во времена Джойса. Таким он и остался
|
|
|
Таким был "непарадный Дублин" во времена Джойса. Таким он и остался |
На написание романа писателя вдохновила не столько гомеровская поэма, сколько книга английского писателя Ли Ханта "Приключения Одиссея" -- переложение античного шедевра для детей. Каждому эпизоду книги соответствует соответствующий эпизод поэмы, что довольно легко устанавливается знатоками "Одиссеи". Сам писатель хотя и не "расшифровал" этой связи в тексте романа, но в частной переписке в связи с романом постоянно отталкивается от нее.
День, которым ограничивается действие романа -- 18 июня 1904 г -- выписан со всеми подробностями и деталями, почерпнутыми писателем как из личных воспоминаний, так и постоянно хранившихся у него газет. Джойс, по свидетельству знавших его, навсегда остался кондовым дублинцем и ирландцем, нервно погруженным в мелочные для постороннего взгляды интересы Ирландии и Дублина. Это обстоятельство очень сильно поражало мало впервые знакомившихся с Джойсом, человеком, за которым прочно закрепилась репутация космополита, "гражданина мира".
Этот день Лео Блум проводит в издательстве, на улицах и в кафе Дублина, на похоронах своего знакомого, на берегу залива, в родильном доме, где он знакомится со Стивеном Дедалом, молодым учителем в местной школе, в притоне и, наконец, в собственном доме, куда он поздно ночью приводит изрядно выпившего Дедала, лишившегося крова. Главной интригой романа является измена жены Блума, о которой Блум знает, но не предпринимает против нее никаких мер.
Несмотря на детальную погруженность в Дублин, роман перенапичкан огромным количеством исторических, философских, литературных и культурных аспектов, благодаря чему представляет собой благодатную почву для исследователей и комментаторов. Под их неуемной энергией Дублин Джойса превратился в романе в символ всего мира, Блум - мужчины как такового, его жена воплощает в себе образ всех женщин, один летний день - всех времен на земле. А в главе "Быки солнца" литературоведы находят отражение литературных стилей и жанров различных эпох, стилевых особенности писателей, которых Джойс пародирует или которым подражает. Впрочем, явные и скрытые аллюзии на мировую литературу рассыпаны по всей книге: такого книжного человека как Джойс надо еще поискать.
Роман впервые печатался в Америке, в 1920-1922, а полностью издан в в Париже в 1922, правда, в американских кругах, в издательстве С. Бич, близкой к кружку Г. Стайн, поддерживавшей молодую американскую литературу. Хотя в Англии роман был издан только в 1931 году, а в Ирландии (где сегодня 18 июля стал наподобие наших Шукшинских чтений, но с гораздо большим размахом) из-за яростного католицизма, увидевшего в "Улиссе" крамолу лишь в 1939, его влияние на англосаксонскую (и мировую) литературу подобно степному пожару началось еще до завершения публикации.
Можно даже сказать, оно началось еще до того как роман был завершен. Джойс как прокаженный заражал своими идеями всех с кем контактировал. Так во время I мировой войны он совратил с пути истинного преуспевающего итальянского негоцианта Э. Шмица. Тот нанял ирландца как преподавателя английского языка, да увлекся литературой и сам стал писать. Да так, что его роман "Самопознание Дзено", сплошь напичканный психоанализом подсознательных импульсов человеческого поведения стал классикой итальянской литературы.
Уже в 1925 году был в Англии был издан роман В. Вулф "Госпожа Даллоуэй", практически повторяющий канву "Улисса", где подобно неприкаянному Л. Блюму вполне благополучная аристократка целый день, кажется 6 июня, 1919 года шлындает по Лондону. И подобно тому, как в "Улиссе" параллельно основному курсу героя идет молодой студент С. Дедалус, параллельно Клариссе Даллоуэй странствует несчастный поэт, причем в конце их пути также пересекаются.
Но, кроме сюжетной линии, оба роман роднит, новый художественный прием, введенный в литературу Джойсом: поток сознания. События проходят не в их эпической, мы бы сказали объективно временной последовательности, а через призму восприятия героя, причем нерегулируемым потоком, с перескакиванием с пятого на десятое, хаотично, то есть, как оно и "есть на самом деле".
Этот-то поток сознания и стал главной фишкой, вокруг которой кипели литературные страсти XX века, да еще добулькают до сих пор, правда, сама литература отошла на второй план нашей жизни. Естественно, нашлись сторонники нового метода, почти вся мировая литература, и противники, знаменосцами которой выступило советское литературоведение. Борьба вокруг наследия Джойса приобрела неопрятный привкус идеологической потасовки.
Между прочим, наши корифеи -- Затонский, Елистратова, Ивашова и мн другие -- вполне резонно замечали, что метод "потока сознания" уже давно и плодотворно имел место в литературе. Приводили имена М. Твена (воспоминание о проведенным им днях на южной плантации дяди), Л. Толстого (путанные мысли Анны перед финальным броском под поезд или Н. Ростова во время первого дозора), Флобера (сельхозвыставку в "Мадам Бовари"). Но этот прием у классиков был не более, чем эпизодическим, ибо держать весь роман на хаотичных впечатлениях невозможно.
Характерно, что молодой Л. Толстой именно так и пытался писать: строить сюжет исключительно на внутренних переживаниях героев, но быстро от этой идеи отказался в пользу традиционной повествовательной манеры.
Как бы то ни было, похоже, Джойс был одним из первых признанных писателем для писателей: читателю его изыски как-то прошлись по барабану. Наверное, таким он и закрепится до скончания литвеков.
