|
|
| Рыбалка на Темзе |
В путеводителе было довольно-таки много места отведено описанию исторических достопримечательностей и рассказу соответствующих им историй. Работа над путеводителем так увлекла писателя, что он поспешил переделать ее в повесть, несколько облегчив описательную часть и сделав более связанным сюжет и в 1889 книга вышла отдельным тиражом. Тем не менее Темза описана довольно-таки точно и до сего дня повесть не потеряла своего исторического значения.
Тираж был гигантским по тем временам -- 200 000, а учитывая, что Джером был не более чем поденным писателем без твердого места и радужных перспектив, нужно отдать должное издателю, поставившему на темную лошадку и не прогадавшего. Искренне или нет, но успех так и остался непонятным для самого писателя до самого конца его дней. "Кажется, я писал вещи и посмешнее," -- заявлял он в своей старческой "Автобиографии" (1926).
Повесть была принята на ура, хотя, конечно, критики они всегда есть. Некий журнальчик "Стандарт", о котором сегодня чаще всего вспоминают как раз по поводу его критического отзыва на повесть писал, что произведение Джерома -- это первый камень, брошенный в распад Британской империи. Империя, действительно, распалась, но так уж велика в этом вина писателя и его повести?
Более солидная и респектабельная "Морнинг Пост" распекала книгу за то, что она вводит в литературу всякую шпану, являясь продуктом чрезмерного просвещения, распространившегося среди низших классов. Забавно, ибо повесть является сегодня не только одной из самых читаемых в мире, но читаемых именно на английском языке, включаясь целиком и по кускам в различные хрестоматии и пособия для изучающих этот язык. Так что в этом смысле респектабельные критики правы: Джером, действительно, широко использовал сленг, и, осваивая по нему английский, многие, действительно, учат "неправильный" английский.
Популярность писателя не только протянулась в века, но и имела весьма непосредственное влияние на современников, так что туристические фирмы можно сказать получили с книги гораздо больше, чем от прямого путеводителя. Как раз в 1880-е годы было запрещено пароходное движение вверх по реке от Лондона. Она была, так сказать, превращена в охранно-историческую зону, и очень сильно пропагандировался водный туризм, в частности, гребной спорт. Возникли многочисленные водные клубы, лодки и яхты широко давались на прокат. Повесть Джерома вызвала буквально шквал желающих прокатиться вверх по реке.
"Трое в лодке" при всей их английскости, безальтернативной привязанности времени и месту, давно приобрели интернациональный характер. Многие культуры давно обзавелись своим Джеромом. Особенно четко это проявляется в экранизациях. Разумеется, на первой позиции стоит неподражаемый Томлисон, в фильме 1956 года, прославившийся именно как исполнитель ролей классических экранизаций.
Для немцев классической и до сих пор не избывшей своей популярности стал фильм 1961 года. Их даже не смутило высокое почтение, оказанное Джеромом в повести немецкому языку. "Я учил немецкий в школе, но с тех пор совершенно забыл его. И честно говоря, чувствую с тех пор себя гораздо лучше". " Джеромовская история о трех бездельниках буквально плавает по сцену, наполненной предметами, инградиентами и самым духом 1960 годов.... В определенном смысле жизнь тогда была лучше и естественнее," -- написано о том фильме в современной (1996) немецкой "Энциклопедии кино".
Очень популярна повесть у наших братьев-славян чехов и поляков, выдержав там массу экранизаций и раздробившись в куче подражаний, самым знаменитым из которых стала очень популярная и в нашей стране "Четыре танкиста и собака".
В этом ряду не потерялся и наш фильм 1979 году. Режиссер, на мой взгляд, нашел удивительный ход: реальное путешествие по Темзе он превратил в воображаемое. Надо сказать, что знакомым с творчеством английского писателя такой ход отнюдь не кажется надуманным: в целом, Джером был меланхоличным человеком, с достаточно трудной судьбой и его произведения полны этих чаще не высказанных, а подразумеваемых упреков обществу.
Но важнее, что авторы фильма сумели найти соответствующий замыслу киноязык. Стоит вспомнить только трех дам, в милых нарядах, изящно тянущих баркас по берегу реку и весело распевающих при этом.
Образ одинокого в своей лондонской квартире писателя, фантазирующего увлекательное путешествие, замечательных друзей (хотя у Гарриса и Джорджа были вполне реальные прототипы -- в частности, Джордж, который "спит каждый день в банке с 10 до 4 за исключением субботы, когда его будят и выбрасывают", стал впоследствии известным банковским деятелем"), романтических и прекрасных незнакомо, очень ложится на серую советскую действительность 1970-х гг, с мечтами о "тумане и запахе хвои". Мечтами, которые отнюдь не казались неисполнимыми: достаточно дождаться выходных или отпуска и махнуть куда подальше.
С самого своего выхода повесть почти постоянно где-нибудь кем-нибудь переиздавалась. "Мы уже снабдили всю Англию 'Тремя в лодке', -- удивлялся первый издатель Арроусмит, -- а они требуют, и, что страннее, покупают все новые. Они их что, едят что ли?"
Но "Трое в лодке" оказались удивительно приспособленными и для новых средств информации. Очень интересным мне представляется проект в Интернете, где текст смонтирован с фотографиями и видео реки и старого Лондона. Так что книга, как таковая умирает, но конкретная книга типа "Трех в лодке" продолжает жить.
