(рисунок из старинной рукописи)
|
|
|
Петрарака и Лаура
(рисунок из старинной рукописи) |
"Сонеты" представляют собой настоящий любовный роман, в котором возлюбленный только и делает, что вздыхает о своей возлюбленной, ловит случая увидеть ее, но даже приблизиться к ней не смеет. Этот роман так и остался незаконченным -- Лаура умерла, но герой продолжает думать о ней, Лаура служит провожатым поэта по небесным сферам, в общением с этим духом он находит успокоение, но не окончательное, потому что осталось несколько чистых вклеенных листов для новых воздыханий. И хотя порядок сонетов часто менялся, как самим автором, так и последующими издателями, основная канва оставалась неизменной: сонеты являются как бы дневником любовных переживаний.
Петрарка представил современникам совершенно новый тип любви: любовь-поклонение, любовь, совершенно лишенную плотского начала. В каком-то смысле он развивал традиции трубадуров и рыцарского романа, где служение благородной даме также было главным делом рыцаря. Но там сама и сама дама была не столько конкретным лицом, сколько условным поэтическим символом, сколько и любовь к ней неким набором стандартных ситуаций, разрабатываемых более или менее талантливо.
Не то у Петрарки. Конечно, сама Лаура также остается весьма загадочной фигурой. Если попробовать из всех сонетов вычленить ее какой-то более или менее внятный портрет или подробности ее жизни, получится полный пшик. Но образ самого возлюбленного с его метаниями, надеждами и тоской, а вернее растравливанием самого себя ("во всем, что меня мучает, есть примесь какой-то сладости... Я так упиваюсь своей душевной борьбою и мукою, с каким-то стесненным сладострастием, что лишь неохотно отрываюсь от них") не оставляет никаких сомнений в реальности переживаемых чувств. Это, кстати, является одним из основных аргументов современных исследователей в давнем споре: миф Лаура, как, кстати, полагали современники поэта, или действительность. В самом деле, в пользы реальности Лауры говорить наше твердое убеждение, что можно наврать обстоятельства (и то до известной степени, обыкновенно полная ложь -- малоубедительна), но наврать подробное до мельчайших деталей описание чувств -- невозможно.
При жизни Петрарка добился гигантской славы, и был даже коронован как поэт лавровым венком. Однако стихи о Лауре в тот послужной список, который привел его на Капитолий -- а именно там состоялась коронация, -- стихи о Лауре не входили. Написанные на итальянском языке -- а настоящие поэты тогда писали только на латыни -- они самим Петраркой рассматривались как пустячки. Однако это не мешало Петрарке собирать и тщательно отделывать свои пустячки. Аналогично и его современники все в упор хвалили прославленную латинскую "Африку", но никто ее не читал, все считали сонеты делом нестоящим, но читали, перечитывал, многократно и с любовью переписывали их. В чем-то это похоже на наше отношение к детективам: все их называют литературой второго сорта, но все читают.
Тем же путем пошла и посмертная слава. Его "Африка" прочно забылась почти что при жизни поэта, постепенно мало-помалу потускнели и прочие произведения этого весьма плодовитого автора, но слава "Канцон" только росла и преумножалась. Так называемый петраркистский сонет надолго стал той формой, в которой поэты влюбленные поэты и не только влюбленные, влюбленные поэты и не только поэты, повадились излагать свои чувства.
Воспринятый многими последующими поколениями поэтов канон петраркистского сонета включал: "все формы выражения любви a la Петрарка: многократное описание ставшего уже каноничным совершенства возлюбленной (золотых волос, глаз-звезд и т. п.), ее неприступности, фатальности любви с первого взгляда, благословенности мучений неразделенного чувства, бегства в природу (леса, скалы, гроты), в которой возлюбленному видятся то соответствия, то контрасты своему душевному состоянию, непременное присутствие мук, слез, ревности, разлуки, ночей без сна или утешительных сновидений, молений о смерти, переходов от надежды к отчаянию и т. д." (Подгаецкая -- совр литературовед).
Что смеяться, но один только XVI век, когда начали развиваться современные европейские литературы, взяв за образец итальянцев, оставил после себя 300 000 сонетов, т. е. 10 таких романов как "Война и мир". Заметим, это только тех сонетов, которые были изданы или так или иначе обратили на себя внимание исследователей. Сколько же их было написано или сочинено, один бог знает. Были, конечно, всякие сонеты: талантливые и бездарные, новаторские и эпигонские.
И как правило, они кольцевались в такие любовные циклы. Один из самых замечательных в этом ряду цикл английского поэта Ф. Сидни "Астрофел и Стелла". Его Стелла в отличие от Лауры -- не бесплотный идеал, а англичанка с ног до головы, рассудительная, смелая, с чувством собственного достоинства и не без иронии воспринимающая воздыхания безнадежного влюбленного. Безнадежного, но весьма энергичного и знающего себе цену. Астрофел-Сидни смело расширяет любовную тематику, вводит в текст сонетов философские мотивы, рассуждения о политике и искусстве.
И хотя после своего невиданного расцвета в XVI веке петраркисткий сонет резко идет на спад, переходя в разряд классики, однако сам предложенный Петраркой подход к любовной лирике остается долго животрепещущим. Трудно представить себе, чтобы Гейне наизусть не знал многих петрарковских сонетов, как и трудно предположить, что в своей "Книге песен" он отталкивался от "Канцонет", но как и Петрарка, он называет стих за стихом, песню за песней, из которых очень понять в кого он так влюблен, зато о себе любимом, о каждом нюансе своих страданий, о каждом вздохе и улыбке, он с подробностью сообщает читателю. Как и у Петрарки, любовные стихи -- это портрет любви и влюбленного. Сама же возлюбленная -- здесь, похоже, весьма лишний элемент.
