| Boileau-Pope. | |
| фигура критика | |
| Boileau.-Mr. Pope, you have done me great honour. I am told that you made me your model in poetry, and walked on Parnassus in the same paths which I had trod. | Буало. Мистер Поп, вы оказали мне большую честь. Мне сказали, что вы сделали из меня модель в поэтике и пошли на Парнас той же самой тропинкой, которую протоптал я. |
| Pope.-We both followed Horace, but in our manner of imitation, and in the turn of our natural genius, there was, I believe, much resemblance. We both were too irritable and too easily hurt by offences, even from the lowest of men. The keen edge of our wit was frequently turned against those whom it was more a shame to contend with than an honour to vanquish. | Поп. Да это так, но мы оба следовали за Горацием, хотя в наших природных способностях было, как я полагаю, много общего. Мы оба слишком раздражительны и слишком падки на обиды, даже от какого-нибудь минимального ничтожества. Своим острием наше остроумие часто было направлено против тех, с кем спорить не стоило и победа над кем ни могла ничего добавить к нашей чести. |
| Boileau.-Yes. But in general we were the champions of good morals, good sense, and good learning. If our love of these was sometimes heated into anger against those who offended them no less than us, is that anger to be blamed? | Буало. Да. Но в целом мы были чемпионами за мораль, за здравый смысл, и образованность. И если наша привязанность к этим ценностям часто нас взвинчивала против тех, кто оскорбляли их как будто они оскорбляли бы нас лично, стоит ли за это себя обвинять? |
| Pope.-It would have been nobler if we had not been parties in the quarrel. Our enemies observe that neither our censure nor our praise was always impartial. | Поп. Благороднее было бы не ввязываться в перебранки. Наши враги замечают, что как наши критические суждения, так и похвалы часто небеспристрастны. |
| Boileau.-It might perhaps have been better if in some instances we had not praised or blamed so much. But in panegyric and satire moderation is insipid. | Буало. Возможно, иногда было бы лучше, если бы мы не хвалили и не порицали так много. Но в панегириках и сатире умеренность -- это жидкость без цвета, вкуса и запаха. |
| Pope.-Moderation is a cold unpoetical virtue. Mere historical truth is better written in prose. And, therefore, I think you did judiciously when you threw into the fire your history of Louis le Grand, and trusted his fame to your poems. | Поп. Да, наверное, умеренность -- это не поэтическая добродетель. Голая историческая правда лучше всего выглядит в прозе. И поэтому, думаю, вы поступили благоразумно бросив в огонь вашу историю Великого Людовика, известного под номером 14, и доверили вашу славу поэзии. |
| Boileau.-When those poems were published that monarch was the idol of the French nation. If you and I had not known, in our occasional compositions, how to speak to the passions, as well as to the sober reason of mankind, we should not have acquired that despotic authority in the empire of wit which made us so formidable to all the inferior tribe of poets in England and France. Besides, sharp satirists want great patrons. | Буало. Когда наши поэмы были опубликованы, этот монарх был идолом французской нации. Если бы там не знали, как надо обращаться к человеческим страстям или трезвому разуму человечества, мы бы не достигли такой деспотической власти в духовной сфере, которая позволила нам смотреть как на низшие существа на всех этих копошащихся поэтов Англии и Франции. Не говоря уже о том, что именно резкой сатирой чаще добываются покровители. |
| Pope.-All the praise which my friends received from me was unbought. In this, at least, I may boast a superiority over the pensioned Boileau. | Поп. Все мои похвалы друзьям были некуплены. Этим, по крайней мере, я могу хвалиться перед пенсионером общефранцузского значения Буало. |
| Boileau.-A pension in France was an honourable distinction. Had you been a Frenchman you would have ambitiously sought it; had I been an Englishman I should have proudly declined it. If our merit in other respects be not unequal, this difference will not set me much below you in the temple of virtue or of fame. | Буало. Пенсия во Франции -- это как знак почета. Будь вы французом, вы приложили бы все усилия, чтобы получать ее, будь я англичанином, я бы с гордостью отверг ее. Если в прочих отношениях наши достоинства помещены в одну и ту же весовую категорию, то эта разница в материальной сфере никак не может поместить меня ниже на шкале человеческих достоинств. |
