностью. В первый раз оно до такой степени взбесило ее, что дело могло бы принять очень трагический оборот, если бы гнев ее не вылился в более мягкой форме, преисполнив ее глубочайшим презрением к умственным способностям мужа, что несколько умерило ее ненависть к нему, которой, впрочем, она тоже запаслась в немалом количестве.
The captain's hatred to her was of a purer kind: for as to any imperfections in her knowledge or understanding, he no more despised her for them, than for her not being six feet high. In his opinion of the female sex, he exceeded the moroseness of Aristotle himself: he looked on a woman as on an animal of domestic use, of somewhat higher consideration than a cat, since her offices were of rather more importance; but the difference between these two was, in his estimation, so small, that, in his marriage contracted with Mr. Allworthy's lands and tenements, it would have been pretty equal which of them he had taken into the bargain. And yet so tender was his pride, that it felt the contempt which his wife now began to express towards him; and this, added to the surfeit he had before taken of her love, created in him a degree of disgust and abhorrence, perhaps hardly to be exceeded.	Ненависть капитана к жене была проще: за недостатки ума и знаний он презирал ее не больше, чем за то, что она не была шести футов росту. В своем суждении о женском поле капитан перещеголял даже брюзгу Аристотеля: он смотрел на женщину, как на домашнее животное, немного поважнее кошки, потому что обязанности ее были несколько значительнее; но разница между ними, в его представлении, была так ничтожна, что при женитьбе на землях и угодьях мистера Олверти ему было почти безразлично, кого из них ему взять за ними в приданое. Все же самолюбие его было чрезмерно, и он болезненно переносил презрение, которое начала теперь проявлять к нему жена; в соединении с любовью, которой она так неумеренно награждала его раньше, это породило в нем гадливость и отвращение, какие редко в ком можно встретить.
One situation only of the married state is excluded from pleasure: and that is, a state of indifference: but as many of my readers, I hope, know what an exquisite delight there is in conveying pleasure to a beloved object, so some few, I am afraid, may have experienced the satisfaction of tormenting one we hate. It is, I apprehend, to come at this latter pleasure, that we see both sexes often give up that ease in marriage which they might otherwise possess, though their mate was never so disagreeable to them. Hence the wife often puts on fits of love and jealousy, nay, even denies herself any pleasure, to disturb and prevent those of her husband; and he again, in return, puts frequent restraints on himself, and stays at home in company which he dislikes, in order to confine his wife to what she equally detests. Hence, too, must flow those tears which a widow sometimes so plentifully sheds over the ashes of a husband with whom she led a life of constant disquiet and turbulency, and whom now she can never hope to torment any more.	Лишь одна ситуация супружеской жизни чужда наслаждению - состояние равнодушия. Но если многим моим читателям известно, надеюсь, как бесконечно приятно бывает угождать любимому человеку, то, боюсь, найдутся и такие, которые изведали удовольствие мучить ненавистного. В этом удовольствии, сдается мне, нужно видеть причину того, что муж и жена часто отказываются от покоя, которым могли бы наслаждаться в браке, как бы ни были они ненавистны друг другу. Вот почему на жену часто находят припадки любви и ревности и она даже отказывает себе во всех удовольствиях, лишь бы разрушить и расстроить удовольствия мужа; а он в отместку подвергает себя всяческим стеснениям и сидит дома в неприятном для себя обществе, чтобы жена оставалась с человеком, которого она тоже терпеть не мо/кет. Отсюда также обильные слезы, нередко проливаемые вдовой над прахом мужа, с которым она не имела ни минуты мира и покоя в жизни, но которого теперь ей нельзя будет мучить.
But if ever any couple enjoyed this pleasure, it was at present experienced by the captain and his lady. It was always a sufficient reason to either of them to be obstinate in any opinion, that the other had previously asserted the contrary. If the one proposed any amusement, the other constantly objected to it: they never loved or hated, commended or abused, the same person. And for this reason, as the captain looked with an evil eye on the little foundling, his wife began now to caress it almost equally with her own child.	Но ни одна супружеская чета не испытывала этого наслаждения в такой мере, как капитан и его жена. Достаточно было одному из них высказать какое-нибудь мнение, чтобы другой стал упорно отстаивать мнение прямо противоположное. Если один предлагал какое-нибудь развлечение, другой непременно от него отказывался, они никогда не любили и не ненавидели, не хвалили и не бранили одного и того же человека; и вот почему, заметив, что капитан злобно посматривает на найденыша, жена его начала ласкать ребенка не меньше собственного сына.
The reader will be apt to conceive, that this behaviour between the husband and wife did not greatly contribute to Mr. Allworthy's repose, as it tended so little to that serene happiness which he had designed for all three from this alliance; but the truth is, though he might be a little disappointed in his sanguine expectations, yet he was far from being acquainted with the whole matter; for, as the captain was, from certain obvious reasons, much on his guard before him, the lady was obliged, for fear of her brother's displeasure, to pursue the same conduct. In fact, it is possible for a third person to be very intimate, nay even to live long in the same house, with a married couple, who have any tolerable discretion, and not even guess at the sour sentiments which they bear to each other: for though the whole day may be sometimes too short for hatred, as well as for love; yet the many hours which they naturally spend together, apart from all observers, furnish people of tolerable moderation with such ample opportunity for the enjoyment of either passion, that, if they love, they can support being a few hours in company without toying, or if they hate, without spitting in each other's faces.	Читатель легко поймет, что такие отношения между мужем и женой не слишком содействовали покою мистера Олверти, мало напоминая то безмятежное счастье, которое он мечтал устроить для всех троих при помощи этого брачного союза. Но нужно сказать, что, как он ни обманулся в своих радужных надеждах, все же он далеко не знал всей правды; ибо если у капитана было достаточно оснований держаться настороже в его присутствии, то и жене его приходилось, из боязни навлечь на себя неудовольствие брата, вести себя точно таким же образом. Действительно, третье лицо может быть очень близким и даже долго жить в одном доме с супружеской четой, проявляющей достаточную сдержанность, и нисколько не догадываться о горьких чувствах, питаемых супругами друг к другу. Бывает, конечно, что целого дня мало как для ненависти, так и для любви, однако долгие часы, обыкновенно проводимые вместе, без посторонних свидетелей, доставляют мало-мальски сдержанным супругам столько благоприятных случаев насладиться обеими названными страстями, что они свободно могут выдержать несколько часов в обществе и не миловаться, если они влюблены, или не плевать друг другу в лицо, если они друг друга ненавидят.
It is possible, however, that Mr. Allworthy saw enough to render him a little uneasy; for we are not always to conclude, that a wise man is not hurt, because he doth not cry out and lament himself, like those of a childish or effeminate temper. But indeed it is possible he might see some faults in the captain without any uneasiness at all; for men of true wisdom and goodness are contented to take persons and things as they are, without complaining of their imperfections, or attempting to amend them. They can see a fault in a friend, a relation, or an acquaintance, without ever mentioning it to the parties themselves, or to any others; and this often without lessening their affection. Indeed, unless great discernment be tempered with this overlooking disposition, we ought never to contract friendship but with a degree of folly which we can deceive; for I hope my friends will pardon me when I declare, I know none of them without a fault; and I should be sorry if I could imagine I had any friend who could not see mine. Forgiveness of this kind we give and demand in turn. It is an exercise of friendship, and perhaps none of the least pleasant. And this forgiveness we must bestow, without desire of amendment. There is, perhaps, no surer mark of folly, than an attempt to correct the natural infirmities of those we love. The finest composition of human nature, as well as the finest china, may have a flaw in it; and this, I am afraid, in either case, is equally incurable; though, nevertheless, the pattern may remain of the highest value.	Возможно, впрочем, что мистер Олверти видел довольно для того, чтобы ему было немного не по себе; ибо если умный человек не кричит и не жалуется, как ребенок или женщина, то отсюда мы вовсе не должны заключить, что ему не больно. Возможно также, что он видел некоторые недостатки в капитане и оставался к ним совершенно равнодушен, ибо истинно мудрые и добрые люди принимают людей и вещи такими, как они есть, не жалуясь на их несовершенства и не пытаясь их исправить. Они могут видеть недостаток в друге, в родственнике, в знакомом, не говоря об этом ни ему, ни другим, и часто это нисколько не мешает им любить его. Действительно, если бы широкий ум не умерялся подобной снисходительностью, то нам оставалось, бы только дружить с глупцами, которых ничего не стоит обмануть; ведь, надеюсь, мои друзья простят мне, если я скажу, что не знаю ни одного из них без недостатков, и мне было бы очень прискорбно, если бы среди моих друзей нашелся такой, который не видел бы их во мне. Оказывая подобную снисходительность, мы требуем, чтобы и другие оказывали ее нам. Это - проявление дружбы, далеко не лишенное приятности. И мы должны быть снисходительны без желания исправлять других. Пожалуй, нет более верного признака глупости, чем старание исправлять естественные слабости тех, кого мы любим. Самая утонченная натура, подобно тончайшему фарфору, может иметь изъян, и в обоих случаях, боюсь, он неисправим, хотя часто нисколько не уменьшает высокой ценности экземпляра.
Upon the whole, then, Mr. Allworthy certainly saw some imperfections in the captain; but as this was a very artful man, and eternally upon his guard before him, these appeared to him no more than blemishes in a good character, which his goodness made him overlook, and his wisdom prevented him from discovering to the captain himself. Very different would have been his sentiments had he discovered the whole; which perhaps would in time have been the case, had the husband and wife long continued this kind of behaviour to each other; but this kind Fortune took effectual means to prevent, by forcing the captain to do that which rendered him again dear to his wife, and restored all her tenderness and affection towards him.	Итак, мистер Олверти, разумеется, видел некоторые несовершенства в капитане. Но капитан был человек хитрый и всегда держался настороже в его присутствии, так что эти несовершенства казались мистеру Олверти не более как легкими пятнами на прекрасном характере; по доброте своей, он смотрел на них сквозь пальцы и из благоразумия не тыкал ими капитану в глаза. Мнения его сильно изменились, если бы он узнал всю правду, что. вероятно, и случилось бы со временем, если описанные отношения между супругами установились бы надолго; однако Фортуна решительным образом этому воспротивилась, заставив капитана совершить нечто такое, вследствие чего он снова стал дорог своей жене и вернул себе всю ее любовь и нежность.

К началу страницы

Глава 8.
A receipt to regain the lost affections of a wife, which hath never been known to fail in the most desperate cases
Средство вернуть утраченную любовь жены, всегда действовавшее безошибочно даже в самых отчаянных случаях

English	Русский
The captain was made large amends for the unpleasant minutes which he passed in the conversation of his wife (and which were as few as he could contrive to make them), by the pleasant meditations he enjoyed when alone.	Капитан щедро вознаграждал неприятные минуты, проводимые в разговорах с женой (что он старался делать как можно реже), приятными размышлениями, которым он предавался наедине.
These meditations were entirely employed on Mr. Allworthy's fortune; for, first, he exercised much thought in calculating, as well as he could, the exact value of the whole: which calculations he often saw occasion to alter in his own favour: and, secondly and chiefly, he pleased himself with intended alterations in the house and gardens, and in projecting many other schemes, as well for the improvement of the estate as of the grandeur of the place: for this purpose he applied himself to the studies of architecture and gardening, and read over many books on both these subjects; for these sciences, indeed, employed his whole time, and formed his only amusement. He at last completed a most excellent plan: and very sorry we are, that it is not in our power to present it to our reader, since even the luxury of the present age, I believe, would hardly match it. It had, indeed, in a superlative degree, the two principal ingredients which serve to recommend all great and noble designs of this nature; for it required an immoderate expense to execute, and a vast length of time to bring it to any sort of perfection. The former of these, the immense wealth of which the captain supposed Mr. Allworthy possessed, and which he thought himself sure of inheriting, promised very effectually to supply; and the latter, the soundness of his own constitution, and his time of life, which was only what is called middle-age, removed all apprehension of his not living to accomplish.	Эти размышления бывали всецело посвящены богатству мистера Олверти. Во-первых, он подолгу высчитывал, как мог, точные его размеры, причем часто открывал способ изменит ь их в свою пользу; во-вторых, и главным образом, тешил себя придумыванием разных перемен в доме и в садах и многими иными планами по части улучшений в поместье и придания ему большей пышности. С этой целью он принялся изучать архитектуру и садоводство и прочел много книг по этим предметам; эти занятия поглощали все его свободное время и были его единственным развлечением. В конце концов он составил великолепнейший план, и очень жаль, что мы не в силах изложить его читателю, настолько он затмевает по роскоши даже нынешнее время. Действительно, план капитана в сильнейшей степени обладал двумя главными качествами, отличающими все великие и благородные замыслы этого рода: он требовал непомерных издержек для осуществления и очень долгого времени для приведения в сколько-нибудь законченную форму. Что касается издержек, то огромное богатство, которым, по предположению капитана, владел мистер Олверти и которое капитан должен был унаследовать, обещало покрыть их с избытком; а крепкое здоровье и возраст - капитан был человек еще только средних лет - устраняли всякие опасения, что он не доживет до завершения своего плана.
Nothing was wanting to enable him to enter upon the immediate execution of this plan, but the death of Mr. Allworthy; in calculating which he had employed much of his own algebra, besides purchasing every book extant that treats of the value of lives, reversions, &c. From all which he satisfied himself, that as he had every day a chance of this happening, so had he more than an even chance of its happening within a few years.	Одного только недоставало, чтобы приступить к немедленному его выполнению: смерти мистера Олверти; высчитывая его сроки, капитан пускал в ход всю свою алгебру, а кроме того, скупал все книги о продолжительности жизни, об условных наследствах и т. п. Из них он убедился, что смерть может случиться каждый день и через несколько лет последует почти наверное.
But while the captain was one day busied in deep contemplations of this kind, one of the most unlucky as well as unseasonable accidents happened to him. The utmost malice of Fortune could, indeed, have contrived nothing so cruel, so mal-a-propos, so absolutely destructive to all his schemes. In short, not to keep the reader in long suspense, just at the very instant when his heart was exulting in meditations on the happiness which would accrue to him by Mr. Allworthy's death, he himself- died of an apoplexy.	Но однажды, когда капитан был погружен в глубокое размышление на эту тему, с ним приключилось весьма несчастное и несвоевременное происшествие. Действительно, коварная Фортуна не могла придумать ничего жесточе, ничего так некстати, ничего гибельнее для всех его планов! Словом,- чтобы не томить больше читателя,- как раз в ту минуту, когда сердце его упивалось размышлениями о счастье, которое ему принесет смерть мистера Олверти, сам он... скончался от апоплексического удара.
This unfortunately befel the captain as he was taking his evening walk by himself, so that nobody was present to lend him any assistance, if indeed, any assistance could have preserved him. He took, therefore, measure of that proportion of soil which was now become adequate to all his future purposes, and he lay dead on the ground, a great (though not a living) example of the truth of that observation of Horace:	К несчастью, это приключилось с капитаном во время одинокой вечерней прогулки, так что никто не мог подать ему помощь, да вряд ли она и спасла бы его. Итак, он отмерил кусок земли, который был теперь достаточен для всех его планов, и лежал мертвый на дорожке, как великое (хотя и не живое) доказательство истины слов Горация:
Tu secanda marmora Locas sub ipsum funus; et sepulchri Immemor, struis domos.	Tu secanda marmora Locas sub ipsum funus: et sepulchrl Immeinor, struis domos,-
Which sentiment I shall thus give to the English reader: "You provide the noblest materials for building, when a pickaxe and a spade are only necessary: and build houses of five hundred by a hundred feet, forgetting that of six by two."	которые я переведу читателю так: "Ты заготовляешь благороднейшие строительные материалы, когда нужны только кирка и заступ, и строишь дом в пятьсот футов длиной и сто шириной, забыв о жилище в шесть футов".

К началу страницы

Глава 9.
A proof of the infallibility of the foregoing receipt, in the lamentations of the widow; with other suitable decorations of death, such as physicians, &c., and an epitaph in the true stil
Доказательство безошибочности вышеуказанного средства, явствующее из жалоб вдовы, а также другие аксессуары смерти, вроде врачей и т. п., и эпитафия в подобающем стиле

English	Русский
Mr. Allworthy, his sister, and another lady, were assembled at the accustomed hour in the supper-room, where, having waited a considerable time longer than usual, Mr. Allworthy first declared he began to grow uneasy at the captain's stay (for he was always most punctual at his meals); and gave orders that the bell should be rung without the doors, and especially towards those walks which the captain was wont to use.	Мистер Олверти, сестра его и еще одна дама собрались в обычный час в столовой; они провели в ожидании гораздо больше времени, чем было принято, и мистер Олверти первый заявил, что его начинает беспокоить опоздание капитана (всегда аккуратно являвшегося к столу), и приказал позвонить на дворе, особенно в той стороне, куда капитан обычно ходил гулять.
