English | Русский |
LONDON, March 27, O. S. 1747. | Лондон, 27 марта ст. ст. 1747 г. |
DEAR BOY: Pleasure is the rock which most young people split upon: they launch out with crowded sails in quest of it, but without a compass to direct their course, or reason sufficient to steer the vessel; for want of which, pain and shame, instead of pleasure, are the returns of their voyage. Do not think that I mean to snarl at pleasure, like a Stoic, or to preach against it, like a parson; no, I mean to point it out, and recommend it to you, like an Epicurean: I wish you a great deal; and my only view is to hinder you from mistaking it. | Милый мой мальчик, Наслаждение - это тот риф, об который разбивается большинство молодых людей. Стремясь найти его, они пускаются в море на всех парусах, но у них нет компаса, чтобы направить свой путь, у них недостаточно разума, чтобы вести корабль по какому-нибудь верному курсу. Поэтому путешествие их, вместо того, чтобы доставить им наслаждение, кончается для них мукою и позором. Не думай, что я собираюсь осуждать наслаждение, подобно ворчливому стоику, или, подобно какому-нибудь пастору, призывать от него отречься. Нет, я, напротив, хочу обратить на него твое внимание и рекомендовать его тебе, как истый эпикуреец. Я хочу, чтобы ты испил его сполна, и моя единственная цель - сделать так, чтобы ты в нем не обманулся. |
The character which most young men first aim at, is that of a man of pleasure; but they generally take it upon trust; and instead of consulting their own taste and inclinations, they blindly adopt whatever those with whom they chiefly converse, are pleased to call by the name of pleasure; and a man of pleasure in the vulgar acceptation of that phrase, means only, a beastly drunkard, an abandoned whoremaster, and a profligate swearer and curser. As it may be of use to you. I am not unwilling, though at the same time ashamed to own, that the vices of my youth proceeded much more from my silly resolution of being, what I heard called a man of pleasure, than from my own inclinations. I always naturally hated drinking; and yet I have often drunk; with disgust at the time, attended by great sickness the next day, only because I then considered drinking as a necessary qualification for a fine gentleman, and a man of pleasure. | Едва ли не каждый молодой человек превыше всего стремится стать жизнелюбцем; но, чаще всего, юноши принимают это понятие на веру и, вместо того, чтобы сообразоваться со своими собственными вкусами и склонностями, слепо готовы почитать наслаждением то, что этим именем называют люди, с которыми они больше всего общаются. А в обычном смысле слова жизнелюбец - всего-навсего кутила, непробудный пьяница, заправский распутник и отчаянный сквернослов. Коль скоро это может оказаться полезным для тебя, я охотно признаюсь, как бы мне это ни было стыдно, что пороки моей юности проистекали не столько от моих естественных дурных склонностей, сколько от глупого желания быть в представлении окружающих жизнелюбцем. Всю свою жизнь я ненавидел вино, и, однако, мне часто случалось выпивать; порою с отвращением, с неизбежно следовавшим за этим на другой день недомоганием, и все только потому, что я считал, что уменье пить - это необходимое качество для настоящего джентльмена и эпикурейца. |
The same as to gaming. I did not want money, and consequently had no occasion to play for it; but I thought play another necessary ingredient in the composition of a man of pleasure, and accordingly I plunged into it without desire, at first; sacrificed a thousand real pleasures to it; and made myself solidly uneasy by it, for thirty the best years of my life. | То же можно сказать и о карточной игре. Я не нуждался в деньгах, и, разумеется, мне никогда не случалось садиться за игру ради того, чтобы приобрести их. Но я считал, что игра - это второе необходимое качество жизнелюбца, и поэтому, начав с того, что стал предаваться ей без всякого желания, отказывался ради нее потом от множества настоящих удовольствий и загубил тридцать лучших лет своей жизни. |
I was even absurd enough, for a little while, to swear, by way of adorning and completing the shining character which I affected; but this folly I soon laid aside, upon finding berth the guilt and the indecency of it. | Я дошел даже одно время до такой нелепости, что научился сквернословить, дабы украсить и дополнить блистательную роль, которую мне хотелось играть, однако я вскоре же оставил это безрассудство, поняв, насколько всякое сквернословие порочно и непристойно. |
Thus seduced by fashion, and blindly adopting nominal pleasures, I lost real ones; and my fortune impaired, and my constitution shattered, are, I must confess, the just punishment of my errors. | Так вот, соблазненный модой и слепо предаваясь наслаждениям мнимым, я терял подлинные; я расстроил свое состояние и расшатал здоровье - и этим, должен признаться, я понес заслуженное наказание за свои проступки. |
Take warning then by them: choose your pleasures for yourself, and do not let them be imposed upon you. Follow nature and not fashion: weigh the present enjoyment of your pleasures against the necessary consequences of them, and then let your own common sense determine your choice. | Пусть же все это послужит тебе предостережением - умей выбирать наслаждения сам и никому не позволяй их себе навязывать. Следуй природным своим побуждениям, а отнюдь не моде: положи на одну чашу весов всю ту радость, которую несут тебе наслаждения сегодняшнего часа, а на другую - то, что неизбежно за ними следует, и, руководствуясь здравым смыслом, сделай свой выбор. |
Were I to begin the world again, with the experience which I now have of it, I would lead a life of real, not of imaginary pleasures. I would enjoy the pleasures of the table, and of wine; but stop short of the pains inseparably annexed to an excess of either. | Доведись мне начать жизнь сначала и обладай я тем опытом, который у меня сейчас есть, я бы наполнил эту жизнь подлинными, а не воображаемыми наслаждениями. Я бы сполна насладился яствами и вином, но уберег бы себя от страданий, связанных с избытком того и другого. |
I would not, at twenty years, be a preaching missionary of abstemiousness and sobriety; and I should let other people do as they would, without formally and sententiously rebuking them for it; but I would be most firmly resolved not to destroy my own faculties and constitution; in complaisance to those who have no regard to their own. I would play to give me pleasure, but not to give me pain; that is, I would play for trifles, in mixed companies, to amuse myself, and conform to custom; but I would take care not to venture for sums; which, if I won, I should not be the better for; but, if I lost, should be under a difficulty to pay: and when paid, would oblige me to retrench in several other articles. Not to mention the quarrels which deep play commonly occasions. | В двадцать лет я не сделался бы проповедником воздержания и трезвости; и я бы предоставил другим людям поступать, как они хотят, не упрекая их за это и не читая им морали, но я бы твердо решил не вредить собственным способностям и не губить здоровья в угоду тем, кто не хочет беречь свои. Я бы стал играть, чтобы получить удовольствие, но не для того, чтобы испытывать страдания: иными словами, я бы стал играть по маленькой, в смешанном обществе, чтобы развлечься и отдать дань существующему обычаю. Но я бы остерегся играть на такие суммы, которые в случае выигрыша все равно не принесли бы мне ничего хорошего, а в случае проигрыша поставили бы меня перед необходимостью платить долги, а после этого, в чем-то себе отказывать. Не говорю уже о тех ссорах, которые обычно следуют за всякой крупной игрой. |
I would pass some of my time in reading, and the rest in the company of people of sense and learning, and chiefly those above me; and I would frequent the mixed companies of men and women of fashion, which, though often frivolous, yet they unbend and refresh the mind, not uselessly, because they certainly polish and soften the manners. | Я стал бы посвящать часть моего времени чтению, а оставшиеся часы проводить в обществе людей умных и образованных, и стараться больше находиться среди тех, кто выше меня. Я бы не пренебрегал и смешанным светским обществом, состоящим из мужчин и женщин. Пусть оно часто грешит легкомыслием, такое общество всегда освежает человека и дает ему отдых, что небесполезно, ибо при этом манеры наши смягчаются и приобретают известный блеск. |
These would be my pleasures and amusements, if I were to live the last thirty years over again; they are rational ones; and, moreover, I will tell you, they are really the fashionable ones; for the others are not, in truth, the pleasures of what I call people of fashion, but of those who only call themselves so. Does good company care to have a man reeling drunk among them? Or to see another tearing his hair, and blaspheming, for having lost, at play, more than he is able to pay? Or a whoremaster with half a nose, and crippled by coarse and infamous debauchery? No; those who practice, and much more those who brag of them, make no part of good company; and are most unwillingly, if ever, admitted into it. A real man of fashion and pleasures observes decency: at least neither borrows nor affects vices: and if he unfortunately has any, he gratifies them with choice, delicacy, and secrecy. | Таковы были бы мои удовольствия и развлечения, если бы мне довелось прожить еще раз последние тридцать лет моей жизни; удовольствия эти разумны, и, кроме того, должен тебе сказать, что они-то и есть истинно светские, ибо все прочее отнюдь не свойственно тем, кого я называю светскими людьми, а только тем, кто сами себя так называют. Неужели же хорошему обществу может быть приятно присутствие человека, напившегося до положения риз, или человека, который рвет на себе волосы и богохульствует, потому что проигрался в карты и ему нечем платить свой долг? Или же, наконец, распутника, который лишился половины носа и стал калекой, оттого что предавался низкому и постыдному разврату? Нет, тот, кто всем этим занимается, а, тем более, тот, кто способен еще этим хвастать, не вправе причислять себя к хорошему обществу, а если его и допускают туда порой, то всегда - с большой неохотой. По-настоящему светский человек и подлинный жизнелюбец соблюдает приличия и, уж во всяком случае, не перенимает чужих пороков и не старается пустить людям пыль в глаза; если же, на его несчастье, он сам одержим каким-то пороком, то он старается удовлетворить его с отменной осторожностью и втайне. |
I have not mentioned the pleasures of the mind (which are the solid and permanent ones); because they do not come under the head of what people commonly call pleasures; which they seem to confine to the senses. The pleasure of virtue, of charity, and of learning is true and lasting pleasure; with which I hope you will be well and long acquainted. Adieu! | Я не упомянул о наслаждениях ума (которые весьма основательны и прочны), ибо они не подходят под категорию того, что принято называть наслаждением; люди, должно быть, считают, что само слово "наслаждение" относится всецело к области чувств. Наслаждение добродетелью, милосердием и знаниями - это подлинное и непреходящее наслаждение, и я надеюсь, что ты познаешь его всерьез и надолго. Прощай. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая