The History of Henry Esmond, Esq./История Генри Эсмонда, эсквайра

CHAPTER II. RELATES HOW FRANCIS, FOURTH VISCOUNT, ARRIVES AT CASTLEWOOD./Глава II История семейства Эсмонд из Баслвуд-холла

English	Русский
'Tis known that the name of Esmond and the estate of Castlewood, com. Hants, came into possession of the present family through Dorothea, daughter and heiress of Edward, Earl and Marquis Esmond, and Lord of Castlewood, which lady married, 23 Eliz., Henry Poyns, gent.; the said Henry being then a page in the household of her father. Francis, son and heir of the above Henry and Dorothea, who took the maternal name which the family hath borne subsequently, was made Knight and Baronet by King James the First; and being of a military disposition, remained long in Germany with the Elector- Palatine, in whose service Sir Francis incurred both expense and danger, lending large sums of money to that unfortunate Prince; and receiving many wounds in the battles against the Imperialists, in which Sir Francis engaged.	Известно, что имя Эсмонд и поместье Каслвуд в графстве Хэмпшир перешло к семейству, и поныне ими владеющему, через Доротею, дочь и наследницу Эдварда, графа и маркиза Эсмонда и лорда Каслвуда; названная леди в двадцать третий год царствования королевы Елизаветы вышла замуж за Генри Пойнса, молодого дворянина, бывшего в ту пору пажом в доме ее отца. Фрэнсис, сын вышеупомянутых Генри и Доротеи, принявший имя матери, которое впоследствии стал носить весь его род, полудил от короля Иакова Первого звание рыцаря и титул баронета. Будучи от природы воинственного нрава, он долгое время провел в Германии, на службе у Пфальцского курфюрста, где ему пришлось понести немало потерь и пережить немало опасностей, ибо он ссудил этому злополучному князю значительные суммы денег и был многократно ранен в сражениях с имперскими войсками, в коих принимал участие.
On his return home Sir Francis was rewarded for his services and many sacrifices, by his late Majesty James the First, who graciously conferred upon this tried servant the post of Warden of the Butteries and Groom of the King's Posset, which high and confidential office he filled in that king's and his unhappy successor's reign.	По возвращении на родину сэр Фрэнсис был вознагражден за свои заслуги и жертвы его величеством покойным королем Иаковом Первым, который милостиво пожаловал своему испытанному слуге должность лорда Смотрителя Кладовых и Кравчего Утреннего Кубка, каковой высокий и ответственный пост он занимал во все время царствования этого короля, равно как и его злополучного преемника.
His age, and many wounds and infirmities, obliged Sir Francis to perform much of his duty by deputy: and his son, Sir George Esmond, knight and banneret, first as his father's lieutenant, and afterwards as inheritor of his father's title and dignity, performed this office during almost the whole of the reign of King Charles the First, and his two sons who succeeded him.	Преклонный возраст, а также многочисленные раны и недуги принудили сэра Фрэнсиса исполнять большую часть своих обязанностей через заместителя; и его сын, сэр Джордж Эсмонд, сперва в качестве помощника своего отца, а затем в качестве наследника его титула и звания, отправлял эту должность почти во все время царствования короля Карла Первого и обоих его сыновей, занимавших ч престол после него.
Sir George Esmond married, rather beneath the rank that a person of his name and honor might aspire to, the daughter of Thos. Topham, of the city of London, alderman and goldsmith, who, taking the Parliamentary side in the troubles then commencing, disappointed Sir George of the property which he expected at the demise of his father-in-law, who devised his money to his second daughter, Barbara, a spinster.	Сэр Джордж Эсмонд женился на особе не столь высокородной, какой по своему имени и званию он мог бы домогаться, а именно на дочери некоего Томаса Топхэма из лондонского Сити, олдермена и золотых дел мастера, который, приняв сторону парламента в начинавшейся в ту пору междоусобице, обманул надежды сэра Джорджа, рассчитывавшего получить после кончины тестя немалое наследство, и завещал все состояние второй своей дочери, девице Барбаре.
