France | Русский |
La diligence du Havre allait quitter Criquetot ; et tous les voyageurs attendaient l'appel de leur nom dans la cour de l'hôtel du Commerce tenu par Malandain fils. | Из Крикто отправлялся гаврский дилижанс, и пассажиры, собравшись во дворе "Торговой гостиницы" Маландена-сына, ожидали переклички. |
C'était une voiture jaune, montée sur des roues jaunes aussi autrefois, mais rendues presque grises par l'accumulation des boues. Celles de devant étaient toutes petites ; celles de derrière, hautes et frêles, portaient le coffre difforme et enflé comme un ventre de bête. Trois rosses blanches, dont on remarquait, au premier coup d'oeil, les têtes énormes et les gros genoux ronds, attelées en arbalète, devaient traîner cette carriole qui avait du monstre dans sa structure et son allure. Les chevaux semblaient endormis déjà devant l'étrange véhicule. | Дилижанс был желтый, на желтых колесах, теперь почти серых от накопившейся грязи. Передние колеса были совсем низенькие, на задних, очень высоких и тонких, держался бесформенный кузов, раздутый, как брюхо животного. В эту чудовищную колымагу треугольником запряжены были три белые клячи с огромными головами и толстыми, узловатыми коленями. Они, казалось, успели уже заснуть, стоя перед своим ковчегом. |
Le cocher Césaire Horlaville, un petit homme à gros ventre, souple cependant, par suite de l'habitude constante de grimper sur ses roues et d'escalader l'impériale, la face rougie par le grand air des champs, les pluies, les bourrasques et les petits verres, les yeux devenus clignotants sous les coups de vent et de grêle, apparut sur la porte de l'hôtel en s'essuyant la bouche d'un revers de main. De larges paniers ronds, pleins de volailles effarées, attendaient devant les paysannes immobiles. Césaire Horlaville les prit l'un après l'autre et les posa sur le toit de sa voiture ; puis il y plaça plus doucement ceux qui contenaient des oeufs ; il y jeta ensuite d'en bas, quelques petits sacs de grain, de menus paquets enveloppés de mouchoirs, de bouts de toile ou de papiers. Puis il ouvrit la porte de derrière et, tirant une liste de sa poche, il lut en appelant : | Кучер Сезер Орлавиль, коротенький человечек с большим животом, по проворный, оттого что наловчился постоянно вскакивать на колеса и лазить на империал, краснолицый от вольного воздуха, ливней, шквалов и рюмочек, привыкший щурить глаза от града и ветра, показался в дверях гостиницы, вытирая рот ладонью. Его дожидались крестьянки, неподвижно сидевшие перед большими круглыми корзинами с перепуганной птицей. Сезер Орлавиль брал одну корзину за другой и ставил на крышу рыдвана, потом более осторожно поставил корзины с яйцами и начал швырять снизу мешочки с зерном, бумажные свертки, узелки, завязанные в платки или в холстину. Затем он распахнул заднюю дверцу и, достав из кармана список, стал вызывать: |
- Monsieur le curé de Gorgeville. | - Господин кюре из Горжвиля! |
Le prêtre s'avança, un grand homme puissant, large, gros, violacé et d'air aimable. Il retroussa sa soutane pour lever le pied, comme les femmes retroussent leurs jupes, et grimpa dans la guimbarde. | Подошел священник, крупный мужчина богатырского сложения, тучный, широкоплечий, с багровым добродушным лицом. Ставя ногу на ступеньку, он подобрал сутану, как женщины подбирают юбку, и влез в ковчег. |
- L'instituteur de Rollebosc-les-Grinets. | - Учитель из Рольбоск-ле-Грине! |
L'homme se hâta, long, timide, enredingoté jusqu'aux genoux ; et il disparut à son tour dans la porte ouverte. | Длинный, неловкий учитель в сюртуке до колен заторопился и тоже исчез в открытых дверцах дилижанса. |
- Maît' Poiret, deux places. | - Дядя Пуаре, два места! |
Poiret s'en vint, haut et tortu, courbé par la charrue, maigri par l'abstinence, osseux, la peau séchée par l'oubli des lavages. Sa femme le suivait, petite et maigre, pareille à une bique fatiguée, portant à deux mains un immense parapluie vert. | Выступил Пуаре, долговязый, сутулый, сгорбленный от хождения за плугом, тощий от недоедания, с давно не мытым морщинистым лицом. За ним шла жена, маленькая и худая, похожая на заморенную козу, ухватив обеими руками большой зеленый зонт. |
- Maît' Rabot, deux places. | - Дядя Рабо, два места! |
Rabot hésita, étant de nature perplexe. Il demanda : | Рабо, нерешительный по натуре, колебался. Он переспросил: |
- C'est ben mé qu't'appelles ? | - Ты меня, что ли, зовешь? |
Le cocher, qu'on avait surnommé "dégourdi", allait répondre une facétie, quand Rabot piqua une tête vers la portière, lancé en avant par une poussée de sa femme, une gaillarde haute et carrée dont le ventre était vaste et rond comme une futaille, les mains larges comme des battoirs. | Кучер, которого прозвали "зубоскал", собирался было ответить шуткой, как вдруг Рабо подскочил к дверцам, получив тумака от жены, рослой и плечистой бабы, пузатой, как бочка, с ручищами, широкими, как вальки. |
Et Rabot fila dans la voiture à la façon d'un rat qui rentre dans son trou. | И Рабо юркнул в дилижанс, словно крыса в нору. |
- Maît' Caniveau. | - Дядя Каниво! |
Un gros paysan, plus lourd qu'un boeuf, fit plier les ressorts et s'engouffra à son tour dans l'intérieur du coffre jaune. | Плотный и грузный, точно бык, крестьянин, сильно погнув рессоры, ввалился в желтый кузов. |
- Maît' Belhomme. | - Дядя Бельом! |
Belhomme, un grand maigre, s'approcha, le cou de travers, la face dolente, un mouchoir appliqué sur l'oreille comme s'il souffrait d'un fort mal de dents. | Бельом, худой и высокий, с плачущим лицом, подошел, скривив набок шею, прикладывая к уху платок, словно он страдал от зубной боли. |
Tous portaient la blouse bleue par-dessus d'antiques et singulières vestes de drap noir ou verdâtre, vêtements de cérémonie qu'ils découvriraient dans les rues du Havre ; et leurs chefs étaient coiffés de casquettes de soie, hautes comme des tours, suprême élégance dans la campagne normande. | На всех пассажирах были синие блузы поверх старомодных суконных курток странного покроя, черных или зеленоватых - парадной одежды, в которой они покажутся только на улицах Гавра; на голове у каждого башней высилась шелковая фуражка - верх элегантности в нормандской деревне. |
Césaire Horlaville referma la portière de sa boîte, puis monta sur son siège et fit claquer son fouet. | Сезер Орлавиль закрыл дверцы своей колымаги, влез на козлы и щелкнул кнутом. |
Les trois chevaux parurent se réveiller et, remuant le cou, firent entendre un vague murmure de grelots. | Три клячи, видимо, проснулись и тряхнули гривами; послышался нестройный звон бубенцов. |
Le cocher, alors, hurlant : "Hue !" de toute sa poitrine, fouailla les bêtes à tour de bras. Elles s'agitèrent, firent un effort, et se mirent en route d'un petit trot boiteux et lent. Et derrière elles, la voiture, secouant ses carreaux branlants et toute la ferraille de ses ressorts, faisait un bruit surprenant de ferblanterie et de verrerie, tandis que chaque ligne de voyageurs, ballottée et balancée par les secousses, avait des reflux de flots à tous les remous des cahots. | Кучер гаркнул во весь голос: "Нно!" - и с размаху хлестнул лошадей. Лошади зашевелились, налегли на постромки и тронули с места неровной, мелкой рысцой. А за ними оглушительно загромыхал экипаж, дребезжа расшатанными окнами и железом рессор, и два ряда пассажиров заколыхались, как на волнах, подпрыгивая и качаясь от толчков на каждой рытвине. |