| Pope.-It is not for me to draw a comparison between our works. But, if I may believe the best critics who have talked to me on the subject, my "Rape of the Lock" is not inferior to your "Lutrin" and my "Art of Criticism" may well be compared with your "Art of Poetry;" my "Ethic Epistles" are esteemed at least equal to yours; and my "Satires" much better. | Поп. Не мне, конечно сравнивать наши работы. Но если можно доверять лучшим критикам, которые говорили со мной на эту тему, то мое "Похищение локона" никак не уступает вашему "Пюпитру", мое "Искусство критики" вполне сравнимо с вашим "Искусством поэзии", мои "Этические письма" ценятся наравне с вашими, а мои "Сатиры" много лучше. |
| Boileau.-Hold, Mr. Pope. If there is really such a sympathy in our natures as you have supposed, there may be reason to fear that, if we go on in this manner comparing our works, we shall not part in good friendship. | Буало. Останоитесь, милый Поп. Ведь если, действительно, как вы предположили, в наших натурах много общего, есть основания опасаться, как бы мы так сравнивая наши работы, не вцепились друг другу в горло. |
| Pope.-No, no; the mild air of the Elysian Fields has mitigated my temper, as I presume it has yours. But, in truth, our reputations are nearly on a level. Our writings are admired, almost equally (as I hear) for energy and justness of thought. | Поп. Ну уж нет; мягкий климат Елисейских полей, я имею в виду здешние, а не ваши парижские, смягчили и мой темперамент, и, как я надеюсь, и ваш. Но, положа руку на сердце, наши репутации примерно на одном уровне. Нашими писульками восхищаются почти одинаково, как я слышал, за энергичность и отточенность мысли. |
| We both of us carried the beauty of our diction, and the harmony of our numbers, to the highest perfection that our languages would admit. Our poems were polished to the utmost degree of correctness, yet without losing their fire, or the agreeable appearance of freedom and ease. We borrowed much from the ancients, though you, I believe, more than I; but our imitations (to use an expression of your own) had still an original air. | Мы оба довели гармонию стихи и наш стиль до высшего совершенства, которые только позволяют достичь ангийский и французский языки. Наши поэмы отполироваы до высшей степени бессучковоси, бесзадоренности. И при этом они не потеряли ни своего огня, ни естественных свободы и непринужденности. Мы многое позаимствовали у антиков, хотя вы, я полагаю, несколько больше, чем я, но наши подражания (используя ваше собственное выражение) не имеют вид таковых и производят впечатление полностью оригинальных произвений. |
| Boileau.-I will confess, sir (to show you that the Elysian climate has had its effects upon me), I will fairly confess, without the least ill humour, that in your "Eloisa to Abelard," your "Verses to the Memory of an Unfortunate Lady," and some others you wrote in your youth, there is more fire of poetry than in any of mine. You excelled in the pathetic, which I never approached. | Буало. Сознаюсь, сэр (чтобы показать, что здешний загробный климат благотворно действует и на меня), чистосердечно сознаюсь, без граммулечки желчи, но в ваших "Элоизе и Абеляре", ваших "Стихах в память несчастливой леди" и некоторых других, написанных в юности, больше поэтического пыла, чем в любой из моих поделок. Вы замечательны в патетике, с которой я даже рядом не стоял. |
| I will also allow that you hit the manner of Horace and the sly delicacy of his wit more exactly than I, or than any other man who has written since his time. Nor could I, nor did even Lucretius himself, make philosophy so poetical, and embellish it with such charms as you have given to that of Plato, or (to speak more properly) of some of his modern disciples, in your celebrated "Essay on Man." | Я даже позволю себе заметить, что вам удалось точнее, чем мне или кому еще с тех пор, перенять манеру Горация и не без хитринки деликатность его остроумия. Ни я, не даже сам Лукренций не смогли так соединить поэзию с философией или придать изящества Платону или, выражаясь точнее его современным ученикам, как вы в своем знаменитом "Рассуждении о человеке". |
| фигира переводчика и редактора | |
| Pope.-What do you think of my "Homer?" | Поп. Что вы скажете о моем "Гомере"? |
| Boileau.-Your "Homer" is the most spirited, the most poetical, the most elegant, and the most pleasing translation that ever was made of any ancient poem, though not so much in the manner of the original, or so exactly agreeable to the sense in all places, as might perhaps be desired. But when I consider the years you spent in this work, and how many excellent original poems you might, with less difficulty, have produced in that time, I can't but regret that your talents were thus employed. | Буало. Ваш "Гомер" -- это наиболее одухотворенный, наиболее поэтический, наиболее элегантный перевод и при этом самый приятный, который когда-либо был сделать из классиков, хотя и не совсем в манере оригинала. Но он так же приятен, как и оригинал, для эстетического чувства. Большего от переводчика требовать невозможно. Но когда я думаю, сколько оригинальных поэм вы могли бы с меньшими затруднениями состряпать за это время, я не могу не сожалеть о не совсем целесообразном использовании вами своего таланта. |
| A great poet so tied down to a tedious translation is a Columbus chained to an oar. What new regions of fancy, full of treasures yet untouched, might you have explored, if you had been at liberty to have boldly expanded your sails, and steered your own course, under the conduct and direction of your own genius! But I am still more angry with you for your edition of Shakespeare. The office of an editor was below you, and your mind was unfit for the drudgery it requires. Would anybody think of employing a Raphael to clean an old picture? | Поэта, привязанного к необходимостью адекватного перевода, смело сравню с Колумбом, посаженным на весла. Какие новые регионы, расстилаемые человеческой фантазией, полные нетронутых сокровищ, вы бы открыли, если бы вы смело развернули паруса вашего воображения и плыли глядя на собственный компас по стрелке, указываемой вашим собственным гением! Но я более недоволен тем, что вы издавали Шекспира. Работа редактора -- ниже вашего достоинства, ваш ум не подходит для требуемой там педантичности и занудства. Пришло бы кому в голову нанять Рафаэля в реставраторы? |
| .. | |
| о вольтере, свойства исторического писателя | |
| Boileau.-France, too, has produced some very excellent writers since the time of my death. Of one particularly I hear wonders. Fame to him is as kind as if he had been dead a thousand years. She brings his praises to me from all parts of Europe. You know I speak of Voltaire. | Буало. Франция также произвела несколько великолепных поэтов после моей смерти. Об одном особенно сюда постоянно доносятся вопли удивления и восхищения. Слава так успела прилипнуть к нему, будто он жил уже 1000 лет назад. Похвалы ему летят со всех концов Европы и даже Америки, и даже России. Я говорю о Вольтере. |
| Pope.-I do; the English nation yields to none in admiration of his extensive genius. Other writers excel in some one particular branch of wit or science; but when the King of Prussia drew Voltaire from Paris to Berlin, he had a whole academy of belles lettres in him alone. | Буало. О да, даже английская нация ни уступает в похвалах ему его родине. Другие авторы отличаются в какой-нибудь одной области духа или знания; когда же Вольтера перенес в Берлин Ф. Великий, он сказал, что заимел в его лице целую Академию. |
| Boileau.-That prince himself has such talents for poetry as no other monarch in any age or country has ever possessed. What an astonishing compass must there be in his mind, what an heroic tranquillity and firmness in his heart, that he can, in the evening, compose an ode or epistle in the most elegant verse, and the next morning fight a battle with the conduct of C?sar or Gustavus Adolphus! | Поп. Этот суверен сам имел такие таланты в сфере поэзии, как ни один монарх в любой век и в любой стране. Какой удивительный компас должно быть встроен в его мозг, какой дух стоицизма укрепляет его сердце, когда он вечером сочиняет стих или эпистулу самым элегантнейшим пасторальным образом, проливает слезы над любовью несчастных пастушков, а уже наутро ведет тех же пастушков, одетых в серые солдатские шинели не хуже Цезаря или Густава Адольфа. |
| Pope.-I envy Voltaire so noble a subject both for his verse and his prose. But if that prince will write his own commentaries, he will want no historian. I hope that, in writing them, he will not restrain his pen, as C?sar has done, to a mere account of his wars, but let us see the politician, and the benignant protector of arts and sciences, as well as the warrior, in that picture of himself. | Буало. Я завидую Вольтеру, с каким благородством он воюет как в стихах, так и в прозе. Но если Фридрих захотел бы написать собственные комментарии, ему бы не понадобился историк. Я надеюсь, что пиша их он не стал бы удерживать своего пера на манер Цезаря, сведя свой труд к скупому отчету о своих войнах, но в истории Фридриха мы бы увидели политика, проникновенного покровителя искусств и наук, как и воина. Это был бы мастерский автопортрет. |
| Voltaire has shown us that the events of battles and sieges are not the most interesting parts of good history, but that all the improvements and embellishments of human society ought to be carefully and particularly recorded there. | Вольтер показал, что битвы и осады -- не самая интересная часть истории, но улучшения и прогресс человеческого общества должны быть с гораздо большей полнотой быть занесены на скрижали истории. |
| Boileau.-The progress of arts and knowledge, and the great changes that have happened in the manners of mankind, are objects far more worthy of a leader's attention than the revolutions of fortune. And it is chiefly to Voltaire that we owe this instructive species of history. | Буало. Прогресс знаний и искусств и великие улучшения, которые произошли в манерах людей -- объекты более достойные внимания политических лидеров, что перемены военного счастья. И именно Вольтеру мы обязаны этой поучительной частью истории. |
| Pope.-He has not only been the father of it among the moderns, but has carried it himself to its utmost perfection. | Поп. Но он не только породил этот вид исследований, но и сам довел его до совершенства. |
| Boileau.-Is he not too universal? Can any writer be exact who is so comprehensive? | Буало. Но не слишком ли он универсален? Разве может один человек быть таким всеядным? |
| Pope.-A traveller round the world cannot inspect every region with such an accurate care as exactly to describe each single part. If the outlines are well marked, and the observations on the principal points are judicious, it is all that can be required. | Поп. Кругосветный путешественник не может исследовать каждый регион до мельчайших подробностей. Если общие контуры хорошо прорисованы и наблюдения над главными чертами произведены точно, это все что можно требовать. |
| Boileau.-I would, however, advise and exhort the French and English youth to take a fuller survey of some particular provinces, and to remember that although, in travels of this sort, a lively imagination is a very agreeable companion, it is not the best guide. To speak without a metaphor, the study of history, both sacred and profane, requires a critical and laborious investigation. The composer of a set of lively and witty remarks on facts ill-examined, or incorrectly delivered, is not an historian. | Буало. Я бы посоветовал и даже настаивал на том, чтобы молодые французские и английские авторы, делая обзор отдельных провинций, помнили, что в путешествиях такого сорта живое воображение приятный попутчик, но плохой гид. Оставив в стороне метафоры, изучение истории, как священной, так и общей требует критического подхода и скрупулезных исследований. Составитель живых и остроумных ремарок на плохо изученные факты и неверно переданные -- это еще не историк. |
| Pope.-We cannot, I think, deny that name to the author of the "Life of Charles XII., King of Sweden." | Поп. Нам не следует все же отрицать имя автора "Жизнь Карла XII Шведского". |
| Boileau.-No, certainly. I esteem it the very best history that this age has produced. As full of spirit as the hero whose actions it relates, it is nevertheless most exact in all matters of importance. The style of it is elegant, perspicuous, unaffected; the disposition and method are excellent; the judgments given by the writer acute and just. | Буало. Конечно, нет. Я оцениваю ее, как лучшую историю, написанную в XVIII веке. Полностью передавая дух героя и его времени, работа тем не менее точна в исторических деталях. А чего у историков последующих поколений практически исчезло, ее стиль элегантен, ненапорист, ясен, расстановка акцентов и исторический метод четки, а суждения, данные автором, остры и справедливы. |
| Pope.-Are you not pleased with that philosophical freedom of thought which discovers itself in all the works of Voltaire, but more particularly in those of an historical nature? | Поп. А не оставляет некоторой неудовлетворенности у вас некоторая философская свобода мысли, которая обнаруживается во всех работах Вольтера по истории? |
| Boileau.-If it were properly regulated, I should reckon it among their highest perfections. Superstition, and bigotry, and party spirit are as great enemies to the truth and candour of history as malice or adulation. To think freely is therefore a most necessary quality in a perfect historian. But all liberty has its bounds, which, in some of his writings, Voltaire, I fear, has not observed. | Буало. Если только пользоваться ею в меру, я должен рассматривать это как достоинство, необходимое для совершенной исторической работы. Предрассудки, партийный дух, привязанность к концепциям -- самые большие враги для правды и искренности в истории, такие же как лесть или злобствование. Думать свободно -- это, пожалуй, наиболее ценное качество совершенного историка. Однако свобода имеет свои границы, которых Вольтер в некоторых из своих работ, кажется, не наблюдал. |
| Would (??) to Heaven he would reflect, while it is yet in his power to correct what is faulty, that all his works will outlive him; that many nations will read them; and that the judgment pronounced here upon the writer himself will be according to the scope and tendency of them, and to the extent of their good or evil effects on the great society of mankind. | Если он возьмется за ум, поскольку по нашим сведениям, он еще жив, то в его власти исправиться. Тогда его труды переживут его; многие, и не только французы, и не только в Европе, будут читать его; и то суждение, которое мы высказали здесь о нем как писателе станет общим местом всех академических изданий, ко злу или благу всего человечества. |
| Pope.-It would be well for all Europe if some other wits of your country, who give the tone to this age in all polite literature, had the same serious thoughts you recommend to Voltaire. Witty writings, when directed to serve the good ends of virtue and religion, are like the lights hung out in a pharos, to guide the mariners safe through dangerous seas; but the brightness of those that are impious or immoral shines only to betray and lead men to destruction. | Поп. Было бы хорошо для всей просвещенной Европы, если бы и другие мозги вашей родины, задававшие тон в политической литературе, имели бы ту же серьезность в помыслах, которую вы рекомендовали Вольтеру. Остроумные труды, направленные к тому, чтобы служить добродетели и религии, как мощные фонари на Фаросском маяке, ведут безопасно матросов среди опасностей морей; но искрометность тех, кто светит нечестивым или имморальным светом только обманывают и ведут к катастрофам. |
| Boileau.-Has England been free from all seductions of this nature? | Буало. Свободны ли англичане от всех соблазнов этого сорта? |
| Pope.-No. But the French have the art of rendering vice and impiety more agreeable than the English. | Поп. Нет. Но французы приспособили искусство давать пороками и кощунствам всяким более приятный вид, чем англичане. |
| Boileau.-I am not very proud of this superiority in the talents of my countrymen. But as I am told that the good sense of the English is now admired in France, I hope it will soon convince both nations that true wisdom is virtue, and true virtue is religion. | Буало. Меня не слишком радует подобное превосходство в талантах у моих соотечественников. Как мне говорили, хорошим вкусом англичан сейчас восхищаются во Франции. Я надеюсь, скоро обе нации скоро убедятся, что подлинная мудрость -- это добродетель, а добро с кулаками -- это религия. |
| Pope.-I think it also to be wished that a taste for the frivolous may not continue too prevalent among the French. There is a great difference between gathering flowers at the foot of Parnassus and ascending the arduous heights of the mountain. The palms and laurels grow there, and if any of your countrymen aspire to gain them, they must no longer enervate all the vigour of their minds by this habit of trifling. I would have them be perpetual competitors with the English in manly wit and substantial learning. But let the competition be friendly. There is nothing which so contracts and debases the mind as national envy. True wit, like true virtue, naturally loves its own image in whatever place it is found. | Поп. Я полагаю также желательным, чтобы вкус на фривольности слишком уж превалировал у французов. Большая разница между сбором цветов у подножия Парнаса и подъема к его вершинам через крутизны и обрывы. Пальмовые и лавровые венки растут там, и если кто-либо из ваших соотечественником возжелает добыть их, он не должен будет слишком долго процветать в изнеженных широтах, забавляя свои мозги пустяками. Я хотел бы, чтобы они были постоянными соперниками англичан в мужественном интеллектуальном споре и основательной учености. Ничто так не сужает и не измельчает мозгов, как национальная зависть. Подлинный ум, как и подлинная добродетель, естественным образом любят аналогичные проявления, в каком бы месте они их не находили, а хотя бы и в России. |