Sir George Esmond, on his part, was conspicuous for his attachment and loyalty to the Royal cause and person: and the King being at Oxford in 1642, Sir George, with the consent of his father, then very aged and infirm, and residing at his house of Castlewood, melted the whole of the family plate for his Majesty's service.	Сэр Джордж Эсмонд также отличался преданностью и верностью особе и интересам короля; и в бытность последнего в Оксфорде, в году 1642-м, сэр Джордж, с согласия отца, в ту пору уже немощного старца, не выезжавшего из поместья Каслвуд, отдал расплавить для нужд короля всю фамильную золотую и серебряную утварь.
For this, and other sacrifices and merits, his Majesty, by patent under the Privy Seal, dated Oxford, Jan., 1643, was pleased to advance Sir Francis Esmond to the dignity of Viscount Castlewood, of Shandon, in Ireland: and the Viscount's estate being much impoverished by loans to the King, which in those troublesome times his Majesty could not repay, a grant of land in the plantations of Virginia was given to the Lord Viscount.; part of which land is in possession of descendants of his family to the present day.	За эти и иные жертвы и заслуги его величеству угодно было указом за малой печатью, данным в Оксфорде в январе 1643 года, даровать сэру Фрэнсису Эсмонду титул виконта Каслвуда Щендона и звание пэра Ирландии; а так как состояние виконта весьма оскудело вследствие ссуд королю, коих в то тревожное время его величество не мог возвратить, лорду виконту пожалованы были земли в Виргинии, часть которых и поныне находится во владении его потомства.
The first Viscount Castlewood died full of years, and within a few months after he had been advanced to his honors. He was succeeded by his eldest son, the before-named George; and left issue besides, Thomas, a colonel in the King's army, who afterwards joined the Usurper's Government; and Francis, in holy orders, who was slain whilst defending the House of Castlewood against the Parliament, anno 1647.	Первый виконт Каслвуд умер в преклонных летах, спустя несколько месяцев после получения своего нового титула. Ему наследовал его старший сын, вышеназванный лорд Джордж, кроме которого у него остались еще дети: Томас, полковник королевской службы, впоследствии перешедший на сторону узурпатора, и Фрэнсис, который принял духовный сан и был убит при защите замка Каслвуд от парламентских войск в лето от Р. X. 1647-е.
George Lord Castlewood (the second Viscount), of King Charles the First's time, had no male issue save his one son, Eustace Esmond, who was killed, with half of the Castlewood men beside him, at Worcester fight. The lands about Castlewood were sold and apportioned to the Commonwealth men; Castlewood being concerned in almost all of the plots against the Protector, after the death of the King, and up to King Charles the Second's restoration. My lord followed that king's Court about in its exile, having ruined himself in its service. He had but one daughter, who was of no great comfort to her father; for misfortune had not taught those exiles sobriety of life; and it is said that the Duke of York and his brother the King both quarrelled about Isabel Esmond. She was maid of honor to the Queen Henrietta Maria; she early joined the Roman Church; her father, a weak man, following her not long after at Breda.	Джордж, лорд Каслвуд (второй виконт), живший при короле Карле Первом, не имел прямых потомков мужского пола, кроме единственного сына, Юстеса Эсмонда, погибшего вместе с половиной своих солдат в битве при Ворчестере. Каслвудские земли были распроданы и розданы сторонникам республики, ибо Каслвуд был замешан почти во всех заговорах против протектора, возникавших после смерти короля вплоть до возвращения короля Карла Второго. Милорд, разорившийся на королевской службе, последовал за двором этого короля в изгнание. У него была всего одна дочь, которая служила плохим утешением своему отцу, ибо перенесенные несчастья не научили изгнанников добронравию, и, если верить молве, герцог Йоркский и король, его брат, ссорились из-за прекрасной Изабеллы Эсмонд. Она была фрейлиной королевы Генриетты-Марии и еще в юности приняла католичество; отец ее, человек слабого характера, последовал ее примеру короткое время спустя в Бреде.
On the death of Eustace Esmond at Worcester, Thomas Esmond, nephew to my Lord Castlewood, and then a stripling, became heir to the title. His father had taken the Parliament side in the quarrels, and so had been estranged from the chief of his house; and my Lord Castlewood was at first so much enraged to think that his title (albeit little more than an empty one now) should pass to a rascally Roundhead, that he would have married again, and indeed proposed to do so to a vintner's daughter at Bruges, to whom his lordship owed a score for lodging when the King was there, but for fear of the laughter of the Court, and the anger of his daughter, of whom he stood in awe; for she was in temper as imperious and violent as my lord, who was much enfeebled by wounds and drinking, was weak.	После того как при Ворчестере убит был Юстес Эсмонд, наследником титула сделался племянник лорда Каслвуда - Томас Эсмонд, в ту пору еще юноша. Его отец принял в междоусобице сторону парламента, после чего глава рода отстранил его от себя, и первое время милорд Каслвуд испытывал такую ярость при мысли, что его титул (хоть он теперь немногого стоил) перейдет к негодному круглоголовому, что готов был жениться вторично на дочери виноторговца в Брюгге, которому его милость задолжал, живя у него в доме в бытность там короля, и не сделал этого единственно из опасения насмешек двора и гнева дочери, которой до смерти боялся, ибо она была настолько же властна и вспыльчива, насколько милорд, истощенный ранами и пристрастием к вину, был слаб.
Lord Castlewood would have had a match between his daughter Isabel and her cousin, the son of that Francis Esmond who was killed at Castlewood siege. And the lady, it was said, took a fancy to the young man, who was her junior by several years (which circumstance she did not consider to be a fault in him); but having paid his court, and being admitted to the intimacy of the house, he suddenly flung up his suit, when it seemed to be pretty prosperous, without giving a pretext for his behavior. His friends rallied him at what they laughingly chose to call his infidelity; Jack Churchill, Frank Esmond's lieutenant in the Royal Regiment of Foot-guards, getting the company which Esmond vacated, when he left the Court and went to Tangier in a rage at discovering that his promotion depended on the complaisance of his elderly affianced bride. He and Churchill, who had been condiscipuli at St. Paul's School, had words about this matter; and Frank Esmond said to him with an oath, "Jack, your sister may be so-and-so, but by Jove my wife shan't!" and swords were drawn, and blood drawn too, until friends separated them on this quarrel.	Лорд Каслвуд желал устроить брак между своей дочерью Изабеллой и ее двоюродным братом, сыном того Фрэнсиса Эсмонда, который пал при осаде Каслвуда. И сама леди, как говорят, питала склонность к молодому человеку, моложе ее на несколько лет (каковое обстоятельство в ее глазах не являлось недостатком); но, посватавшись к ней и будучи запросто принят в доме, он вдруг прервал свои ухаживания, столь благосклонно встречаемые, не выставив тому никаких причин. Друзья подняли его на смех из-за того, что они в шутку называли его вероломством, и Джеку Черчиллю, лейтенанту Фрэнка Эсмонда в королевском пехотно-гвардейском полку, вскоре представился случай занять место командира роты, ибо Эсмонд, обнаружив, что его повышение в чине зависит от забот его перезрелой нареченной, пришел в такую ярость, что бросил двор и уехал в Танжер. Они с Джеком Черчиллем, condiscipuli {Однокашники (лат.).} еще по школе св. Павла, сильно повздорили по этому поводу; и Фрэнк Эсмонд, употребив крепкое словцо, сказал Джеку: "Твоя сестра, Джек, может быть тем-то и тем-то, но моя жена, клянусь, этим никогда не будет!" - и тут обнажились мечи и пролилась кровь, и только вмешательство друзей прекратило ссору.
Few men were so jealous about the point of honor in those days; and gentlemen of good birth and lineage thought a royal blot was an ornament to their family coat. Frank Esmond retired in the sulks, first to Tangier, whence he returned after two years' service, settling on a small property he had of his mother, near to Winchester, and became a country gentleman, and kept a pack of beagles, and never came to Court again in King Charles's time. But his uncle Castlewood was never reconciled to him; nor, for some time afterwards, his cousin whom he had refused.	В те времена немногие были столь щепетильны в вопросах чести; джентльмены благородной крови и происхождения полагали, что _от короля позор семейству не в укор_. Фрэнк Эсмонд сперва удалился в Танжер, затем, воротясь оттуда после двух лет службы, поселился в небольшой усадьбе близ Винчестера, доставшейся ему от матери, завел свору гончих, зажил помещиком и в царствование Карла больше не появлялся при дворе. Но его дядя Каслвуд не простил ему обиды, как долгое время не прощала ее отвергнутая им двоюродная сестра.
