Deutsch | Русский |
In der Brust des Ritters war nichts als Nacht und Schmerz. Die Dolchstiche der Verleumdung hatten ihn gut getroffen, und wie er dahinging, über den Sankt-Markus-Platz, war ihm zumute als wollte sein Herz brechen und verbluten. Seine Füße schwankten vor Müdigkeit - das edle Wild war den ganzen Tag gehetzt worden, und es war ein heißer Sommertag - der Schweiß lag auf seiner Stirne, und als er in die Gondel stieg, seufzte er tief. Er saß gedankenlos in dem schwarzen Gondelzimmer, gedankenlos schaukelten ihn die weichen Wellen, und trugen ihn den wohlbekannten Weg hinein in die Brenta - und als er vor dem wohlbekannten Palaste ausstieg, hörte er: Signora Laura sei im Garten. | Душой рыцаря владели ночь и скорбь. Кинжалы клеветы больно ранили его, и когда он брел по площади Святого Марка, сердце его, казалось ему, готово было разбиться и истечь кровью. Ноги его подгибались от усталости, -- как благородную дичь, травили его целый день, а день был летний и жаркий, -- пот стекал с его лба, и когда он опустился в гондолу, глубокий вздох вырвался у него. Не думая ни о чем, сидел он в черной кабине гондолы, и, плавно качая, несли его бездумные волны давно знакомым путем прямо в Бренту, а когда он остановился у давно знакомого дворца, ему сказали, что синьора Лаура в саду. |
Sie stand, gelehnt an die Statue des Laokoon, neben dem roten Rosenbaum, am Ende der Terrasse, unfern von den Trauerweiden, die sich wehmütig herabbeugen über den vorbeiziehenden Fluß. Da stand sie lächelnd, ein weiches Bild der Liebe, umduftet von Rosen. Er aber erwachte, wie aus einem schwarzen Traume, und war plötzlich wie umgewandelt in Milde und Sehnsucht. "Signora Laura!" - sprach er - "ich bin elend und bedrängt von Haß und Not und Lüge" - und dann stockte er, und stammelte: - "aber ich liebe Euch" - und dann schoß eine freudige Träne in sein Auge, und mit feuchten Augen und flammenden Lippen rief er : - "Sei mein Mädchen, und liebe mich!" | Она стояла, прислонясь к статуе Лаокоона, подле куста красных роз в конце террасы, недалеко от плакучих ив, которые печально склоняются над струящейся мимо рекой. Улыбаясь, стояла она -- хрупкий образ любви, овеянный ароматом роз. Он же пробудился от мрачного сна и весь вдруг растворился в нежности и страсти. "Синьора Лаура,-- произнес он,-- я несчастен и подавлен злобой, нуждой и обманом..." Он запнулся на миг и пролепетал: "Но я люблю вас!" Радостная слеза блеснула в его глазах. С увлажненными глазами и пылающими губами вскричал он: "Будь моей, дитя, люби меня!" |
Es liegt ein geheimnisdunkler Schleier über dieser Stunde, kein Sterblicher weiß, was Signora Laura geantwortet hat, und wenn man ihren guten Engel im Himmel darob befragt, so verhüllt er sich und seufzt und schweigt. | Темный покров тайны лежит на этом часе, ни один смертный не знает, что ответила синьора Лаура, и если спросить ее ангела-хранителя на небесах, он закроет лицо, вздохнет и промолчит. |
Einsam stand der Ritter noch lange bei der Statue des Laokoon, sein Antlitz war ebenso verzerrt und weiß, bewußtlos entblätterte er alle Rosen des Rosenbaums, er zerknickte sogar die jungen Knospen - der Baum hat nie wieder Blüten getragen - in der Ferne klagte eine wahnsinnige Nachtigall, die Trauerweiden flüsterten ängstlich, dumpf murmelten die kühlen Wellen der Brenta, die Nacht kam heraufgestiegen mit ihrem Mond und ihren Sternen - ein schöner Stern, der schönste von allen, fiel vom Himmel herab. | Долго еще стоял рыцарь один подле статуи Лаокоона, черты его тоже были искажены страданьем и мертвенно-бледны, бессознательно обрывал он лепестки роз на кусте, ломал и мял молодые бутоны, -- куст этот не цвел с тех пор никогда, -- вдали рыдал безумный соловей, плакучие ивы шептались тревожно, глухо рокотали прохладные волны Бренты, ночь засияла месяцем и звездами, -- прекрасная звезда, прекраснейшая из всех, упала с небес. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая