|
|
| Вероятный маршрут путешествия Пифея |
Сам Пифей, житель Марселя (Мессалы), совершил беспримерное плавание в районе 340-325 гг до н. э. в северных морях, исследовав малознакомый тогда о. Британия, более северные территории и, возможно, Балтийское море.
Однако в историю географических открытий, несмотря на буквально феноменальные результаты, он практически не вошел, и именно потому, что благодаря красочному и живописному описанию своего путешествия в перипле, умудрился вызвать ажиотаж у античных читателей и прочно влез в тогдашнюю литературу. Увы, с репутацией неисправимого лгуна и враля, нечто вроде второго б. Мюнхгаузена или Тартарена из Тараскона.
Правда, сам его труд безраздельно утонул в океанской пучине времени, возможно сгорев синим пламенем при пожаре Александрийской библиотеки, но фрагменты его дошли до нашего времени в цитатах таких авторитетных авторов, как Полибий, Эратосфен, Плиний Старший. Особенно много и настойчиво его цитировал великий географ древности Страбон. И каждый раз с насмешкой и иронией. Именно Страбон и внес наибольший вклад в очернение Пифея.
Оставим в стороне географические достижения Пифея. А они гигантски. В частности, он полностью установил форму Британии и дал поразительно точные координаты этого острова и его предполагаемую площадь (Пифей оценил периметр Британии в 7200-7650 км против 7850 в наше время).
Немного порезвим воображение описанием явлений, признании его чересчур учеными современниками враньем.
Так он рассказывает, что на севере есть длинные узкие заливы, где во время приливов море поднимается на 15 м в современных единицах (норвежские фьорды). В Средиземном море, напомним, приливы почти неощутимы. Еще более насмешило современников, что он связал действие приливов и отливов с фазами Луны, когда сам великий Аристотель по преданию покончил жизнь самоубийством от отчаяния, не сумев разгадать тайну приливов и отливов.
Еще он врал, что жители северных стран показали ему, где "ночует" солнце (этот пассаж современными исследователями так и не разгадан) и что ночь там длится зимой по нескольку дней, зато летом солнце по нескольку дней не заходит. Кстати, Пифей, измерив высоту подъема солнца, пришел к выводу, что земная ось наклонена по отношению к т. н. эклиптике (плоскости движения) Солнца (это во времена, когда шарообразность Земли, впервые выдвинутая Платоном отнюдь еще не была признана за факт, даже людьми образованными).
Чтобы некоторым образом реабилитировать античную науку, заметим, что последний факт был не просто признан астрономами (Эратосфеном и Птолемее в т. ч.), но и взят ими на вооружение, но общей врунной тенденции по отношению к Пифею это не изменило.
Еще Пифей рассказывал, что по морю плавают ледяные горы (айсберги), что море по весне выбрасывает из себя замерзшие кусочки испражнений, и дикари эти кусочки очень высоко ценят (янтарь, с которым несколько позже познакомились римляне, но не так и не разгадали его происхождения).
Когда так многое, о чем рассказывал древнегреческий мореплаватель, после перевода на язык современных понятий, блестяще подтвердилось, все большее внимание привлекают оставшиеся нерасшифрованными местами, с подозрением, что и тут имеет место не вранье, а затуманенное словоупотреблением явление.
Пифей пишет, что он достиг "конца географии", где вода, воздух, земля смешались в одно, наподобие какого-то "морского легкого" и дальше плыть невозможно. Это "морское легкое" буквально тормошит внимание историков и путешественников (смысл этого термина пытались разъяснить и Обручев, и Ф. Нансен и Нордшельд).
Так, Г. Хергт полагал, что Пифей полагал, будто у океана есть легкие, и именно дыханием этих легких объясняются приливы и отливы ("а как же Луна," -- спрашивают Хергта оппоненты).
Ф. Келер дает более приземленное объяснение. "Морское легкое" -- это отмель во время отлива, где вода как бы дышит, подобно живому организму. Такая отмель обычно покрыта густой сетью водных протоков, разветвленных наподобие легкого. И ее действительно нельзя считать ни сушей, ни водой, а смесью того и другого, да еще воздуха, когда она покрыта густым туманом. Ни ходить, ни плыть по ней нельзя. Кроме того, протоки, образующиеся в покрывающем отмель иле во время отлива, своими многочисленными разветвлениями поразительно напоминают кровеносную систему легких". Нечто подобное наблюдали солдаты Цезаря в устье Рейна и Мозеля. При этом густой туман был насыщен не только влагой, но и частичками грязи, делавшими совершенно невозможными дыхание, так что была полная иллюзия, что вода, воздух и земля смешались в одно
Из этих примеров видно, как трудно что-либо совершенно новое ввести в науку, и как спотыкается непривычный к новым понятиям язык, одевая действительно существующее в совершенно фантастические одеяния слов, чтобы хоть как-то рассказать об этом новом.