By places, pensions, bounties from France, and gifts from the King, whilst his daughter was in favor, Lord Castlewood, who had spent in the Royal service his youth and fortune, did not retrieve the latter quite, and never cared to visit Castlewood, or repair it, since the death of his son, but managed to keep a good house, and figure at Court, and to save a considerable sum of ready money.	Милости и щедроты Франции, а также дары, полученные от короля за то время, что его дочь была в фаворе, помогли лорду Каслвуду, растратившему на королевской службе и молодость и состояние, отчасти восстановить последнее; и хотя он мало заботился о Каслвуде, ни разу не посетив его после смерти сына, зато сумел на широкую ногу вести свой дом, являться при дворе и скопить изрядную сумму наличными деньгами.
And now, his heir and nephew, Thomas Esmond, began to bid for his uncle's favor. Thomas had served with the Emperor, and with the Dutch, when King Charles was compelled to lend troops to the States; and against them, when his Majesty made an alliance with the French King. In these campaigns Thomas Esmond was more remarked for duelling, brawling, vice, and play, than for any conspicuous gallantry in the field, and came back to England, like many another English gentleman who has travelled, with a character by no means improved by his foreign experience. He had dissipated his small paternal inheritance of a younger brother's portion, and, as truth must be told, was no better than a hanger-on of ordinaries, and a brawler about Alsatia and the Friars, when he bethought him of a means of mending his fortune.	И вот его племянник и наследник Томас Эсмонд стал искать расположения своего дяди. Томас воевал за императора и за голландцев, когда король Карл был вынужден послать войска на помощь Штатам, а также против них, когда его величество заключил союз с французским королем. В этих походах Томас Эсмонд более отличился дуэлями, ссорами, распутством и пристрастием к игре, нежели подвигами на поле битвы, и, подобно многим англичанам, побывавшим в чужих краях, воротился на родину, лишь упрочив свою печальную славу. Он промотал все небольшое наследство, которое ему оставил отец, не имевший ничего сверх скромной доли младшего брата, и, по правде говоря, был не более как кабацкий забулдыга и завсегдатай кварталов Эльзасия и Уайтфрайерс, когда стал задумываться над тем, как бы поправить свои дела.
His cousin was now of more than middle age, and had nobody's word but her own for the beauty which she said she once possessed. She was lean, and yellow, and long in the tooth; all the red and white in all the toy-shops in London could not make a beauty of her--Mr. Killigrew called her the Sybil, the death's-head put up at the King's feast as a memento mori, &c.--in fine, a woman who might be easy of conquest, but whom only a very bold man would think of conquering. This bold man was Thomas Esmond. He had a fancy to my Lord Castlewood's savings, the amount of which rumor had very much exaggerated. Madame Isabel was said to have Royal jewels of great value; whereas poor Tom Esmond's last coat but one was in pawn.	Его двоюродная сестра в ту пору давно уже достигла средних лет, и приходилось верить ей на слово во всем, что касалось ее былой красоты. Она была худа, желта, с длинными зубами; белила и румяна всех модных лавок Лондона не могли сделать из нее красавицу - мистер Киллигру называл ее Сивиллой, сравнивал с мертвым черепом, в качестве memento mori {Эмблема смерти; дословно: помни о смерти (лат.).} выставленным на королевском пиру, и тому подобное, - короче говоря, быть может, это была легкая добыча, но лишь смельчак отважился бы устремиться в погоню за ней. Таким смельчаком оказался Томас Эсмонд. Он воспылал нежными чувствами к сбережениям милорда Каслвуда, размер которых молва преувеличивала. Доверили, что у госпожи Изабеллы есть королевские бриллианты неслыханной ценности; бедный же Том Эсмонд только последнее свое платье сумел уберечь от заклада.
