Notre Dame de Paris/Собор Парижской богоматери

II. PIERRE GRINGOIRE/II. Пьер Гренгуар

France	Русский
Cependant, tandis qu'il haranguait, la satisfaction, l'admiration unanimement excitées par son costume se dissipaient à ses paroles ; et quand il arriva à cette conclusion malencontreuse : " Dès que l'éminentissime cardinal sera arrivé, nous commencerons ", sa voix se perdit dans un tonnerre de huées.	Однако, пока он держал свою торжественную речь, всеобщее удовольствие и восхищение, возбужденные его костюмом, постепенно рассеивались, а когда он пришел к злополучному заключению: "Как только его святейшество прибудет, мы сейчас же начнем", -- его голос затерялся в буре гиканья и свиста.
-- Commencez tout de suite ! Le mystère ! le mystère tout de suite ! criait le peuple. Et l'on entendait par-dessus toutes les voix celle de Johannes de Molendino, qui perçait la rumeur comme le fifre dans un charivari de Nîmes :	-- Немедленно начинайте мистерию! Мистерию немедленно! -- кричала толпа. И среди всех голосов отчетливо выделялся голос Жоаннеса де Молендино, прорезавший общий гул, подобно дудке на карнавале в Ниме.
-- Commencez tout de suite ! glapissait l'écolier.	-- Начинайте сию же минуту! -- визжал школяр.
-- &Аgrave; bas Jupiter et le cardinal de Bourbon ! vociféraient Robin Poussepain et les autres clercs juchés dans la croisée.	-- Долой Юпитера и кардинала Бурбонского! -- вопил Робен Пуспен и прочие школяры, угнездившиеся на подоконнике.
-- Tout de suite la moralité ! répétait la foule. Sur-le-champ ! tout de suite ! Le sac et la corde aux comédiens et au cardinal !	-- Давайте моралитэ! -- вторила толпа. -- Сейчас же, сию минуту, а не то мешок и веревка для комедиантов и кардинала!
Le pauvre Jupiter, hagard, effaré, pâle sous son rouge, laissa tomber sa foudre, prit à la main son bicoquet ; puis il saluait et tremblait en balbutiant :	Несчастный Юпитер, ошеломленный, испуганный, побледневший под слоем румян, уронил молнию, снял шляпу, поклонился и, дрожа от страха, пролепетал:
Son éminence... les ambassadeurs... madame Marguerite de Flandre...	-- Его высокопреосвященство, послы... госпожа Маргарита Фландрская...
Il ne savait que dire. Au fond, il avait peur d'être pendu.	Он не знал, что сказать. В глубине души он опасался, что его повесят.
Pendu par la populace pour attendre, pendu par le cardinal pour n'avoir pas attendu, il ne voyait des deux côtés qu'un abîme, c'est-à-dire une potence.	Его повесит толпа, если он ее заставит ждать, его повесит кардинал, если он его не дождется; куда ни повернись, перед ним разверзалась пропасть, то есть виселица.
Heureusement quelqu'un vint le tirer d'embarras et assumer la responsabilité.	К счастью, какой-то человек пришел ему на выручку и принял всю ответственность на себя.
Un individu qui se tenait en deçà de la balustrade dans l'espace laissé libre autour de la table de marbre, et que personne n'avait encore aperçu, tant sa longue et mince personne était complètement abritée de tout rayon visuel par le diamètre du pilier auquel il était adossé, cet individu, disons-nous, grand, maigre, blême, blond, jeune encore, quoique déjà ridé au front et aux joues, avec des yeux brillants et une bouche souriante, vêtu d'une serge noire, râpée et lustrée de vieillesse, s'approcha de la table de marbre et fit un signe au pauvre patient. Mais l'autre, interdit, ne voyait pas.	Этот незнакомец стоял по ту сторону балюстрады, в пространстве, остававшемся свободным вокруг мраморного стола, и до сей поры не был никем примечен благодаря тому, что его долговязая и тощая особа не могла попасть ни в чье поле зрения, будучи заслонена массивным каменным столбом, к которому он прислонялся. Это был высокий, худой, бледный, белокурый и еще молодой человек, хотя щеки и лоб его уже бороздили морщины; его черный саржевый камзол потерся и залоснился от времени. Сверкая глазами и улыбаясь, он приблизился к мраморному столу и сделал знак рукой несчастному страдальцу. Но тот до того растерялся, что ничего не замечал.
Le nouveau venu fit un pas de plus :	Новоприбывший сделал шаг вперед.
- Jupiter ! dit-il, mon cher Jupiter !	-- Юпитер! -- сказал он. -- Милейший Юпитер!
L'autre n'entendait point.	Тот не слышал его.
Enfin le grand blond, impatienté, lui cria presque sous le nez :	Потеряв терпение, высокий блондин крикнул ему чуть не в самое ухо:
-- Michel Giborne !	-- Мишель Жиборн!
-- Qui m'appelle ? dit Jupiter, comme éveillé en sursaut.	-- Кто меня зовет? -- как бы внезапно пробудившись от сна, спросил Юпитер.