All these summons proving ineffectual (for the captain had, by perverse accident, betaken himself to a new walk that evening), Mrs. Blifil declared she was seriously frightened. Upon which the other lady, who was one of her most intimate acquaintance, and who well knew the true state of her affections, endeavoured all she could to pacify her, telling her- To be sure she could not help being uneasy; but that she should hope the best. That, perhaps the sweetness of the evening had inticed the captain to go farther than his usual walk: or he might be detained at some neighbour's. Mrs. Blifil answered, No; she was sure some accident had befallen him; for that he would never stay out without sending her word, as he must know how uneasy it would make her. The other lady, having no other arguments to use, betook herself to the entreaties usual on such occasions, and begged her not to frighten herself, for it might be of very ill consequence to her own health; and, filling out a very large glass of wine, advised, and at last prevailed with her to drink it.	Когда все эти призывы оказались безуспешными (ибо, по несчастной случайности, капитан отправился в тот вечер совсем но другой дороге), миссис Блайфил объявила, что она серьезно встревожена. Тогда другая дама, принадлежавшая к числу самых близких ее знакомых и хорошо знавшая ее истинные чувства, усердно принялась ее успокаивать, говоря, что, конечно, тревога ее вполне понятна, но ничего худого случиться не могло. Вечер такой прекрасный, что, по всей вероятности, капитан увлекся и зашел дальше обыкновенного, или, может быть, он задержался у кого-нибудь из соседей. Миссис Блайфил отвечала: нет, она уверена, что с ним что-нибудь случилось, он не остался бы в гостях, не приславши сказать ей об этом, так как должен же он знать, что она будет беспокоиться. На это знакомая дама ничего не могла ей возразить и прибегла к обычным в таких случаях уговариваниям, прося ее не пугаться, так как это может дурно отозваться на ее здоровье; в заключение она налила большой бокал вина и уговорила миссис Блайфил выпить.
Mr. Allworthy now returned into the parlour; for he had been himself in search after the captain. His countenance sufficiently showed the consternation he was under, which, indeed, had a good deal deprived him of speech; but as grief operates variously on different minds, so the same apprehension which depressed his voice, elevated that of Mrs. Blifil. She now began to bewail herself in very bitter terms, and floods of tears accompanied her lamentations; which the lady, her companion, declared she could not blame, but at the same time dissuaded her from indulging; attempting to moderate the grief of her friend by philosophical observations on the many disappointments to which human life is daily subject, which, she said, was a sufficient consideration to fortify our minds against any accidents, how sudden or terrible soever. She said her brother's example ought to teach her patience, who, though indeed he could not be supposed as much concerned as herself, yet was, doubtless, very uneasy, though his resignation to the Divine will had restrained his grief within due bounds.	В это время в столовую вернулся мистер Олверти, самолично отправившийся на розыски капитана. На лице его ясно видно было смятение, в сильной степени отнявшее у него дар речи. Но на разных людей горе действует различно, и те самые опасения, которые лишили его голоса, укрепили голосовые связки миссис Блайфил. Она начала горько жаловаться, сопровождая свои причитания потоком слез. Приятельница ее заявила, что не может ее бранить за эти слезы, но в то же время советовала ей не предаваться горю, пытаясь смягчить скорбь своей подруги философическими замечаниями насчет множества неприятностей, которым ежедневно подвержена человеческая жизнь, что. по ее мнению, является достаточным основанием для того, чтобы укрепить нас против всяких случайностей, как бы ни были они ужасны или внезапны. Она поставила миссис Блайфил в пример терпение ее брата; правда, удар этот для него не может быть так чувствителен, как для нее, но и он, без сомнения, весьма опечален, а между тем удерживает свою скорбь в должных границах покорностью воле божьей.
"Mention not my brother," said Mrs. Blifil; "I alone am the object of your pity. What are the terrors of friendship to what a wife feels on these occasions? Oh, he is lost! Somebody hath murdered him- I shall never see him more!"-	- Не говорите мне о брате! - воскликнула миссис Блайфил.- Я одна достойна вашего сожаления! Что значит горе друга по сравнению с чувствами жены в таких случаях? Ах, он погиб! Его кто-нибудь убил... Я больше не увижу его!