On se tut d'abord, par respect pour le curé, qui gênait les épanchements. Il se mit à parler le premier, étant d'un caractère loquace et familier. | Сначала все молчали из почтения к кюре, стесняясь при нем разговаривать. Однако, будучи человеком словоохотливым и общительным, он заговорил первый. |
- Eh bien, maît' Caniveau, dit-il, ça va-t-il comme vous voulez ? | - Ну, дядя Каниво, - сказал он, - как дела? |
L'énorme campagnard, qu'une sympathie de taille, d'encolure et de ventre liait avec l'ecclésiastique, répondit en souriant : | Дюжий крестьянин, питавший симпатию к священнику, на которого он походил ростом, дородностью и объемистым животом, ответил улыбаясь: |
- Tout d' même, m'sieu l' curé, tout d' même, et d' vote part ? | - Помаленьку, господин кюре, помаленьку, а у вас как? |
- Oh ! d' ma part, ça va toujours. | - О, у меня-то всегда все благополучно. |
- Et vous, maît' Poiret ? demanda l'abbé. | А у вас как, дядя Пуаре? - осведомился аббат. |
- Oh ! mé, ça irait, n'étaient les cossards (colzas) qui n' donneront guère c't' année ; et, vu les affaires, c'est là-dessus qu'on s' rattrape. | - Все было бы ничего, да вот сурепка в нынешнем году совсем не уродилась; а дела нынче такие, что только на ней и выезжаешь. |
- Que voulez-vous, les temps sont durs. | - Что поделаешь, тяжелые времена. |
- Que oui, qu'i sont durs, affirma d'une voix de gendarme la grande femme de maît' Rabot. | - Да, да, уж тяжелее некуда, - подтвердила зычным басом жена Рабо. |
Comme elle était d'un village voisin, le curé ne la connaissait que de nom. | Она была из соседней деревни, и кюре знал ее только по имени. |
- C'est vous, la Blondel ? dit-il. | - Вы, кажется, дочка Блонделя? - спросил он. |
- Oui, c'est mé, qu'a épousé Rabot. | - Ну да, это я вышла за Рабо. |
Rabot, fluet, timide et satisfait, salua en souriant ; il salua d'une grande inclinaison de tête en avant, comme pour dire : | Рабо, хилый, застенчивый и довольный, низко поклонился, ухмыляясь и подавшись вперед, словно говоря: |
"C'est bien moi Rabot, qu'a épousé la Blondel." | "Это я и есть тот самый Рабо, за которого вышла дочка Блонделя". |
Soudain maît' Belhomme, qui tenait toujours son mouchoir sur son oreille, se mit à gémir d'une façon lamentable. Il faisait "gniau... gniau... gniau" en tapant du pied pour exprimer son affreuse souffrance. | Вдруг дядя Бельом, не отнимавший платка от уха, принялся жалобно стонать. Он мычал: "М-м.., м-м.., м-м..." - и притопывал ногой or нестерпимой боли. |
- Vous avez donc bien mal aux dents ? demanda le curé. | - У вас зубы болят? - спросил кюре. |
Le paysan cessa un instant de geindre pour répondre : | Крестьянин на минуту перестал стонать и ответил |
- Non point... m'sieu le curé... C'est point des dents... c'est d' l'oreille, du fond d' l'oreille. | - Да нет, господин кюре.., какие там зубы.., это от уха, там, в самой середке... |
- Qu'est-ce que vous avez donc dans l'oreille. Un dépôt ? | - Что же такое у вас в ухе? Нарыв? |
- J' sais point si c'est un dépôt, mais j' sais ben qu' c'est eune bête, un' grosse bête qui m'a entré d'dans, vu que j' dormais su l' foin dans l' grenier. | - Уж не знаю, нарыв или не нарыв, знаю только, что там зверь, большущий зверь, он туда забрался, когда я спал на сеновале. |
- Un' bête. Vous êtes sûr ? | - Зверь? Да верно ли это? |
- Si j'en suis sûr ? Comme du Paradis, m'sieu le curé, vu qu'a m' grignote l' fond d' l'oreille. A m' mange la tête, pour sûr ! a m' mange la tête ! Oh ! gniau... gniau... gniau... Et il se remit à taper du pied. | - Еще бы не верно! Верней верного, господин кюре, ведь он у меня в ухе скребется. Он мне голову прогрызет, говорю вам - прогрызет. Ой, м-м... - м-м.., м-м... - И Бельом опять принялся притопывать ногой. |
Un grand intérêt s'était éveillé dans l'assistance. Chacun donnait son avis. Poiret voulait que ce fût une araignée, l'instituteur que ce fût une chenille. Il avait vu ça une fois déjà à Campemuret, dans l'Orne, où il était resté six ans ; même la chenille était entrée dans la tête et sortie par le nez. Mais l'homme était demeuré sourd de cette oreille-là, puisqu'il avait le tympan crevé. | Все очень заинтересовались. Каждый высказал свое мнение. Пуаре предполагал, что это паук, учитель - что это гусеница. Ему пришлось наблюдать такой случай в Кампмюре, в департаменте Орн, где он прожил шесть лет; вот так же гусеница забралась в ухо и выползла через нос. Но человек оглох на это ухо, потому что барабанная перепонка у него была продырявлена. |
- C'est plutôt un ver, déclara le curé. | - Скорее всего это червяк, - заявил кюре. |
Maît' Belhomme, la tête renversée de côté et appuyée contre la portière, car il était monté le dernier, gémissait toujours. | Дядя Бельом все стонал, склонив голову набок и прислонившись к дверце, - садился он последним. |
- Oh ! gniau... gniau... gniau... j' crairais ben qu' c'est eune grosse frémi tant qu'a mord... T'nez, m'sieu le curé... a galope... a galope... Oh ! gniau... gniau... gniau... qué misère ! !... | - Ох! М-м.., м-м.., м-м... Верно, это муравей, большущий муравей, уж очень больно кусается... Вот, вот, вот, господин кюре.., бегает.., бегает... Ох! М-м.., м-м.., м-м... До чего больно!.. |
- T'as point vu l' médecin ? demanda Caniveau. | - К доктору ты ходил? - спросил Каниво. |
- Pour sûr, non. | - Ну уж нет! |
- D'où vient ça ? | - А почему? |
La peur du médecin sembla guérir Belhomme. | Страх перед доктором, казалось, исцелил Бельома. |
Il se redressa, sans toutefois lâcher son mouchoir. | Он выпрямился, не отнимая, однако, руки от уха. |
- D'où vient ça ! T'as des sous pour eusse, té, pour ces fainéants-là ? Y s'rait v'nu eune fois, deux fois, trois fois, quat' fois, cinq fois ! &Сcedil;a fait, deusse écus de cent sous, deusse écus, pour sûr... Et qu'est-ce qu'il aurait fait, dis, çu fainéant, dis, qu'est-ce qu'il aurait fait ? Sais-tu, té ? | - Как "почему"? У тебя, видно, есть для них деньги, для этих лодырей? Он придет и раз, и два, и три, и четыре, и пять, и всякий раз подавай ему деньги! Это выйдет два экю по сто су, два экю! Как пить дать!.. А какая от него польза, от этого лодыря, какая от него польза? Ну-ка скажи, если знаешь? |
Caniveau riait. | Каниво засмеялся |
- Non, j' sais point ? Ousquè tu vas, comme ça ? | - Почем мне знать! А куда же ты все-таки едешь? |
- J' vas t' au Havre vé Chambrelan. | - Еду в Гавр к Шамбрелану. |
- Qué Chambrelan ? | - К какому это Шамбрелану? |
- L' guérisseux, donc. | - Да к знахарю. |
- Qué guérisseux ? | - К какому знахарю? |
- L' guérisseux qu'a guéri mon pé. | - К знахарю, который моего отца вылечил. |
- Ton pé ? | - Твоего отца? |
- Oui, mon pé, dans l' temps. | - Ну да, отца, еще давным-давно. |
- Qué qu'il avait, ton pé ? | - А что у него было, у твоего отца? |
- Un vent dans l' dos, qui n'en pouvait pu r'muer pied ni gambe. | - Прострел в пояснице, не мог ни рукой, ни ногой пошевельнуть. |
- Qué qui li a fait ton Chambrelan ? | - И что же с ним сделал твой Шамбрелан? |
- Il y a manié l' dos comm' pou' fé du pain, avec les deux mains donc ! Et ça y a passé en une couple d'heures ! | - Он мял ему спину, как тесто месят, обеими руками! И через два часа все прошло! |
Belhomme pensait bien aussi que Chambrelan avait prononcé des paroles, mais il n'osait pas dire ça devant le curé. | Бельом был уверен, что Шамбрелан, кроме того, заговорил болезнь, но при кюре он постеснялся сказать об этом. |
Caniveau reprit en riant : | Каниво спросил, смеясь: |
- C'est-il point quéque lapin qu'tas dans l'oreille. Il aura pris çu trou-là pour son terrier, vu la ronce. Attends, j' vas l' fé sauver. | - Уж не кролик ли туда забрался? Верно, принял дырку в ухе за нору, - видит, кругом колючки растут. Постой, - сейчас я тебе его спугну. |
Et Caniveau, formant un porte-voix de ses mains, commença à imiter les aboiements des chiens courants en chasse. Il jappait, hurlait, piaulait, aboyait. Et tout le monde se mit à rire dans la voiture, même l'instituteur qui ne riait jamais. | И Каниво, сложив руки рупором, начал подражать лаю гончих, бегущих по следу. Он тявкал, выл, подвизгивал, лаял. Все в дилижансе расхохотались, даже учитель, который никогда не смеялся. |
Cependant, comme Belhomme paraissait fâché qu'on se moquât de lui, le curé détourna la conversation et, s'adressant à la grande femme de Rabot : | Но так как Бельома, по-видимому, рассердило, что над ним смеются, кюре переменил разговор и сказал, обращаясь к дюжей жене Рабо: |
- Est-ce que vous n'avez pas une nombreuse famille ? | - У вас, говорят, большая семья? |
- Que oui, m'sieu le curé... Que c'est dur à élever ! | - Еще бы, господин кюре... Нелегко детей растить! |
Rabot opina de la tête, comme pour dire : "Oh ! oui, c'est dur à élever." | Рабо закивал головой, как бы говоря: "Да, да, нелегко их растить!" |
- Combien d'enfants ? | - Сколько же у вас детей? |
Elle déclara avec autorité, d'une voix forte et sûre : | Она объявила с гордостью, громко и уверенно: |
- Seize enfants, m'sieu l' curé ! Quinze de mon homme ! | - Шестнадцать человек, господин кюре! Пятнадцать от мужа! |
Et Rabot se mit à sourire plus fort, en saluant du front. | Рабо заулыбался и еще усиленнее закивал головой. |
Il en avait fait quinze, lui, lui tout seul, Rabot ! Sa femme l'avouait ! Donc, on n'en pouvait point douter. Il en était fier, parbleu ! | Он сделал пятнадцать человек ребят, один он, Рабо! Жена сама в этом призналась! Значит, и сомневаться нечего. Черт возьми, ему есть чем гордиться! |
De qui le seizième ? Elle ne le dit pas. C'était le premier, sans doute ? On le savait peut-être, car on ne s'étonna point. Caniveau lui-même demeura impassible. | А шестнадцатый от кого? Она не сказала. Это, конечно, первый ребенок? Все, должно быть, знали, потому что никто не удивился. Даже сам Каниво оставался невозмутимым. |
Mais Belhomme se mit à gémir : | Бельом снова принялся стонать: |
- Oh ! gniau... gniau... gniau... a me trifouille dans l' fond... Oh !... misère !... | - Ох! м-м.., м-м.., м-м.., ох, как ухо свербит внутри!.. Ох, больно!.. |
La voiture s'arrêtait au café Polyte. | Дилижанс остановился перед кофейней Полита. |
Le curé dit : | Кюре сказал: |
- Si on vous coulait un peu d'eau dans l'oreille, on la ferait peut-être sortir. Voulez-vous essayer ? | - А что, если влить в ухо немного воды? Может быть, он выскочит. Хотите, попробуем? |
- Pour sûr ! J' veux ben. | - Еще бы! Понятно, хочу. |
Et tout le monde descendit pour assister à l'opération. | И все вылезли из дилижанса, чтобы присутствовать при операции. |
Le prêtre demanda une cuvette, une serviette et un verre d'eau ; et il chargea l'instituteur de tenir bien inclinée la tête du patient ; puis, dès que le liquide aurait pénétré dans le canal, de la renverser brusquement. | Священник спросил миску, салфетку и стакан воды, велел учителю держать голову пациента пониже, наклонив ее набок, и, как только вода проникнет в ухо, сразу опрокинуть голову в другую сторону. |
Mais Caniveau, qui regardait déjà dans l'oreille de Belhomme pour voir s'il ne découvrirait pas la bête à l'oeil nu, s'écria : | Но Каниво, который уже заглядывал в ухо Бельома в надежде увидеть зверя простым глазом, воскликнул: |
- Cré nom d'un nom, qué marmelade ! Faut déboucher ça, mon vieux. Jamais ton lapin sortira dans c'te confiture-là. Il s'y collerait les quat' pattes. | - Прах тебя побери, вот так мармелад! Сначала надо прочистить, старик. Твоему кролику никак не выбраться из этого варенья. Увязнет в нем всеми четырьмя лапами. |
Le curé examina à son tour le passage et reconnut trop étroit et trop embourbé pour tenter l'expulsion de la bête. Ce fut l'instituteur qui débarrassa cette voie au moyen d'une allumette et d'une loque. Alors, au milieu de l'anxiété générale, le prêtre versa, dans ce conduit nettoyé, un demi-verre d'eau qui coula sur le visage, dans les cheveux et dans le cou de Belhomme. Puis l'instituteur retourna vivement la tête sur la cuvette, comme s'il eût voulu la dévisser. Quelques gouttes retombèrent dans le vase blanc. Tous les voyageurs se précipitèrent. Aucune bête n'était sortie. | Кюре тоже исследовал проход и нашел его слишком узким и грязным для того, чтобы приступить к изгнанию зверя Тогда учитель прочистил ухо тряпочкой, навернутой на спичку. Среди общего волнения священник влил в канал полстакана воды, и она потекла по лицу Бельома, по его волосам и за шиворот Потом учитель так резко повернул голову Бельома в другую сторону, словно хотел совсем ее отвертеть. Несколько капель воды вылилось в белую миску. Все бросились глядеть. Никакого зверя не было видно. |
Cependant Belhomme déclarant : | Однако Бельом объявил: |
- Je sens pu rien, | - Я больше ничего не чувствую. |
Le curé, triomphant, s'écria : | И священник, торжествуя, воскликнул: |
- Certainement elle est noyée. | - Ну, разумеется, зверь утонул! |
Tout le monde était content. On remonta dans la voiture. | Все опять уселись в дилижанс, очень довольные. |
Mais à peine se fut-elle remise en route que Belhomme poussa des cris terribles. La bête s'était réveillée et était devenue furieuse. Il affirmait même qu'elle était entrée dans la tête maintenant, qu'elle lui dévorait la cervelle. Il hurlait avec de telles contorsions que la femme de Poiret, le croyant possédé du diable, se mit à pleurer en faisant le signe de la croix. Puis, la douleur se calmant un peu, le malade raconta qu'ELLE faisait le tour de son oreille. Il imitait avec son doigt les mouvements de la bête, semblait la voir, la suivre du regard : | Но едва дилижанс тронулся, как Бельом поднял страшный крик. Зверь очнулся и рассвирепел. Бельом утверждал даже, что зверь теперь пробрался к нему в голову и гложет мозг. Он так выл и дергался, что жена Пуаре, приняв его за бесноватого, начала креститься, заливаясь слезами. Потом боль немного утихла, и страдалец сообщил, что "он" ползает в ухе "кругом, кругом...". Бельом пальцами изображал движение зверя и, казалось, видел его, следил за ним взглядом. |
- Tenez, v'la qu'a r'monte... gniau... gniau... gniau... qué misère ! | - Вот он опять ползет кверху.., м-м.., м-м.., м-м.., ой, больно! |
Caniveau s'impatientait. | Каниво не выдержал: |
- C'est l'iau qui la rend enragée, c'te bête. All' est p't-être ben accoutumée au vin. | - Это он от воды взбесился, твой зверь. Он, может, больше к вину привык. |
On se remit à rire. Il reprit : | Все рассмеялись. Каниво продолжал: |
- Quand j'allons arriver au café Bourbeux, donne-li du fil en six et all' n' bougera pu, j' te le jure. | - Как доедем до кофейни Бурбе, ты поднеси ему водочки, он и не пошевельнется, право слово. |
Mais Belhomme n'y tenait plus de douleur. Il se mit à crier comme si on lui arrachait l'âme. Le curé fut obligé de lui soutenir la tête. On pria Césaire Horlaville d'arrêter à la première maison rencontrée. | Но Бельом себя не помнил от боли. Он кричал так, будто у него душа с телом расставалась. Кюре пришлось поддерживать ему голову. Сезера попросили остановиться у первого попавшегося дома. |
C'était une ferme en bordure sur la route. Belhomme y fut transporté ; puis on le coucha sur la table de cuisine pour recommencer l'opération. Caniveau conseillait toujours de mêler de l'eau-de-vie à l'eau, afin de griser et d'endormir la bête, de la tuer peut-être. Mais le curé préféra du vinaigre. | Первой попалась навстречу ферма у самой дороги. Бельома перенесли на руках в дом и положили на кухонный стол, чтобы снова приступить к операции. Каниво советовал все-таки прибавить водки к воде, чтобы оглушить, а то и совсем убить зверя. Но кюре предпочел уксус. |
On fit couler le mélange goutte à goutte, cette fois, afin qu'il pénétrât jusqu'au fond, puis on le laissa quelques minutes dans l'organe habité. | На этот раз смесь вливали по капле, чтобы она дошла до самого дна, и оставили ее на несколько минут в ухе. |
Une cuvette ayant été de nouveau apportée, Belhomme fut retourné tout d'une pièce par le curé et Caniveau, ces deux colosses, tandis que l'instituteur tapait avec ses doigts sur l'oreille saine, afin de bien vider l'autre. | Опять принесли миску, и два великана, кюре и Каниво, перевернули Бельома, а учитель принялся постукивать пальцами по здоровому уху, чтобы вода скорее вылилась. |
Césaire Horlaville, lui-même, était entré pour voir, son fouet à la main. | Даже сам Сезер Орлавиль, с кнутом в руках, вошел поглядеть. |
Et soudain, on aperçut au fond de la cuvette un petit point brun, pas plus gros qu'un grain d'oignon. Cela remuait, pourtant. C'était une puce ! Des cris d'étonnement s'élevèrent, puis des rires éclatants. Une puce ! Ah ! elle était bien bonne, bien bonne ! Caniveau se tapait sur la cuisse, Césaire Horlaville fit claquer son fouet ; le curé s'esclaffait à la façon des ânes qui braient, l'instituteur riait comme on éternue, et les deux femmes poussaient de petits cris de gaieté pareils au gloussement des poules. | И вдруг все увидели на дне миски маленькую темную точку, чуть побольше макового зернышка. Однако она шевелилась. Это была блоха! Поднялся крик, потом оглушительный хохот. Блоха! Вот так штука! Каниво хлопал себя по ляжке, Сезер Орлавиль щелкал кнутом. Кюре фыркал и ревел, как осел, учитель смеялся, будто чихал. Обе женщины радостно кудахтали. |
Belhomme s'était assis sur la table, et ayant pris sur ses genoux la cuvette, il contemplait avec une attention grave et une colère joyeuse dans l'oeil la bestiole vaincue qui tournait dans sa goutte d'eau. | Бельом уселся на столе и, держа на коленях миску, сосредоточенно и злорадно смотрел на побежденную блоху, барахтавшуюся в капле воды. |
Il grogna : "Te v'la, charogne", et cracha dessus. | Он проворчал: - Попалась, стерва! - и плюнул на нее. |
Le cocher, fou de gaieté, répétait : | Кучер, еле живой от смеха, приговаривал: |
- Eune puce, eune puce, ah ! te v'la, sacré puçot, sacré puçot, sacré puçot ! | - Блоха, блоха, ах, чтоб тебя! Попалась-таки, проклятая, попалась, попалась! |
Puis, s'étant un peu calmé, il cria : | Потом, успокоившись немного, крикнул: |
- Allons, en route ! V'la assez de temps perdu. | - Ну, по местам! И так много времени потеряли. |
Et les voyageurs, riant toujours, s'en allèrent vers la voiture. | И пассажиры, все еще смеясь, потянулись к дилижансу. |
Cependant Belhomme, venu le dernier, déclara : | Вдруг Бельом, который шел позади всех, заявил: |
- Mé, j' m'en r'tourne à Criquetot. J'ai pu que fé au Havre à cette heure. | - А я пойду обратно в Крикто. Теперь мне в Гавре делать нечего. |
Le cocher lui dit : | Кучер ответил: |
- N'importe, paye ta place ! | - Все равно плати за место! |
- Je t'en dé que la moitié pisque j'ai point passé mi-chemin. | - Заплачу, да только половину, я и полдороги не проехал. |
- Tu dois tout pisque t'as r'tenu jusqu'au bout. | - Нет, плати сполна, место все равно за тобой. |
Et une dispute commença qui devint bientôt une querelle furieuse : Belhomme jurait qu'il ne donnerait que vingt sous, Césaire Horlaville affirmait qu'il en recevrait quarante. | И начался спор, очень скоро перешедший в ожесточенную ссору: Бельом божился, что больше двадцати су не заплатит, Орлавиль твердил, что меньше сорока не возьмет. |
Et ils criaient, nez contre nez, les yeux dans les yeux. | Они кричали, уставившись друг на друга, нос к носу. |
Caniveau redescendit. | Каниво вылез из дилижанса. |
- D'abord, tu dés quarante sous au curé, t'entends, et pi une tournée à tout le monde, ça fait chiquante-chinq, et pi t'en donneras vingt à Césaire. &Сcedil;a va-t-il, dégourdi ? | - Во-первых, ты дашь сорок су господину кюре. Понятно? Потом всем поднесешь по рюмочке, это будет пятьдесят пять, да Сезеру заплатишь двадцать. Идет, что ли, зубоскал? |
Le cocher, enchanté de voir Belhomme débourser trois francs soixante et quinze, répondit : | Кучер, очень довольный тем, что у Бельома вылетит из кармана почти четыре франка, ответил: |
- &Сcedil;a va ! | - Идет! |
- Allons, paye. | - Ну, так плати! |
- J' payerai point. L' curé n'est pas médecin d'abord. | - Не заплачу! Во-первых, кюре не доктор. |
- Si tu n' payes point, j' te r'mets dans la voiture à Césaire et j' t'emporte au Havre. | - Не заплатишь, так я тебя посажу обратно в дилижанс и отвезу в Гавр. |
Et le colosse, ayant saisi Belhomme par les reins, l'enleva comme un enfant. | И великан, схватив Бельома в охапку, поднял его на воздух, как ребенка. |
L'autre vit bien qu'il faudrait céder. Il tira sa bourse, et paya. | Бельом понял, что придется уступить. Он вынул кошелек и заплатил. |
Puis la voiture se remit en marche vers le Havre, tandis que Belhomme retournait à Criquetot, et tous les voyageurs, muets à présent, regardaient sur la route blanche la blouse bleue du paysan, balancée sur ses longues jambes. | Дилижанс двинулся по направлению к Гавру, а Бельом пошел обратно в Крикто, и примолкшие пассажиры долго еще видели на белой дороге синюю крестьянскую блузу, развевавшуюся над длинными ногами Бельома. |
22 septembre 1885 |