-- Moi, répondit le personnage vêtu de noir.	-- Я, -- ответил незнакомец в черном.
-- Ah ! dit Jupiter.	-- А! -- произнес Юпитер.
-- Commencez tout de suite, reprit l'autre. Satisfaites le populaire. Je me charge d'apaiser monsieur le bailli, qui apaisera monsieur le cardinal.	-- Начинайте сейчас же! -- продолжал тот. -- Удовлетворите требование народа. Я берусь умилостивить судью, а тот в свою очередь умилостивит кардинала.
Jupiter respira.	Юпитер облегченно вздохнул.
-- Messeigneurs les bourgeois, cria-t-il de toute la force de ses poumons à la foule qui continuait de le huer, nous allons commencer tout de suite.	-- Всемилостивейшие господа горожане! -- крикнул он во весь голос толпе, все еще продолжавшей его освистывать. -- Мы сейчас начнем!
-- Evoe, Juppiter ! Plaudite, cives ! crièrent les écoliers.	-- Evoe, Jupiter! Plaudite, cives! [11], -- закричали школяры.
-- Noël ! Noël ! cria le peuple.	-- Слава! Слава! -- закричала толпа.
Ce fut un battement de mains assourdissant, et Jupiter était déjà rentré sous sa tapisserie que la salle tremblait encore d'acclamations.	Раздался оглушительный взрыв рукоплесканий, и даже после того, как Юпитер ушел за занавес, зала все еще дрожала от приветственных криков.
Cependant le personnage inconnu qui avait si magiquement changé la tempête en bonace, comme dit notre vieux et cher Corneille, était modestement rentré dans la pénombre de son pilier, et y serait sans doute resté invisible, immobile et muet comme auparavant, s'il n'en eût été tiré par deux jeunes femmes qui, placées au premier rang des spectateurs, avaient remarqué son colloque avec Michel Giborne-Jupiter.	Тем временем незнакомец, столь магически превративший "бурю в штиль", как говорит наш милый старик Корнель, скромно отступил в полумрак своего каменного столба, и, несомненно, по-прежнему остался бы там невидим, недвижим и безмолвен, не окликни его две молодые женщины, сидевшие в первом ряду и обратившие внимание на его беседу с Мишелем Жиборном Юпитером.
-- Maître, dit l'une d'elles en lui faisant signe de s'approcher...	-- Мэтр! -- позвала его одна из них, делая ему знак приблизиться.
-- Taisez-vous donc, ma chère Liénarde, dit sa voisine, jolie, fraîche, et toute brave à force d'être endimanchée. Ce n'est pas un clerc, c'est un laique ; il ne faut pas dire maître, mais bien messire.	-- Тес, милая Лиенарда, -- сказала ее соседка, хорошенькая, цветущая, по-праздничному расфранченная девушка, -- он не духовное лицо, а светское, к нему следует обращаться не "мэтр", а "мессир".
-- Messire, dit Liénarde.	-- Мессир! -- повторила Лиенарда.
L'inconnu s'approcha de la balustrade.	Незнакомец приблизился к балюстраде.
-- Que voulez-vous de moi, mesdamoiselles ? demanda-t-il avec empressement.	-- Что угодно, сударыни? -- учтиво спросил он.
-- Oh ! rien, dit Liénarde toute confuse, c'est ma voisine Gisquette la Gencienne qui veut vous parler.	-- О, ничего! -- смутившись, ответила Лиенарда. -- Это моя соседка, Жискета ла Жансьен, хочет вам что-то сказать.
-- Non pas, reprit Gisquette en rougissant ; c'est Liénarde qui vous a dit : Maître ; je lui ai dit qu'on disait : Messire.	-- Да нет же, -- зардевшись, возразила Жискета. -- Лиенарда окликнула вас "мэтр", а я поправила ее и объяснила, что вас следует назвать "мессир".
Les deux jeunes filles baissaient les yeux. L'autre, qui ne demandait pas mieux que de lier conversation, les regardait en souriant :	Девушки потупили глазки. Незнакомец не прочь был завязать беседу; он, улыбаясь, глядел на них.
-- Vous n'avez donc rien à me dire, mesdamoiselles ?	-- Итак, вам нечего мне сказать, сударыни?
-- Oh ! rien du tout, répondit Gisquette.	-- О нет, решительно нечего, -- ответила Жискета.
-- Rien, dit Liénarde.	-- Нечего, -- повторила Лиенарда.
Le grand jeune homme blond fit un pas pour se retirer. Mais les deux curieuses n'avaient pas envie de lâcher prise.	Высокий молодой блондин хотел было уйти, но любопытным девушкам не хотелось выпускать добычу из рук.
-- Messire, dit vivement Gisquette avec l'impétuosité d'une écluse qui s'ouvre ou d'une femme qui prend son parti, vous connaissez donc ce soldat qui va jouer le rôle de madame la Vierge dans le mystère ?	-- Мессир! -- со стремительностью воды, врывающейся в открытый шлюз, или женщины, принявшей твердое решение, обратилась к нему Жискета. Вам, как видно, знаком этот военный, который будет играть роль Пречистой девы в мистерии?