My lord had at this time a fine house in Lincoln's-Inn-Fields, nigh to the Duke's Theatre and the Portugal ambassador's chapel. Tom Esmond, who had frequented the one as long as he had money to spend among the actresses, now came to the church as assiduously. He looked so lean and shabby, that he passed without difficulty for a repentant sinner; and so, becoming converted, you may be sure took his uncle's priest for a director.	У милорда в ту пору был превосходный дом в Линкольн-Инн-Филдс, поблизости от театра герцога Йоркского и капеллы португальского посла. Том Эсмонд, каждый вечер пропадавший в театре, покуда у него водились деньги, которые он мог тратить на актрис, стал теперь столь же усердно посещать церковь. Он был до того худ и оборван, что сразу прослыл за кающегося грешника, и нетрудно догадаться, что, став на путь обращения, он избрал себе в наставники духовника своего дядюшки.
This charitable father reconciled him with the old lord, his uncle, who a short time before would not speak to him, as Tom passed under my lord's coach window, his lordship going in state to his place at Court, while his nephew slunk by with his battered hat and feather, and the point of his rapier sticking out of the scabbard--to his twopenny ordinary in Bell Yard.	Этот добросердечный пастырь помог ему помириться со старым лордом, хотя еще недавно его милость не замечал Тома, даже когда тот оказывался под самыми окнами кареты, в которой дядя, пышно разодетый, отправлялся ко двору, между тем как племянник, в шляпе с облезлым пером, со шпагой, кончик которой торчал из ножен, брел в свой грошовый кабачок на Белл-Ярд.
Thomas Esmond, after this reconciliation with his uncle, very soon began to grow sleek, and to show signs of the benefits of good living and clean linen. He fasted rigorously twice a week, to be sure; but he made amends on the other days: and, to show how great his appetite was, Mr. Wycherley said, he ended by swallowing that fly-blown rank old morsel his cousin. There were endless jokes and lampoons about this marriage at Court: but Tom rode thither in his uncle's coach now, called him father, and having won could afford to laugh. This marriage took place very shortly before King Charles died: whom the Viscount of Castlewood speedily followed.	Вскоре после примирения с дядей Томас Эсмонд стал толстеть и являть все признаки благотворного действия сытной пищи и чистого белья. Правда, он неуклонно постился дважды в неделю, но с лихвой вознаграждал себя в прочие дни; и, по словам мистера Уичерли, желая показать, как велик его аппетит, в конце концов проглотил черствый, прокисший, засиженный мухами кусок, - свою двоюродную сестру. По поводу этого брака шуткам и злословию при дворе не было конца; но Том теперь ездил туда в карете лорда Каслвуда, звал последнего папенькой и, выиграв игру, только посмеивался в кулак. Свадьбу отпраздновали незадолго до смерти короля Карла, вслед за которым не замедлил сойти в могилу и виконт Каслвуд.
The issue of this marriage was one son, whom the parents watched with an intense eagerness and care; but who, in spite of nurses and physicians, had only a brief existence. His tainted blood did not run very long in his poor feeble little body. Symptoms of evil broke out early on him; and, part from flattery, part superstition, nothing would satisfy my lord and lady, especially the latter, but having the poor little cripple touched by his Majesty at his church. They were ready to cry out miracle at first (the doctors and quack-salvers being constantly in attendance on the child, and experimenting on his poor little body with every conceivable nostrum) but though there seemed, from some reason, a notable amelioration in the infant's health after his Majesty touched him, in a few weeks afterward the poor thing died--causing the lampooners of the Court to say, that the King, in expelling evil out of the infant of Tom Esmond and Isabella his wife, expelled the life out of it, which was nothing but corruption.	Единственным отпрыском этого союза явился сын, которого родители окружили ревнивой бдительностью и заботой, но чье существование, невзирая на докторов и кормилиц, было лишь кратковременным. Дурная кровь недолго текла в хилом, тщедушном тельце. Зловещие признаки недуга появились очень скоро; и частью из раболепства, частью из суеверия милорд, а пуще того миледи во что бы то ни стало пожелали, чтобы его величество в дворцовой церкви коснулся бедного маленького уродца. Они уже готовы были прокричать о чуде, ибо по какой-то причине в здоровье мальчика наступило некоторое улучшение, после того как его величество прикоснулся к нему (вокруг малютки постоянно хлопотали врачи и знахари, пичкавшие его всевозможными снадобьями), но через несколько недель бедняжка умер, и злые языки при дворе утверждали, что король, изгоняя беса из отпрыска Тома Эсмонда и супруги его Изабеллы, вышиб из него дух, ибо самый духто и был бесовский.
The mother's natural pang at losing this poor little child must have been increased when she thought of her rival Frank Esmond's wife, who was a favorite of the whole Court, where my poor Lady Castlewood was neglected, and who had one child, a daughter, flourishing and beautiful, and was about to become a mother once more.	Понятная скорбь матери, потерявшей свое единственное дитя, еще усугублялась, должно быть, мыслью о сопернице, жене Фрэнка Эсмонда, которая была всеобщей любимицей при дворе, где бедная миледи Каслвуд терпела одни обиды, - а кроме того, уже имела дитя, дочь, цветущую и прелестную, и готовилась стать матерью во второй раз.
The Court, as I have heard, only laughed the more because the poor lady, who had pretty well passed the age when ladies are accustomed to have children, nevertheless determined not to give hope up, and even when she came to live at Castlewood, was constantly sending over to Hexton for the doctor, and announcing to her friends the arrival of an heir. This absurdity of hers was one amongst many others which the wags used to play upon. Indeed, to the last days of her life, my Lady Viscountess had the comfort of fancying herself beautiful, and persisted in blooming up to the very midst of winter, painting roses on her cheeks long after their natural season, and attiring herself like summer though her head was covered with snow.	При дворе, как я слышал, особенно смеялись, узнав, что бедняжка миледи, давно уже вышедшая из того возраста, когда обычно женщины рожают детей, решила тем не менее не терять надежды и, переехав в Каслвуд, то и дело посылала в Хекстон за врачом и оповещала друзей о предстоящем рождении наследника. Это была одна из тех нелепых причуд, которые постоянно давали пищу шутникам. В самом деле, миледи виконтесса до конца своих дней тешилась мыслью, что она все еще прекрасна, и упорно желала цвести до глубокой зимы, рисуя розы на своих щеках, когда время цветения роз давно уже миновало, и наряжаясь по-летнему, хотя на волосах ее лежал снег.
Gentlemen who were about the Court of King Charles, and King James, have told the present writer a number of stories about this queer old lady, with which it's not necessary that posterity should be entertained. She is said to have had great powers of invective and, if she fought with all her rivals in King James's favor, 'tis certain she must have had a vast number of quarrels on her hands. She was a woman of an intrepid spirit, and, it appears, pursued and rather fatigued his Majesty with her rights and her wrongs. Some say that the cause of her leaving Court was jealousy of Frank Esmond's wife: others, that she was forced to retreat after a great battle which took place at Whitehall, between her ladyship and Lady Dorchester, Tom Killigrew's daughter, whom the King delighted to honor, and in which that ill-favored Esther got the better of our elderly Vashti.	Джентльмены, близкие ко двору короля Карла и короля Иакова, рассказывали автору этих строк бесчисленные истории о чудаковатой старой леди, которые потомству не для чего знать. Говорили, что язык ее не знал удержу; правда, если она затевала ссоры со всеми своими соперницами по королевским милостям, ей, должно быть, пришлось немало повоевать на своем веку. Она отличалась неутомимостью духа и, если верить молве, преследовала и изрядно донимала короля своими жалобами и обидами. Одни утверждают, что она удалилась от двора единственно из ревности к жене Фрэнка Эсмонда; другие - что она принуждена была отступить после великой битвы, разыгравшейся в Уайтхолле между нею и дочерью Тома Киллигру, леди Дорчестер, которую королю угодно было подарить своим расположением, - битвы, в которой сия злонравная Есфирь одержала верх над нашей престарелой Астинь.
But her ladyship, for her part, always averred that it was her husband's quarrel, and not her own, which occasioned the banishment of the two into the country; and the cruel ingratitude of the Sovereign in giving away, out of the family, that place of Warden of the Butteries and Groom of the King's Posset, which the two last Lords Castlewood had held so honorably, and which was now conferred upon a fellow of yesterday, and a hanger-on of that odious Dorchester creature, my Lord Bergamot;* "I never," said my lady, could have come to see his Majesty's posset carried by any other hand than an Esmond. I should have dashed the salver out of Lord Bergamot's hand, had I met him." And those who knew her ladyship are aware that she was a person quite capable of performing this feat, had she not wisely kept out of the way.	Впрочем, сама миледи всегда утверждала, что причиною добровольной ссылки супругов в деревню послужила совсем другая ссора, в которой был замешан ее муж, а не она, а также черная неблагодарность государя, отнявшего у рода Эсмондов ту самую должность лорда Смотрителя Кладовых и Кравчего Утреннего Кубка, которую столь достойно отправляли два последних лорда Каслвуда и которая теперь перешла к безродному выскочке, прихвостню этой потаскухи Дорчестер, лорду Бергамоту. "Я бы не стерпела, - говорила миледи, - увидя, как не Эсмонд, а другой подает королю его утренний кубок. Я выбила бы поднос из рук лорда Бергамота, попадись он мне навстречу". И те, кто близко знал ее милость, не сомневались, что она вполне способна была поступить подобным образом, если б у нее не хватило благоразумия убраться подальше от соблазна.
* Lionel Tipton, created Baron Bergamot, ann. 1686, Gentleman Usher of the Back Stairs, and afterwards appointed Warden of the Butteries and Groom of the King's Posset (on the decease of George, second Viscount Castlewood), accompanied his Majesty to St. Germain's, where he died without issue. No Groom of the Posset was appointed by the Prince of Orange, nor hath there been such an officer in any succeeding reign.	Лайонель Типтон, с 1686 года барон Бергамот, камергер Черной Лестницы, впоследствии (после смерти Джорджа, второго виконта Каслвуда) назначенный Смотрителем Кладовых и Кравчим Утреннего Кубка, последовал за его величеством в Сен-Жермен, где и умер, не оставив потомства. При дворе принца Оранского должность Кравчего Утреннего Кубка была упразднена и во время последующих царствований более не восстанавливалась. (Прим. автора.)
Holding the purse-strings in her own control, to which, indeed, she liked to bring most persons who came near her, Lady Castlewood could command her husband's obedience, and so broke up her establishment at London; she had removed from Lincoln's-Inn-Fields to Chelsey, to a pretty new house she bought there; and brought her establishment, her maids, lap-dogs, and gentlewomen, her priest, and his lordship her husband, to Castlewood Hall, that she had never seen since she quitted it as a child with her father during the troubles of King Charles the First's reign. The walls were still open in the old house as they had been left by the shot of the Commonwealthmen. A part of the mansion was restored and furbished up with the plate, hangings, and furniture brought from the house in London. My lady meant to have a triumphal entry into Castlewood village, and expected the people to cheer as she drove over the Green in her great coach, my lord beside her, her gentlewomen, lap-dogs, and cockatoos on the opposite seat, six horses to her carriage, and servants armed and mounted following it and preceding it.	Ключ от денежной шкатулки всегда был в руках леди Каслвуд, которая, надо сказать, и ближних своих умела основательно забрать в руки; а потому не мудрено, если супруг находился у нее в полном повиновении; и как только ей заблагорассудилось, она покинула свою лондонскую резиденцию (за это время перенесенную ею из Линкольн-Инн-Филдс в Челси) и всем домом, захватив своих служанок, собачек, наперсниц, своего духовника и милорда, своего супруга, перебралась в Каслвуд-холл, куда ни разу не заглядывала после того, как еще ребенком, в смутную пору царствования короля Карла Первого, уехала оттуда вместе с отцом. В стенах замка еще зияли бреши, пробитые ядрами республиканских пушек. Одно крыло замка заново отделали и наполнили мебелью, коврами, утварью, вывезенными из лондонского дома. Миледи намеревалась прибыть в Каслвуд с большой торжественностью и ожидала, что поселяне будут приветствовать ее восторженными кликами, когда она поедет по деревне в парадной карете шестерней, с милордом рядом, с наперсницами, собачками и попугаями на переднем сиденье, с вооруженными верховыми по сторонам.
But 'twas in the height of the No-Popery cry; the folks in the village and the neighboring town were scared by the sight of her ladyship's painted face and eyelids, as she bobbed her head out of the coach window, meaning, no doubt, to be very gracious; and one old woman said, "Lady Isabel! lord-a-mercy, it's Lady Jezebel!" a name by which the enemies of the right honorable Viscountess were afterwards in the habit of designating her.	Но то было время, когда по всей стране гремел клич "долой папистов"; жители деревни и соседнего городка испугались накрашенных щек и подведенных глаз миледи, когда она высунула голову из окна кареты, желая, без сомнения, явить народу свою благосклонность, и какая-то старуха воскликнула: "Леди Изабель! Боже правый, да это леди Иезавель!", - и враги достопочтенной виконтессы впоследствии не преминули подхватить эту кличку.
The country was then in a great No-Popery fervor; her ladyship's known conversion, and her husband's, the priest in her train, and the service performed at the chapel of Castlewood (though the chapel had been built for that worship before any other was heard of in the country, and though the service was performed in the most quiet manner), got her no favor at first in the county or village. By far the greater part of the estate of Castlewood had been confiscated, and been parcelled out to Commonwealthmen.	Вся округа в ту пору охвачена была возмущением против папистов; переход миледи и ее супруга в лоно римской церкви, о котором всем было известно, присутствие патера в ее свите, католическое богослужение в каслвудской часовне (хотя часовня эта строилась во времена, когда никто в округе и не слыхивал об иных богослужениях и хотя самая служба совершалась весьма скромно и тихо) сразу же восстановили против нее население деревни и всего графства. Добрая половина каслвудских земель была в свое время конфискована и роздана людям Кромвеля.
One or two of these old Cromwellian soldiers were still alive in the village, and looked grimly at first upon my Lady Viscountess, when she came to dwell there.	Двое или трое из старых республиканских солдат и поныне жили в деревне и недружелюбно косились на миледи Каслвуд, когда она водворилась в доме.
She appeared at the Hexton Assembly, bringing her lord after her, scaring the country folks with the splendor of her diamonds, which she always wore in public. They said she wore them in private, too, and slept with them round her neck; though the writer can pledge his word that this was a calumny. "If she were to take them off," my Lady Sark said, "Tom Esmond, her husband, would run away with them and pawn them." 'Twas another calumny. My Lady Sark was also an exile from Court, and there had been war between the two ladies before.	Захватив с собой милорда, она явилась в хекстонском благородном собрании и ошеломила местных жителей великолепием своих бриллиантов, которые всегда носила, выезжая в свет. Ходили слухи, что она носит их и дома и что не расстается с ними, даже ложась в постель, хотя автор этих строк может присягнуть, что это клевета. "Если бы она хоть на миг сняла их, - говорила миледи Сарк, - Том Эсмонд, ее муж, тотчас же стащил бы их в заклад". Но это была клевета. Миледи Сарк тоже жила изгнанницей, вдали от двора, и между обеими леди не угасала застарелая вражда.
The village people began to be reconciled presently to their lady, who was generous and kind, though fantastic and haughty, in her ways; and whose praises Dr. Tusher, the Vicar, sounded loudly amongst his flock. As for my lord, he gave no great trouble, being considered scarce more than an appendage to my lady, who, as daughter of the old lords of Castlewood, and possessor of vast wealth, as the country folks said (though indeed nine-tenths of it existed but in rumor), was looked upon as the real queen of the Castle, and mistress of all it contained.	Постепенно население деревни примирилось с новою госпожой, которая, при всех своих причудах и надменности в обращении, была все же великодушна и щедра и которую доктор Тэшер, местный викарий, во всеуслышание превозносил перед своей паствой. Что до милорда, о нем никто особенно не беспокоился, ибо в нем видели всего лишь придаток миледи, которую как дочь исконных владельцев Каслвуда и обладательницу большого богатства (хотя, к слову сказать, девять десятых его существовало лишь в людских толках) считали истинной госпожой поместья и хозяйкою всего, что в нем находилось.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты