Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 68/Письмо 68
| English | Русский |
| LONDON, September 29, 1752. | Лондон, 29 сентября 1752 г. |
| MY DEAR FRIEND: There is nothing so necessary, but at the same time there is nothing more difficult (I know it by experience) for you young fellows, than to know how to behave yourselves prudently toward those whom you do not like. Your passions are warm, and your heads are light; you hate all those who oppose your views, either of ambition or love; and a rival, in either, is almost a synonymous term for an enemy. Whenever you meet such a man, you are awkwardly cold to him, at best; but often rude, and always desirous to give him some indirect slap. This is unreasonable; for one man has as good a right to pursue an employment, or a mistress, as another; but it is, into the bargain, extremely imprudent; because you commonly defeat your own purpose by it, and while you are contending with each other, a third often prevails. I grant you that the situation is irksome; a man cannot help thinking as he thinks, nor feeling what he feels; and it is a very tender and sore point to be thwarted and counterworked in one's pursuits at court, or with a mistress; but prudence and abilities must check the effects, though they cannot remove the cause. Both the pretenders make themselves disagreeable to their mistress, when they spoil the company by their pouting, or their sparring; whereas, if one of them has command enough over himself (whatever he may feel inwardly) to be cheerful, gay, and easily and unaffectedly civil to the other, as if there were no manner of competition between them, the lady will certainly like him the best, and his rival will be ten times more humbled and discouraged; for he will look upon such a behavior as a proof of the triumph and security of his rival, he will grow outrageous with the lady, and the warmth of his reproaches will probably bring on a quarrel between them. It is the same in business; where he who can command his temper and his countenance the best, will always have an infinite advantage over the other. This is what the French call un 'procede honnete et galant', to PIQUE yourself upon showing particular civilities to a man, to whom lesser minds would, in the same case, show dislike, or perhaps rudeness. I will give you an instance of this in my own case; and pray remember it, whenever you come to be, as I hope you will, in a like situation. | Милый друг, Для молодого человека, такого, как ты, самое важное, но вместе с тем и самое трудное (знаю это по собственному опыту) уметь вести себя благоразумно с теми, кто тебе неприятен. У вас горячие страсти и ветреные головы; вы ненавидите всех тех, кто не согласен с вашими взглядами, идет ли речь о честолюбии или о любви, а в том и другом соперник - это почти то же самое, что враг. Когда вы встречаетесь с таким человеком, вы в лучшем случае не можете скрыть свою холодность и бываете натянуты и неловки, а подчас даже резки, вам непременно хочется нанести ему какую-нибудь косвенную обиду. Все это неумно, ибо один человек имеет такое же право добиваться должности или женщины, как другой; в любви это крайне неосторожно: вы только портите этим себе все дело, и в то время как вы оспариваете друг у друга первенство, торжествует обычно третий. Согласен, что положение это весьма тягостно: человек не может думать и чувствовать иначе, чем привык, а ведь он всегда болезненно и мучительно переживает, когда кто-то становится ему поперек дороги и не дает добиться успеха при дворе или расположить к себе женщину. Между тем, надо быть достаточно благоразумным и ловким, чтобы сдержать неприязнь, если причину ее устранить нельзя. Оба претендента, когда они дуются друг на друга и препираются между собой, этим только огорчают свою даму, тогда как, если у одного из них хватает самообладания (чтобы он в это время ни чувствовал в душе), чтобы стать с другим приветливым, веселым и вежливым без всякой натянутости и аффектации, как будто между ними нет и не было никакого соперничества - не приходится сомневаться, что он больше понравится даме, а другой будет чувствовать себя вдесятеро униженным и посрамленным: он решит, что соперник его спокоен, потому что твердо уверен в своей победе. И вот он начнет вести себя с дамой вызывающе, осыпать ее упреками, и между ними мoжeт даже возникнуть ссора. То же самое и в делах: тот, кто может лучше всего распоряжаться чувствами своими и лицом, будет всегда иметь безмерные преимущества над другим. Это то, что французы называют un precede honnete et galant(304) - быть подчеркнуто вежливым с человеком, с которым люди мелкие в подобном же случае обошлись бы неприязненно или, может быть, даже грубо. Приведу тебе один пример из моей собственной жизни, и, пожалуйста, вспомни о нем, если сам попадешь когда-нибудь в подобное положение, а я надеюсь, что когда-нибудь так оно и будет. |
| When I went to The Hague, in 1744, it was to engage the Dutch to come roundly into the war, and to stipulate their quotas of troops, etc.; your acquaintance, the Abbe de la Ville, was there on the part of France, to endeavor to hinder them from coming into the war at all. I was informed, and very sorry to hear it, that he had abilities, temper, and industry. We could not visit, our two masters being at war; but the first time I met him at a third place, I got somebody to present me to him; and I told him, that though we were to be national enemies, I flattered myself we might be, however, personal friends, with a good deal more of the same kind; which he returned in full as polite a manner. Two days afterward, I went, early in the morning, to solicit the Deputies of Amsterdam, where I found l'Abbe de la Ville, who had been beforehand with me; upon which I addressed myself to the Deputies, and said, smilingly, I am very sorry, Gentlemen, to find my enemy with you; my knowledge of his capacity is already sufficient to make me fear him; we are not upon equal terms; but I trust to your own interest against his talents. If I have not this day had the first word, I shall at least have the last. They smiled: the Abbe was pleased with the compliment, and the manner of it, stayed about a quarter of an hour, and then left me to my Deputies, with whom I continued upon the same tone, though in a very serious manner, and told them that I was only come to state their own true interests to them, plainly and simply, without any of those arts, which it was very necessary for my friend to make use of to deceive them. I carried my point, and continued my 'procede' with the Abbe; and by this easy and polite commerce with him, at third places, I often found means to fish out from him whereabouts he was. | Когда я в 1744 году приехал в Гаагу, моей задачей было незамедлительно вовлечь Нидерланды в войну и обусловить количество войск, которое они должны поставить, и т. п. Известный тебе аббат де ла Виль, представлявший там интересы Франции, должен был не допустить, чтобы Нидерланды вступили в войну. Мне сообщили об этом, и я, к огорчению своему, узнал, что это человек способный, деятельный и умеющий настоять на своем. Мы не могли увидеться ни у него, ни у меня, потому что государи наши воевали друг с другом, но как только нам довелось встретиться в третьем месте, я попросил, чтобы меня представили ему, и сказал, что, хотя нам, как представителям враждующих государств, и надлежит быть врагами, я льщу себя надеждой, что мы, тем не менее, можем стать друзьями и еще кое-что в том же роде, на что он ответил мне в столь же учтивой манере. Два дня спустя я отправился рано утром ходатайствовать перед амстердамскими депутатами и нашел там аббата де ла Виля, который меня опередил. Тогда я обратился к депутатам и, улыбаясь, сказал: "Je suis bien fache, messieurs, de trouver mon ennemi avec vous; je le connais deja assez pour le craindre: la partie n'est pas egale, mais je me fie a vos propres interets contre les talents de mon ennemi; et au moins si je n'ai pas eu le premier mot, j'aurai le dernier aujourd'hui"(305). Все улыбнулись, аббату понравился мой комплимент и тон, каким были сказаны эти слова; он побыл еще около четверти часа, а потом ушел, оставив меня с депутатами, с которыми я продолжил свой разговор в таком же тоне, но на этот раз уже совершенно серьезно, и сказал им, что явился только для того, чтобы разъяснить им просто и четко их собственные интересы, не прибегая ко всем тем приемам, которые понадобились моему ДРУГУ, чтобы их обмануть. Я добился своего, а потом продолжал применять свой precede(306) против аббата и пользовался тем, что мог легко и непринужденно общаться с ним, встречаясь где-нибудь на стороне, чтобы при случае узнавать о его намерениях. |
| Remember, there are but two 'procedes' in the world for a gentleman and a man of parts; either extreme politeness or knocking down. If a man notoriously and designedly insults and affronts you, knock him down; but if he only injures you, your best revenge is to be extremely civil to him in your outward behavior, though at the same time you counterwork him, and return him the compliment, perhaps with interest. This is not perfidy nor dissimulation; it would be so if you were, at the same time, to make professions of esteem and friendship to this man; which I by no means recommend, but on the contrary abhor. But all acts of civility are, by common consent, understood to be no more than a conformity to custom, for the quiet and conveniency of society, the 'agremens' of which are not to be disturbed by private dislikes and jealousies. | Помни, что для джентльмена и человека талантливого есть только два precedes: либо быть со своим врагом подчеркнуто вежливым, либо сбивать его с ног. Если человек нарочито и преднамеренно оскорбляет и грубо тебя унижает, ударь его, но если он только задевает тебя, лучший способ отомстить - это быть изысканно вежливым с ним внешне и в то же время противодействовать ему и возвращать его колкости, может быть даже с процентами. Во всем этом нет ни предательства, ни лицемерия; они имели бы место, если бы ты одновременно заверял этого человека, что глубоко уважаешь его и питаешь к нему дружеские чувства. Такое не только недопустимо, но в высшей степени отвратительно. Все проявления вежливости почитаются людьми только некоей данью существующему обычаю ради спокойствия и удобства, чье agrement(307) не должно нарушаться никакой личной ревностью и неприязнью. |
| Only women and little minds pout and spar for the entertainment of the company, that always laughs at, and never pities them. For my own part, though I would by no means give up any point to a competitor, yet I would pique myself upon showing him rather more civility than to another man. In the first place, this 'procede' infallibly makes all 'les rieurs' of your side, which is a considerable party; and in the next place, it certainly pleases the object of the competition, be it either man or woman; who never fail to say, upon such an occasion, that THEY MUST OWN YOU HAVE BEHAVED YOURSELF VERY, HANDSOMELY IN THE WHOLE AFFAIR. The world judges from the appearances of things, and not from the reality, which few are able, and still fewer are inclined to fathom: and a man, who will take care always to be in the right in those things, may afford to be sometimes a little in the wrong in more essential ones: there is a willingness, a desire to excuse him. With nine people in ten, good- breeding passes for good-nature, and they take attentions for good offices. At courts there will be always coldnesses, dislikes, jealousies, and hatred, the harvest being but small in proportion to the number of laborers; but then, as they arise often, they die soon, unless they are perpetuated by the manner in which they have been carried on, more than by the matter which occasioned them. The turns and vicissitudes of courts frequently make friends of enemies, and enemies of friends; you must labor, therefore, to acquire that great and uncommon talent of hating with good-breeding and loving with prudence; to make no quarrel irreconcilable by silly and unnecessary indications of anger; and no friendship dangerous, in case it breaks, by a wanton, indiscreet, and unreserved confidence. | Дуться друг на друга и вечно из-за чего-нибудь препираться способны разве что женщины и люди мелкие - этим они только забавляют общество, которое смеется над ними и никогда не испытывает к ним жалости. Что касается меня, то, хоть я и ни за что бы ни в чем не уступил моему сопернику, я бы всячески постарался быть с ним еще учтивее, чем со всеми остальными людьми. Во-первых, при таком precede все rieurs(308) оказываются на твоей стороне, а это очень важно; во-вторых, это, конечно, нравится тому или той, кто служит причиной раздора. Лицо это непременно скажет в этом случае: надо признать, что ты вел себя во всей этой истории очень достойно. Светское общество судит обо всем по поверхностному впечатлению, а не по сущности вещей; мало тех, кто способен проникнуть вглубь, и еще меньше тех, кому хочется это делать. Если же человек, который всегда старается быть на высоте в отношении мелочей, позволяет себе порою какую-нибудь ошибку в вещах более важных, у окружающих возникает склонность, больше того, желание его оправдать. В девяти случаях из десяти хорошее воспитание воспринимается людьми как душевные качества, и знаки внимания почитаются добрыми делами. Холодное отношение, неприязнь, соперничество и взаимная ненависть всегда будут находить себе прибежище при дворах, ибо никакого урожая на всех работников все равно не хватит; но при том, что все эти чувства вспыхивают там часто, они часто и гаснут, если только сама манера, в которой они выражены, не поддерживает их еще больше, чем вызвавшие их обстоятельства. Превратности и перипетии дворцовой жизни часто делают врагов друзьями, а друзей превращают во врагов. Поэтому ты должен всемерно стараться приобрести этот великий и доступный только немногим талант: уметь благовоспитанно ненавидеть и осмотрительно любить; не допускать, чтобы ссора становилась непримиримой из-за глупых и ненужных вспышек гнева и чтобы порвавшаяся дружеская связь могла стать опасной из-за нескромной и безудержной откровенности, в которую тебя вовлекла эта дружба. |
| Few, (especially young) people know how to love, or how to hate; their love is an unbounded weakness, fatal to the person they love; their hate is a hot, rash, and imprudent violence, always fatal to themselves. | Мало кто из людей (и это особенно относится к людям молодым) умеет любить и ненавидеть. Любовь их - это необузданная слабость, губительная для предмета их любви, ненависть - горячая, стремительная, слепая сила, всегда губительная для них самих. |
| Nineteen fathers in twenty, and every mother, who had loved you half as well as I do, would have ruined you; whereas I always made you feel the weight of my authority, that you might one day know the force of my love. Now, I both hope and believe, my advice will have the same weight with you from choice that my authority had from necessity. My advice is just eight-and-twenty years older than your own, and consequently, I believe you think, rather better. As for your tender and pleasurable passions, manage them yourself; but let me have the direction of all the others. Your ambition, your figure, and your fortune, will, for some time at least, be rather safer in my keeping than in your own. Adieu. | Девятнадцать отцов из двадцати и всякая мать, люби она тебя даже наполовину меньше моего, неминуемо бы тебя погубили. Что до меня, то я все время старался дать тебе почувствовать мою власть над тобой, чтобы ты рано или поздно ощутил силу моей любви. Теперь я надеюсь и верю, что выбор твой в следовании моим советам будет значить столько же, сколько необходимость меня во всем слушаться. То, что я тебе советую, на тридцать восемь лет старше того, к чему ты приходишь своим умом, и поэтому ты, надеюсь, согласишься со мною, что оно более зрело. Что до нежных, приносящих нам радость чувств, то умей распорядиться ими сам, в отношении же всех остальных положись на меня. Честолюбию твоему, положению и карьере, во всяком случае, до поры надежнее находиться в моем ведении, нежели в твоем собственном. Прощай. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