-- Vous voulez dire le rôle de Jupiter ? reprit l'anonyme.	-- Вы желаете сказать -- роль Юпитера? -- спросил незнакомец.
-- Hé ! oui, dit Liénarde, est-elle bête ! Vous connaissez donc Jupiter ?	-- Да, да! -- воскликнула Лиенарда. -- Какая она дурочка! Так вы знакомы с Юпитером!
-- Michel Giborne ? répondit l'anonyme ; oui, madame.	-- С Мишелем Жиборном? Да, знаком, сударыня.
-- Il a une fière barbe ! dit Liénarde.	-- Какая у него изумительная борода! -- сказала Лиенарда.
-- Cela sera-t-il beau, ce qu'ils vont dire là-dessus ? demanda timidement Gisquette.	-- А то, что они сейчас будут представлять, красиво? -- застенчиво спросила Жискета.
-- Très beau, madamoiselle, répondit l'anonyme sans la moindre hésitation.	-- Великолепно, сударыня, -- без малейшей запинки ответил незнакомец.
-- Qu'est-ce que ce sera ? dit Liénarde.	-- Что же это будет? -- спросила Лиенарда.
-- Le bon jugement de madame la Vierge, moralité, s'il vous plaît, madamoiselle.	-- Праведный суд Пречистой девы Марии -- моралитэ, сударыня.
-- Ah ! c'est différent, reprit Liénarde.	-- Ах вот что? -- сказала Лиенарда.
Un court silence suivit. L'inconnu le rompit :	Последовало короткое молчание. Неизвестный прервал его:
-- C'est une moralité toute neuve, et qui n'a pas encore servi.	-- Это совершенно новая моралитэ, ее еще ни разу не представляли.
-- Ce n'est donc pas la même, dit Gisquette, que celle qu'on a donnée il y a deux ans, le jour de l'entrée de monsieur le légat, et où il y avait trois belles filles faisant personnages...	-- Значит, это не та, которую играли два года тому назад, в день прибытия папского посла, когда три хорошенькие девушки изображали...
-- De sirènes, dit Liénarde.	-- Сирен, -- подсказала Лиенарда.
-- Et toutes nues, ajouta le jeune homme.	-- Совершенно обнаженных, -- добавил молодой человек.
Liénarde baissa pudiquement les yeux. Gisquette la regarda, et en fit autant. Il poursuivit en souriant :	Лиенарда стыдливо опустила глазки. Жискета, взглянув на нее, последовала ее примеру. Незнакомец, улыбаясь, продолжал:
-- C'était chose bien plaisante à voir. Aujourd'hui c'est une moralité faite exprès pour madame la demoiselle de Flandre.	-- То было очень занятное зрелище. А нынче будут представлять моралитэ, написанную в честь принцессы Фландрской.
-- Chantera-t-on des bergerettes ? demanda Gisquette.	-- А будут петь пасторали? -- спросила Жискета.
-- Fi ! dit l'inconnu, dans une moralité ! Il ne faut pas confondre les genres. Si c'était une sotie, à la bonne heure.	-- Фи! -- сказал незнакомец. -- В моралитэ? Не нужно смешивать разные жанры. Будь это шутливая пьеса, тогда сколько угодно!
-- C'est dommage, reprit Gisquette. Ce jour-là il y avait à la fontaine du Ponceau des hommes et des femmes sauvages qui se combattaient et faisaient plusieurs contenances en chantant de petits motets et des bergerettes.	-- Жаль, -- проговорила Жискета. -- А в тот день мужчины и женщины вокруг фонтана Понсо разыгрывали дикарей, сражались между собой и принимали всякие позы, когда пели пасторали и мотеты.
-- Ce qui convient pour un légat, dit assez sèchement l'inconnu, ne convient pas pour une princesse.	-- Что годится для папского посла, то не годится для принцессы, -- сухо заметил незнакомец.
-- Et près d'eux, reprit Liénarde, joutaient plusieurs bas instruments qui rendaient de grandes mélodies.	-- А около них, -- продолжала Лиенарда, -- было устроено состязание на духовых инструментах, которые исполняли возвышенные мелодии.
-- Et pour rafraîchir les passants, continua Gisquette, la fontaine jetait par trois bouches, vin, lait et hypocras, dont buvait qui voulait.	-- А чтоб гуляющие могли освежиться, -- подхватила Жискета, -- из трех отверстий фонтана били вино, молоко и сладкая настойка. Пил кто только хотел.
-- Et un peu au-dessous du Ponceau, poursuivit Liénarde, à la Trinité, il y avait une passion par personnages, et sans parler.	-- А не доходя фонтана Понсо, близ церкви Пресвятой Троицы, -- продолжала Лиенарда, -- показывали пантомиму Страсти господни.
-- Si je m'en souviens ! s'écria Gisquette : Dieu en la croix, et les deux larrons à droite et à gauche !	-- Отлично помню! -- воскликнула Жискета. -- Господь бог на кресте, а справа и слева разбойники.
Ici les jeunes commères, s'échauffant au souvenir de l'entrée de monsieur le légat, se mirent à parler à la fois.	Тут болтушки, разгоряченные воспоминаниями о дне прибытия папского посла, затрещали наперебой:
-- Et plus avant, à la Porte-aux-Peintres, il y avait d'autres personnes très richement habillées.	-- А немного подальше, близ ворот Живописцев, были еще какие-то нарядно одетые особы.
-- Et à la fontaine Saint-Innocent, ce chasseur qui poursuivait une biche avec grand bruit de chiens et de trompes de chasse !	-- А помнишь, как охотник около фонтана Непорочных под оглушительный шум охотничьих рогов и лай собак гнался за козочкой?
-- Et à la boucherie de Paris, ces échafauds qui figuraient la bastille de Dieppe !	-- А у парижской бойни были устроены подмостки, которые изображали дьепскую крепость!
-- Et quand le légat passa, tu sais, Gisquette, on donna l'assaut, et les Anglais eurent tous les gorges coupées.	-- Помнишь, Жискета: едва папский посол проехал, как эту крепость взяли приступом и всем англичанам перерезали глотки?
-- Et contre la porte du Châtelet, il y avait de très beaux personnages !	-- У ворот Шатле тоже были прекрасные актеры!
-- Et sur le Pont-au-Change, qui était tout tendu par-dessus !	-- И на мосту Менял, который к тому же был весь обтянут коврами!
-- Et quand le légat passa, on laissa voler sur le pont plus de deux cents douzaines de toutes sortes d'oiseaux ; c'était très beau, Liénarde.	-- А как только посол проехал, то с моста выпустили в воздух более двух тысяч всевозможных птиц. Как это было красиво, Лиенарда.
-- Ce sera plus beau aujourd'hui, reprit enfin leur interlocuteur, qui semblait les écouter avec impatience.	-- Сегодня будет еще лучше! -- перебил их наконец нетерпеливо внимавший им собеседник.
-- Vous nous promettez que ce mystère sera beau ? dit Gisquette.	-- Вы ручаетесь, что это будет прекрасная мистерия? -- спросила Жискета.
-- Sans doute, répondit-il ; puis il ajouta avec une certaine emphase : -- Mesdamoiselles, c'est moi qui en suis l'auteur.	-- Ручаюсь, -- сказал он и слегка напыщенным тоном добавил: -- Я автор этой мистерии, сударыни!
-- Vraiment ? dirent les jeunes filles, tout ébahies.	-- В самом деле? -- воскликнули изумленные девушки.
-- Vraiment ! répondit le poète en se rengorgeant légèrement ; c'est-à-dire nous sommes deux : Jehan Marchand, qui a scié les planches, et dressé la charpente du théâtre et toute la boiserie, et moi qui ai fait la pièce. - Je m'appelle Pierre Gringoire.	-- В самом деле, -- приосанившись, ответил поэт. -- То есть нас двое: Жеан Маршан, который напилил досок и сколотил театральные подмостки, и я, который написал пьесу. Меня зовут Пьер Гренгуар.
L'auteur du Cid n'eût pas dit avec plus de fierté : Pierre Corneille.	Едва ли сам автор "Сида" с большей гордостью произнес бы: "Пьер Корнель".
Nos lecteurs ont pu observer qu'il avait déjà dû s'écouler un certain temps depuis le moment où Jupiter était rentré sous la tapisserie jusqu'à l'instant où l'auteur de la moralité nouvelle s'était révélé ainsi brusquement à l'admiration naive de Gisquette et de Liénarde. Chose remarquable : toute cette foule, quelques minutes auparavant si tumultueuse, attendait maintenant avec mansuétude, sur la foi du comédien ; ce qui prouve cette vérité éternelle et tous les jours encore éprouvée dans nos théâtres, que le meilleur moyen de faire attendre patiemment le public, c'est de lui affirmer qu'on va commencer tout de suite.	Читатели могли заметить, что с той минуты, как Юпитер скрылся за ковром, и до того мгновения, как автор новой моралитэ столь неожиданно разоблачил себя, вызвав простодушное восхищение Жискеты и Лиенарды, прошло немало времени. Любопытно, что вся эта возбужденная толпа теперь ожидала начала представления, благодушно положившись на слово комедианта. Вот новое доказательство той вечной истины, которая и доныне каждый день подтверждается в наших театрах: лучший способ заставить публику терпеливо ожидать начала представления -- это уверить ее, что спектакль начнется незамедлительно.
Toutefois l'écolier Joannes ne s'endormait pas.	Однако школяр Жеан не дремал.
-- Holàhée ! cria-t-il tout à coup au milieu de la paisible attente qui avait succédé au trouble, Jupiter, madame la Vierge, bateleurs du diable ! vous gaussez-vous ? la pièce ! la pièce ! Commencez, ou nous recommençons.	-- Эй! -- закричал он, нарушив спокойствие, сменившее сумятицу ожидания. -- Юпитер! Госпожа богородица! Чертовы фигляры! Вы что же, издеваетесь над нами, что ли? Пьесу! Пьесу! Начинайте, не то мы начнем сначала!
Il n'en fallut pas davantage.	Этой угрозы было достаточно.
Une musique de hauts et bas instruments se fit entendre de l'intérieur de l'échafaudage ; la tapisserie se souleva ; quatre personnages bariolés et fardés en sortirent, grimpèrent la roide échelle du théâtre, et, parvenus sur la plate-forme supérieure, se rangèrent en ligne devant le public, qu'ils saluèrent profondément ; alors la symphonie se tut. C'était le mystère qui commençait.	Из глубины деревянного сооружения послышались звуки высоких и низких музыкальных инструментов, ковер откинулся. Из-за ковра появились четыре нарумяненные, пестро одетые фигуры. Вскарабкавшись по крутой театральной лестнице на верхнюю площадку, они выстроились перед зрителями в ряд и отвесили по низкому поклону; оркестр умолк. Мистерия началась.
Les quatre personnages, après avoir largement recueilli le paiement de leurs révérences en applaudissements, entamèrent, au milieu d'un religieux silence, un prologue dont nous faisons volontiers grâce au lecteur. Du reste, ce qui arrive encore de nos jours, le public s'occupait encore plus des costumes qu'ils portaient que du rôle qu'ils débitaient ; et en vérité c'était justice. Ils étaient vêtus tous quatre de robes mi-parties jaune et blanc, qui ne se distinguaient entre elles que par la nature de l'étole ; la première était en brocart, or et argent, la deuxième en soie, la troisième en laine, la quatrième en toile. Le premier des personnages portait en main droite une épée, le second deux clefs d'or, le troisième une balance, le quatrième une bêche ; et pour aider les intelligences paresseuses qui n'auraient pas vu clair à travers la transparence de ces attributs, on pouvait lire en grosses lettres noires brodées : au bas de la robe de brocart, JE M'APPELLE NOBLESSE ; au bas de la robe de soie, JE M'APPELLE CLERGE ; au bas de la robe de laine, JE M'APPELLE MARCHANDISE ; au bas de la robe de toile, JE M'APPELLE LABOUR. Le sexe des deux allégories mâles était clairement indiqué à tout spectateur judicieux par leurs robes moins longues et par la cramignole qu'elles portaient en tête, tandis que les deux allégories femelles, moins court-vêtues, étaient coiffées d'un chaperon.	Воцарилось благоговейное молчание и, вознагражденные щедрыми рукоплесканиями за свои поклоны, четыре действующих лица начали декламировать пролог, от которого мы охотно избавляем читателя. К тому же, как нередко бывает и в наши дни, публику больше развлекали костюмы действующих лиц, чем исполняемые ими роли; и это было справедливо. Все четверо были одеты в наполовину желтые, наполовину белые костюмы; одежда первого была сшита из золотой и серебряной парчи, второго -- из шелка, третьего -- из шерсти, четвертого -- из полотна. Первый в правой руке держал шпагу, второй -- два золотых ключа, третий -- весы, четвертый -- заступ. А чтобы помочь тем тугодумам, которые, несмотря на всю ясность этих атрибутов, не поняли бы их смысла, на подоле парчового одеяния большими черными буквами было вышито: "Я -- дворянство", на подоле шелкового: "Я -- духовенство", на подоле шерстяного: "Я -- купечество", на подоле льняного: "Я -- крестьянство". Внимательный зритель мог без труда различить среди них две аллегорические фигуры мужского пола -- по более короткому платью и по островерхим шапочкам, и две женского пола -- по длинным платьям и капюшонам на голове.
Il eût fallu aussi beaucoup de mauvaise volonté pour ne pas comprendre, à travers la poésie du prologue, que Labour était marié à Marchandise et Clergé à Noblesse, et que les deux heureux couples possédaient en commun un magnifique dauphin d'or, qu'ils prétendaient n'adjuger qu'à la plus belle. Ils allaient donc par le monde cherchant et quêtant cette beauté, et après avoir successivement rejeté la reine de Golconde, la princesse de Trébizonde, la fille du Grand-Khan de Tartarie, etc., etc., Labour et Clergé, Noblesse et Marchandise étaient venus se reposer sur la table de marbre du Palais de Justice, en débitant devant l'honnête auditoire autant de sentences et de maximes qu'on en pouvait alors dépenser à la Faculté des arts aux examens, sophismes, déterminances, figures et actes où les maîtres prenaient leurs bonnets de licence.	Лишь очень неблагожелательно настроенный человек не уловил бы за поэтическим языком пролога того, что Крестьянство состояло в браке с Купечеством, а Духовенство -- с Дворянством и что обе счастливые четы сообща владели великолепным золотым дельфином [12], которого решили присудить красивейшей женщине мира. Итак, они отправились странствовать по свету, разыскивая эту красавицу. Отвергнув королеву Голконды, принцессу Трапезундскую, дочь великого хана татарского и проч., Крестьянство, Духовенство, Дворянство и Купечество пришли отдохнуть на мраморном столе Дворца правосудия, выкладывая почтенной аудитории такое количество сентенций, афоризмов, софизмов, определений и поэтических фигур, сколько их полагалось на экзаменах факультета словесных наук при получении звания лиценциата.
Tout cela était en effet très beau.	Все это было поистине великолепно!
Cependant, dans cette foule sur laquelle les quatre allégories versaient à qui mieux mieux des flots de métaphores, il n'y avait pas une oreille plus attentive, pas un coeur plus palpitant, pas un oeil plus hagard, pas un cou plus tendu, que l'oeil, l'oreille, le cou et le coeur de l'auteur, du poète, de ce brave Pierre Gringoire, qui n'avait pu résister, le moment d'auparavant, à la joie de dire son nom à deux jolies filles. Il était retourné à quelques pas d'elles, derrière son pilier, et là, il écoutait, il regardait, il savourait. Les bienveillants applaudissements qui avaient accueilli le début de son prologue retentissaient encore dans ses entrailles, et il était complètement absorbé dans cette espèce de contemplation extatique avec laquelle un auteur voit ses idées tomber une à une de la bouche de l'acteur dans le silence d'un vaste auditoire. Digne Pierre Gringoire ! !	Однако ни у кого во всей толпе, на которую четыре аллегорические фигуры наперерыв изливали потоки метафор, не было столь внимательного уха, столь трепетного сердца, столь напряженного взгляда, такой вытянутой шеи, как глаз, ухо, шея и сердце автора, поэта, нашего славного Пьера Гренгуара, который несколько минут назад не мог устоять перед тем, чтобы не назвать свое имя двум хорошеньким девушкам. Он отошел и стал на свое прежнее место за каменным столбом, в нескольких шагах от них; он внимал, он глядел, он упивался. Отзвук благосклонных рукоплесканий, которыми встретили начало его пролога, еще продолжал звучать у него в ушах, и весь он погрузился в то блаженное созерцательное состояние, в каком автор внимает актеру, с чьих уст одна за другой слетают его мысли среди тишины, которую хранит многочисленная аудитория. О достойный Пьер Гренгуар!
Il nous en coûte de le dire, mais cette première extase fut bien vite troublée. &Аgrave; peine Gringoire avait-il approché ses lèvres de cette coupe enivrante de joie et de triomphe, qu'une goutte d'amertume vint s'y mêler.	Хотя нам и грустно в этом сознаться, но блаженство первых минут было вскоре нарушено. Едва Пьер Гренгуар пригубил опьяняющую чашу восторга и торжества, как в нее примешалась капля горечи.
Un mendiant déguenillé, qui ne pouvait faire recette, perdu qu'il était au milieu de la foule, et qui n'avait sans doute pas trouvé suffisante indemnité dans les poches de ses voisins, avait imaginé de se jucher sur quelque point en évidence, pour attirer les regards et les aumônes. Il s'était donc hissé pendant les premiers vers du prologue, à l'aide des piliers de l'estrade réservée, jusqu'à la corniche qui en bordait la balustrade à sa partie inférieure, et là, il s'était assis, sollicitant l'attention et la pitié de la multitude avec ses haillons et une plaie hideuse qui couvrait son bras droit. Du reste il ne proférait pas une parole.	Какой-то оборванец, затертый в толпе, что мешало ему просить милостыню, и не нашедший, по-видимому, достаточного возмещения за понесенный им убыток в карманах соседей, вздумал взобраться на местечко повиднее, желая привлечь к себе и взгляды и подаяния. Едва лишь послышались первые стихи пролога, как он, вскарабкавшись по столбам возвышения, приготовленного для послов, влез на карниз, окаймлявший нижнюю часть балюстрады, и примостился там, словно взывая своими лохмотьями и отвратительной раной на правой руке к вниманию и жалости зрителей. Впрочем, он не произносил ни слова.
Le silence qu'il gardait laissait aller le prologue sans encombre, et aucun désordre sensible ne serait survenu, si le malheur n'eût voulu que l'écolier Joannes avisât, du haut de son pilier, le mendiant et ses simagrées. Un fou rire s'empara du jeune drôle, qui, sans se soucier d'interrompre le spectacle et de troubler le recueillement universel, s'écria gaillardement :	Покуда он молчал, действие пролога развивалось беспрепятственно, и никакого ощутимого беспорядка не произошло бы, если б на беду школяр Жеан с высоты своего столба не заметил нищего и его гримас. Безумный смех разобрал молодого повесу, и он, не заботясь о том, что прерывает представление и нарушает всеобщую сосредоточенность, задорно крикнул:
-- Tiens ! ce malingreux qui demande l'aumône !	-- Поглядите на этого хиляка! Он просит милостыню!
Quiconque a jeté une pierre dans une mare à grenouilles ou tiré un coup de fusil dans une volée d'oiseaux, peut se faire une idée de l'effet que produisirent ces paroles incongrues, au milieu de l'attention générale. Gringoire en tressaillit comme d'une secousse électrique. Le prologue resta court, et toutes les têtes se retournèrent en tumulte vers le mendiant, qui, loin de se déconcerter, vit dans cet incident une bonne occasion de récolte, et se mit à dire d'un air dolent, en fermant ses yeux à demi :	Тот, кому случалось бросить камень в болото с лягушками или выстрелом из ружья вспугнуть стаю птиц, легко вообразит себе, какое впечатление вызвали эти неуместные слова среди аудитории, внимательно следившей за представлением. Гренгуар вздрогнул, словно его ударило электрическим током. Пролог оборвался на полуслове, все головы повернулись к нищему, а тот, нисколько не смутившись и видя в этом происшествии лишь подходящий случай собрать жатву, полузакрыл глаза и со скорбным видом затянул:
-- La charité, s'il vous plaît !	-- Подайте Христа ради!
-- Eh mais, sur mon âme, reprit Joannes, c'est Clopin Trouillefou. Holàhée ! l'ami, ta plaie te gênait donc à la jambe, que tu l'as mise sur ton bras ?	-- Вот тебе раз! -- продолжал Жеан. -- Да ведь это Клопен Труйльфу, клянусь душой! Эй, приятель! Должно быть, твоя рана на ноге здорово тебе мешала, если ты ее перенес на руку?
En parlant ainsi, il jetait avec une adresse de singe un petit-blanc dans le feutre gras que le mendiant tendait de son bras malade. Le mendiant reçut sans broncher l'aumône et le sarcasme, et continua d'un accent lamentable :	И тут же он с обезьяньей ловкостью швырнул мелкую серебряную монету в засаленную шапку нищего, которую тот держал в больной руке. Нищий, не моргнув глазом, принял и подачку и издевку и продолжал жалобным тоном:
-- La charité, s'il vous plaît !	-- Подайте Христа ради!
Cet épisode avait considérablement distrait l'auditoire, et bon nombre de spectateurs, Robin Poussepain et tous les clercs en tête, applaudissaient gaiement à ce duo bizarre que venaient d'improviser, au milieu du prologue, l'écolier avec sa voix criarde et le mendiant avec son imperturbable psalmodie.	Это происшествие развлекло зрителей; добрая половина их, во главе с Робеном Пуспеном и всеми школярами, принялась весело рукоплескать этому своеобразному дуэту, исполняемому в середине пролога крикливым голосом школяра и невозмутимо монотонным напевом нищего.
Gringoire était fort mécontent. Revenu de sa première stupéfaction, il s'évertuait à crier aux quatre personnages en scène :	Гренгуар был очень недоволен. Оправившись от изумления, он, даже не удостоив презрительным взглядом двух нарушителей тишины, изо всех сил закричал актерам:
- Continuez ! que diable, continuez ! - sans même daigner jeter un regard de dédain sur les deux interrupteurs.	-- Продолжайте, черт возьми! Продолжайте!
En ce moment, il se sentit tirer par le bord de son surtout ; il se retourna, non sans quelque humeur, et eut assez de peine à sourire. Il le fallait pourtant. C'était le joli bras de Gisquette la Gencienne, qui, passé à travers la balustrade, sollicitait de cette façon son attention.	В эту минуту он почувствовал, что кто-то потянул его за полу камзола. Досадливо обернувшись, он едва мог заставить себя улыбнуться. А нельзя было не улыбнуться. Это Жискета ла Жансьен, просунув хорошенькую ручку сквозь решетку балюстрады, старалась таким способом привлечь его внимание.
-- Monsieur, dit la jeune fille, est-ce qu'ils vont continuer ?	-- Сударь! -- спросила молодая девушка. -- А разве они будут продолжать?
-- Sans doute, répondit Gringoire, assez choqué de la question.	-- Конечно, -- обиженный подобным вопросом, ответил Гренгуар.
-- En ce cas, messire, reprit-elle, auriez-vous la courtoisie de m'expliquer...	-- В таком случае, мессир, -- попросила она, -- будьте столь любезны, объясните мне...
-- Ce qu'ils vont dire ? interrompit Gringoire. Eh bien, écoutez !	-- То, что они будут говорить? -- прервал ее Гренгуар. -- Извольте. Итак...
-- Non, dit Gisquette, mais ce qu'ils ont dit jusqu'à présent.	-- Да нет же, -- сказала Жискета, -- объясните мне, что они говорили до сих пор.
Gringoire fit un soubresaut, comme un homme dont on toucherait la plaie à vif.	Гренгуар подпрыгнул, подобно человеку, у которого задели открытую рану.
-- Peste de la petite fille sotte et bouchée ! dit-il entre ses dents.	-- Черт бы побрал эту дурищу! -- пробормотал он сквозь зубы.
&Аgrave; dater de ce moment-là, Gisquette fut perdue dans son esprit.	В эту минуту Жискета погибла в его глазах.
Cependant, les acteurs avaient obéi à son injonction, et le public, voyant qu'ils se remettaient à parler, s'était remis à écouter, non sans avoir perdu force beautés, dans l'espèce de soudure qui se fit entre les deux parties de la pièce ainsi brusquement coupée. Gringoire en faisait tout bas l'amère réflexion. Pourtant la tranquillité s'était rétablie peu à peu, l'écolier se taisait, le mendiant comptait quelque monnaie dans son chapeau, et la pièce avait repris le dessus.	Между тем актеры вняли его настояниям, а публика, убедившись, что они стали декламировать, принялась их слушать, хотя вследствие происшествия, столь неожиданно разделившего пролог на две части, она упустила множество красот пьесы. Гренгуар с горечью думал об этом. Все же мало-помалу воцарилась тишина, школяр умолк, нищий пересчитывал монеты в своей шапке, и пьеса пошла своим чередом.
C'était en réalité un fort bel ouvrage, et dont il nous semble qu'on pourrait encore fort bien tirer parti aujourd'hui, moyennant quelques arrangements. L'exposition, un peu longue et un peu vide, c'est-à-dire dans les règles, était simple, et Gringoire, dans le candide sanctuaire de son for intérieur, en admirait la clarté. Comme on s'en doute bien, les quatre personnages allégoriques étaient un peu fatigués d'avoir parcouru les trois parties du monde sans trouver à se défaire convenablement de leur dauphin d'or. Là-dessus, éloge du poisson merveilleux, avec mille allusions délicates au jeune fiancé de Marguerite de Flandre, alors fort tristement reclus à Amboise, et ne se doutant guère que Labour et Clergé, Noblesse et Marchandise venaient de faire le tour du monde pour lui. Le susdit dauphin donc était jeune, était beau, était fort, et surtout (magnifique origine de toutes les vertus royales !) il était fils du lion de France. Je déclare que cette métaphore hardie est admirable, et que l'histoire naturelle du théâtre, un jour d'allégorie et d'épithalame royal, ne s'effarouche aucunement d'un dauphin fils d'un lion, ce sont justement ces rares et pindariques mélanges qui prouvent l'enthousiasme. Néanmoins, pour faire aussi la part de la critique, le poète aurait pu développer cette belle idée en moins de deux cents vers. Il est vrai que le mystère devait durer depuis midi jusqu'à quatre heures, d'après l'ordonnance de monsieur le prévôt, et qu'il faut bien dire quelque chose. D'ailleurs, on écoutait patiemment.	В сущности, это было великолепное произведение, и мы даже находим, что с некоторыми поправками им можно при желании воспользоваться и в наши дни. Фабула пьесы, слегка растянутой и бессодержательной, что было в порядке вещей в те времена, отличалась простотой, и Гренгуар в глубине души восхищался ее ясностью. Само собой разумеется, четыре аллегорические фигуры, не найдя уважительной причины для того, чтобы отделаться от своего золотого дельфина, утомились, объехав три части света. Затем следовало похвальное слово чудо-рыбе, заключавшее в себе множество деликатных намеков на юного жениха Маргариты Фландрской, который тогда скучал один в своем Амбуазском замке, не подозревая, что Крестьянство и Духовенство, Дворянство и Купечество ради него объездили весь свет. Итак, упомянутый дельфин был молод, был прекрасен, был могуч, а главное (вот дивный источник всех королевских добродетелей!) он был сыном льва Франции. Я утверждаю, что эта смелая метафора очаровательна и что в день, посвященный аллегориям и эпиталамам в честь королевского бракосочетания, естественная история, процветающая на театральных подмостках, нисколько не бывает смущена тем, что лев породил дельфина. Столь редкостное и высокопарное сравнение свидетельствует лишь о поэтическом восторге. Но справедливость требует заметить, что поэту для развития этой великолепной мысли двухсот стихов было многовато. Правда, по распоряжению прево мистерии надлежало длиться с полудня до четырех часов, и надо же было актерам что-то говорить. Впрочем, толпа слушала терпеливо.
Tout à coup, au beau milieu d'une querelle entre mademoiselle Marchandise et madame Noblesse, au moment où maître Labour prononçait ce vers mirifique :	Внезапно, в самый разгар ссоры между Купечеством и Дворянством, в то время когда Крестьянство произносило следующие изумительные стихи:
Onc ne vis dans les bois bête plus triomphante ;	Нет, царственней его не видывали зверя,
la porte de l'estrade réservée, qui était jusque-là restée si mal à propos fermée, s'ouvrit plus mal à propos encore ; et la voix retentissante de l'huissier annonça brusquement :	дверь почетного возвышения, до сих пор остававшаяся так некстати закрытой, еще более некстати распахнулась, и звучный голос привратника провозгласил:
Son éminence monseigneur le cardinal de Bourbon.	-- Его высокопреосвященство кардинал Бурбонский!

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Грамматический справочник | Тексты