Краткая коллекция англтекстов

Честерфильд. Письма к сыну

Letter 47/Письмо 47

English Русский

LONDON, February 22, O. S. 1750 Лондон, 22 февраля ст. ст. 1750 г.

MY DEAR FRIEND: If the Italian of your letter to Lady Chesterfield was all your own, I am very well satisfied with the progress which you have made in that language in so short a time; according to that gradation, you will, in a very little time more, be master of it. Except at the French Ambassador's, I believe you hear only Italian spoke; for the Italians speak very little French, and that little generally very ill. The French are even with them, and generally speak Italian as ill; for I never knew a Frenchman in my life who could pronounce the Italian ce, ci, or ge, gi. Your desire of pleasing the Roman ladies will of course give you not only the desire, but the means of speaking to them elegantly in their own language. The Princess Borghese, I am told, speaks French both ill and unwillingly; and therefore you should make a merit to her of your application to her language. She is, by a kind of prescription (longer than she would probably wish), at the head of the 'beau monde' at Rome; and can, consequently, establish or destroy a young fellow's fashionable character. If she declares him 'amabile e leggiadro', others will think him so, or at least those who do not will not dare to say so. There are in every great town some such women, whose rank, beauty, and fortune have conspired to place them at the head of the fashion. They have generally been gallant, but within certain decent bounds. Their gallantries have taught, both them and their admirers, good-breeding; without which they could keep up no dignity, but would be vilified by those very gallantries which put them in vogue. It is with these women, as with ministers and favorites at court; they decide upon fashion and characters, as these do of fortunes and preferments. Pay particular court, therefore, wherever you are, to these female sovereigns of the 'beau monde'; their recommendation is a passport through all the realms of politeness. But then, remember that they require minute officious attentions. You should, if possible, guess at and anticipate all their little fancies and inclinations; make yourself familiarly and domestically useful to them, by offering yourself for all their little commissions, and assisting in doing the honors of their houses, and entering with seeming unction into all their little grievances, bustles, and views; for they are always busy. If you are once 'ben ficcato' at the Palazzo Borghese, you twill soon be in fashion at Rome; and being in fashion will soon fashion you; for that is what you must now think of very seriously. Милый друг, Если это ты сам писал по-итальянски письмо, адресованное леди Честерфилд, то я очень радуюсь успехам, которые ты за такое короткое время сделал в этом языке; это означает, что ты очень скоро овладеешь им в совершенстве. Должно быть, если не считать французского посольства, тебе везде приходится слышать только итальянскую речь, итальянцы ведь очень редко говорят по-французски и, как правило, из рук вон плохо. Французы платят им тою же монетой и сами говорят по-итальянски не лучше; за всю жизнь я не встречал ни одного француза, который бы мог правильно произнести итальянское се ci или ge gi. Твое желание понравиться римским дамам не только побуждает тебя, но и дает возможность красиво говорить с ними на их собственном языке. Мне рассказывали, что принцесса Боргезе говорит по-французски плохо и неохотно, и поэтому твои старания овладеть ее родным языком будут знаком уважения к ней. По своего рода праву давности (более давнему, чем, может быть, хотелось бы ей самой) она стоит во главе римского beau monde(126) и, следовательно, может создать или разрушить репутацию молодого человека в свете. Если она скажет о нем, что он amabile e leggiadro(127), другие будут думать, что он и на самом деле такой, а те, кто с этим не согласятся, во всяком случае не осмелятся высказать свое мнение вслух. В каждом большом городе есть несколько таких дам - их положение, состояние и красота соединили свои усилия, чтобы обеспечить за ними главенство в свете. Им обычно случалось заводить любовные интриги, но при этом они никогда не переступали границ пристойного. Интриги эти учат как их самих, так и их поклонников хорошим манерам; если бы у них не было хороших манер, они никак не смогли бы соблюсти свое достоинство и те же самые любовные связи, которые создают вокруг них некий ореол, неминуемо их бы унизили. Именно эти женщины решают вопрос о репутации человека и его месте в свете, точно так же, как министры и фавориты двора решают вопрос о его положении и повышении в чине. Поэтому, где бы ты ни находился, будь особенно любезен с теми, кому подвластен весь beau monde; их рекомендация - это паспорт, с которым ты можешь проникнуть во все сферы высшего света. Только помни, они требуют к себе неотступного и пристального внимания. Насколько это возможно, ты должен угадать и предвосхитить все их маленькие прихоти и причуды; суметь сделаться им полезным в их повседневной домашней жизни, быть готовым исполнять их мелкие поручения, выказывать знаки уважения их семьям и с видимым участием разделять все их мелкие огорчения, заботы и взгляды; они ведь всегда чем-то бывают заняты. Стоит тебе только раз быть ben ficcato(128) в палаццо Боргезе - и тебя скоро будут знать в высших кругах Рима; вращаясь в этих кругах, ты живо отшлифуешь себя, а это как раз то, о чем тебе следует сейчас очень серьезно подумать.

I am sorry that there is no good dancing-master at Rome, to form your exterior air and carriage; which, I doubt, are not yet the genteelest in the world. But you may, and I hope you will, in the meantime, observe the air and carriage of those who are reckoned to have the best, and form your own upon them. Ease, gracefulness, and dignity, compose the air and address of a man of fashion; which is as unlike the affected attitudes and motions of a 'petit maitre', as it is to the awkward, negligent, clumsy, and slouching manner of a booby. Жаль, что в Риме нет хорошего учителя танцев, с которым ты бы мог заняться и выправить свою осанку и манеры; боюсь, что в этом смысле тебе еще надо много над собой поработать. Но тем временем ты можешь наблюдать - и я надеюсь, что ты это сделаешь - людей, которые обращают на себя внимание наружностью своей и осанкой, и брать с них пример. Непринужденность, приветливость и достоинство - вот, что определяет внешность и манеры светского человека, и все это столь же непохоже на жеманные позы и движения какого-нибудь petit maitre(129), как и повадки неуклюжего, мешковатого и неповоротливого олуха.

I am extremely pleased with the account Mr. Harte has given me of the allotment of your time at Rome. Those five hours every morning, which you employ in serious studies with Mr. Harte, are laid out with great interest, and will make you rich all the rest of your life. I do not look upon the subsequent morning hours, which you pass with your Ciceroni, to be ill-disposed of; there is a kind of connection between them; and your evening diversions in good company are, in their way, as useful and necessary. This is the way for you to have both weight and lustre in the world; and this is the object which I always had in view in your education. Я очень обрадован всем, что мне пишет м-р Харт о том, как ты проводишь время в Риме. Те пять часов, которые ты каждое утро посвящаешь серьезным занятиям с м-ром Хартом, положены в рост под большие проценты и принесут тебе такое богатство, которого хватит на всю твою жизнь. Следующими за этим часами, которые ты проводишь со своим cicerone, ты, по-моему, тоже распорядился неплохо: одно в какой-то степени связано с другим, вечерние же твои развлечения в хорошем обществе и полезны, и необходимы. Распределив так свое время, ты приобретешь в свете и вес, и блеск, а воспитывая тебя, я к этому и стремлюсь.

Adieu, my friend! go on and prosper. Прощай, друг мой! Желаю тебе успеха.

Mr. Grevenkop has just received Mr. Harte's letter of the 19th N. S. М-р Гревенкоп только что получил письмо м-ра Харта от 19 н. ст.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты

English	Русский
LONDON, February 22, O. S. 1750	Лондон, 22 февраля ст. ст. 1750 г.
MY DEAR FRIEND: If the Italian of your letter to Lady Chesterfield was all your own, I am very well satisfied with the progress which you have made in that language in so short a time; according to that gradation, you will, in a very little time more, be master of it. Except at the French Ambassador's, I believe you hear only Italian spoke; for the Italians speak very little French, and that little generally very ill. The French are even with them, and generally speak Italian as ill; for I never knew a Frenchman in my life who could pronounce the Italian ce, ci, or ge, gi. Your desire of pleasing the Roman ladies will of course give you not only the desire, but the means of speaking to them elegantly in their own language. The Princess Borghese, I am told, speaks French both ill and unwillingly; and therefore you should make a merit to her of your application to her language. She is, by a kind of prescription (longer than she would probably wish), at the head of the 'beau monde' at Rome; and can, consequently, establish or destroy a young fellow's fashionable character. If she declares him 'amabile e leggiadro', others will think him so, or at least those who do not will not dare to say so. There are in every great town some such women, whose rank, beauty, and fortune have conspired to place them at the head of the fashion. They have generally been gallant, but within certain decent bounds. Their gallantries have taught, both them and their admirers, good-breeding; without which they could keep up no dignity, but would be vilified by those very gallantries which put them in vogue. It is with these women, as with ministers and favorites at court; they decide upon fashion and characters, as these do of fortunes and preferments. Pay particular court, therefore, wherever you are, to these female sovereigns of the 'beau monde'; their recommendation is a passport through all the realms of politeness. But then, remember that they require minute officious attentions. You should, if possible, guess at and anticipate all their little fancies and inclinations; make yourself familiarly and domestically useful to them, by offering yourself for all their little commissions, and assisting in doing the honors of their houses, and entering with seeming unction into all their little grievances, bustles, and views; for they are always busy. If you are once 'ben ficcato' at the Palazzo Borghese, you twill soon be in fashion at Rome; and being in fashion will soon fashion you; for that is what you must now think of very seriously.	Милый друг, Если это ты сам писал по-итальянски письмо, адресованное леди Честерфилд, то я очень радуюсь успехам, которые ты за такое короткое время сделал в этом языке; это означает, что ты очень скоро овладеешь им в совершенстве. Должно быть, если не считать французского посольства, тебе везде приходится слышать только итальянскую речь, итальянцы ведь очень редко говорят по-французски и, как правило, из рук вон плохо. Французы платят им тою же монетой и сами говорят по-итальянски не лучше; за всю жизнь я не встречал ни одного француза, который бы мог правильно произнести итальянское се ci или ge gi. Твое желание понравиться римским дамам не только побуждает тебя, но и дает возможность красиво говорить с ними на их собственном языке. Мне рассказывали, что принцесса Боргезе говорит по-французски плохо и неохотно, и поэтому твои старания овладеть ее родным языком будут знаком уважения к ней. По своего рода праву давности (более давнему, чем, может быть, хотелось бы ей самой) она стоит во главе римского beau monde(126) и, следовательно, может создать или разрушить репутацию молодого человека в свете. Если она скажет о нем, что он amabile e leggiadro(127), другие будут думать, что он и на самом деле такой, а те, кто с этим не согласятся, во всяком случае не осмелятся высказать свое мнение вслух. В каждом большом городе есть несколько таких дам - их положение, состояние и красота соединили свои усилия, чтобы обеспечить за ними главенство в свете. Им обычно случалось заводить любовные интриги, но при этом они никогда не переступали границ пристойного. Интриги эти учат как их самих, так и их поклонников хорошим манерам; если бы у них не было хороших манер, они никак не смогли бы соблюсти свое достоинство и те же самые любовные связи, которые создают вокруг них некий ореол, неминуемо их бы унизили. Именно эти женщины решают вопрос о репутации человека и его месте в свете, точно так же, как министры и фавориты двора решают вопрос о его положении и повышении в чине. Поэтому, где бы ты ни находился, будь особенно любезен с теми, кому подвластен весь beau monde; их рекомендация - это паспорт, с которым ты можешь проникнуть во все сферы высшего света. Только помни, они требуют к себе неотступного и пристального внимания. Насколько это возможно, ты должен угадать и предвосхитить все их маленькие прихоти и причуды; суметь сделаться им полезным в их повседневной домашней жизни, быть готовым исполнять их мелкие поручения, выказывать знаки уважения их семьям и с видимым участием разделять все их мелкие огорчения, заботы и взгляды; они ведь всегда чем-то бывают заняты. Стоит тебе только раз быть ben ficcato(128) в палаццо Боргезе - и тебя скоро будут знать в высших кругах Рима; вращаясь в этих кругах, ты живо отшлифуешь себя, а это как раз то, о чем тебе следует сейчас очень серьезно подумать.
I am sorry that there is no good dancing-master at Rome, to form your exterior air and carriage; which, I doubt, are not yet the genteelest in the world. But you may, and I hope you will, in the meantime, observe the air and carriage of those who are reckoned to have the best, and form your own upon them. Ease, gracefulness, and dignity, compose the air and address of a man of fashion; which is as unlike the affected attitudes and motions of a 'petit maitre', as it is to the awkward, negligent, clumsy, and slouching manner of a booby.	Жаль, что в Риме нет хорошего учителя танцев, с которым ты бы мог заняться и выправить свою осанку и манеры; боюсь, что в этом смысле тебе еще надо много над собой поработать. Но тем временем ты можешь наблюдать - и я надеюсь, что ты это сделаешь - людей, которые обращают на себя внимание наружностью своей и осанкой, и брать с них пример. Непринужденность, приветливость и достоинство - вот, что определяет внешность и манеры светского человека, и все это столь же непохоже на жеманные позы и движения какого-нибудь petit maitre(129), как и повадки неуклюжего, мешковатого и неповоротливого олуха.
I am extremely pleased with the account Mr. Harte has given me of the allotment of your time at Rome. Those five hours every morning, which you employ in serious studies with Mr. Harte, are laid out with great interest, and will make you rich all the rest of your life. I do not look upon the subsequent morning hours, which you pass with your Ciceroni, to be ill-disposed of; there is a kind of connection between them; and your evening diversions in good company are, in their way, as useful and necessary. This is the way for you to have both weight and lustre in the world; and this is the object which I always had in view in your education.	Я очень обрадован всем, что мне пишет м-р Харт о том, как ты проводишь время в Риме. Те пять часов, которые ты каждое утро посвящаешь серьезным занятиям с м-ром Хартом, положены в рост под большие проценты и принесут тебе такое богатство, которого хватит на всю твою жизнь. Следующими за этим часами, которые ты проводишь со своим cicerone, ты, по-моему, тоже распорядился неплохо: одно в какой-то степени связано с другим, вечерние же твои развлечения в хорошем обществе и полезны, и необходимы. Распределив так свое время, ты приобретешь в свете и вес, и блеск, а воспитывая тебя, я к этому и стремлюсь.
Adieu, my friend! go on and prosper.	Прощай, друг мой! Желаю тебе успеха.
Mr. Grevenkop has just received Mr. Harte's letter of the 19th N. S.	М-р Гревенкоп только что получил письмо м-ра Харта от 19 н. ст.