А. Фрейндлих как Джульетта в постановке БДТ (1964) |
-- строки настолько хорошо известные, что правильнее было бы написать:
"Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о 'Ромео и Джульетте',",
столько вокруг нее сломано копий, столько ее экранизировали, ставили на сцене, во стольких переработках и влияниях она вошла в литературу. Сама по себе эта весьма простенькая и непритязательная пьеса Шекспира -- хотя попробуй прочитай ее свежим взглядом, если с детского сада ты хоть что-то, но знаешь о ней -- породила один из сюжетов, поистине вечный для искусства. И это понятно: социальное и интимное начало настолько плотно пересекаются здесь, что трудно понять: или это пьесе о любви, преграждаемой внешними обстоятельствами или пьеса о человеческой розни, лакмусируемой любовью из двух враждующих лагерей.
Конечно, такая пьеса обросла столь многочисленными полипами штампов, что любой новый постановщик в обостренном виде ставится в "Ромео и Джульетте" перед вечной дилеммой интерпретации классики: или осовременивать старый сюжет, как это сделано в "Вестсайдской истории" или сохранять ему верность.
Ведь приходящего в театр (или наблюдающего за сценой с помощью телевизора) в конце концов волнуют сегодняшние проблемы, и несчастная любовь Ромео и Джульетты, которые доживи они до седых волос, уже все равно бы давно умерли, как то уже и не актуально. С другой стороны чрезмерное осовременивание истравливает из произведения вечный запал, который питает произведения классики до тех пор, пока люди остаются людьми. В этом смысле нарочитая архаизация подчас больше просветляет мозги, отсылая сюжет от надоедливой сиюминутности в вечное и непреходящее.
"Ромео" никогда не знал волн непонимания и провала, которых сполна испытали другие пьесы Шекспира, в частности, "Гамлет". Эта пьеса с самого начала (запрещение ее пуританами в 1643 не в счет, поскольку тогда вообще запретили театр) прочно утвердилась в английском театральном репертуаре (а потом и за рубежом) и многочисленные провалы, неизбежные для любой пьесы, всегда относили за счет театра, а не творения Шекспира. Поэтому к XX веку "Ромео" окончательно выдохлась в каноническую, почти скульптурную форму. О чем говорить, если даже королева Виктория, вся такая чопорная и верх приличий на троне, записала в дневнике: "Как скучна Юлия. Это вообще не женщина". Именно за "Ромео и Джульеттой" шли во главе лакированного, глянцевого шлейфа, характерного для Шекспира XIX века.
"А театр, особенно после Первой мировой войны, буквально помешался на эксперименте и новаторстве, поэтому постановку "Ромео" в Олд вике, театре из небытия вошедшему на горизонт славы, причем вопреки всем ветрам времени окулачившемуся вокруг классического репертуара, считали делом безнадежным.
В роле Ромео выступали попеременно два великих артиста Гилгуд и Оливье, и их трактовка роли сопровождалась яростным соперничеством. Оливье целиком стоял на почве осовременивания пьесы. Его Ромео "чуть ли не катался на мотоцикле", но появлялся на сцене в кожане и шоферских очках. Ромео говорил скороговоркой, проделывал акробатические трюки. В результате поэзия Шекспира почти начисто пропадала. Напротив, Гилгуд строил свою роль именно на поэзии, на тщательной декламации текста. Он выходил в традиционном костюме, стараясь соблюдать до деталей костюмы шекспировских времен.
Кто из них победил в этом соревновании не понятно. Пьеса имела бешеный успех и оба исполнителя купались в рукоплесканиях.
Позднее Оливье так сравнивал свою игру в этой роли и Гилгуда: "Гилгуд такой духовный, был сама духовность, сама красота, все такое абстрактное; а я как земля, как кровь, как человеческое.. Я всегда чувствовал, что Джону Гилгуду не хватает нижней части и эта заставляло меня искать себя именно там.. И как бы то ни было, играя Ромео, я тащил факел, я вдохнул в Шекспира реализм".
Другая классическая постановка пьесы в Англии относится к 1947 году. За Ромео взялся Брук. Брук вообще был мало озабочен реализмом, а старался вдохнуть в пьесу современный дух, дух массового противостояния. Любопытно, что финальная сцена пьесы с примирением двух враждующих родов, была изгнана Бруком из его постановки. Именно бруковская трактовка стала центральной для англосаксонского театра и кино. По этому пути пошел нашумевший со своим фильмом 1968 г Дзефирелли, по этому пути идут его современные интерпретаторы.
Пьеса послужила основой для любопытного эксперимента, состоявшегося 10 апреля 2010. Королевское общество Шекспира передало пьесу по твиттеру, несколько переделав ее на современные рельсы: так действие происходит в маленьком английском городке, а ее название "Такая твиттерная печаль" ("Such Tweet Sorrow"). Зрители, или как их там назвать, заранее абонировали возможность участвовать в проекте, а в ходе этой "постановки", могли обмениваться по своим блогам мнениями. Причем Ромео и Джульетта также сообщали о своих чувствах и развитии событий через "собственные" блоги. Вот такая фигня.
Путешествие "Ромео и Джульетты" во времени далеко от завершения, и будет длиться пока есть театр, есть литература, но, ей богу, высечь отсюда живой волнующий спектакль или поразить чем-то невиданным, мне кажется, не суждено никому.