Here a torrent of tears had the same consequence with what the suppression had occasioned to Mr. Allworthy, and she remained silent.	Тут поток слез произвел на нее то же действие, какое стойкость оказала на мистера Олверти, и она замолчала.
At this interval a servant came running in, out of breath, and cried out, The captain was found; and, before he could proceed farther, he was followed by two more, bearing the dead body between them.	В эту минуту вбежал, задыхаясь, слуга с криком: "Капитана нашли!.." И прежде чем он успел сообщить подробности, за ним вошли еще двое слуг, неся на руках мертвое тело.
Here the curious reader may observe another diversity in the operations of grief: for as Mr. Allworthy had been before silent, from the same cause which had made his sister vociferous; so did the present sight, which drew tears from the gentleman, put an entire stop to those of the lady; who first gave a violent scream, and presently after fell into a fit.	Тут любознательный читатель может увидеть другой пример того, как различно действует на людей горе: если мистер Олверти до сих пор молчал по той же причине, по какой сестра его голосила, то вид бесчувственного тела, вызвавший у него слезы, вдруг остановил поток слез миссис Блайфил, которая сначала отчаянно взвизгнула и вслед за тем упала в обморок.
The room was soon full of servants, some of whom, with the lady visitant, were employed in care of the wife; and others, with Mr. Allworthy, assisted in carrying off the captain to a warm bed; where every method was tried, in order to restore him to life.	Комната скоро наполнилась слугами, часть которых вместе с гостьей принялась хлопотать над вдовой, а остальные вместе с мистером Олверти помогли перенести капитана в теплую постель, где были испробованы все средства для возвращения ему жизни.
And glad should we be, could we inform the reader that both these bodies had been attended with equal success; for those who undertook the care of the lady succeeded so well, that, after the fit had continued a decent time, she again revived, to their great satisfaction: but as to the captain, all experiments of bleeding, chafing, dropping, &c., proved ineffectual. Death, that inexorable judge, had passed sentence on him, and refused to grant him a reprieve, though two doctors who arrived, and were fee'd at one and the same instant, were his counsel.	Мы были бы очень рады, если бы могли сообщить читателю, что хлопоты над обоими бесчувственными телами увенчались одинаковым успехом: но в то время как старания привести в чувство миссис Блайфил оказались настолько удачны, что, пролежав приличное время в обмороке, она очнулась, к великому удовольствию окружающих,- все попытки кровопускания, растирания и т. п., примененные к капитану, не привели ни к чему. Смерть, неумолимый судья, произнесла над ним приговор и отказалась отменить его, несмотря на заступничество двух прибывших докторов, тотчас же по приезде получивших плату за совет.
These two doctors, whom, to avoid any malicious applications, we shall distinguish by the names of Dr. Y. and Dr. Z., having felt his pulse; to wit, Dr. Y. his right arm, and Dr. Z. his left; both agreed that he was absolutely dead; but as to the distemper, or cause of his death, they differed; Dr. Y. holding that he died of an apoplexy, and Dr. Z. of an epilepsy.	Эти два доктора, которых, во избежание всяких злобных инсинуаций, назовем доктор Y и доктор Z, пощупав пульс,- доктор Y на правой руке и доктор Z на левой,- единогласно объявили, что капитан безусловно мертв, но что касается болезни, явившейся причиной его смерти, то мнения их разошлись: доктор Y полагал, что он умер от апоплексии, а доктор Z - от эпилепсии.
Hence arose a dispute between the learned men, in which each delivered the reasons of their several opinions. These were of such equal force, that they served both to confirm either doctor in his own sentiments, and made not the least impression on his adversary.	Это подало повод к диспуту между учеными мужами, в котором каждый из них представил доказательства в пользу своего мнения. Доказательства эти оказались настолько равносильными, что лишь укрепили каждого доктора в своих мыслях и не произвели ни малейшего впечатления на противника.
To say the truth, every physician almost hath his favourite disease, to which he ascribes all the victories obtained over human nature. The gout, the rheumatism, the stone, the gravel, and the consumption, have all their several patrons in the faculty; and none more than the nervous fever, or the fever on the spirits. And here we may account for those disagreements in opinion, concerning the cause of a patient's death, which sometimes occur, between the most learned of the college; and which have greatly surprized that part of the world who have been ignorant of the fact we have above asserted.	Сказать правду, почти у каждого врача есть своя излюбленная болезнь, которой он приписывает все победы, одержанные над человеческим естеством. Подагра, ревматизм, камни, чахотка - все имеют своих патронов в ученой коллегии, особенно же нервная лихорадка или нервное возбуждение. Этим а объясняются разногласия относительно причины смерти пациента, возникающие иногда среди самых ученых докторов и так сильно удивляющие людей, которые не знают изложенного нами обстоятельства.
The reader may perhaps be surprized, that, instead of endeavouring to revive the patient, the learned gentlemen should fall immediately into a dispute on the occasion of his death; but in reality all such experiments had been made before their arrival: for the captain was put into a warm bed, had his veins scarified, his forehead chafed, and all sorts of strong drops applied to his lips and nostrils.	Читатель найдет, может быть, странным, что эти ученые Испода, вместо того чтобы попытаться вернуть к жизни капитана, немедленно вступили в спор о причине его смерти; но все уже было испробовано еще до их прибытия: капитана уложили в теплую постель, отворили ему кровь, растерли лоб и пустили в рот и в нос все виды крепких капель.
The physicians, therefore, finding themselves anticipated in everything they ordered, were at a loss how to apply that portion of time which it is usual and decent to remain for their fee, and were therefore necessitated to find some subject or other for discourse; and what could more naturally present itself than that before mentioned?	Таким образом врачи, увидя, что все эти средства уже были пущены в ход, затруднялись, чем заполнить время, которое, согласно обычаю и требованиям приличия, полагается провести у постели пациента за полученную плату,- вот им и пришлось придумать какую-нибудь тему для рассуждения; а какая тема могла быть естественнее только что упомянутой?
Our doctors were about to take their leave, when Mr. Allworthy, having given over the captain, and acquiesced in the Divine will, began to enquire after his sister, whom he desired them to visit before their departure.	Наши доктора собрались уже уходить, когда мистер Олверти, оставив капитана и покорившись воле божьей, стал расспрашивать о состоянии здоровья сестры и попросил их перед уходом навестить ее.
This lady was now recovered of her fit, and, to use the common phrase, as well as could be expected for one in her condition. The doctors, therefore, all previous ceremonies being complied with, as this was a new patient, attended, according to desire, and laid hold on each of her hands, as they had before done on those of the corpse.	Миссис Блайфил уже оправилась после обморока и чувствовала себя настолько сносно, насколько вообще могла себя чувствовать женщина в ее положении. По выполнении всех предварительных церемоний, потому что это был новый пациент, доктора, согласно просьбе мистера Олверти, отправились к больной и завладели обеими ее руками совершенно так же, как раньше проделали это с руками трупа.
The case of the lady was in the other extreme from that of her husband: for as he was past all the assistance of physic, so in reality she required none.	Положение леди было прямо противоположно положению ее мужа: тому не могла уже помочь никакая медицина, а она не нуждалась ни в какой помощи.
There is nothing more unjust than the vulgar opinion, by which physicians are misrepresented, as friends to death. On the contrary, I believe, if the number of those who recover by physic could be opposed to that of the martyrs to it, the former would rather exceed the latter. Nay, some are so cautious on this head, that, to avoid a possibility of killing the patient, they abstain from all methods of curing, and prescribe nothing but what can neither do good nor harm. I have heard some of these, with great gravity, deliver it as a maxim, "That Nature should be left to do her own work, while the physician stands by as it were to clap her on the back, and encourage her when she doth well."	Нет ничего несправедливее ходячего мнения, которое клевещет на врачей, будто они являются друзьями смерти. Напротив, если сравнить число людей, поставленных на ноги медициной, с числом ее жертв, то, мне кажется, первое окажется более значительным. Иные врачи даже столь щепетильны в этом отношении, что, во избежание возможности убить пациента, воздерживаются от всякого лечения и прописывают только такие лекарства, которые не приносят ни пользы, ни вреда. Мне приходилось слышать, как иные из них с важностью изрекали, что "нужно предоставить природе делать свое дело, а врач должен только стоять рядом и поощрительно похлопывать ее по плечу, когда она хорошо справляется со своей обязанностью".
