(1920-гг)
|
|
|
Манвилл -- типичный город в шт Огайо (1920-гг) |
В своих рассказах или "романе" писатель повествует о родном городке, затерянном в глубинах американского Ближнего запада. Если читать отдельные рассказы этого сборника, то, действительно, возникает ощущение листков из книги с утерянными началом и концом. Если же читать подряд, то хотя на роман это и не тянет -- нет ни традиционного сюжета в смысле раскручивающейся спирали, ни развития характеров -- но ощущение единства возникает. Хотя чтение это на любителя. И не потому, что это некая высоколобая проза и нужен мощный интеллект для ее понимания, а потому что требуется пристальное внимательное вглядывание в события и персонажи, чего озабоченному собственными проблемами читателю, который и берет-то книгу в руки, чтобы немного поразвлечься, вовсе ни к чему.
Впервые рассказы "молодого" (в смысле начинающего) немолодого (в смысле возраста) писателя были опубликованы в 1919 году и сразу были встречены сочувственной волной критики, определившей писателя в звезды первой величины американского литературного звездно-полосатого небосклона. А вот с читательским признанием пришлось сильно повременить: такой нескладухе трудно было найти поклонников в прагматичной Америке.
Характерно, что не только читателей, но и научную литературную братию, не только у себя, но и особенно за рубежом, этот талант ставит в тупик, который продолжается до сих пор, несмотря на признанное им место в сонме классиков. Похвалы похвалами, а ступор ступором.
Главное, Андерсону никак не удается найти уютное местечко в сложившейся классификации и подыскать приличную родословную этому растрепанному нетопыристому стилю. Конечно, задним числом находят сходство Андресона с Э. Дикинсон, писавшей стихи не стихи, поэмы не поэмы, а какие-то поэтические обрывки, с философом Ч. Пирсом, так и не написавшем ни одной сколько-нибудь внятной статьи, а весь изошедший на записки, комментарии и т. п. Наконец с М. Твеном, но не автором "Тома Сойера" и "Г. Финна", а пространного куска в "Автобиографии", где детское воспоминание о проведенном на ферме у дяди месяце подано одним куском впечатлений, обозванном "предтечей метода потока сознания".
Ни с чем таким, естественно, Андерсон по своему глубокому провинциальному невежеству знаком быть не мог.
Почему бы не предположить просто и естественно, что у Андерсона не было предшественников и он писал так, как писалось, не оглядываясь ни на авторитеты, ни на традицию. Любопытствуя насчет психологии творчества, обнаруживаешь, что писатель обязательно выдает свой метод и свой внутренний движущий его писать стержень. Причем, чаще всего не в интервью или статьях, а так мимоходом, где-то на обочине. Такой проговоркой у Андерсона, возможно, является доктор Рифи из рассказа "Бумажные шарики".
Тот после смерти жены переоделся "в халат с огромными карманами, в которые постоянно засовывал клочки бумаги", на этих бумажках он что-то писал, засовывая клочки обратно в карманы, "потом бумажки превращались в маленькие тугие шарики, и когда карманы оказывались набиты доверху, доктор выбрасывал шарики прямо на пол". Доктор "трудился без устали, бесконечно разрушая то, что создавал. Он воздвигал маленькие пирамиды правды, а потом одним ударом превращал их в руины, чтобы вновь из обломков правды воздвигать новые пирамиды". Зимой, накануне смерти жены, "доктор прочел ей все, что нацарапал на клочках бумаги. Он прочитывал написанное и тихо смеялся, а потом снова засовывал бумажки в карман, и там они превращалась в маленькие тугие шарики".
Должно быть именно так и писал сам Андерсон, так пишут и писали многие и многие до него (Монтень, Гоголь хотя бы), но у него первого хватило духу сделать это сознательной писательской установкой, а не неким подготовительным этапом. Ибо читая "Уайнбург" замечаешь не только растопыренность рассказов, но и что эта растопыренность во многом искусственная и искусная. А то что современные ему американские критики (тогда еще сами не очень-то признанные) сразу оценили этого писателя, говорит, что американский литературный дух двигался в этом направлению и нашел такой способ выражения именно соответствующим себе (примеры Дикинсон, Пирса, да и что греха таить, М. Твена только подтверждают это).
Как Андерсон пришел ко всеобщему признанию -- это отдельная увлекательная и поучительная история. Ему удалось благодаря критиками из периферийных американских журналов, в основном чикагских, затесаться в кружок Г. Стайн, строившую из себя этакую покровительницу молодых американских талантов. Оттуда Андерсон оказал влияние на молодых околачивавшихся вокруг этой дамы писателей, прежде всего Э. Хемингуэя и Фолкнера. "Ты - деревенский парень, и все, что есть у тебя, это клочок родной земли, который можно прикрыть на карте почтовой маркой", -- сказал последнему Шервуд Андерсон, а уж Фолкнер впоследствии постарался раструбить, что именно так он утвердился в своем призвании.
А тут приключилось, что во второй мировой войне Америка оказалась главной победительницей, и вместе с международным авторитетом и силой в фавор вошла и ее культура. Так фолкнеры, хэмингуэи, дос пассосы из пусть самобытных, но писателей маргинального культурного пласта разом перекочевали в главный поток, по-ихнему "мейн стрим". Бросились у них брать интервью, раздавать им нобелевские премии, везде трандычать о них. А они: да мы, конечно, писатели великие, но есть у нас Шервуд Андерсон, вот это писатель -- всем писателям писатель. Так Шервуд Андерсон был включен в мировую литературную элиту. Характерно, что первая экранизация (короткометражный фильм) на специально посвященном писателю сайту, датируется 1957 году, а полнометражный фильм только 1986. Монографии же о его творчеству появляются не ранее середины 1950-х гг при официально узаконенной властями его прихода дате смерти -- 1941.
Литературная слава, увы, во многом определяется местом и временем рождения писателя, и если, скажем, Бразилии или Индии суждено стать мировыми державами, то М. д'Ассиз и Тулси Дас еще забьют Хемингуэя или Данте.
Второй составляющей его популярности стал как раз его растрепанный метод. Сам того не подозревая -- ибо он писал так как пишется -- Ш. Андерсон впал в модернизм. То, до чего он дошел по своей провинциальной безграмотности и ограниченности, оказалось созвучным тому, до чего (всяких там "потоков сознания", "коллажности", "плюралистичности восприятия" -- Бахтин это обозвал полифонизмом) европейские рафинированные и утонченные интеллектуалы дошли от пресыщения своей шибкой грамотностью.
Весь модернизм укладывается в прокрустово ложе примитивной поэзии "что вижу, то и пою". Или, как это поизящнее выразился Андерсон в своем "Уайнбурге": "Вначале, когда мир был юн, было много мыслей, но не было такой вещи как правда. Человек сделал правдами себя и каждая из этих правд была композицией множества темных мыслей. И все вокруг в мире оказалось правдами и они были прекрасны".
Кстати, признание Андерсона в Европе бумерангом перекинулось в Америку: брэнд сделал свое дело. Но, похоже, он так и остался не принятым читательской массой. Из собранных на его сайте откликов (кстати, весьма тонюсенький ручеек) чаще всего прослеживается такая мысль: "Как он здорово изобразил американское захолустье, как живое. Но уж больно он как-то бессвязно пишет". То то и оно.
 |
