|
|
| Баку. Девичья башня |
Точные дата и место создания неизвестны. Установлено, что 20 декабря 1924 года поэт послал из Батума в Москву Галине Бениславской, своей давней знакомой и многолетнему редактору, два стихотворения с заголовком позднее давшим название всему сборнику -- "Персидские мотивы". Еще два других, были опубликованы 10 декабря 1924 года в газете "Трудовой Батум" и имели тот же заголовок. Всего Есенин написал 16 стихотворений. В 1925 году 10 из низ были изданы отдельной книгой под названием "Персидские мотивы". Это издание он позднее дорабатывал и изменял, так что в окончательном варианте в "Мотивы" вошло 15 стихотворений.
Ход создания этого цикла довольно-таки хорошо известен по многочисленным воспоминаниям и письмам как поэта, так и его современников, и потому дает наглядный пример того, как и откуда поэты извлекают свой поэтический импульс.
Первым его составляющим компонентом в данном случае послужил давнишний и неунывающий интерес Есенина к восточной поэзии. В свое время на поэта сильное впечатление оказала книга "Персидские лирики Х-XV вв." в переводах академика Ф. Корша. Есенин долго не мог с ней расстаться, ходил по комнате и читал стихи Омара Хайяма.
Знал он и других классиков восточной литературы. "Я хочу проехать даже в Шираз и, думаю, проеду обязательно. Там ведь родились все лучшие персидские лирики. И недаром мусульмане говорят: если он не поет, значит, он не из Шушу, если он не пишет, значит, он не из Шираза", -- писал он уже в августе 1925 Галине Бениславской.
Вторым -- был не менее сильный интерес к Востоку, так непохожему на Россию и Запад.
Поэт много раз бывал в Баку, и буквально запал на этот город. "Не могу я жить без Баку и бакинцев," -- даже признавался он в одном из своих писем. Пока Есенин жил в Баку, ему не сиделось на месте: он знакомился с азербайджанцами -- татарами, как их тогда называли, -- шлялся по базарам и чайханам. Однажды, сидя в чайхане, поэт хотел расплатиться с чайханщиком, но ему сказали, что за 'все уплачено'. Так он подружился с Алиагой Вахидом. Позже новоиспеченный друг не раз приглашал С.Есенина на меджлисы, где он, не зная азербайджанского языка, старался вникнуть в суть газелей. "Мне очень нравятся ваши стихи, но о чем они?" - спросил однажды поэт. На что Вахид ответил: "О чем может писать поэт? О любви, о жизни, о смерти". Есенин очень любил музыку тара, он мог часами слушать народные мотивы на этом инструменте. А прослушав Баяты Шираз на меджлисе Физули, он был просто восхищен.
Примерно по такому же сценарию развивалось его знакомство с Ташкентом. Словом, Восток тянул Есенина.
Вся эта тяга могла выстрелить, а могла и пролежать. Спусковым крючком стала третья поездка в Баку с 31 марта по 25 мая 1925 года. Именно в этот период им была написаны большая часть из его "Персидских мотивов". Несколько позже в июле Eceнин приехал в Баку вместе со своей женой Софьей Андреевной Толстой. После московских скандалов и непрекращающейся травли поэта в Азербайджане его окружали заботой и вниманием. Киров даже поручил Чагину поселить Есенина на одной из лучших бывших ханских дач нефтепромышленника Мухтарова в Мардакянах (ныне Дендрарий) с огромным садом, фонтанами и всяческими восточными изысками, что создало бы иллюзию 'Персии в Баку': рассказывают, что увидев женщин в чадре, Есенин поверил в то, что, наконец, его мечта сбылась и он действительно находится в Персии. Вся эта обстановка, и внешняя, и душевная, вызвали необычайный творческий подъем.
Очень много споров вызвал прототип Вергилия в юбке (правильнее было бы сказать, в чадре), который сопровождал лирического героя цикла по Персии -- Шаганэ. Хотя проблема мне кажется высосанной из пальца. Совершенно очевидно, что это Чагин, человек к которому поэт очень привязался ("Дорогой Петер! Ты свинья. Свинья потому, что [три дня был в Москве] не простившись и не отозвавшись - ни одной строчкой"). Только не нужно надумывать всякой гадости о нетрадиционных отношениях. Дружба с Чагиным послужила здесь импульсом для разыгравшегося воображения поэта. "Ведь он поэт, да еще какой. Чего не хватает -- довообразит"!
И Есенин довообразил. Как во сне реальные факты и события смешались в фантастическую поэтическую вязь. Здесь и читанные строчки персидских классиков (а Есенин буквально схватил стилистику персидской поэзии без нудной корпежки над фолиантами), и красивое имя Шаганэ, подхваченное когда-то в Батуме у красивой армянской учительницы, и, возможно, где-то в чайхане "незадаром мелькнувшие очи, приоткинув черную чадру"....
Своим циклом Есенин примыкает к восточной тематике, особенно в ее кавказском варианте, столь облюбованной классической русской литературой. Правда, Восток у наших классиков представал весьма своеобразно. Либо в романтическом стилизованном ореоле, скорее вынесенном с Запада, чем навеянным личными впечатлениями, либо в облике грязной, непонятной варварской страны, как в "Герое нашего времени". У Есенина в первый и пока в последний раз романтика слилась с реальностью.