So little then did our doctors delight in death, that they discharged the corpse after a single fee; but they were not so disgusted with their living patient; concerning whose case they immediately agreed, and fell to prescribing with great diligence.	Наши доктора так мало любили смерть, что оставили в покое труп, удовольствовавшись платой только за один визит; но живой пациент далеко не внушал им такого отвращения; они немедленно пришли к соглашению касательно природы болезни миссис Блайфил и с большим усердием принялись прописывать ей рецепты.
Whether, as the lady had at first persuaded her physicians to believe her ill, they had now, in return, persuaded her to believe herself so, I will not determine; but she continued a whole month with all the decorations of sickness. During this time she was visited by physicians, attended by nurses, and received constant messages from her acquaintance to enquire after her health.	Убедили ли врачи миссис Блайфил в том, что она больна, подобно тому как она сама сначала убедила их в этом, я не берусь решить, только она целый месяц по всем правилам разыгрывала роль больной. В течение этого времени ее посещали доктора, за ней ухаживали сиделки и знакомые постоянно присылали узнавать о ее здоровье.
At length the decent time for sickness and immoderate grief being expired, the doctors were discharged, and the lady began to see company; being altered only from what she was before, by that colour of sadness in which she had dressed her person and countenance.	Наконец приличный срок для болезни и неутешною горя истек, доктора были отпущены, и миссис Блайфил снова начала появляться в обществе, единственным изменением в ней по сравнению с прежним был траурный цвет ее платья и лица.
The captain was now interred, and might, perhaps, have already made a large progress towards oblivion, had not the friendship of Mr. Allworthy taken care to preserve his memory, by the following epitaph, which was written by a man of as great genius as integrity, and one who perfectly well knew the captain.	Капитана тем временем схоронили, и он, вероятно. уже далеко шагнул бы по дороге к забвению, если бы не дружеские чувства мистера Олверти, который позаботился сохранить память о нем при помощи следующей эпитафии, написанной человеком великого ума и правдивости, знавшим капитана в совершенстве:
HERE LIES, IN EXPECTATION OF A JOYFUL RISING, THE BODY OF CAPTAIN JOHN BLIFIL. LONDON HAD THE HONOUR OF HIS BIRTH, OXFORD OF HIS EDUCATION. HIS PARTS WERE AN HONOUR TO HIS PROFESSION AND TO HIS COUNTRY HIS LIFE, TO HIS RELIGION AND HUMAN NATURE. HE WAS A DUTIFUL SON, A TENDER HUSBAND, AN AFFECTIONATE FATHER, A MOST KIND BROTHER, A SINCERE FRIEND, A DEVOUT CHRISTIAN, AND A GOOD MAN. HIS INCONSOLABLE WIDOW HATH ERECTED THIS STONE, THE MONUMENT OF HER VIRTUES AND OF HER AFFECTION.	ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ, В ОЖИДАНИИ РАДОСТНОГО ВОСКРЕСЕНИЯ, ТЕЛО КАПИТАНА ДЖОНА БЛАЙФИЛА ЛОНДОН БЫЛ ПОЧТЕН ЕГО РОЖДЕНИЕМ, ОКСФОРД - ЕГО ВОСПИТАННЕЙ ЕГО ДАРОВАНИЯ СДЕЛАЛИ ЧЕСТЬ ЕГО ЗВАНИЮ И ЕГО ОТЕЧЕСТВУ, А ЖИЗНЬ - ЕГО РЕЛИГИИ И ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ ОН БЫЛ ПОЧТИТЕЛЬНЫЙ СЫН, НЕЖНЫЙ СУПРУГ, ЛЮБЯЩИЙ ОТЕЦ, ЛЮБЕЗНЫЙ БРАТ, ИСКРЕННИЙ ДРУГ, НАБОЖНЫЙ ХРИСТИАНИН И ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК НЕУТЕШНАЯ ВДОВА ЕГО ВОЗДВИГЛА СЕЙ КАМЕНЬ В УВЕКОВЕЧЕНИЕ ЕГО ДОБРОДЕТЕЛЕЙ И СВОЕЙ ЛЮБВИ.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты