Французский | Русский |
Tu dors, Robespierre ! L'heure passe, le temps précieux coule... | - Ты спишь, Робеспьер! Часы уходят, драгоценное время бежит: |
enfin, le 8 thermidor, à la convention, l'incorruptible se lève et va parler. Soleil du 31 mai, te lèves-tu une seconde fois ? Gamelin attend, espère. | Наконец, восьмого термидора, в Конвенте, Неподкупный поднимается и хочет говорить. Солнце тридцать первого мая, неужели ты всходишь во второй раз? Гамлен ждет, надеется. |
Robespierre va donc arracher des bancs qu'ils déshonorent ces législateurs plus coupables que des fédéralistes, plus dangereux que Danton... non ! Pas encore. " je ne puis, dit-il, me résoudre à déchirer entièrement le voile qui recouvre ce profond mystère d'iniquité. " et la foudre éparpillée, sans frapper aucun des conjurés, les effraie tous. On en comptait soixante qui, depuis quinze jours, n'osaient coucher dans leur lit. Marat nommait les traîtres, lui ; il les montrait du doigt. L'incorruptible hésite, et, dès lors, c'est lui l'accusé... | Робеспьер навсегда изгонит с опозоренных ими скамей законодателей, более преступных, чем федералисты, более опасных, чем Дантон: Нет, еще не сейчас! "Я не могу, - говорит он, - решиться разорвать до конца завесу, прикрывающую глубокую тайну беззакония". И молния, рассеивающаяся в воздухе, не поражая никого из заговорщиков, приводит их всех в трепет. Уже две недели шестьдесят человек из их числа не решались ночевать у себя дома. Марат - тот называл предателей по именам, он указывал на них пальцем. Неподкупный колеблется, и с этой минуты обвиняемый - он. |
le soir, aux Jacobins, on s'étouffe dans la salle, dans les couloirs, dans la cour. | Вечером в клубе якобинцев невероятная давка - в зале, в коридорах, во дворе. |
Ils sont là tous, les amis bruyants et les ennemis muets. Robespierre leur lit ce discours que la convention a entendu dans un silence affreux et que les jacobins couvrent d'applaudissements émus. | Здесь все налицо - шумные друзья и немые враги. Робеспьер читает им ту самую речь, которую Конвент выслушал в страшном молчании, и якобинцы покрывают ее бурными рукоплесканиями. |
-c'est mon testament de mort, dit l'homme, vous me verrez boire la ciguë avec calme. | - Это, - говорит он, - мое завещание: вы увидите, как я, не дрогнув, выпью чашу цикуты. |
-je la boirai avec toi, répond David. | - Я выпью ее вместе с тобой, - отвечает Давид. |
-tous, tous ! S'écrient les jacobins, qui se séparent sans rien décider. | - Все мы, все мы выпьем! - кричат якобинцы и расходятся, не приняв никакого решения. |
évariste, pendant que se préparait la mort du juste, dormit du sommeil des disciples au jardin des oliviers. Le lendemain, il se rendit au tribunal, où deux sections siégeaient. Celle dont il faisait partie jugeait vingt et un complices de la conspiration de Lazare. Et, pendant ce temps, arrivaient les nouvelles : " la convention, après une séance de six heures, a décrété d'accusation Maximilien Robespierre, Couthon, Saint-just avec Augustin Robespierre et Lebas, qui ont demandé à partager le sort des accusés. Les cinq proscrits sont descendus à la barre. " | В то время как враги готовили Праведнику смерть, Эварист опал сном учеников христовых в Мастичном саду. Утрам ой отправился в Трибунал, где заседали секции. Та из них, в которую входил он, разбирала дело двадцати одного участника заговора в Сен Лазарской тюрьме. А в это время уже распространялась весть: "Конвент после шестичасового заседания постановил привлечь к ответственности Максимилиана Робеспьера, Кутона, Сен Жюста, а также Огюстена Робеспьера и Леба, пожелавших разделить участь обвиняемых. Все пятеро заключены под стражу". |
on apprend que le président de la section qui fonctionne dans la salle voisine, le citoyen Dumas, a été arrêté sur son siège, mais que l'audience continue. On entend battre la générale et sonner le tocsin. | Становится также известным, что председатель секции, помещающейся в соседнем зале, гражданин Дюма, арестован во время исполнения обязанностей, но что заседание продолжается. Слышно, как трубят сбор и бьют в набат. |
évariste, à son banc, reçoit de la commune l'ordre de se rendre à l'hôtel de ville pour siéger au conseil général. Au son des cloches et des tambours, il rend son verdict avec ses collègues et court chez lui embrasser sa mère et prendre son écharpe. La place de Thionville est déserte. La section n'ose se prononcer ni pour ni contre la convention. On rase les murs, on se coule dans les allées, on rentre chez soi. à l'appel du tocsin et de la générale répondent les bruits des volets qui se rabattent et des serrures qui se ferment. Le citoyen Dupont aîné s'est caché dans sa boutique ; le portier Remacle se barricade dans sa loge. La petite Joséphine retient craintivement Mouton dans ses bras. La citoyenne veuve Gamelin gémit de la cherté des vivres, cause de tout le mal. Au pied de l'escalier, évariste rencontre élodie essoufflée, ses mèches noires collées sur son cou moite. | Эваристу на скамье присяжных вручают приказ Коммуны отправиться в ратушу для участия в заседании Генерального совета. Под звон набата и бой барабанов он вместе с товарищами выносит приговор и бежит к себе - обнять мать и надеть трехцветную перевязь. Тионвилльская площадь безлюдна. Секция не решается высказаться ни за Конвент, ни против него. Прохожие робко жмутся к стенам, норовят поскорее скрыться в воротах, попасть к себе домой. На звуки набата и барабанную дробь откликаются захлопывающиеся ставни и громыхающие засовы дверей. Гражданин Дюпон старший спрятался у себя в мастерской: консьерж Ремакль запирается в своей привратницкой. Малютка Жозефина боязливо сжимает в объятиях Мутона. Вдова Гамлен сокрушенно вздыхает о дороговизне съестных припасов - причине всех бед. На нижней площадке лестницы Эварист сталкивается с Элоди. Она запыхалась, пряди черных волос прилипли к влажной шее. |
-je t'ai cherché au tribunal. Tu venais de partir. | - Я искала тебя в Трибунале. Ты только что ушел оттуда. |
Où vas-tu ? | Куда ты идешь? |
-à l'hôtel de ville. | - В ратушу. |
-n'y va pas ! Tu te perdrais : Hanriot est arrêté... | - Не ходи туда! Ты погубишь себя: Анрио арестован: |
les sections ne marcheront pas. La section des piques, la section de Robespierre, reste tranquille. | секции не выступят. Секция Пик, оплот Робеспьера, спокойна. |
Je le sais : mon père en fait partie. Si tu vas à l'hôtel de ville, tu te perds inutilement. | Я знаю наверняка: мой отец ведь член ее, Если ты отправишься в ратушу, ты напрасно погубишь себя. |
-tu veux que je sois lâche ? | - Ты хочешь, чтобы я был трусом? |
-il est courageux, au contraire, d'être fidèle à la convention et d'obéir à la loi. | - Напротив: сейчас мужество заключается в верности Конвенту и в повиновении закону. |
-la loi est morte quand les scélérats triomphent. | - Закон умер, если торжествуют злодеи. |
-évariste, écoute ton élodie ; écoute ta soeur ; viens t'asseoir près d'elle, pour qu'elle apaise ton âme irritée. | - Эварист, послушайся своей Элоди, послушайся своей сестры: сядь рядом с ней, чтобы она успокоила твою смятенную душу. |
Il la regarda : jamais elle ne lui avait paru si désirable ; jamais cette voix n'avait sonné à ses oreilles si voluptueuse et si persuasive. | Он взглянул на нее: никогда еще не казалась она ему такой желанной; никогда этот голос не звучал для него так страстно, так убедительно. |
-deux pas, deux pas seulement, mon ami ! | - Два шага, только два шага, мой любимый! |
Elle l'entraîna vers le terre-plein qui portait le piédestal de la statue renversée. Des bancs en faisaient le tour, garnis de promeneurs et de promeneuses. Une marchande de frivolités offrait des dentelles ; le marchand de tisane portant sur son dos sa fontaine, agitait sa sonnette ; des fillettes jouaient aux grâces. Sur la berge, des pêcheurs se tenaient immobiles, leur ligne à la main. Le temps était orageux, le ciel voilé. Gamelin, penché sur le parapet, plongeait ses regards sur l'île pointue comme une proue, écoutait gémir au vent la cime des arbres, et sentait entrer dans son âme un désir infini de paix et de solitude. | Она увлекла его к высокому газону, на котором находился пьедестал опрокинутой статуи. Вокруг стояли скамьи, пестревшие нарядными мужчинами и женщинами. Торговка галантереей предлагала купить у нее кружева. Продавец целебной настойки, с бутылью за плечами, звонил в колокольчик; девочки играли в кольца. На отлогом берегу рыболовы застыли в неподвижных позах с удочкой в руке. Погода была ветреная, небо в тучах. Гамлен, склонившись над парапетом, смотрел на остров, заостренный, точно корабельный нос, слушал, как стонут на ветру верхушки деревьев, и чувствовал, что всем его существом овладевает бесконечное желание покоя и уединения. |
Et, comme un écho délicieux de sa pensée, la voix d'élodie soupira : | И, словно сладостный отголосок его мысли, звучал рядом тихий голос Элоди: |
-te souviens-tu, quand, à la vue des champs, tu désirais être juge de paix dans un petit village ? Ce serait le bonheur. | - Помнишь, как при виде полей тебе захотелось быть мировым судьею где нибудь в деревушке? Ведь это было бы счастьем. |
Mais, à travers le bruissement des arbres et la voix de la femme, il entendait le tocsin, la générale, le fracas lointain des chevaux et des canons sur le pavé. | Но, покрывая шелест деревьев и голос женщины, до него доносились звуки набата, барабанный бой, отдаленный топот коней и громыханье пушек по мостовой. |
à deux pas de lui, un jeune homme, qui causait avec une citoyenne élégante, dit : | В двух шагах от него молодой человек, беседовавший с изящной гражданкой, сказал: |
-connaissez-vous la nouvelle ? ... l'opéra est installé rue de la loi. | - Знаете вы последнюю новость?.. Оперу перевели на улицу Закона. |
Cependant on savait : on chuchotait le nom de Robespierre, mais en tremblant, car on le craignait encore. Et les femmes, au bruit murmuré de sa chute, dissimulaient un sourire. | Однако все уже было известно: шепотом произносили имя Робеспьера, но делали это с опаской, так как он продолжал еще внушать страх. И женщины, боязливо передавая из уст в уста слух об его падении, сдерживали улыбку. |
évariste Gamelin saisit la main d'élodie et aussitôt la rejeta brusquement : | Эварист Гамлен схватил руку Элоди и тотчас же выпустил ее: |
-adieu ! Je t'ai associée à mes destins affreux, j'ai flétri à jamais ta vie. Adieu. Puisses-tu m'oublier ! | - Прощай! Я приобщил тебя к своей ужасной судьбе, я навсегда погубил твою жизнь. Прощай! Постарайся забыть меня! |
-surtout, lui dit-elle, ne rentre pas chez toi cette nuit : viens à l'amour peintre. ne sonne pas ; jette une pierre contre mes volets. J'irai t'ouvrir moi-même la porte, je te cacherai dans le grenier. | - Смотри, - ответила она, - не возвращайся сегодня ночью к себе. Приходи к "Амуру Художнику". Не звони: кинь камешком мне в ставни. Я сама отопру дверь и спрячу .тебя на чердаке. |
-tu me reverras triomphant, ou tu ne me reverras plus. Adieu ! | - Либо я вернусь к тебе победителем, либо не вернусь совсем. Прощай! |
En approchant de l'hôtel de ville, il entendit monter vers le ciel lourd la rumeur des grands jours. Sur la place de grève, un tumulte d'armes, un flamboiement d'écharpes et d'uniformes, les canons d'Hanriot en batterie. Il gravit l'escalier d'honneur et, en entrant dans la salle du conseil, signe la feuille de présence. Le conseil général de la commune, à l'unanimité des 491 membres présents, se déclare pour les proscrits. | Подходя к ратуше, он услышал подымающийся к нависшему небу гул, характерный для всех великих дней. На Гревской площади раздавалось бряцание оружия, пестрели трехцветные перевязи и мундиры, выстраивались в боевом порядке пушки Анрио. Он поднимается по парадной лестнице, у входа в зал совета расписывается на листе. Члены Генерального совета Коммуны в числе четырехсот девяносто одного единогласно высказываются в пользу обвиняемых. |
Le maire se fait apporter la table des droits de l'homme, lit l'article où il est dit : " quand le gouvernement viole les droits du peuple, l'insurrection est pour le peuple le plus saint et le plus indispensable des devoirs, " et le premier magistrat de Paris déclare qu'au coup d'état de la convention la commune oppose l'insurrection populaire. | Мэр отдает распоряжение принести таблицу Прав Человека и читает вслух статью, где говорится: "Когда правительство нарушает народные права, восстание является священнейшим и необходимейшим долгом народа". И главное должностное лицо Парижа объявляет, что государственному перевороту, совершенному Конвентом, Коммуна противопоставляет народное восстание. |
Les membres du conseil général font serment de mourir à leur poste. Deux officiers municipaux sont chargés de se rendre sur la place de grève et d'inviter le peuple à se joindre à ses magistrats afin de sauver la patrie et la liberté. | Члены Генерального совета клянутся умереть на своем посту. Двум муниципальным офицерам поручается отправиться на Гревскую площадь и предложить народу присоединиться к Коммуне в целях спасения отечества и свободы. |
On se cherche, on échange des nouvelles, on donne des avis. Parmi ces magistrats, peu d'artisans. La commune réunie là est telle que l'a faite l'épuration jacobine : des juges et des jurés du tribunal révolutionnaire, des artistes comme Beauvallet et Gamelin, des rentiers et des professeurs, des bourgeois cossus, de gros commerçants, des têtes poudrées, des ventres à breloques ; peu de sabots, de pantalons, de carmagnoles, de bonnets rouges. | Ищут друг друга, обмениваются новостями, подают советы. Здесь, среди магистратов, мало ремесленников. Коммуна, члены которой тут собрались, имеет то лицо, какое ей придала якобинская чистка, это - судьи и присяжные Революционного трибунала, художники, вроде Бовале и Гамлена, капиталисты и профессора, зажиточные мещане, крупные торговцы в напудренных париках и с брелоками на животе; тут почти не видно деревянных башмаков, широких штанов, карманьол, красных колпаков. |
Ces bourgeois sont nombreux, résolus. Mais, quand on y songe, c'est à peu près tout ce que Paris compte de vrais républicains. Debout dans la maison de ville, comme sur le rocher de la liberté, un océan d'indifférence les environne. | Их много, этих буржуа, и все они готовы бороться до конца. Но, в сущности, ими почти исчерпывается все, что есть в Париже подлинно республиканского. Они сгрудились в ратуше, как на скале свободы, окруженные со всех сторон океаном равнодушия. |
Pourtant des nouvelles favorables arrivent. Toutes les prisons où les proscrits ont été enfermés ouvrent leurs portes et rendent leur proie. Augustin Robespierre, venu de la force, entre le premier à l'hôtel de ville et est acclamé. On apprend, à huit heures, que Maximilien, après avoir longtemps résisté, se rend à la commune. On l'attend, il va venir, il vient : une acclamation formidable ébranle les voûtes du vieux palais municipal. Il entre, porté par vingt bras. Cet homme mince, propret, en habit bleu et culotte jaune, c'est lui. Il siège, il parle. | Между тем приходят благоприятные вести. Все тюрьмы, куда заключили обвиняемых, раскрывают двери и отпускают их на волю. Огюстен Робеспьер, явившийся из Форс, первым приходит в ратушу; его встречают аплодисментами. В восемь часов становится известно, что Максимилиан, после продолжительных колебаний, тоже направляется в Коммуну. Его ждут, он сейчас должен явиться, он явился: чудовищный гром рукоплесканий сотрясает своды старинного муниципального здания. Его торжественно вносят на руках. Этот щуплый, опрятный человек в голубом фраке и желтых панталонах, это - он. Он занимает свое место, он говорит. |
à son arrivée, le conseil ordonne que la façade de la maison commune sera sur-le-champ illuminée. | Не успевает он переступить порог, как Генеральный совет приказывает немедленно иллюминовать ратушу. |
En lui la république réside. Il parle, il parle d'une voix grêle, avec élégance. Il parle purement, abondamment. Ceux qui sont là, qui ont joué leur vie sur sa tête, s'aperçoivent, épouvantés, que c'est un homme de parole, un homme de comités, de tribune, incapable d'une résolution prompte et d'un acte révolutionnaire. | В нем воплощена сама республика. Он говорит, говорит своим высоким голосом, тщательно выбирая выражения. Он говорит изысканно, пространно. Те, кто здесь собрался, кто жизнью рискует из за него, с ужасом замечают, что это говорун, умеющий ораторствовать в комитетах и на трибуне, но неспособный на быстрое решение, на революционный шаг. |
On l'entraîne dans la salle des délibérations. | Его увлекают в зал совещаний. |
Maintenant ils sont là tous, ces illustres proscrits : Lebas, Saint-just, Couthon. Robespierre parle. | Теперь они все в сборе, эти славные преступники: Леба, Сен Жюст, Кутон. Робеспьер говорит. |
Il est minuit et demie : il parle encore. Cependant Gamelin, dans la salle du conseil, le front collé à une fenêtre, regarde d'un oeil anxieux ; il voit fumer les lampions dans la nuit sombre. Les canons d'Hanriot sont en batterie devant la maison de ville. | Половина первого ночи: он все еще говорит. Между тем Гамлен в зале совета, прильнув лицом к окну, тоскливо всматривается в темноту; он видит, как чадят плошки во мраке ночи. Пушки Анрио выстроились перед ратушей. |
Sur la place toute noire s'agite une foule incertaine, inquiète. à minuit et demie, des torches débouchent au coin de la rue de la vannerie, entourant un délégué de la convention qui, revêtu de ses insignes, déploie un papier et lit, dans une rouge lueur, le décret de la convention, la mise hors la loi des membres de la commune insurgée, des membres du conseil général qui l'assistent et des citoyens qui répondraient à son appel. | На совершенно черной площади волнуется встревоженная, не знающая что делать толпа. В половине первого из за угла улицы Ваннри показываются факелы - они окружают делегата Конвента, облеченного знаками достоинства. Oil разворачивает бумагу и, залитый красным светом факелов, читает вслух декрет Конвента, постановившего объявить вне закона членов мятежной Коммуны, членов Генерального совета, действующих с ней заодно, и всех граждан, которые откликнутся на ее призыв. |
La mise hors la loi, la mort sans jugement ! La seule idée en fait pâlir les plus déterminés. | Объявление вне закона, казнь без следствия и суда! Одна мысль об этом заставляет бледнеть самых решительных людей. |
Gamelin sent son front se glacer. Il regarde la foule quitter à grands pas la place de grève. | Гамлен чувствует, как на лбу у него выступает холодный пот. Он смотрит на толпу, которая торопливо покидает Гревскую площадь. |
Et, quand il tourne la tête, ses yeux voient que la salle, où les conseillers s'étouffaient tout à l'heure, est presque vide. | Он поворачивается и видит, что зал, где только что яблоку негде было упасть, почти пуст. |
Mais ils ont fui en vain : ils avaient signé. | Но напрасно бежали все эти члены Генерального совета: они ведь расписались. |
Il est deux heures. L'incorruptible délibère dans la salle voisine avec la commune et les représentants proscrits. | Два часа ночи. В соседнем зале Неподкупный совещается с Коммуной и магистратами, объявленными вне закона. |
Gamelin plonge ses regards désespérés sur la place noire. Il voit, à la clarté des lanternes, les chandelles de bois s'entre-choquer sur l'auvent de l'épicier, avec un bruit de quilles ; les réverbères se balancent et vacillent : un grand vent s'est élevé. Un instant après, une pluie d'orage tombe : la place se vide entièrement ; ceux qui n'avait pas chassés le terrible décret, quelques gouttes d'eau les dispersent. Les canons d'Hanriot sont abandonnés. Et quand on voit à la lueur des éclairs déboucher en même temps par la rue Antoine et par le quai les troupes de la convention, les abords de la maison commune sont déserts. | Гамлен устремляет безнадежный взор на черную площадь. При свете фонарей он замечает, как со стуком, словно кегли, ударяются друг о дружку деревянные подпорки на навесе у бакалейщика. Фонари покачиваются и мерцают: поднялся сильный ветер. Минуту спустя разражается ливень; площадь окончательно пустеет: тех, кого не разогнал ужасный декрет, обращают в бегство несколько капель воды. Пушки Анрио1 покинуты на произвол судьбы. И когда войска Конвента при вспышках молнии подходят одновременно с набережной и с улицы Антуан, у подъездов ратуши нет уже никого. |
Enfin Maximilien s'est décidé à faire appel du décret de la convention à la section des piques. | Наконец Максимилиан решился обратиться за поддержкой против Конвента к секции Пик. |
Le conseil général se fait apporter des sabres, des pistolets, des fusils. Mais un fracas d'armes, de pas et de vitres brisées emplit la maison. Les troupes de la convention passent comme une avalanche à travers la salle des délibérations et s'engouffrent dans la salle du conseil. Un coup de feu retentit : Gamelin voit Robespierre tomber la mâchoire fracassée. Lui-même, il saisit son couteau, le couteau de six sous qui, un jour de famine, avait coupé du pain pour une mère indigente, et que, dans la ferme d'Orangis, par un beau soir, élodie avait gardé sur ses genoux, en tirant les gages ; il l'ouvre, veut l'enfoncer dans son coeur : la lame rencontre une côte et se replie sur la virole qui a cédé, et il s'entame deux doigts. Gamelin tombe ensanglanté. Il est sans mouvement, mais il souffre d'un froid cruel, et, dans le tumulte d'une lutte effroyable, foulé aux pieds, il entend distinctement la voix du jeune dragon Henry qui s'écrie : | Генеральный совет приказывает доставить ему сабли, пистолеты, ружья. Но лязг оружия, шум шагов, звон разбиваемых стекол уже наполняет здание. Словно лавина, проносятся войска Конвента через зал совещаний и устремляются в зал совета. Раздается выстрел: Гамлен видит, как падает с раздробленной челюстью Робеспьер. Гамлен выхватывает карманный нож, тот самый дешевый нож, которым когда то, в дни голода, он отрезал ломоть хлеба для бедной матери, тот самый, который прелестным вечером на ферме в Оранжи лежал на коленях у Элоди во время игры в фанты; он раскрывает его и хочет вонзить себе в сердце: лезвие натыкается на ребро, гнется, и он ранит себе два пальца. Гамлен падает, обливаясь кровью. Он лежит неподвижно, но страдает от страшного холода и в шуме и сумятице ужасной борьбы, попираемый ногами, явственно слышит голос молодого драгуна Анри: |
-le tyran n'est plus ; ses satellites sont brisés. | - Тирана уже нет в живых! Его приспешники разбиты. |
La révolution va reprendre son cours majestueux et terrible. | Революция снова пойдет своим величественным и грозным путем. |
Gamelin s'évanouit. | Гамлен теряет сознание. |
à sept heures du matin, un chirurgien envoyé par la convention le pansa. La convention était pleine de sollicitude pour les complices de Robespierre : elle ne voulait pas qu'aucun d'eux échappât à la guillotine. L'artiste peintre, ex-juré, ex-membre du conseil général de la commune fut porté sur une civière à la conciergerie. | В семь часов утра хирург, присланный Конвентом, перевязал ему раны. Конвент был полон забот о сообщниках Робеспьера: он желал, чтобы ни один из них не избежал гильотины. Художника, бывшего присяжного, бывшего члена Генерального совета Коммуны, на носилках доставили в Консьержери. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая