|
|
|
"Нарцисс" Караваджо |
В ставшей подавляющей современной интерпретации Нарцисс -- это образчик самовлюбленного юнца, которым ко всем относится наплевательски и никого, кроме себя не любит. Любовь к самому себе у него так велика, что он беспрестанно смотрится в зеркало -- или -- чтобы избежать в передаче мифа уж слишком явного анахронизма, -- воду и не может насмотреться на самого себя и в конце концов умирает в тоске по себе любимому.
По этому поводу в психологии даже возник специальный термин нарциссизм. Ввел его в 1899 английский психолог Нэш, но описал как психологическое явление в 1911 Отто Ранк, однако включившийся в процесс несколько позже (1914) З. Фрейд отобрал у тех лавры первооткрывателя явления и перетянул одеяло родоначальника на себя.
Причем, Фрейд в отличие от Ранка отнюдь не посчитал нарциссизм отклонением от нормы, а возвел его в разряд необходимо свойственных человеку психических механизмов, одновременно припутав к нему беса сексуальности: ну а как же иначе? "Любовь к себе, доказывает Фрейд, сексуальное дополнение (libidinal complement) к необходимому человеку эгоизму инстинкта самосохранения". Короче, не полюбишь себя -- не проживешь.
Однако еще до психологов нарциссизм стал модной салонной темой декадентского искусства рубежа веков XIX и XX. Буквально в одном и том же 1891 г в разных концах обитаемого цивилизованного мира появились "Трактат о Нарциссе" А. Жида -- во Франции -- и его беллетрестический двойник роман "Портрет Д. Грея" О. Уайльда -- в Англии. Причем Уайльд даже впрямую говорил, что миф о Нарциссе -- один из самых захватывающих и поучительных в мировой культуре.
Так что психология, можно сказать лишь шла за искусством, интерпретируя его достижения своей псевдоученой терминологией.
Оставляем в стороне вопрос, почему миф о Нарциссе вдруг стал такой животрепещущей темой именно в то время, тем более что разрешить подобные вопросы просто невозможно, хотя можно привести массу примеров, что данный феномен выступает не изолированно, а целым пучком сходных явлений. Так же как и невозможно понять, почему именно так был понят миф о Нарциссе. Обратим внимание только на то, что в античные времена он понимался несколько по-другому.
Собственно говоря, современная интерпретация самовлюбленности восходит к Овидию с его "Метаморфозами". Нарцисс, в которого были влюблены масса девушек, и не только девушек, но и женщин, и не только женщин, но даже и нимф (одна из них Эхо особенно активно увлекалась юношей), никого не дарил ответностью (в том числе и Эхо). За каковой изврат и был наказан богами: он увидел в ручье свое отражение и влюбился в него и погиб от безответной любви. К себе? Отнюдь: к неизвестному, но очень красивому существу. Ибо, у Овидия вовсе не сказано, что отражение человека -- это он сам и есть. "То, что он видит, ему незнакомо; но то, что он видит, пожирает его. То же заблуждение, что обманывает его взор, возбуждает его. Его собственные глаза несут ему гибель".
Нам трудно это себе представить, но идентификация себя с отражением -- вещь никоим образом не самоочевидная, а является плодом рефлексии, появляющейся на довольно продвинутой стадии культурного развития человечества. Впрочем, человечество так до конца и не отвязалось от мысли, что то, что находится за зеркалом -- это простая видимость, не имеющая никакой собственной реальности. Причем, без конца используемый в искусстве прием ("Алиса в Зазеркалье") -- это отнюдь не только прием.
Имелись в античные времена -- далеко не такие однородные, какими они видятся через туманную завесу тысячелетий -- и другие толкования мифа. У Павсания "Нарцисс любил свою сестру-близнеца, которая умерла подростком. Он так сильно скорбел по ней, что горе мешало ему любить других женщин. Однажды, увидев себя в ручье, он решил, что видит сестру, и черты ее лица утишили его скорбь. И с той поры не было такого ручья или реки, над которой он не склонялся бы в поисках образа, утешавшего его в горе".
Так пишет французский исследователь античности П. Киньяр (2000), который вообще считает овидиеву трактовку вычурной и нелепой именно для античного сознания. Из павсаниевой трактовки выходит, что Нарцисс был доведен до безумия именно потому, что он слишком пристально вглядывался в находящийся перед ним объект. Нельзя смотреть прямо перед собой, нельзя смотреть назад, нельзя слишком пристально вглядываться в предметы -- это были аксиомы тогдашнего сознания. Причем не только античного, сходные табу этнографы наблюдают у всех диких народов.
Именно переступание этого порога приводит Нарцисса к гибели, подобно тому, как Горгона стала жертвой собственного отражения в зеркале, как маленький Дионис, играя упал в зеркало и был изрезан на куски Титанами, как Эдип вырывает себе глаза, увидев то, чего ему не положено было видеть. Любопытно, что подобная участь постигла потом самого Овидия: он был наказан, ибо увидел нечто, чего ему видеть не полагалось ("Зачем увидел я нечто? Зачем сделал мои глаза преступными? Зачем лишь после этой опрометчивой неосторожности понял я свою вину?" -- а вина-то была немалая: исказил до неузнаваемости общеизвестный миф).
С гибелью Нарцисса его история в "Метаморфозах" не заканчивается. Он попадает в царство мертвых и там продолжает, как ни в чем ни бывало, любоваться своим отражением в водах Стикса, что дало повод поэту пофилософствовать на тему любви и познания. "Доверчивый юноша, зачем так упорно стремишься ты заключить в объятия призрачный образ? То, что ты ищешь, не существует. То, что ты любишь, исчезнет, стоит тебе отвернуться. Мираж, который ты увидел, не более чем отражение твоего собственного образа".
Мне кажется, что именно этот момент -- момент самолюбования в загробном мире и отражен в знаменитой картине Караваджо, поскольку сцена помещена в непроницаемо черную обстановку, этакое символическое отражение Ничто. Но самоупоенному самим собой Нарциссу все это по барабану: так он зачарованно смотрит на себя, что ничто (даже Ничто) не может отвлечь его от этого упоительного времяпрепровождения.
Понятно, что подобное толкование картины целиком на совести автора этой статьи. Каждый волен толковать произведение искусства по-своему в соответствии с собственными социально-психологическими установками и житейским опытом. Никакого же "правильного" толкования у произведения искусства, особенно живости не существует. Всякое идет в дело, если наполнено собственным разумением.
Недавно наткнулся на афоризм Камю, словно специально придуманный как подпись для этой картины Караваджо: "Человек, который прожил всего один день, мог бы без проблем прожить 100 лет в тюрьме. У него по самое 'не хочу' воспоминаний, чтобы не скучать". Вот и глядится Нарцисс в свое прошлое и, подобно Джойсу в ничем не примечательном дне 18 июня 1904 г, находит там все новые и новые детали.
