| Deutsch | Русский |
| Die "Weihe der Kraft" wurde nach wie vor gegeben, und Berlin hörte nicht auf, in zwei Lager geteilt zu sein. Alles, was mystisch-romantisch war, war für, alles, was freisinnig war, gegen das Stück. Selbst im Hause Carayon setzte sich diese Fehde fort, und während die Mama teils um des Hofes, teils um ihrer eignen "Gefühle" willen überschwenglich mitschwärmte, fühlte sich Victoire von diesen Sentimentalitäten abgestoßen. Sie fand alles unwahr und unecht und versicherte, daß Schach in jedem seiner Worte recht gehabt habe. | "Осененный силой" по-прежнему часто давался в театре, и Берлин все еще делился на два лагеря. Те, что были настроены мистико-романтически, стояли за пьесу, свободомыслящие - против. Даже в доме Карайонов продолжалась эта распря, и если мамa, отчасти из-за своих придворных связей, отчасти из-за собственных "чувств", страстно восторгалась пьесой, то Виктуар сентиментальность таковой внушала отвращение. Все там казалось ей лживым, надуманным, и она уверяла, что Шах кругом прав в своих суждениях. |
| Dieser kam jetzt von Zeit zu Zeit, aber doch immer nur, wenn er sicher sein durfte, Victoiren in Gesellschaft der Mutter zu treffen. Er bewegte sich wieder viel in den "großen Häusern" und legte, wie Nostitz spottete, den Radziwills und Carolaths zu, was er den Carayons entzog. Auch Alvensleben scherzte darüber, und selbst Victoire versuchte, den gleichen Ton zu treffen. Aber ohne daß es ihr glücken wollte. Sie träumte so hin, und nur eigentlich traurig war sie nicht. Noch weniger unglücklich. | Он время от времени опять появлялся у них, но всегда в те часы, когда мог быть уверен, что Виктуар сидит в гостиной с матерью. Теперь он снова зачастил в знатнейшие дома Берлина и, как иронизировал Ноштиц, выкладывал у Радзивиллов и Каролатов то, что вылавливал у Карайонов. Альвенслебен тоже над этим подшучивал, и даже Виктуар пыталась ему вторить. Правда, ей это не удавалось. Она часто впадала в задумчивость, но печалью это нельзя было назвать. И несчастной она тоже себя не чувствовала. |
| Unter denen, die sich mit dem Stück, also mit der Tagesfrage beschäftigten, waren auch die Offiziere vom Regiment Gensdarmes, obschon ihnen nicht einfiel, sich ernsthaft auf ein Für oder Wider einzulassen. Sie sahen alles ausschließlich auf seine komische Seite hin an und fanden in der Auflösung eines Nonnenklosters, in Katharina von Boras "neunjähriger Pflegetochter" und endlich in dem beständig Flöte spielenden Luther einen unerschöpflichen Stoff für ihren Spott und Übermut. | Среди тех, кого занимала эта пьеса, иными словами - злоба дня, были и офицеры жандармского полка. Хотя всерьез они, разумеется, ни к одной из сторон не примыкали, но находили неисчерпаемый материал для озорства и насмешек в роспуске женского монастыря, в девятилетней "приемной дочке" Катарины фон Бора и, наконец, в Лютере, на протяжении всего спектакля играющем на флейте. |
| Ihr Lieblingsversammlungsort in jenen Tagen war die Wachtstube des Regiments, wo die jüngeren Kameraden den diensttuenden Offizier zu besuchen und sich bis in die Nacht hinein zu divertieren pflegten. Unter den Gesprächen, die man in Veranlassung der neuen Komödie hier führte, kamen Spöttereien wie die vorgenannten kaum noch von der Tagesordnung, und als einer der Kameraden daran erinnerte, daß das neuerdings von seiner früheren Höhe herabgestiegene Regiment eine Art patriotische Pflicht habe, sich mal wieder "als es selbst" zu zeigen, brach ein ungeheurer Jubel aus, an dessen Schluß alle einig waren, "daß etwas geschehen müsse". | В те дни любимым местом их сборищ стала полковая караульня; молодые офицеры захаживали туда к товарищам, несшим дежурную службу, и нередко засиживались у них до глубокой ночи. Остроты и подшучиванья над новой комедией, как уже сказано, не сходили у них с языка, а когда кто-то вдруг сказал, что, дескать, их полку, в последнее время несколько упавшему в общественном мнении, прямо-таки вменяется в патриотический долг вновь показать, "каков он есть", эти слова были встречены бурным ликованием, и в конце концов все пришли к заключению, что "что-то должно произойти". |
| Daß es sich dabei lediglich um eine Travestie der "Weihe der Kraft", etwa durch eine Maskerade, handeln könne, stand von vornherein fest, und nur über das "Wie" gingen die Meinungen noch auseinander. In Folge davon beschloß man, ein paar Tage später eine neue Zusammenkunft abzuhalten, in der, nach Anhörung einiger Vorschläge, der eigentliche Plan fixiert werden sollte. | Надо устроить маскарад, пародирующий "Осененного силой",- таков был единодушный вывод, мнения разошлись только в одном: как это сделать. В результате решено было через несколько дней встретиться вновь и, выслушав различные предложения, выработать окончательный план. |
| Rasch hatte sich's herumgesprochen, und als Tag und Stunde da waren, waren einige zwanzig Kameraden in dem vorerwähnten Lokal erschienen: Itzenplitz, Jürgaß und Britzke, Billerbeck und Diricke, Graf Haeseler, Graf Herzberg, von Rochow, von Putlitz, ein Kracht, ein Klitzing und nicht zum letzten ein schon älterer Lieutenant von Zieten, ein kleines, häßliches und säbelbeiniges Kerlchen, das durch entfernte Vetterschaft mit dem berühmten General und beinahe mehr noch durch eine keck in die Welt hineinkrähende Stimme zu balancieren wußte, was ihm an sonstigen Tugenden abging. Auch Nostitz und Alvensleben waren erschienen. Schach fehlte. | Слух об этом собрании распространился достаточно широко, и, когда настал день и час встречи, в упомянутую караульню явилось человек двадцать: Итценплиц, Юргас и Брицке, Биллербек и Дирике, граф Хезлер, граф Херцберг, фон Рохов, фон Путлиц, Крахт, Клицинг и, наконец, лейтенант фон Цитен, низкорослый, уродливый человечек с кривыми ногами и уже в летах, который пробивал себе дорогу в жизни дальним родством с прославленным генералом, но главным образом крикливым нагловатым голосом, искупавшим отсутствие у него иных добродетелей. Пришли и Поштиц с Альвенслебеном. Шах отсутствовал. |
| "Wer präsidiert?" fragte Klitzing. | - Кто будет председательствовать? - осведомился Клицинг. |
| "Nur zwei Möglichkeiten", antwortete Diricke. "Der längste oder der kürzeste. Will also sagen, Nostitz oder Zieten." | - Речь может идти лишь о двоих,- отвечал Дирике.- Либо самый длинный, либо самый короткий: следовательно, Ноштиц или Цитен. |
| "Nostitz, Nostitz", riefen alle durcheinander, und der so durch Akklamation Gewählte nahm auf einem ausgebuchteten Gartenstuhle Platz. Flaschen und Gläser standen die lange Tafel entlang. | "Ноштиц, Ноштиц",- наперебой закричали собравшиеся, и единогласно избранный Ноштиц торжественно уселся на выдвинутый из ряда садовый стул. Длинный стол караульни был сплошь уставлен бутылками и бокалами. |
| "Rede halten! Assemblée nationale..." | - Говори речь! Assemblée nationale (Национальное собрание (франц.)). |
| Nostitz ließ den Lärm eine Weile dauern und klopfte dann erst mit dem ihm als Zeichen seiner Würde zur Seite liegenden Pallasch auf den Tisch. | Ноштиц дал им немного пошуметь, затем стукнул по столу палашом, лежавшим рядом, как знак его председательского достоинства: |
| "Silentium, Silentium." | - Silentium, silentium! (молчание (лат.)) |
| "Kameraden vom Regiment Gensdarmes, Erben eines alten Ruhmes auf dem Felde militärischer und gesellschaftlicher Ehre (denn wir haben nicht nur der Schlacht die Richtung, wir haben auch der Gesellschaft den Ton gegeben), Kameraden, sag ich, wir sind schlüssig geworden: es muß etwas geschehn!" | - Друзья мои жандармы, наследники старой славы и почестей не только на поле брани, но и в гостиных (ибо мы одинаково умели изменять ход битвы и задавать тон в обществе), друзья, итак, мы пришли к решению: что-то должно произойти! |
| "Ja, ja. Es muß etwas geschehn." | - Да, да. Что-то произойдет. |
| "Und neu geweiht durch die 'Weihe der Kraft', haben wir, dem alten Luther und uns selber zuliebe, beschlossen, einen Aufzug zu bewerkstelligen, von dem die spätesten Geschlechter noch melden sollen. Es muß etwas Großes werden! Erinnern wir uns, wer nicht vorschreitet, der schreitet zurück. Ein Aufzug also. Soviel steht fest. Aber Wesen und Charakter dieses Aufzuges bleibt noch zu fixieren, und zu diesem Behufe haben wir uns hier versammelt. Ich bin bereit, Ihre Vorschläge der Reihe nach entgegenzunehmen. Wer Vorschläge zu machen hat, melde sich." | - Осененные прекрасной мыслью, благодаря "Осененному силой", мы, в угоду старику Лютеру и себе самим, решили устроить шествие, о котором еще будут говорить грядущие поколения. Оно должно быть поистине грандиозным. Недаром говорится: "Кто не идет вперед, пятится назад". Но суть его и характер нам еще следует определить, для этой цели мы сюда и явились. Я готов поочередно выслушать все ваши предложения. Прошу заявить, у кого таковые имеются. |
| Unter denen, die sich meldeten, war auch Lieutenant von Zieten. | Среди имеющих предложения оказался и лейтенант фон Цитен. |
| "Ich gebe dem Lieutenant von Zieten das Wort." | - Даю слово лейтенанту фон Цитену. |
| Dieser erhob sich und sagte, während er sich leicht auf der Stuhllehne wiegte | Тот поднялся и, слегка раскачивая спинку стула, сказал: |
| "Was ich vorzuschlagen habe, heißt Schlittenfahrt." | - То, что я хочу предложить, называется "Санный поезд". |
| Alle sahen einander an. Einige lachten. | Все переглянулись. Кое-кто рассмеялся. |
| "Im Juli?" | - Это в июле-то? |
| "Im Juli", wiederholte Zieten. "Unter den Linden wird Salz gestreut, und über diesen Schnee hin geht unsre Fahrt. Erst ein paar aufgelöste Nonnen; in dem großen Hauptschlitten aber, der die Mitte des Zuges bildet, paradieren Luther und sein Famulus, jeder mit einer Flöte, während Katharinchen auf einer Pritsche reitet. Ad libitum mit Fackel oder Schlittenpeitsche. Vorreiter eröffnen den Zug. Kostüme werden dem Theater entnommen oder angefertigt. Ich habe gesprochen." | - Да, в июле,- повторил Цитен.- Мы велим рассыпать соль на Унтер-ден-Линден и поедем по этому снегу. Сначала парочка бывших монахинь, засим в самых больших санях, которые будут являться центром процессии,- Лютер и его фамулус, оба играющие на флейтах, на козлах же будет восседать сама Катаринхен. Ad libitum ( По желанию (лат.)) с факелом или кнутом в руках. Впереди процессии поскачут форейторы. Костюмы мы раздобудем в театре или велим сшить. Я все сказал. |
| Ein ungeheurer Lärm antwortete, bis der Ruhe gebietende Nostitz endlich durchdrang. | Неистовый шум покрыл его последние слова. Ноштицу с трудом удалось утихомирить собрание. |
| "Ich nehme diesen Lärm einfach als Zustimmung und beglückwünsche Kamerad Zieten, mit einem einzigen und ersten Meisterschuß gleich ins Schwarze getroffen zu haben. Also Schlittenfahrt. Angenommen?" | - Этот шум я принимаю за изъявление согласия и хочу поздравить нашего товарища Цитена, первым же выстрелом попавшего в черный кружок. Итак, санный поезд. Принято единогласно? |
| "Ja, ja." | - Да, да. |
| "So bleibt nur noch Rollenverteilung. Wer gibt den Luther?" | - Остается только распределить роли. Кто будет изображать Лютера? |
| "Schach." | - Шах. |
| "Er wird ablehnen." | - Он не согласится. |
| "Nicht doch", krähte Zieten, der gegen den schönen, ihm bei mehr als einer Gelegenheit vorgezogenen Schach eine Spezialmalice hegte; "wie kann man Schach so verkennen! Ich kenn ihn besser. Er wird es freilich eine halbe Stunde lang beklagen, sich hohe Backenknochen auflegen und sein Normaloval in eine bäurische tête carrée verwandeln zu müssen. Aber schließlich wird er Eitelkeit gegen Eitelkeit setzen und seinen Lohn darin finden, auf vierundzwanzig Stunden der Held des Tages zu sein." | - Почему? - прокаркал Цитен, питавший откровенную неприязнь к красивому и не раз ему предпочтенному Шаху.- Разве можно так недооценивать Шаха? Конечно, с полчаса он будет расстраиваться из-за широких скул, которые ему придется сделать, и еще из-за того, что свою изящную голову он должен будет превратить в мужицкую tête carrée (Квадратную голову (франц.)). Но в борьбе двух тщеславий победит сознание, что в течение двадцати четырех часов он будет героем дня. |
| Ehe Zieten noch ausgesprochen hatte, war von der Wache her ein Gefreiter eingetreten, um ein an Nostitz adressiertes Schreiben abzugeben. | Цитен еще не договорил, как в комнату вошел караульный ефрейтор с письмом, адресованным Ноштицу. |
| "Ah, lupus in fabula." | - A, lupus in fabulis! (волк в басне (лат.)) |
| "Von Schach?" | - От Шаха? |
| "Ja!" | - Да! |
| "Lesen, lesen!" | - Читайте, читайте вслух! |
| Und Nostitz erbrach den Brief und las. | Ноштиц сорвал печать и прочитал: |
| "Ich bitte Sie, lieber Nostitz, bei der mutmaßlich in eben diesem Augenblicke stattfindenden Versammlung unsrer jungen Offiziere meinen Vermittler und, wenn nötig, auch meinen Anwalt machen zu wollen. Ich habe das Zirkular erhalten und war anfänglich gewillt zu kommen. Inzwischen aber ist mir mitgeteilt worden, um was es sich aller Wahrscheinlichkeit nach handeln wird, und diese Mitteilung hat meinen Entschluß geändert. | - "Прошу Вас, мой милый Ноштиц, на собрании молодых офицеров, предположительно имеющем место в данный момент, взять на себя роль моего посредника, а если потребуется, и адвоката. Получив циркуляр, я поначалу решил явиться в собрание. Но вскоре мне сообщили, чему, видимо, будет посвящено таковое, и это заставило меня изменить решение. |
| Es ist Ihnen kein Geheimnis, daß all das, was man vorhat, meinem Gefühl widerstreitet, und so werden Sie sich mit Leichtigkeit herausrechnen können, wie viel oder wie wenig ich (dem schon ein Bühnen-Luther contre c?ur war) für einen Mummenschanz-Luther übrighabe. Daß wir diesen Mummenschanz in eine Zeit verlegen, die nicht einmal eine Fastnachtsfreiheit in Anspruch nehmen darf, bessert sicherlich nichts. Jüngeren Kameraden soll aber durch diese meine Stellung zur Sache kein Zwang auf erlegt werden, und jedenfalls darf man sich meiner Diskretion versichert halten. Ich bin nicht das Gewissen des Regiments, noch weniger sein Aufpasser. Ihr Schach." | Для вас не секрет, что задуманное идет вразрез с моими убеждениями, и вы без труда поймете, как мало приязни я испытываю (мне и театральный Лютер был contre coeur (Не по сердцу (франц.))) к Лютеру маскарадному. То, что этот маскарад не оправдан даже карнавальной порой, положения ничуть, разумеется, не улучшает. Однако эта моя позиция ни в коей мере не должна влиять на молодых людей, они, разумеется, могут быть убеждены в моей скромности. Я не совесть полка и тем паче не надзиратель. Ваш Шах". |
| "Ich wußt es", sagte Nostitz in aller Ruhe, während er das Schachsche Billet an dem ihm zunächststehenden Lichte verbrannte. "Kamerad Zieten ist größer in Vorschlägen und Phantastik als in Menschenkenntnis. Er will mir antworten, seh ich, aber ich kann ihm nicht nachgeben, denn in diesem Augenblicke heißt es ausschließlich: wer spielt den Luther? Ich bringe den Reformator unter den Hammer. Der Meistbietende hat ihn. Zum ersten, zum zweiten und zum... dritten. Niemand? So bleibt mir nichts übrig als Ernennung. Alvensleben, Sie." | Я так и знал,- спокойно заметил Ноштиц, сжигая записку на стоящей возле свече.- Великолепные предложения Цитена и его фантазия превосходят его знание человеческой натуры. Я вижу, он собирается мне ответить, но я не дам ему слова, в настоящую минуту важно одно: кто будет Лютером? Реформатор пойдет с молотка. Кто больше даст, тот его получит. Считаю: раз, два... три. Все молчат? Остается назначить Лютера. Альвенслебен, вы. |
| Dieser schüttelte den Kopf. | Альвенслебен покачал головой. |
| "Ich stehe dazu wie Schach; machen Sie das Spiel, ich bin kein Spielverderber, aber ich spiele persönlich nicht mit. Kann nicht und will nicht. Es steckt mir dazu zuviel Katechismus Lutheri im Leibe." | - Я отношусь к этой затее так же, как Шах; игру я вам портить не собираюсь, но сам в ней участвовать не стану. Не могу и не хочу. Слишком много сидит во мне от Лютерова катехизиса. |
| Nostitz wollte nicht gleich nachgeben. | Ноштиц уступил не вдруг. |
| "Alles zu seiner Zeit", nahm er das Wort, "und wenn der Ernst seinen Tag hat, so hat der Scherz wenigstens seine Stunde. Sie nehmen alles zu gewissenhaft, zu feierlich, zu pedantisch. Auch darin wie Schach. Keinerlei Ding ist an sich gut oder bös. Erinnern Sie sich, daß wir den alten Luther nicht verhöhnen wollen, im Gegenteil, wir wollen ihn rächen. Was verhöhnt werden soll, ist das Stück, ist die Lutherkarikatur, ist der Reformator in falschem Licht und an falscher Stelle. Wir sind Strafgericht, Instanz alleroberster Sittlichkeit. Tun Sie's. Sie dürfen uns nicht im Stiche lassen, oder es fällt alles in den Brunnen." | - Всему свой черед,- начал он,-недаром же говорят: делу время, потехе час. Вы всё воспринимаете слишком добросовестно, торжественно, слишком педантически. Точь-в-точь как Шах. На свете нет ничего, что само по себе было бы добрым или злым. Помните, что мы вовсе не намерены издеваться над старым Лютером, напротив, мы хотим отомстить за него. Насмешки заслуживает пьеса, карикатура на Лютера - реформатор, фальшиво освещенный и поставленный в фальшивое положение. Мы верховное судилище, высшая инстанция нравственности. Согласитесь, Альвенслебен, прошу вас. Нельзя бросать нас на произвол судьбы, или весь замысел уйдет в песок. |
| Andere sprachen in gleichem Sinn. Aber Alvensleben blieb fest, und eine kleine Verstimmung schwand erst, als sich unerwartet (und eben deshalb von allgemeinstem Jubel begrüßt) der junge Graf Herzberg erhob, um sich für die Lutherrolle zu melden. | Другие живо поддержали Ноштица, но Альвенслебен остался непреклонен. Общее настроение, несколько уже упавшее, поднялось вновь, когда неожиданно (почему это и было встречено громкими изъявлениями восторга) встал молодой граф Херцберг и предложил себя в исполнители Лютера. |
| Alles, was danach noch zu ordnen war, ordnete sich rasch, und ehe zehn Minuten um waren, waren bereits die Hauptrollen verteilt: Graf Herzberg den Luther, Diricke den Famulus, Nostitz, wegen seiner kolossalen Größe, die Katharina von Bora. Der Rest wurd einfach als Nonnenmaterial eingeschrieben, und nur Zieten, dem man sich besonders verpflichtet fühlte, rückte zur Äbtissin auf. Er erklärte denn auch sofort, auf seinem Schlittensitz ein "jeu entrieren" oder mit dem Klostervogt eine Partie Mariage spielen zu wollen. Ein neuer Jubel brach aus, und nachdem noch in aller Kürze der nächste Montag für die Maskerade festgesetzt, alles Ausplaudern aber aufs strengste verboten worden war, schloß Nostitz die Sitzung. | Не прошло и десяти минут, как уладилось все, что еще должно было уладиться, и главные роли были распределены: граф Херцберг - Лютер, Дирике - фамулус, Ноштиц, за свой колоссальный рост,- Катарина фон Бора. Остальные пошли просто как сырье для монахинь, и только Цитен, так как все чувствовали себя ему обязанными, возвысился до роли настоятельницы. Он тут же заявил, что, сидя в санях, будет вести себя весьма игриво, а не то станет дуться в марьяж с монастырским фогтом. Это вызвало новый взрыв восторга, и, после того как днем маскарада был назначен следующий понедельник, что, разумеется, следовало держать в строжайшем секрете, Ноштиц закрыл заседание. |
| In der Tür drehte sich Diricke noch einmal um und fragte: | В дверях Дирике вдруг обернулся и спросил: |
| "Aber wenn's regnet?" | - А что, если будет дождь? |
| "Es darf nicht regnen." | - Дождя быть не может. |
| "Und was wird aus dem Salz?" | - Что тогда станется с солью? |
| "C'est pour les domestiques!" | - Вопрос pour les domestiques (Для слуг (франц.)). |
| "Et pour la canaille", schloß der jüngste Cornet. | - Et pour la canaille (И для всякого сброда (франц.)),- заключил молоденький корнет. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
Грамматический справочник | Тексты
