и та же палка, когда ее оттуда извлекли
-- это не один и тот же, а два разных объкта
|
|
|
Гилас объяснил Филонусу, что палка в воде и та же палка, когда ее оттуда извлекли -- это не один и тот же, а два разных объкта |
Трактат же пусть менее прост, зато идеи изложены строго систематически. Но и "Трактат", как и "Разговоры", не содержит ничего нового по сравнению с ведшимися Беркли в 1707-1708 записками на философские темы, которые были изданы только в 1871 году. Это очень много говорит о творческом методе автора: сначала идеи были выношены и обсосаны со всех сторон и лишь после этого автор легко и быстро укатал их в книги, по существу являющихся комментариями к этим записям.
Другой важной чертой творческого метода является то, что писатель сразу же определился с кругом идей, и работая над ними, не отклонялся никуда в сторону. Его записи касались всего лишь двух книг: "Опыт о человеческом разумении" Локка и "Математические начала натуральной философии" И. Ньютона: книги, которых, разумеется, никто не читал, но которые были тогда на устах у всей полу- и образованной Англии. Но эти "всего лишь" две книги были проработаны тщательнейшим образом, давая пример современным (кому? "ученым", "специалистам" -- каких следует нынешних правильно называть?).. что вовсе не нужно к каждой фитюлечной статье громоздить "списки использованной литературы": достаточно читать мало, но с толком.
В противовес сказанному можно, конечно, сослаться на мнение современных берклеведов, которые успоряют в этом философе эрудированного читателя, да и знавших Беркли поражала его глубокая эрудиция. Поэтому уточним: да высказывания своих взглядов -- а от оригинальности Беркли даже и сейчас дух захватывает -- достаточно опираться на очень малое, но тщательно отобранное, число источников.
Еще одной особенностью этих записей к "Трактату" и "Трем разговорам" является их четкая афористическая форма:
"Не воспринимается ничего, кроме идей" ("идея" у Беркли -- это не "коммунизм" или "либерализм", а то что мы видим и ощущаем -- "ночь, ледяная рябь канала, аптека, улица, фонарь")
"На что может быть похоже ощущение, кроме ощущения" (если нам снятся "милые черты", то они похожи не на лицо, а на то, на что мы смотрели раньше, называя это "лицом")
"Все наши идеи адекватны, но наше познание законов природы не совершенно и не адекватно" (В "Трех разговорах" это объясняется захватывающим образом: палка, которая частично опущена в воду, и в самом деле кривая, а вытащенная -- в самом деле прямая: речь здесь идет о двух разных объектах)
Дочь философа вспоминала, что отец очень мало писал, и, даже читая, почти не делал выписок, зато много думал, и однажды вдруг заносил то, что ему казалось важным, бумагу сразу и без помарок. Правда, это наблюдение относится к поздним годам жизни Беркли, но, очевидно, и в момент работы над "Трактатом" и "Тремя разговорами" он исповедовал тот же стиль работы. Потому так мало за свою жизнь написал Беркли, но так отточенно и ни слова не прибавить, не убавить написанное им.
Хочется обратить внимание, что философ мог так работать, ибо располагал практически неограниченным временем для размышлений. В Дублинском университете, откуда и вышли его главные книги, он был преподавателем, как отмечали его многочисленные друзья "скорее по штату, чем по сути". Много бы он написал, если бы как современный преподаватель бегал ради заработка с одной почасовки на другую, или вынужден, как нынешний молодой ученый, завоевывать себе право на диссертацию набиванием никому не нужным многочисленных публикаций и отчетов. Правда, право на безделье не свалилось на Беркли с небес -- он заслужил его, окончив курс 2-м номером, то есть доказав своей учебой свою талантливость.
Аналогично, "Три разговора.." никогда бы не увидели свет, если бы не помощь в Лондоне его знаменитого дублинского земляка Д. Свифта.
Интересно напомнить, как он познакомился со Свифтом. Его "Трактат", отпечатанный за собственный счет, прочно осел нераскупленным в лондонских книжных лавках, а сам он снискал репутацию чудака, "слабого на рассудок". Тогда он поехал в Лондон. Там познакомился со многими знаменитыми людьми благодаря своим обходительности и умы, в числе которых был и Свифт. Именно во многом Свифт, прочитав его "Трактат", уговорил молодого автора изложить свои мысли в более доступном для массового (относительно, конечно, массового) читателя форме и уговорил издателя это изложение опубликовать. Не думаю, что Свифт проникся идеями Беркли, но Свифт проникся доверием к их автора и это определило его судьбу. Пусть читатель и не оказался столь наивен, и "Разговоры" постигла та же неулыбчивая судьба, что и "Трактат", но дело было сделано: книга выпорхнула в свет и через более чем 150 лет наконец-то принесла автору заслуженную славу.
