Краткая коллекция англтекстов
Вальтер Скотт
Quentin Durward/Квентин Дорвард
CHAPTER V: THE MAN AT ARMS
english
Русский
The cavalier who awaited Quentin Durward's descent into the apartment where he had breakfasted, was one of those of whom Louis XI had long since said that they held in their hands the fortune of France, as to them were intrusted the direct custody and protection of the royal person.
Рыцарь, ожидавший Квентина Дорварда в той комнате, где он недавно завтракал, был одним из тех людей, о которых Людовик XI любил говорить, что они держат в своих руках судьбу Франции; им была вверена защита и охрана его королевской особы.
Charles the Sixth had instituted this celebrated body, the Archers, as they were called, of the Scottish Bodyguard, with better reason than can generally be alleged for establishing round the throne a guard of foreign and mercenary troops. The divisions which tore from his side more than half of France, together with the wavering and uncertain faith of the nobility who yet acknowledged his cause, rendered it impolitic and unsafe to commit his personal safety to their keeping. The Scottish nation was the hereditary enemy of the English, and the ancient, and, as it seemed, the natural allies of France. They were poor, courageous, faithful; their ranks were sure to be supplied from the superabundant population of their own country, than which none in Europe sent forth more or bolder adventurers. Their high claims of descent, too, gave them a good title to approach the person of a monarch more closely than other troops, while the comparative smallness of their numbers prevented the possibility of their mutinying, and becoming masters where they ought to be servants.
Знаменитый отряд стрелков так называемой шотландской гвардии был учрежден Карлом VI, у которого были уважительные причины окружать свой престол чужими, наемными войсками. Постоянные смуты, лишившие Карла VI более чем половины Франции, и сомнительная преданность еще служившего ему дворянства привели к тому, что довериться своим подданным в таком деле, как личная охрана, было бы со стороны короля большой неосторожностью. Шотландцы, наследственные враги Англии, были старинными и, можно даже сказать, естественными друзьями и союзниками Франции. Народ бедный, но храбрый и верный, шотландцы благодаря своей многочисленности легко пополняли убывающие ряды своих воинов, и поэтому ни одна страна в Европе не поставляла столько смелых искателей приключений, как Шотландия. Знатность происхождения большинства шотландских дворян давала им право стоять ближе к особе государя, чем представителям других войск, а их относительная малочисленность не позволяла им поднять бунт и из слуг превратиться в господ.
нет соотв
[Карл VI -- король Франции в 1380 -- 1422 гг., отец Карла VII, дед Людовика XI. Карл VI, прозванный Безумным, страдал психическим заболеванием, королевская власть при нем крайне ослабла, и Францию раздирала междоусобная борьба двух феодальных клик -- "арманьяков" (сторонников герцога Орлеанского, фактически возглавленных графом д'Арманьяком) и "бургиньонов" (сторонников герцога Бургундского). Франция при Карле VI потерпела ряд поражений от англичан, которые совместно с бургундцами заняли значительную часть страны.]
On the other hand, the French monarchs made it their policy to conciliate the affections of this select band of foreigners, by allowing them honorary privileges and ample pay, which last most of them disposed of with military profusion in supporting their supposed rank. Each of them ranked as a gentleman in place and honour; and their near approach to the King's person gave them dignity in their own eyes, as well as importance in those of the nation of France. They were sumptuously armed, equipped, and mounted; and each was entitled to allowance for a squire, a valet, a page; and two yeomen, one of whom was termed coutelier, from the large knife which he wore to dispatch those whom in the melee his master had thrown to the ground. With these followers, and a corresponding equipage, an Archer of the Scottish Guard was a person of quality and importance; and vacancies being generally filled up by those who had been trained in the service as pages or valets, the cadets of the best Scottish families were often sent to serve under some friend and relation in those capacities, until a chance of preferment should occur.
Помимо этого и сами французские государи, как правило, старались упрочить преданность этих отборных чужеземных отрядов, оказывая им всякие почести и платя большие деньги, которые те тратили со свойственной воинам расточительностью, стараясь с честью поддержать свое высокое положение. Все шотландские стрелки пользовались дворянскими привилегиями, а близость к королю возвышала их в собственных глазах и поднимала их значение в глазах французов. Они были превосходно одеты и вооружены, у каждого была прекрасная лошадь, каждый имел право и возможность держать оруженосца, пажа, слугу и двух телохранителей. Один из телохранителей назывался "coutelier" -- от большого ножа [ Нож по-французски "couteau".], которым он был вооружен, чтобы приканчивать врагов, сраженных в битве его начальником. Окруженные блестящей свитой, шотландские стрелки считались людьми знатными и с большим весом, а так как освобождавшиеся места в их отрядах пополнялись обыкновенно теми, кто уже служил у них в качестве пажа или оруженосца, то и на эти должности часто стремились попасть (под начальство родственника или друга) младшие члены знатных шотландских фамилий, в надежде на быстрое повышение.
The coutelier and his companion, not being noble or capable of this promotion, were recruited from persons of inferior quality; but as their pay and appointments were excellent, their masters were easily able to select from among their wandering countrymen the strongest and most courageous to wait upon them in these capacities.
В телохранителях служили не дворяне: они набирались из людей более низкого происхождения и рассчитывать на повышение не могли, но им тоже выдавали прекрасное жалованье, и начальники, вербуя их, могли выбирать самых храбрых и сильных из своих же соотечественников, наводнявших в то время Францию.
Ludovic Lesly, or as we shall more frequently call him, Le Balafre, by which name he was generally known in France, was upwards of six feet high, robust, strongly compacted in person, and hard favoured in countenance, which latter attribute was much increased by a large and ghastly scar, which, beginning on his forehead, and narrowly missing his right eye, had laid bare the cheek bone, and descended from thence almost to the tip of his ear, exhibiting a deep seam, which was sometimes scarlet, sometimes purple, sometimes blue, and sometimes approaching to black; but always hideous, because at variance with the complexion of the face in whatever state it chanced to be, whether agitated or still, flushed with unusual passion, or in its ordinary state of weather-beaten and sunburnt swarthiness.
Людовик Лесли -- или, как мы теперь чаще будем его называть, Людовик Меченый, потому что во Франции его больше знали под этим именем, -- был здоровый, коренастый человек футов шести ростом, с суровым лицом; огромный шрам, шедший ото лба через правый уцелевший глаз и пересекавший обезображенную щеку до самого основания уха, придавал его лицу жестокое выражение. Этот ужасный шрам -- то красный, то багровый, то синий, то почти черный, смотря по тому, в каком настроении находился Людовик Меченый: волновался или сердился, кипел страстью или был спокоен, -- сразу бросался в глаза, резко выделяясь на его обветренном, покрытом темным загаром лице.
His dress and arms were splendid. He wore his national bonnet, crested with a tuft of feathers, and with a Virgin Mary of massive silver for a brooch. These brooches had been presented to the Scottish Guard, in consequence of the King, in one of his fits of superstitions piety, having devoted the swords of his guard to the service of the Holy Virgin, and, as some say, carried the matter so far as to draw out a commission to Our Lady as their Captain General. The Archer's gorget, arm pieces, and gauntlets, were of the finest steel, curiously inlaid with silver, and his hauberk, or shirt of mail, was as clear and bright as the frostwork of a winter morning upon fern or brier. He wore a loose surcoat or cassock of rich blue velvet, open at the sides like that of a herald, with a large white St. Andrew's cross of embroidered silver bisecting it both before and behind; his knees and legs were protected by hose of mail and shoes of steel; a broad, strong poniard (called the Mercy of God), hung by his right side; the baldric for his two handed sword, richly embroidered, hung upon his left shoulder; but for convenience he at present carried in his hand that unwieldy weapon which the rules of his service forbade him to lay aside.
Он был богато одет и прекрасно вооружен. Голову его прикрывала национальная шотландская шапочка, украшенная пучком перьев, прикрепленных серебряной пряжкой с изображением богоматери. Эти пряжки были пожалованы шотландской гвардии самим королем, который в один из припадков суеверной набожности посвятил пресвятой деве мечи своей гвардии; некоторые историки утверждают даже, что он пошел дальше и возвел богоматерь в звание шефа своих стрелков. Нашейник его лат, налокотники и нагрудники были из превосходной стали, искусно выложенной серебром, а его кольчуга сверкала, как иней ярким морозным утром на папоротнике или вереске. На нем был широкий камзол из дорогого голубого бархата с разрезами по бокам, как у герольдов, и с вышитыми серебром на спине и на груди андреевскими крестами. Наколенники и набедренники были из чешуйчатой стали; кованые стальные сапоги защищали ноги; на правом боку висел крепкий широкий кинжал (называвшийся "Милость божья"), а на левом, на богато расшитой перевязи, висел тяжелый двуручный меч. Впрочем, в ту минуту, когда Дорвард увидел Людовика Меченого, тот, сняв для удобства громоздкий меч, держал его в руках, так как правила службы строго запрещали ему с ним расставаться.
[St. Andrew was the first called to apostleship. He made many converts to Christianity and was finally crucified on a cross of peculiar form, which has since been called the St. Andrew's cross. Certain of his relics were brought to Scotland in the fourth century, and he has since that time been honoured as the patron saint of that country. He is also the patron saint of the Burgundian Order, the Golden Fleece.]
[Герольд -- вестник или глашатай при феодальных дворах, распорядитель на рыцарских турнирах.]
[Андреевский крест -- косой белый крест на синем фоне, изображался на гербе и флагах Шотландии: согласно легенде, св. Андрей, считавшийся покровителем Шотландии, был распят на косом кресте.]
["Милость божья" -- кинжал, который приставляли к груди побежденного противника с предложением сдаться на милость победителя; двуручный меч -- тяжелый и длинный меч, им сражались, держа рукоять двумя руками.]
Quentin Durward -- though, like the Scottish youth of the period, he had been early taught to look upon arms and war -- thought he had never seen a more martial looking, or more completely equipped and accomplished man at arms than now saluted him in the person of his mother's brother, called Ludovic with the Scar, or Le Balafre; yet he could not but shrink a little from the grim expression of his countenance, while, with its rough moustaches, he brushed first the one and then the other cheek of his kinsman, welcomed his nephew to France, and, in the same breath, asked what news from Scotland.
Хотя Дорвард, как и каждый шотландец той эпохи, был с детства знаком и с войной и с военными доспехами, тем не менее он должен был признать, что никогда еще не видел такого мужественного и так хорошо вооруженного воина, как брат его матери Людовик Лесли, по прозванию Меченый. Однако он невольно отступил перед таким свирепым с виду дядей, когда тот пожелал его обнять и, царапая ему щеки своими щетинистыми усами, поздравил с благополучным прибытием во Францию, после чего стал расспрашивать, какие новости племянник привез из Шотландии.
"Little good tidings, dear uncle," replied young Durward; "but I am glad that you know me so readily."
-- Мало хорошего, дядюшка, -- ответил Дорвард. -- Но как я рад, что вы меня так скоро узнали!
"I would have known thee, boy, in the landes of Bourdeaux, had I met thee marching there like a crane on a pair of stilts. But sit thee down -- sit thee down -- if there is sorrow to hear of, we will have wine to make us bear it. -- Ho! old Pinch Measure, our good host, bring us of thy best, and that in an instant."
-- Я бы, кажется, узнал тебя, мальчуган, даже если б встретил на Бордоских ландах и если б ты, как журавль, разгуливал на ходулях... Однако садись, садись, дружок! И если у тебя только печальные вести, мы поскорее запьем их добрым винцом... Эй, старый кремень, почтенный хозяин! Подай нам вина, да самого лучшего... Живо!
[the crutches or stilts which in Scotland are used to pass rivers. They are employed by the peasantry of the country near Bordeaux to traverse those deserts of loose sand called Landes. S]
[Костыли или ходули употреблялись в Шотландии для переправы вброд через реки. Крестьяне близ Бордо также пользовались ими для ходьбы по окрестным песчаным равнинам, так называемым ландам. (Примеч. автора.])
The well known sound of the Scottish French was as familiar in the taverns near Plessis as that of the Swiss French in the modern guinguettes [common inns] of Paris; and promptly -- ay, with the promptitude of fear and precipitation, was it heard and obeyed. A flagon of champagne stood before them, of which the elder took a draught, while the nephew helped himself only to a moderate sip to acknowledge his uncle's courtesy, saying, in excuse, that he had already drunk wine that morning.
Французская речь с шотландским акцентом так же часто слышалась в те времена в тавернах подле Плесси, как в наши дни французский язык с швейцарским акцентом -- в парижских кабачках. Хозяин повиновался с такой поспешностью, какую может вызвать только страх, и в один миг бутылка шампанского очутилась на столе. Дядюшка выпил полный стакан, племянник только пригубил, чтобы не обидеть любезно угощавшего его родственника. Он извинился, сказав, что уже немало выпил сегодня.
"That had been a rare good apology in the mouth of thy sister, fair nephew," said Le Balafre; "you must fear the wine pot less, if you would wear beard on your face, and write yourself soldier. But, come -- come -- unbuckle your Scottish mail bag -- give us the news of Glen Houlakin -- How doth my sister?"
-- Это было бы прекрасным извинением в устах твоей сестры, милый племянник, -- сказал Меченый, -- тебе же не пристало бояться бутылки, если только ты хочешь носить бороду и намерен сделаться воином... Однако что же это ты, братец! Высыпай-ка свои шотландские новости... Что слышно в Глен-хулакине? Что поделывает моя сестра?
"Dead, fair uncle," answered Quentin, sorrowfully.
-- Она умерла, дядюшка, -- печально ответил Квентин.
"Dead!" echoed his uncle, with a tone rather marked by wonder than sympathy, -- "why, she was five years younger than I, and I was never better in my life. Dead! the thing is impossible. I have never had so much as a headache, unless after revelling out of my two or three days' furlough with the brethren of the joyous science -- and my poor sister is dead -- And your father, fair nephew, hath he married again?"
-- Умерла? -- воскликнул Меченый, и в его тоне слышалось больше удивления, чем огорчения. -- Но ведь она была на целых пять лет моложе меня, а я еще никогда, кажется, не был здоровее, чем теперь... Умерла, говоришь? Удивительно! А я Так вот ни разу даже не болел -- разве только голова иной раз трещит с похмелья после дружеской попойки... Так сестра, бедняжка, умерла! Ну, а отец твой, дружок, конечно, женился?
And, ere the youth could reply, he read the answer in his surprise at the question, and said,
Но, прежде чем Дорвард успел ответить, дядя, вообразив по изумленному выражению его лица, что угадал ответ, быстро продолжал:
"What! no -- I would have sworn that Allan Durward was no man to live without a wife. He loved to have his house in order -- loved to look on a pretty woman too; and was somewhat strict in life withal -- matrimony did all this for him. Now, I care little about these comforts, and I can look on a pretty woman without thinking on the sacrament of wedlock -- I am scarce holy enough for that."
-- Как, неужели еще не женился? Я готов был поклясться, что Аллан Дорвард не может обойтись без жены. Он любил порядок в доме и, хоть всегда был человеком строгих правил, иной раз поглядывал на хорошеньких женщин. В браке он нашел бы и то и другое. Я ему не чета: за таким счастьем не гонюсь и преспокойно могу смотреть на хорошенькую женщину, не смущаясь мыслью о браке. Я не такой святой.
"Alas! dear uncle, my mother was left a widow a year since, when Glen Houlakin was harried by the Ogilvies. My father, and my two uncles, and my two elder brothers, and seven of my kinsmen, and the harper, and the tasker, and some six more of our people, were killed in defending the castle, and there is not a burning hearth or a standing stone in all Glen Houlakin."
-- Но, милый дядюшка, ведь мать моя овдовела больше чем за год до своей смерти, еще во время разгрома Глен-хулакина! Отец, два дяди, два старших брата, семеро других наших родственников, наш управляющий, менестрель и шестеро слуг были убиты, защищая замок от нападения Огилви, и теперь в Глен-хулакине не осталось камня на камне.
нет соответствия
[Менестрель -- странствующий народный певец.]
"Cross of Saint Andrew!" said Le Balafre; "that is what I call an onslaught! Ay, these Ogilvies were ever but sorry neighbours to Glen Houlakin -- an evil chance it was; but fate of war -- fate of war. -- When did this mishap befall, fair nephew?"
-- Да это, что называется, настоящий разгром, клянусь крестом святого Андрея! Эти Огилви всегда были опасными соседями для Глен-хулакина. Какое несчастье! Впрочем, на то и война, братец, на то и война! Когда же стряслась эта беда, милый племянник?
With that he took a deep draught of wine, and shook his head with much solemnity, when his kinsman replied that his family had been destroyed upon the festival of Saint Jude [October 28] last bypast.
Задав этот вопрос, Людовик Лесли залпом опорожнил большой стакан вина и горестно покачал головой в ответ на сообщение племянника, что вся его семья была перебита в прошлом году, в день святого Иуды.
"Look ye there," said the soldier; "I said it was all chance -- on that very day I and twenty of my comrades carried the Castle of Roche Noir by storm, from Amaury Bras de fer, a captain of free lances, whom you must have heard of. I killed him on his own threshold, and gained as much gold as made this fair chain, which was once twice as long as it now is -- and that minds me to send part of it on an holy errand. -- Here, Andrew -- Andrew!"
-- Вот видишь! -- воскликнул старый воин. -- Недаром я сказал: чья возьмет! Представь себе, что в этот же самый день я с двадцатью товарищами атаковал замок Черный Утес, принадлежавший Амори Железной Руке, вождю вольных стрелков , о котором ты, вероятно, слыхал. Я раскроил ему голову на пороге его собственного дома и добыл столько золота, что из него вышла вот эта цепь, которая прежде была вдвое длиннее... Кстати, это навело меня на мысль употребить часть ее на богоугодное дело... Эндрю, эй, Эндрю!
нет соответствия
[Вольные стрелки -- королевские лучники, которые набирались при Карле VII из крестьян; Людовик XI перестал их собирать. Здесь скорее имеются в виду шайки наемных солдат, вышедших из повиновения королю и живших грабежом населения. После Столетней войны (кончилась в 1453 году) их было во Франции очень много и королевским властям пришлось вести с ними упорную борьбу.]
Andrew, his yeoman, entered, dressed like the Archer himself in the general equipment, but without the armour for the limbs -- that of the body more coarsely manufactured -- his cap without a plume, and his cassock made of serge, or ordinary cloth, instead of rich velvet. Untwining his gold chain from his neck, Balafre twisted off, with his firm and strong set teeth, about four inches from the one end of it, and said to his attendant,
На зов в комнату вошел его телохранитель, одетый в форму шотландских стрелков, то есть почти так же, как и его начальник, но без набедренников и в панцире куда более грубой работы; на его шапочке не было перьев, и камзол был не бархатный, а суконный. Сняв с шеи толстую золотую цепь, Меченый оторвал от нее своими зубами кусок дюйма в четыре длиной и отдал его слуге.
"Here, Andrew, carry this to my gossip, jolly Father Boniface, the monk of St. Martin's; greet him well from me, by the same token that he could not say God save ye when we last parted at midnight. -- Tell my gossip that my brother and sister, and some others of my house, are all dead and gone, and I pray him to say masses for their souls as far as the value of these links will carry him, and to do on trust what else may be necessary to free them from Purgatory. And hark ye, as they were just living people, and free from all heresy, it may be that they are well nigh out of limbo already, so that a little matter may have them free of the fetlocks; and in that case, look ye, ye will say I desire to take out the balance of the gold in curses upon a generation called the Ogilvies of Angus Shire, in what way soever the church may best come at them. You understand all this, Andrew?"
-- Снеси это в монастырь святого Мартина, моему приятелю -- веселому отцу Бонифацию, -- сказал он. -- Кланяйся ему от меня, передай, что я велел ему сказать: "Да благословит вас бог!" -- он никак не мог этого выговорить, когда расставался со мной в последний раз ночью, -- и скажи, что у меня умерли брат, сестра и еще несколько родственников и что я прошу его помолиться в церкви за упокой их душ столько раз, сколько он найдет возможным за этот обрывок цепи. Если же этого окажется мало, чтобы спасти их души из чистилища, пусть еще помолится в долг. Прибавь, что родственники мои были все люди честные, не еретики, так что и без наших молитв могут скоро освободиться, а может быть, уже и освободились; в таком случае пусть отец Бонифаций хоть часть этого золота употребит на то, чтобы предать анафеме весь род по имени Огилви из графства Ангюс. Да попроси от меня святого отца не поскупиться на самые сильные проклятия, какие только есть у нашей церкви. Слышишь, Эндрю? Понял ты меня?
нет соответствия
[Чистилище -- по учению католической церкви место в загробном мире, промежуточное между адом и раем. Церковь учила, что с помощью молитв монахов и священников можно извлечь душу из чистилища, спасти ее от ада. За молитвы взималась плата, легенда о чистилище была важным источником доходов церкви.]
The coutelier nodded.
Слуга кивнул головой.
"Then look that none of the links find their way to the wine house ere the monk touches them; for if it so chance, thou shalt taste of saddle girth and stirrup leather till thou art as raw as Saint Bartholomew [he was flayed alive. In Michael Angelo's Last Judgment he is represented as holding his skin in his hand] -- Yet hold, I see thy eye has fixed on the wine measure, and thou shalt not go without tasting."
-- Да смотри, брат, берегись, если хоть одно звено этой цепочки вместо рук монаха попадет в кабак! Я так отделаю тебя плетью, что на тебе останется не больше кожи, чем на святом Варфоломее... [Согласно религиозной легенде св. Варфоломей был подвергнут тяжким мукам -- с него с живого содрали кожу.] Постой, брат, я вижу, что ты заришься на эту бутылку... На вот, выпей и отправляйся.
So saying, he filled him a brimful cup, which the coutelier drank off, and retired to do his patron's commission.
С этими словами он наполнил стакан до краев и подал его слуге, а тот залпом выпил вино и пошел исполнять приказание своего господина.
"And now, fair nephew, let us hear what was your own fortune in this unhappy matter."
-- Ну, племянник, рассказывай теперь, какой жребий выпал на твою долю в этой злосчастной схватке.
"I fought it out among those who were older and stouter than I was, till we were all brought down," said Durward, "and I received a cruel wound."
-- Я дрался, не отставая от тех, кто был старше и сильнее меня, пока все они не были перебиты, а я сам не потерял сознания от полученной страшной раны.
"Not a worse slash than I received ten years since myself," said Le Balafre. "Look at this, now, my fair nephew," tracing the dark crimson gash which was imprinted on his face. -- "An Ogilvy's sword never ploughed so deep a furrow."
-- Однако не страшнее той, которую получил я десять лет назад, -- сказал Людовик Меченый. -- Взгляни-ка, племянник: я думаю, ни один Огилви никогда не проводил мечом такой глубокой борозды! -- И он указал на шрам, обезобразивший его лицо.
"They ploughed deep enough," answered Quentin, sadly, "but they were tired at last, and my mother's entreaties procured mercy for me, when I was found to retain some spark of life; but although a learned monk of Aberbrothik, who chanced to be our guest at the fatal time, and narrowly escaped being killed in the fray, was permitted to bind my wounds, and finally to remove me to a place of safety, it was only on promise, given both by my mother and him, that I should become a monk."
-- В моей семье, однако, Огилви провели слишком глубокую борозду, -- печально заметил Квентин. -- Но наконец они утомились резней, и матушке, заметившей во мне признаки жизни, удалось упросить их пощадить хоть меня. Одному ученому монаху из Абербротока, который случайно был у нас в замке в тот роковой день и сам едва не погиб во время нападения, разрешили перевязать мою рану и перенести меня в более безопасное место. Но за это разрешение они принудили и его и матушку дать обещание, что я пойду в монахи.
"A monk!" exclaimed the uncle. "Holy Saint Andrew! that is what never befell me. No one, from my childhood upwards, ever so much as dreamed of making me a monk. And yet I wonder when I think of it; for you will allow that, bating the reading and writing, which I could never learn, and the psalmody, which I could never endure, and the dress, which is that of a mad beggar -- Our Lady forgive me! [here he crossed himself] and their fasts, which do not suit my appetite, I would have made every whit as good a monk as my little gossip at St. Martin's yonder. But I know not why, none ever proposed the station to me. -- Oh, so, fair nephew, you were to be a monk, then -- and wherefore, I pray you?"
-- В монахи! -- воскликнул Лесли. -- Клянусь небом, ничего подобного никогда не случалось со мной! Никому с самого моего рождения и в голову не приходило сделать из меня монаха... Это даже странно, когда хорошенько подумаешь, потому что, если бы не эта проклятая грамота, которая мне никогда не давалась, не псалмы, которых я не перевариваю, да не одежда -- вылитая смирительная рубаха, прости мне матерь божья (тут он перекрестился), а главное, не посты, с которыми не мирится мой аппетит, -- из меня, право, вышел бы монах хоть куда; во всяком случае, не хуже моего весельчака приятеля из монастыря святого Мартина. Странно, как об этом никто не подумал! А тебя, племянник, оказывается, чуть-чуть не упекли в монахи? Но для чего это, хотел бы я знать?
"That my father's house might be ended, either in the cloister or in the tomb," answered Quentin, with deep feeling.
-- Чтобы заставить род моего отца угаснуть вместе со мной в монастыре или в могиле, -- ответил Дорвард с глубоким волнением.
"I see," answered his uncle -- "I comprehend. Cunning rogues -- very cunning! They might have been cheated, though; for, look ye, fair nephew, I myself remember the canon Robersart who had taken the vows and afterwards broke out of cloister, and became a captain of Free Companions. He had a mistress, the prettiest wench I ever saw, and three as beautiful children. -- There is no trusting monks, fair nephew -- no trusting them -- they may become soldiers and fathers when you least expect it -- but on with your tale."
-- Да, да, теперь понимаю. Ловко придумано! Ах они негодяи! Однако они могли и ошибиться в расчете, потому что, видишь ли, я сам знавал одного каноника, некоего Роберсарта, который был пострижен, а потом бежал из монастыря и сделался начальником отряда вольных стрелков. У него была подруга, красотка, каких мне редко приходилось видеть. Нет, племянник, на монахов никогда не следует полагаться, никогда: в любую минуту монах может превратиться в солдата. Так-то дружок... Ну ладно, рассказывай дальше.
"I have little more to tell," said Durward, "except that, considering my poor mother to be in some degree a pledge for me, I was induced to take upon me the dress of a novice, and conformed to the cloister rules, and even learned to read and write."
-- Больше почти нечего рассказывать. Остается только прибавить, что, желая избавить мою бедную мать от всякой ответственности за меня, я поступил в монастырь, надел рясу послушника и подчинился всем монастырским правилам. Тут-то я и научился грамоте.
"To read and write!" exclaimed Le Balafre, who was one of that sort of people who think all knowledge is miraculous which chances to exceed their own. "To write, say'st thou, and to read! I cannot believe it -- never Durward could write his name that ever I heard of, nor Lesly either. I can answer for one of them -- I can no more write than I can fly. Now, in Saint Louis's name, how did they teach it you?"
-- Грамоте! -- воскликнул с изумлением Меченый, которому всякие знания, превышавшие его собственные, казались чем-то сверхъестественным. -- Значит, ты умеешь читать и писать? Это просто невероятно! Никто из Дорвардов, да и из Лесли, сколько я знаю, не умел подписать свое имя. По крайней мере за одного из Лесли я могу поручиться: для меня так же немыслимо писать, как летать. Но, клянусь святым Людовиком, как же они умудрились тебя научить?
"It was troublesome at first," said Durward, "but became more easy by use; and I was weak with my wounds, and loss of blood, and desirous to gratify my preserver, Father Peter, and so I was the more easily kept to my task. But after several months' languishing, my good, kind mother died, and as my health was now fully restored, I communicated to my benefactor, who was also Sub Prior of the convent, my reluctance to take the vows; and it was agreed between us, since my vocation lay not to the cloister, that I should be sent out into the world to seek my fortune, and that to save the Sub Prior from the anger of the Ogilvies, my departure should have the appearance of flight; and to colour it I brought off the Abbot's hawk with me. But I was regularly dismissed, as will appear from the hand and seal of the Abbot himself."
-- Сначала, правда, было трудненько, ну а потом пошло легче. К тому же я так ослабел от ран и от потери крови, что ни на какое другое дело не был годен, да и хотелось мне угодить отцу Петру, моему избавителю. Тем временем, протосковав несколько месяцев, умерла моя бедная мать. И как только здоровье мое окончательно поправилось, я заявил моему покровителю отцу Петру -- он был у нас помощником настоятеля, -- что я не в силах стать монахом. Мы порешили, что, раз я не могу оставаться в монастыре, я должен уйти и поискать себе счастья в другом месте. Чтобы не навлечь на моего покровителя гнева Огилви, надо было придать моему уходу из монастыря вид побега, а чтобы мое бегство показалось правдоподобным, я унес с собой сокола нашего аббата. На самом же деле я покинул монастырь с его разрешения; у меня есть даже свидетельство за его подписью и печатью.
"That is right, that is well," said his uncle. "Our King cares little what other theft thou mayst have made, but hath a horror at anything like a breach of the cloister. And I warrant thee, thou hadst no great treasure to bear thy charges?"
-- Это хорошо, это очень хорошо, -- сказал Лесли. -- Наш король смотрит сквозь пальцы на всевозможные проделки, но уж беглых монахов, можно сказать, не выносит. Ну, а как твой карман, племянник? Бьюсь об заклад, что он не слишком-то обременял тебя в пути.
"Only a few pieces of silver," said the youth; "for to you, fair uncle, I must make a free confession."
-- Я буду откровенен с вами, дядя, -- сказал Дорвард. -- Горсть мелкого серебра -- вот все мое богатство.
"Alas!" replied Le Balafre, "that is hard. Now, though I am never a hoarder of my pay, because it doth ill to bear a charge about one in these perilous times, yet I always have (and I would advise you to follow my example) some odd gold chain, or bracelet, or carcanet, that serves for the ornament of my person, and can at need spare a superfluous link or two, or it may be a superfluous stone for sale, that can answer any immediate purpose. But you may ask, fair kinsman, how you are to come by such toys as this." (He shook his chain with complacent triumph.) "They hang not on every bush -- they grow not in the fields like the daffodils, with whose stalks children make knights' collars. What then? -- you may get such where I got this, in the service of the good King of France, where there is always wealth to be found, if a man has but the heart to seek it at the risk of a little life or so."
-- Это плохо, приятель! Я не люблю и не умею копить, да и к чему это по нынешним тревожным временам? Однако у меня всегда найдется в запасе какая-нибудь безделушка -- не цепь, так браслет, не браслет, так ожерелье, -- которую я ношу при себе и в случае надобности всегда могу пустить в оборот целиком или по частям. И тебе я советую следовать моему примеру. Может быть, ты меня спросишь, племянник, откуда я беру эти вещицы? -- сказал Людовик Меченый, с самодовольным видом потряхивая своей золотой цепью. -- Они, конечно, не растут на кустах или в поле, как златоцвет, из которого ребятишки делают себе ожерелья. Но что за беда! Ты можешь добывать их там же, где и я, -- на службе у доброго короля французского. Вот где легко набрать много всякого добра, лишь бы хватило храбрости рисковать жизнью и не отступать перед опасностью!
"I understood," said Quentin, evading a decision to which he felt himself as yet scarcely competent, "that the Duke of Burgundy keeps a more noble state than the King of France, and that there is more honour to be won under his banners -- that good blows are struck there, and deeds of arms done; while the most Christian King, they say, gains his victories by his ambassadors' tongues."
-- Я слышал, однако... -- сказал Дорвард, уклоняясь от прямого ответа, ибо он не принял еще окончательного решения, -- я слышал, что двор герцога Бургундского гораздо пышней и богаче французского двора и что служить под знаменами герцога гораздо почетней: бургундцы -- мастера драться, и у них есть чему поучиться, не то что у вашего христианнейшего короля, который все победы одерживает языками своих послов.
"You speak like a foolish boy, fair nephew," answered he with the scar; "and yet, I bethink me, when I came hither I was nearly as simple: I could never think of a King but what I supposed him either sitting under the high deas, and feasting amid his high vassals and Paladins, eating blanc mange, with a great gold crown upon his head, or else charging at the head of his troops like Charlemagne in the romaunts, or like Robert Bruce or William Wallace in our own true histories, such as Barbour and the Minstrel. Hark in thine ear, man -- it is all moonshine in the water. Policy -- policy does it all. But what is policy, you will say? It is an art this French King of ours has found out, to fight with other men's swords, and to wage his soldiers out of other men's purses. Ah! it is the wisest prince that ever put purple on his back -- and yet he weareth not much of that neither -- I see him often go plainer than I would think befitted me to do."
-- Ты рассуждаешь как легкомысленный мальчишка, милый племянник. Впрочем, я и сам, помнится, был так же прост, когда попал сюда в первый раз. Я представлял себе короля -- не иначе, как сидящим под балдахином с золотой короной на голове и пирующим со своими рыцарями и вассалами или скачущим во главе войска, как поют в романсах о Карле Великом или как Роберт Брюс либо Уильям Уоллес в наших правдивых историях Барбора и Минстрела. Я воображал, что короли не едят ничего, кроме бланманже... А хочешь, я тебе шепну на ушко: все это бредни, лунный свет на воде... Политика, братец, политика -- вот в чем сила! Ты, может быть, спросишь меня, что такое политика? Это искусство, которое создал французский король, искусство сражаться чужим оружием и черпать деньги для уплаты своим войскам из чужого кармана. Да, это мудрейший из всех государей, когда-либо носивших пурпур, хоть он никогда его не носит и часто одевается проще, чем это подобает даже мне.
[Charlemagne (742?-814): King of the Franks and crowned Emperor of the Holy Roman Empire in 800. His kingdom included Germany and France, the greater part of Italy, and Spain as far as the Ebro. As Emperor of the West he bore the title Caesar Augustus. He established churches and monasteries, and encouraged arts and learning. He figures largely in mediaeval minstrelsy, where the achievements of his knights, or paladins, rival those of Arthur's court.]
[Карл Великий -- могущественный король франков в 768 -- 814 гг., о нем в средние века складывали много поэм и романов.]
[Robert Bruce: the grandson of Robert Bruce, the competitor with John Baliol for the Scottish throne. He defeated the English forces at Bannockburn in 1314, and thus secured the independence of Scotland, an independence which lasted until the two kingdoms were united under one crown in 1707.]
[Роберт Брюс и Уильям Уоллес -- герои шотландского народа. Уоллес первым начал борьбу с английскими феодалами, завоевавшими Шотландию в 1296 году, но потерпел поражение и в 1305 году был подвергнут в Лондоне мучительной казни. Роберт Брюс, шотландский лорд, был провозглашен королем под именем Роберта I в 1306 году, возглавил войну шотландцев за независимость и в 1314 году добился изгнания англичан из родной страны. Подвигам Уоллеса посвящена поэма XV века, приписываемая народному певцу Гарри Слепому (известному также под именем Минстрела, или Менестреля), а жизнь Брюса описана в стихах поэтом XIV века Джоном Барбером.]
[William Wallace: another brave Scottish leader in the war for independence against Edward I of England. Wallace was betrayed in 1305 and carried to London, where he was cruelly executed as a traitor.]
нет соответствия
[Barbour: an eminent Scottish poet contemporary with Chaucer. His principal work, The Bruce, records the life and deeds of Robert Bruce.]
нет соответствия
[Harry the Minstrel or "Blind Harry" was the author of a poem on the life and deeds of Wallace which was held in peculiar reverence by the Scotch people.]
нет соответствия
"But you meet not my exception, fair uncle," answered young Durward; "I would serve, since serve I must in a foreign land, somewhere where a brave deed, were it my hap to do one, might work me a name."
-- Но это не ответ на мой вопрос, дядюшка, -- заметил Дорвард. -- Понятно, что, если уж я вынужден служить на чужой стороне, мне хотелось бы устроиться на такую службу, где я мог бы при случае отличиться и прославить свое имя.
"I understand you, my fair nephew," said the royal man at arms, "I understand you passing well; but you are unripe in these matters. The Duke of Burgundy is a hot brained, impetuous, pudding headed, iron ribbed dare all. He charges at the head of his nobles and native knights, his liegemen of Artois and Hainault; think you, if you were there, or if I were there myself, that we could be much farther forward than the Duke and all his brave nobles of his own land? If we were not up with them, we had a chance to be turned on the Provost Marshal's hands for being slow in making to; if we were abreast of them, all would be called well and we might be thought to have deserved our pay; and grant that I was a spear's length or so in the front, which is both difficult and dangerous in such a melee where all do their best, why, my lord Duke says in his Flemish tongue, when he sees a good blow struck, 'Ha! gut getroffen [well struck]! a good lance -- a brave Scot -- give him a florin to drink our health;' but neither rank, nor lands, nor treasures come to the stranger in such a service -- all goes to the children of the soil."
-- Я понимаю тебя, прекрасно понимаю, племянник, только ты-то сам мало еще смыслишь в этих делах. Герцог Бургундский -- смельчак, человек горячий и вспыльчивый, отчаянная голова, что и говорить! Во всех схватках он всегда первый, всегда во главе своих рыцарей и вассалов из Артуа и Эно; но неужели ты думаешь, что, служа у него, ты или я могли бы выдвинуться перед герцогом и его храбрым дворянством? Отстань мы от них хоть на шаг, нас, не задумываясь, обвинили бы в нерадивости и предали бы в руки главного прево [Прево -- начальник королевской полиции и судья.], держись мы наравне с ними -- это нашли бы только правильным и самое большее сказали бы, что мы честно зарабатываем свой хлеб; а если допустить, что нам удалось бы опередить других хотя бы на длину копья -- что и трудно и очень опасно в схватках, где каждый спасает свою жизнь, -- что ж, светлейший герцог сказал бы, наверно, на своем фламандском наречии , как он всегда говорит, когда видит ловкий удар: "Gut getroffen! [Метко бьешь! (нем.]) Молодчина шотландец! Дать ему флорин: пусть выпьет за наше здоровье!" -- и больше ничего! Если ты чужестранец, ничего не жди на службе у герцога -- ни высокого чина, ни земель, ни денег: все это достается только своим, только сынам родной земли.
нет соответствия
[Карл Бургундский использовал фламандский язык, потому что фламандцы составляли население Фландрии и других его владений (ныне это часть Бельгии).]
"And where should it go, in Heaven's name, fair uncle?" demanded young Durward.
-- А кому же еще оно может достаться, дядюшка? -- воскликнул Дорвард.
"To him that protects the children of the soil," said Balafre, drawing up his gigantic height. "Thus says King Louis 'My good French peasant -- mine honest Jacques Bonhomme, get you to your tools, your plough and your harrow, your pruning knife and your hoe -- here is my gallant Scot that will fight for you, and you shall only have the trouble to pay him. And you, my most serene duke, my illustrious count, and my most mighty marquis, e'en rein up your fiery courage till it is wanted, for it is apt to start out of the course, and to hurt its master; here are my companies of ordnance -- here are my French Guards -- here are, above all, my Scottish Archers, and mine honest Ludovic with the Scar, who will fight, as well or better than you, will fight with all that undisciplined valour which, in your father's time, lost Cressy and Azincour [two famous victories in the Hundred Years' War gained over the French by the English, near the towns of Crecy and Agincourt, in 1346 and 1415. See Shakespeare's Henry V for a description of the latter.]. Now, see you not in which of these states a cavalier of fortune holds the highest rank, and must come to the highest honour?"
-- Тем, кто защищает этих сынов! -- ответил Меченый с гордостью, выпрямляя свой могучий стан. -- Король Людовик рассуждает так: "Ты, простофиля Жак, добрый мой крестьянин, знай свое дело -- свой плуг, свою борону, свою кирку или лопату, -- а мои храбрые шотландцы будут сражаться за тебя. Твоя забота -- заплатить за их труд из своего кармана, и только... А вы, мои светлейшие герцоги, благородные графы и могущественные маркизы, умерьте вашу храбрость, пока в ней нет нужды, потому что она может завести вас на ложный путь и повредить вашему государю. Вот мои наемные войска, вот моя гвардия, вот мои шотландские стрелки и с ними мой честный Людовик Меченый; они будут сражаться не хуже, если не лучше вас со всей вашей своевольной отвагой, погубившей ваших отцов в сражениях при Креси и Азенкуре" [При Креси в 1346 году и при Азенкуре в 1415 году, двух крупных битвах Столетней войны, англичане разбили французские войска; французские рыцари сражались отважно, но плохо подчинялись дисциплине.]. Ну что, теперь тебе понятно, где лучше нашему брату, искателю счастья и славы, и где можно скорее рассчитывать на отличия и на высокие почести?
"I think I understand you, fair uncle," answered the nephew; "but, in my mind, honour cannot be won where there is no risk. Sure, this is -- I pray pardon me -- an easy and almost slothful life, to mount guard round an elderly man whom no one thinks of harming, to spend summer day and winter night up in yonder battlements, and shut up all the while in iron cages, for fear you should desert your posts -- uncle, uncle, it is but a hawk upon his perch, who is never carried out to the fields!"
-- Понятно-то понятно, дядюшка, -- ответил Дорвард, -- только, на мой взгляд, нельзя отличиться там, где нет опасности. И вы меня, пожалуйста, извините, но, по-моему, караулить старика, на которого никто не нападает, проводить летние дни и зимние ночи на стенах крепости, в железной клетке, да еще на запоре, чтоб ты не сбежал, -- это жизнь для лентяев... Эх, дядя, ведь это все равно что быть соколом, которого держат на насесте и никогда не берут на охоту!
"Now, by Saint Martin of Tours, the boy has some spirit! a right touch of the Lesly in him; much like myself, though always with a little more folly in it. Hark ye, youth -- Long live the King of France! -- scarce a day but there is some commission in hand, by which some of his followers may win both coin and credit. Think not that the bravest and most dangerous deeds are done by daylight. I could tell you of some, as scaling castles, making prisoners, and the like, where one who shall be nameless hath run higher risk and gained greater favour than any desperado in the train of desperate Charles of Burgundy. And if it please his Majesty to remain behind, and in the background, while such things are doing, he hath the more leisure of spirit to admire, and the more liberality of hand to reward the adventurers, whose dangers, perhaps, and whose feats of arms, he can better judge of than if he had personally shared them. Oh, 't is a sagacious and most politic monarch!"
-- Клянусь святым Мартином Турским, мальчик-то с огоньком! Сейчас видна кровь Лесли: ни дать ни взять я сам в его годы, только у этого, пожалуй, еще больше безрассудства. Слушай же хорошенько, племянник, что я тебе скажу, -- и да здравствует король Франции! Не проходит дня, чтобы нам не давали поручений, исполняя которые можно добыть и славу и деньги. Не думай, что самые опасные и смелые подвиги делаются только при свете дня. Я мог бы тебе привести не один пример, вроде нападений на замки, захвата пленных и тому подобных дел, когда некто -- я не стану называть его имени -- подвергался страшной опасности и заслужил большие милости, чем самые бесстрашные головорезы бесстрашного герцога Бургундского. И если его величеству угодно при этом держаться в тени, тем беспристрастнее может он оценить смелые подвиги, в которых сам не принимает участия, и тем справедливее наградить отличившихся воинов. Да, это мудрый монарх и тонкий политик!
His nephew paused, and then said, in a low but impressive tone of voice,
Дорвард несколько минут хранил молчание и наконец тихо, но выразительно сказал:
"the good Father Peter used often to teach me there might be much danger in deeds by which little glory was acquired. I need not say to you, fair uncle, that I do in course suppose that these secret commissions must needs be honourable."
-- Добрый отец Петр часто поучал меня, что подвиги, в которых нет славы, могут быть пагубны. Мне, конечно, нет надобности спрашивать вас, дядюшка, всегда ли согласны с правилами чести эти тайные поручения.
"For whom or for what take you me, fair nephew," said Balafre, somewhat sternly; "I have not been trained, indeed, in the cloister, neither can I write or read. But I am your mother's brother; I am a loyal Lesly. Think you that I am like to recommend to you anything unworthy? The best knight in France, Du Guesclin himself, if he were alive again, might be proud to number my deeds among his achievements."
-- За кого ты меня принимаешь, племянник? -- строго спросил Меченый. -- Правда, я не воспитывался в монастыре и не умею ни читать, ни писать, но я -- брат твоей матери, честный Лесли. Неужели ты думаешь, что я мог бы предложить тебе что-нибудь бесчестное? Сам Дюгеклен [Дюгеклен Бертран (1320 -- 1380) -- знаменитый французский военачальник, коннетабль короля Карла V; организовав партизанскую войну против англичан, освободил значительную часть Франции, захваченную английскими феодалами после битв при Креси и Пуатье (1356).], славнейший из рыцарей Франции, будь он жив, гордился бы моими подвигами.
"I cannot doubt your warranty, fair uncle," said the youth; "you are the only adviser my mishap has left me. But is it true, as fame says, that this King keeps a meagre Court here at his Castle of Plessis? No repair of nobles or courtiers, none of his grand feudatories in attendance, none of the high officers of the crown; half solitary sports, shared only with the menials of his household; secret councils, to which only low and obscure men are invited; rank and nobility depressed, and men raised from the lowest origin to the kingly favour -- all this seems unregulated, resembles not the manners of his father, the noble Charles, who tore from the fangs of the English lion this more than half conquered kingdom of France."
-- Я верю вам, дядюшка, верю каждому вашему слову! -- сказал юноша с жаром. -- Ведь вы мой единственный родственник. Но правду ли рассказывают, будто у короля здесь, в Плесси, такой странный двор? Правда ли, что при нем нет ни рыцарей, ни дворян, никого из его славных вассалов? Что свои редкие развлечения он делит со слугами замка и держит тайные советы с самыми темными и неизвестными людьми? Правда ли, что он унижает дворян и покровительствует людям низкого происхождения? Все это странно и мало напоминает его отца, благородного Карла, вырвавшего из когтей английского льва наполовину завоеванную им Францию.
нет соответствия
[Карл VII -- король Франции в 1422 -- 1461 гг. Еще при жизни его отца. Карла VI Безумного, Франция, ослабленная междоусобной борьбой арманьяков и бургундцев, потерпела новое поражение от англичан при Азенкуре. Только после выступления Жанны д'Арк в 1429 году произошел перелом в военных действиях, и к 1453 г. Столетняя война завершилась освобождением страны от английских захватчиков. Квентин называет Карла VII благородным, но в памяти поколений он остался неблагодарным, ибо пальцем не пошевелил, чтобы спасти Жанну из английского плена и смерти на костре.]
"You speak like a giddy child," said Le Balafre, "and even as a child, you harp over the same notes on a new string. Look you: if the King employs Oliver Dain, his barber, to do what Oliver can do better than any peer of them all, is not the kingdom the gainer? If he bids his stout Provost Marshal, Tristan, arrest such or such a seditious burgher, take off such or such a turbulent noble, the deed is done, and no more of it; when, were the commission given to a duke or peer of France, he might perchance send the King back a defiance in exchange. If, again, the King pleases to give to plain Ludovic le Balafre a commission which he will execute, instead of employing the High Constable, who would perhaps betray it, doth it not show wisdom? Above all, doth not a monarch of such conditions best suit cavaliers of fortune, who must go where their services are most highly prized, and most frequently in demand? -- No, no, child, I tell thee Louis knows how to choose his confidants, and what to charge them with; suiting, as they say, the burden to each man's back. He is not like the King of Castile, who choked with thirst, because the great butler was not beside to hand his cup. -- But hark to the bell of St. Martin's! I must hasten, back to the Castle -- Farewell -- make much of yourself, and at eight tomorrow morning present yourself before the drawbridge, and ask the sentinel for me. Take heed you step not off the straight and beaten path in approaching the portal! There are such traps and snap haunches as may cost you a limb, which you will sorely miss. You shall see the King, and learn to judge him for yourself -- farewell."
-- Ты рассуждаешь, как малый ребенок, -- ответил Меченый, -- и, как ребенок, поешь все ту же песню на новый лад. Посуди сам: если король даже и пользуется услугами своего цирюльника Оливье в таких делах, которые тот выполняет лучше всякого пэра, разве государство не выигрывает от этого? Если он поручает всесильному начальнику полиции Тристану арестовать такого-то мятежного горожанина или такого-то беспокойного дворянина, то он уж знает, что приказание его будет сейчас же исполнено, и делу конец. А попробуй-ка он дать подобное поручение какому-нибудь герцогу или пэру, так тот в ответ пришлет, ему, пожалуй, вызов! И если опять-таки королю угодно возложить какое-нибудь дело на Людовика Меченого, который в точности все исполнит, а не на великого коннетабля, который может все провалить, разве, по-твоему, это не доказательство его мудрости? А главное, разве не такой именно господин и нужен нашему брату, искателям счастья, которые должны служить там, где их больше ценят и лучше вознаграждают за труды? Так-то, мой мальчик... Верь мне: Людовик, как никто, умеет выбирать своих приближенных и каждому, как говорится, давать ношу по плечу. Это не то что король Кастильский, погибший от жажды только потому, что возле него не случилось кравчего, чтобы вовремя подать ему напиться... Но что это? Кажется, звонят у святого Мартина! Я должен спешить в замок. Прощай! Желаю тебе веселиться, а завтра в восемь часов приходи к подъемному мосту и попроси часового, чтобы вызвал меня. Да смотри будь осторожен, держись середины дороги, не то как раз угодишь в капкан и останешься без руки или без ноги. А тогда жалей не жалей -- уж будет поздно. Скоро ты увидишь короля, тогда и сам научишься ценить его по достоинству... Прощай!
So saying, Balafre hastily departed, forgetting, in his hurry, to pay for the wine he had called for, a shortness of memory incidental to persons of his description, and which his host, overawed perhaps by the nodding bonnet and ponderous two handed sword, did not presume to use any efforts for correcting.
С этими словами Меченый поспешно вышел из комнаты, позабыв второпях расплатиться за выпитое вино -- рассеянность, часто присущая людям такого склада. А сам хозяин, которого, вероятно, смутили перья, развевавшиеся на шляпе гостя, а может быть, его тяжелый меч, не осмелился напомнить о его забывчивости.
It might have been expected that, when left alone, Durward would have again betaken himself to his turret, in order to watch for the repetition of those delicious sounds which had soothed his morning reverie. But that was a chapter of romance, and his uncle's conversation had opened to him a page of the real history of life. It was no pleasing one, and for the present the recollections and reflections which it excited were qualified to overpower other thoughts, and especially all of a light and soothing nature.
Читатель, вероятно, думает, что, как только Дорвард остался один, он поспешил в свою башенку, в надежде еще раз насладиться звуками волшебной музыки, навеявшей на него поутру такие сладкие грезы. Но то была глава из поэмы, тогда как свидание с дядей открыло ему страницу действительной жизни, а жизнь подчас куда как не сладка! Размышления, вызванные разговором с дядей, так захватили юношу, что вытеснили из его головы все другие мысли, не говоря уж о нежных мечтах.
Quentin resorted to a solitary walk along the banks of the rapid Cher, having previously inquired of his landlord for one which he might traverse without fear of disagreeable interruption from snares and pitfalls, and there endeavoured to compose his turmoiled and scattered thoughts, and consider his future motions, upon which his meeting with his uncle had thrown some dubiety.
Квентин решил пойти прогуляться по берегу быстрого Шера. Расспросив предварительно хозяина, по какой дороге можно пройти к речке, не боясь попасть невзначай в западню или в капкан, он отправился в путь, стараясь разобраться в путанице осаждавших его мыслей и остановиться на каком-нибудь решении, ибо свидание с дядей нисколько не рассеяло его сомнений.
Титульный лист |
Предыдущая |
Следующая
| english | Русский |
| The cavalier who awaited Quentin Durward's descent into the apartment where he had breakfasted, was one of those of whom Louis XI had long since said that they held in their hands the fortune of France, as to them were intrusted the direct custody and protection of the royal person. | Рыцарь, ожидавший Квентина Дорварда в той комнате, где он недавно завтракал, был одним из тех людей, о которых Людовик XI любил говорить, что они держат в своих руках судьбу Франции; им была вверена защита и охрана его королевской особы. |
| Charles the Sixth had instituted this celebrated body, the Archers, as they were called, of the Scottish Bodyguard, with better reason than can generally be alleged for establishing round the throne a guard of foreign and mercenary troops. The divisions which tore from his side more than half of France, together with the wavering and uncertain faith of the nobility who yet acknowledged his cause, rendered it impolitic and unsafe to commit his personal safety to their keeping. The Scottish nation was the hereditary enemy of the English, and the ancient, and, as it seemed, the natural allies of France. They were poor, courageous, faithful; their ranks were sure to be supplied from the superabundant population of their own country, than which none in Europe sent forth more or bolder adventurers. Their high claims of descent, too, gave them a good title to approach the person of a monarch more closely than other troops, while the comparative smallness of their numbers prevented the possibility of their mutinying, and becoming masters where they ought to be servants. | Знаменитый отряд стрелков так называемой шотландской гвардии был учрежден Карлом VI, у которого были уважительные причины окружать свой престол чужими, наемными войсками. Постоянные смуты, лишившие Карла VI более чем половины Франции, и сомнительная преданность еще служившего ему дворянства привели к тому, что довериться своим подданным в таком деле, как личная охрана, было бы со стороны короля большой неосторожностью. Шотландцы, наследственные враги Англии, были старинными и, можно даже сказать, естественными друзьями и союзниками Франции. Народ бедный, но храбрый и верный, шотландцы благодаря своей многочисленности легко пополняли убывающие ряды своих воинов, и поэтому ни одна страна в Европе не поставляла столько смелых искателей приключений, как Шотландия. Знатность происхождения большинства шотландских дворян давала им право стоять ближе к особе государя, чем представителям других войск, а их относительная малочисленность не позволяла им поднять бунт и из слуг превратиться в господ. |
| нет соотв | [Карл VI -- король Франции в 1380 -- 1422 гг., отец Карла VII, дед Людовика XI. Карл VI, прозванный Безумным, страдал психическим заболеванием, королевская власть при нем крайне ослабла, и Францию раздирала междоусобная борьба двух феодальных клик -- "арманьяков" (сторонников герцога Орлеанского, фактически возглавленных графом д'Арманьяком) и "бургиньонов" (сторонников герцога Бургундского). Франция при Карле VI потерпела ряд поражений от англичан, которые совместно с бургундцами заняли значительную часть страны.] |
| On the other hand, the French monarchs made it their policy to conciliate the affections of this select band of foreigners, by allowing them honorary privileges and ample pay, which last most of them disposed of with military profusion in supporting their supposed rank. Each of them ranked as a gentleman in place and honour; and their near approach to the King's person gave them dignity in their own eyes, as well as importance in those of the nation of France. They were sumptuously armed, equipped, and mounted; and each was entitled to allowance for a squire, a valet, a page; and two yeomen, one of whom was termed coutelier, from the large knife which he wore to dispatch those whom in the melee his master had thrown to the ground. With these followers, and a corresponding equipage, an Archer of the Scottish Guard was a person of quality and importance; and vacancies being generally filled up by those who had been trained in the service as pages or valets, the cadets of the best Scottish families were often sent to serve under some friend and relation in those capacities, until a chance of preferment should occur. | Помимо этого и сами французские государи, как правило, старались упрочить преданность этих отборных чужеземных отрядов, оказывая им всякие почести и платя большие деньги, которые те тратили со свойственной воинам расточительностью, стараясь с честью поддержать свое высокое положение. Все шотландские стрелки пользовались дворянскими привилегиями, а близость к королю возвышала их в собственных глазах и поднимала их значение в глазах французов. Они были превосходно одеты и вооружены, у каждого была прекрасная лошадь, каждый имел право и возможность держать оруженосца, пажа, слугу и двух телохранителей. Один из телохранителей назывался "coutelier" -- от большого ножа [ Нож по-французски "couteau".], которым он был вооружен, чтобы приканчивать врагов, сраженных в битве его начальником. Окруженные блестящей свитой, шотландские стрелки считались людьми знатными и с большим весом, а так как освобождавшиеся места в их отрядах пополнялись обыкновенно теми, кто уже служил у них в качестве пажа или оруженосца, то и на эти должности часто стремились попасть (под начальство родственника или друга) младшие члены знатных шотландских фамилий, в надежде на быстрое повышение. |
| The coutelier and his companion, not being noble or capable of this promotion, were recruited from persons of inferior quality; but as their pay and appointments were excellent, their masters were easily able to select from among their wandering countrymen the strongest and most courageous to wait upon them in these capacities. | В телохранителях служили не дворяне: они набирались из людей более низкого происхождения и рассчитывать на повышение не могли, но им тоже выдавали прекрасное жалованье, и начальники, вербуя их, могли выбирать самых храбрых и сильных из своих же соотечественников, наводнявших в то время Францию. |
| Ludovic Lesly, or as we shall more frequently call him, Le Balafre, by which name he was generally known in France, was upwards of six feet high, robust, strongly compacted in person, and hard favoured in countenance, which latter attribute was much increased by a large and ghastly scar, which, beginning on his forehead, and narrowly missing his right eye, had laid bare the cheek bone, and descended from thence almost to the tip of his ear, exhibiting a deep seam, which was sometimes scarlet, sometimes purple, sometimes blue, and sometimes approaching to black; but always hideous, because at variance with the complexion of the face in whatever state it chanced to be, whether agitated or still, flushed with unusual passion, or in its ordinary state of weather-beaten and sunburnt swarthiness. | Людовик Лесли -- или, как мы теперь чаще будем его называть, Людовик Меченый, потому что во Франции его больше знали под этим именем, -- был здоровый, коренастый человек футов шести ростом, с суровым лицом; огромный шрам, шедший ото лба через правый уцелевший глаз и пересекавший обезображенную щеку до самого основания уха, придавал его лицу жестокое выражение. Этот ужасный шрам -- то красный, то багровый, то синий, то почти черный, смотря по тому, в каком настроении находился Людовик Меченый: волновался или сердился, кипел страстью или был спокоен, -- сразу бросался в глаза, резко выделяясь на его обветренном, покрытом темным загаром лице. |
| His dress and arms were splendid. He wore his national bonnet, crested with a tuft of feathers, and with a Virgin Mary of massive silver for a brooch. These brooches had been presented to the Scottish Guard, in consequence of the King, in one of his fits of superstitions piety, having devoted the swords of his guard to the service of the Holy Virgin, and, as some say, carried the matter so far as to draw out a commission to Our Lady as their Captain General. The Archer's gorget, arm pieces, and gauntlets, were of the finest steel, curiously inlaid with silver, and his hauberk, or shirt of mail, was as clear and bright as the frostwork of a winter morning upon fern or brier. He wore a loose surcoat or cassock of rich blue velvet, open at the sides like that of a herald, with a large white St. Andrew's cross of embroidered silver bisecting it both before and behind; his knees and legs were protected by hose of mail and shoes of steel; a broad, strong poniard (called the Mercy of God), hung by his right side; the baldric for his two handed sword, richly embroidered, hung upon his left shoulder; but for convenience he at present carried in his hand that unwieldy weapon which the rules of his service forbade him to lay aside. | Он был богато одет и прекрасно вооружен. Голову его прикрывала национальная шотландская шапочка, украшенная пучком перьев, прикрепленных серебряной пряжкой с изображением богоматери. Эти пряжки были пожалованы шотландской гвардии самим королем, который в один из припадков суеверной набожности посвятил пресвятой деве мечи своей гвардии; некоторые историки утверждают даже, что он пошел дальше и возвел богоматерь в звание шефа своих стрелков. Нашейник его лат, налокотники и нагрудники были из превосходной стали, искусно выложенной серебром, а его кольчуга сверкала, как иней ярким морозным утром на папоротнике или вереске. На нем был широкий камзол из дорогого голубого бархата с разрезами по бокам, как у герольдов, и с вышитыми серебром на спине и на груди андреевскими крестами. Наколенники и набедренники были из чешуйчатой стали; кованые стальные сапоги защищали ноги; на правом боку висел крепкий широкий кинжал (называвшийся "Милость божья"), а на левом, на богато расшитой перевязи, висел тяжелый двуручный меч. Впрочем, в ту минуту, когда Дорвард увидел Людовика Меченого, тот, сняв для удобства громоздкий меч, держал его в руках, так как правила службы строго запрещали ему с ним расставаться. |
| [St. Andrew was the first called to apostleship. He made many converts to Christianity and was finally crucified on a cross of peculiar form, which has since been called the St. Andrew's cross. Certain of his relics were brought to Scotland in the fourth century, and he has since that time been honoured as the patron saint of that country. He is also the patron saint of the Burgundian Order, the Golden Fleece.] |
[Герольд -- вестник или глашатай при феодальных дворах, распорядитель на рыцарских турнирах.]
[Андреевский крест -- косой белый крест на синем фоне, изображался на гербе и флагах Шотландии: согласно легенде, св. Андрей, считавшийся покровителем Шотландии, был распят на косом кресте.] ["Милость божья" -- кинжал, который приставляли к груди побежденного противника с предложением сдаться на милость победителя; двуручный меч -- тяжелый и длинный меч, им сражались, держа рукоять двумя руками.] |
| Quentin Durward -- though, like the Scottish youth of the period, he had been early taught to look upon arms and war -- thought he had never seen a more martial looking, or more completely equipped and accomplished man at arms than now saluted him in the person of his mother's brother, called Ludovic with the Scar, or Le Balafre; yet he could not but shrink a little from the grim expression of his countenance, while, with its rough moustaches, he brushed first the one and then the other cheek of his kinsman, welcomed his nephew to France, and, in the same breath, asked what news from Scotland. | Хотя Дорвард, как и каждый шотландец той эпохи, был с детства знаком и с войной и с военными доспехами, тем не менее он должен был признать, что никогда еще не видел такого мужественного и так хорошо вооруженного воина, как брат его матери Людовик Лесли, по прозванию Меченый. Однако он невольно отступил перед таким свирепым с виду дядей, когда тот пожелал его обнять и, царапая ему щеки своими щетинистыми усами, поздравил с благополучным прибытием во Францию, после чего стал расспрашивать, какие новости племянник привез из Шотландии. |
| "Little good tidings, dear uncle," replied young Durward; "but I am glad that you know me so readily." | -- Мало хорошего, дядюшка, -- ответил Дорвард. -- Но как я рад, что вы меня так скоро узнали! |
| "I would have known thee, boy, in the landes of Bourdeaux, had I met thee marching there like a crane on a pair of stilts. But sit thee down -- sit thee down -- if there is sorrow to hear of, we will have wine to make us bear it. -- Ho! old Pinch Measure, our good host, bring us of thy best, and that in an instant." | -- Я бы, кажется, узнал тебя, мальчуган, даже если б встретил на Бордоских ландах и если б ты, как журавль, разгуливал на ходулях... Однако садись, садись, дружок! И если у тебя только печальные вести, мы поскорее запьем их добрым винцом... Эй, старый кремень, почтенный хозяин! Подай нам вина, да самого лучшего... Живо! |
| [the crutches or stilts which in Scotland are used to pass rivers. They are employed by the peasantry of the country near Bordeaux to traverse those deserts of loose sand called Landes. S] | [Костыли или ходули употреблялись в Шотландии для переправы вброд через реки. Крестьяне близ Бордо также пользовались ими для ходьбы по окрестным песчаным равнинам, так называемым ландам. (Примеч. автора.]) |
| The well known sound of the Scottish French was as familiar in the taverns near Plessis as that of the Swiss French in the modern guinguettes [common inns] of Paris; and promptly -- ay, with the promptitude of fear and precipitation, was it heard and obeyed. A flagon of champagne stood before them, of which the elder took a draught, while the nephew helped himself only to a moderate sip to acknowledge his uncle's courtesy, saying, in excuse, that he had already drunk wine that morning. | Французская речь с шотландским акцентом так же часто слышалась в те времена в тавернах подле Плесси, как в наши дни французский язык с швейцарским акцентом -- в парижских кабачках. Хозяин повиновался с такой поспешностью, какую может вызвать только страх, и в один миг бутылка шампанского очутилась на столе. Дядюшка выпил полный стакан, племянник только пригубил, чтобы не обидеть любезно угощавшего его родственника. Он извинился, сказав, что уже немало выпил сегодня. |
| "That had been a rare good apology in the mouth of thy sister, fair nephew," said Le Balafre; "you must fear the wine pot less, if you would wear beard on your face, and write yourself soldier. But, come -- come -- unbuckle your Scottish mail bag -- give us the news of Glen Houlakin -- How doth my sister?" | -- Это было бы прекрасным извинением в устах твоей сестры, милый племянник, -- сказал Меченый, -- тебе же не пристало бояться бутылки, если только ты хочешь носить бороду и намерен сделаться воином... Однако что же это ты, братец! Высыпай-ка свои шотландские новости... Что слышно в Глен-хулакине? Что поделывает моя сестра? |
| "Dead, fair uncle," answered Quentin, sorrowfully. | -- Она умерла, дядюшка, -- печально ответил Квентин. |
| "Dead!" echoed his uncle, with a tone rather marked by wonder than sympathy, -- "why, she was five years younger than I, and I was never better in my life. Dead! the thing is impossible. I have never had so much as a headache, unless after revelling out of my two or three days' furlough with the brethren of the joyous science -- and my poor sister is dead -- And your father, fair nephew, hath he married again?" | -- Умерла? -- воскликнул Меченый, и в его тоне слышалось больше удивления, чем огорчения. -- Но ведь она была на целых пять лет моложе меня, а я еще никогда, кажется, не был здоровее, чем теперь... Умерла, говоришь? Удивительно! А я Так вот ни разу даже не болел -- разве только голова иной раз трещит с похмелья после дружеской попойки... Так сестра, бедняжка, умерла! Ну, а отец твой, дружок, конечно, женился? |
| And, ere the youth could reply, he read the answer in his surprise at the question, and said, | Но, прежде чем Дорвард успел ответить, дядя, вообразив по изумленному выражению его лица, что угадал ответ, быстро продолжал: |
| "What! no -- I would have sworn that Allan Durward was no man to live without a wife. He loved to have his house in order -- loved to look on a pretty woman too; and was somewhat strict in life withal -- matrimony did all this for him. Now, I care little about these comforts, and I can look on a pretty woman without thinking on the sacrament of wedlock -- I am scarce holy enough for that." | -- Как, неужели еще не женился? Я готов был поклясться, что Аллан Дорвард не может обойтись без жены. Он любил порядок в доме и, хоть всегда был человеком строгих правил, иной раз поглядывал на хорошеньких женщин. В браке он нашел бы и то и другое. Я ему не чета: за таким счастьем не гонюсь и преспокойно могу смотреть на хорошенькую женщину, не смущаясь мыслью о браке. Я не такой святой. |
| "Alas! dear uncle, my mother was left a widow a year since, when Glen Houlakin was harried by the Ogilvies. My father, and my two uncles, and my two elder brothers, and seven of my kinsmen, and the harper, and the tasker, and some six more of our people, were killed in defending the castle, and there is not a burning hearth or a standing stone in all Glen Houlakin." | -- Но, милый дядюшка, ведь мать моя овдовела больше чем за год до своей смерти, еще во время разгрома Глен-хулакина! Отец, два дяди, два старших брата, семеро других наших родственников, наш управляющий, менестрель и шестеро слуг были убиты, защищая замок от нападения Огилви, и теперь в Глен-хулакине не осталось камня на камне. |
| нет соответствия | [Менестрель -- странствующий народный певец.] |
| "Cross of Saint Andrew!" said Le Balafre; "that is what I call an onslaught! Ay, these Ogilvies were ever but sorry neighbours to Glen Houlakin -- an evil chance it was; but fate of war -- fate of war. -- When did this mishap befall, fair nephew?" | -- Да это, что называется, настоящий разгром, клянусь крестом святого Андрея! Эти Огилви всегда были опасными соседями для Глен-хулакина. Какое несчастье! Впрочем, на то и война, братец, на то и война! Когда же стряслась эта беда, милый племянник? |
| With that he took a deep draught of wine, and shook his head with much solemnity, when his kinsman replied that his family had been destroyed upon the festival of Saint Jude [October 28] last bypast. | Задав этот вопрос, Людовик Лесли залпом опорожнил большой стакан вина и горестно покачал головой в ответ на сообщение племянника, что вся его семья была перебита в прошлом году, в день святого Иуды. |
| "Look ye there," said the soldier; "I said it was all chance -- on that very day I and twenty of my comrades carried the Castle of Roche Noir by storm, from Amaury Bras de fer, a captain of free lances, whom you must have heard of. I killed him on his own threshold, and gained as much gold as made this fair chain, which was once twice as long as it now is -- and that minds me to send part of it on an holy errand. -- Here, Andrew -- Andrew!" | -- Вот видишь! -- воскликнул старый воин. -- Недаром я сказал: чья возьмет! Представь себе, что в этот же самый день я с двадцатью товарищами атаковал замок Черный Утес, принадлежавший Амори Железной Руке, вождю вольных стрелков , о котором ты, вероятно, слыхал. Я раскроил ему голову на пороге его собственного дома и добыл столько золота, что из него вышла вот эта цепь, которая прежде была вдвое длиннее... Кстати, это навело меня на мысль употребить часть ее на богоугодное дело... Эндрю, эй, Эндрю! |
| нет соответствия | [Вольные стрелки -- королевские лучники, которые набирались при Карле VII из крестьян; Людовик XI перестал их собирать. Здесь скорее имеются в виду шайки наемных солдат, вышедших из повиновения королю и живших грабежом населения. После Столетней войны (кончилась в 1453 году) их было во Франции очень много и королевским властям пришлось вести с ними упорную борьбу.] |
| Andrew, his yeoman, entered, dressed like the Archer himself in the general equipment, but without the armour for the limbs -- that of the body more coarsely manufactured -- his cap without a plume, and his cassock made of serge, or ordinary cloth, instead of rich velvet. Untwining his gold chain from his neck, Balafre twisted off, with his firm and strong set teeth, about four inches from the one end of it, and said to his attendant, | На зов в комнату вошел его телохранитель, одетый в форму шотландских стрелков, то есть почти так же, как и его начальник, но без набедренников и в панцире куда более грубой работы; на его шапочке не было перьев, и камзол был не бархатный, а суконный. Сняв с шеи толстую золотую цепь, Меченый оторвал от нее своими зубами кусок дюйма в четыре длиной и отдал его слуге. |
| "Here, Andrew, carry this to my gossip, jolly Father Boniface, the monk of St. Martin's; greet him well from me, by the same token that he could not say God save ye when we last parted at midnight. -- Tell my gossip that my brother and sister, and some others of my house, are all dead and gone, and I pray him to say masses for their souls as far as the value of these links will carry him, and to do on trust what else may be necessary to free them from Purgatory. And hark ye, as they were just living people, and free from all heresy, it may be that they are well nigh out of limbo already, so that a little matter may have them free of the fetlocks; and in that case, look ye, ye will say I desire to take out the balance of the gold in curses upon a generation called the Ogilvies of Angus Shire, in what way soever the church may best come at them. You understand all this, Andrew?" | -- Снеси это в монастырь святого Мартина, моему приятелю -- веселому отцу Бонифацию, -- сказал он. -- Кланяйся ему от меня, передай, что я велел ему сказать: "Да благословит вас бог!" -- он никак не мог этого выговорить, когда расставался со мной в последний раз ночью, -- и скажи, что у меня умерли брат, сестра и еще несколько родственников и что я прошу его помолиться в церкви за упокой их душ столько раз, сколько он найдет возможным за этот обрывок цепи. Если же этого окажется мало, чтобы спасти их души из чистилища, пусть еще помолится в долг. Прибавь, что родственники мои были все люди честные, не еретики, так что и без наших молитв могут скоро освободиться, а может быть, уже и освободились; в таком случае пусть отец Бонифаций хоть часть этого золота употребит на то, чтобы предать анафеме весь род по имени Огилви из графства Ангюс. Да попроси от меня святого отца не поскупиться на самые сильные проклятия, какие только есть у нашей церкви. Слышишь, Эндрю? Понял ты меня? |
| нет соответствия | [Чистилище -- по учению католической церкви место в загробном мире, промежуточное между адом и раем. Церковь учила, что с помощью молитв монахов и священников можно извлечь душу из чистилища, спасти ее от ада. За молитвы взималась плата, легенда о чистилище была важным источником доходов церкви.] |
| The coutelier nodded. | Слуга кивнул головой. |
| "Then look that none of the links find their way to the wine house ere the monk touches them; for if it so chance, thou shalt taste of saddle girth and stirrup leather till thou art as raw as Saint Bartholomew [he was flayed alive. In Michael Angelo's Last Judgment he is represented as holding his skin in his hand] -- Yet hold, I see thy eye has fixed on the wine measure, and thou shalt not go without tasting." | -- Да смотри, брат, берегись, если хоть одно звено этой цепочки вместо рук монаха попадет в кабак! Я так отделаю тебя плетью, что на тебе останется не больше кожи, чем на святом Варфоломее... [Согласно религиозной легенде св. Варфоломей был подвергнут тяжким мукам -- с него с живого содрали кожу.] Постой, брат, я вижу, что ты заришься на эту бутылку... На вот, выпей и отправляйся. |
| So saying, he filled him a brimful cup, which the coutelier drank off, and retired to do his patron's commission. | С этими словами он наполнил стакан до краев и подал его слуге, а тот залпом выпил вино и пошел исполнять приказание своего господина. |
| "And now, fair nephew, let us hear what was your own fortune in this unhappy matter." | -- Ну, племянник, рассказывай теперь, какой жребий выпал на твою долю в этой злосчастной схватке. |
| "I fought it out among those who were older and stouter than I was, till we were all brought down," said Durward, "and I received a cruel wound." | -- Я дрался, не отставая от тех, кто был старше и сильнее меня, пока все они не были перебиты, а я сам не потерял сознания от полученной страшной раны. |
| "Not a worse slash than I received ten years since myself," said Le Balafre. "Look at this, now, my fair nephew," tracing the dark crimson gash which was imprinted on his face. -- "An Ogilvy's sword never ploughed so deep a furrow." | -- Однако не страшнее той, которую получил я десять лет назад, -- сказал Людовик Меченый. -- Взгляни-ка, племянник: я думаю, ни один Огилви никогда не проводил мечом такой глубокой борозды! -- И он указал на шрам, обезобразивший его лицо. |
| "They ploughed deep enough," answered Quentin, sadly, "but they were tired at last, and my mother's entreaties procured mercy for me, when I was found to retain some spark of life; but although a learned monk of Aberbrothik, who chanced to be our guest at the fatal time, and narrowly escaped being killed in the fray, was permitted to bind my wounds, and finally to remove me to a place of safety, it was only on promise, given both by my mother and him, that I should become a monk." | -- В моей семье, однако, Огилви провели слишком глубокую борозду, -- печально заметил Квентин. -- Но наконец они утомились резней, и матушке, заметившей во мне признаки жизни, удалось упросить их пощадить хоть меня. Одному ученому монаху из Абербротока, который случайно был у нас в замке в тот роковой день и сам едва не погиб во время нападения, разрешили перевязать мою рану и перенести меня в более безопасное место. Но за это разрешение они принудили и его и матушку дать обещание, что я пойду в монахи. |
| "A monk!" exclaimed the uncle. "Holy Saint Andrew! that is what never befell me. No one, from my childhood upwards, ever so much as dreamed of making me a monk. And yet I wonder when I think of it; for you will allow that, bating the reading and writing, which I could never learn, and the psalmody, which I could never endure, and the dress, which is that of a mad beggar -- Our Lady forgive me! [here he crossed himself] and their fasts, which do not suit my appetite, I would have made every whit as good a monk as my little gossip at St. Martin's yonder. But I know not why, none ever proposed the station to me. -- Oh, so, fair nephew, you were to be a monk, then -- and wherefore, I pray you?" | -- В монахи! -- воскликнул Лесли. -- Клянусь небом, ничего подобного никогда не случалось со мной! Никому с самого моего рождения и в голову не приходило сделать из меня монаха... Это даже странно, когда хорошенько подумаешь, потому что, если бы не эта проклятая грамота, которая мне никогда не давалась, не псалмы, которых я не перевариваю, да не одежда -- вылитая смирительная рубаха, прости мне матерь божья (тут он перекрестился), а главное, не посты, с которыми не мирится мой аппетит, -- из меня, право, вышел бы монах хоть куда; во всяком случае, не хуже моего весельчака приятеля из монастыря святого Мартина. Странно, как об этом никто не подумал! А тебя, племянник, оказывается, чуть-чуть не упекли в монахи? Но для чего это, хотел бы я знать? |
| "That my father's house might be ended, either in the cloister or in the tomb," answered Quentin, with deep feeling. | -- Чтобы заставить род моего отца угаснуть вместе со мной в монастыре или в могиле, -- ответил Дорвард с глубоким волнением. |
| "I see," answered his uncle -- "I comprehend. Cunning rogues -- very cunning! They might have been cheated, though; for, look ye, fair nephew, I myself remember the canon Robersart who had taken the vows and afterwards broke out of cloister, and became a captain of Free Companions. He had a mistress, the prettiest wench I ever saw, and three as beautiful children. -- There is no trusting monks, fair nephew -- no trusting them -- they may become soldiers and fathers when you least expect it -- but on with your tale." | -- Да, да, теперь понимаю. Ловко придумано! Ах они негодяи! Однако они могли и ошибиться в расчете, потому что, видишь ли, я сам знавал одного каноника, некоего Роберсарта, который был пострижен, а потом бежал из монастыря и сделался начальником отряда вольных стрелков. У него была подруга, красотка, каких мне редко приходилось видеть. Нет, племянник, на монахов никогда не следует полагаться, никогда: в любую минуту монах может превратиться в солдата. Так-то дружок... Ну ладно, рассказывай дальше. |
| "I have little more to tell," said Durward, "except that, considering my poor mother to be in some degree a pledge for me, I was induced to take upon me the dress of a novice, and conformed to the cloister rules, and even learned to read and write." | -- Больше почти нечего рассказывать. Остается только прибавить, что, желая избавить мою бедную мать от всякой ответственности за меня, я поступил в монастырь, надел рясу послушника и подчинился всем монастырским правилам. Тут-то я и научился грамоте. |
| "To read and write!" exclaimed Le Balafre, who was one of that sort of people who think all knowledge is miraculous which chances to exceed their own. "To write, say'st thou, and to read! I cannot believe it -- never Durward could write his name that ever I heard of, nor Lesly either. I can answer for one of them -- I can no more write than I can fly. Now, in Saint Louis's name, how did they teach it you?" | -- Грамоте! -- воскликнул с изумлением Меченый, которому всякие знания, превышавшие его собственные, казались чем-то сверхъестественным. -- Значит, ты умеешь читать и писать? Это просто невероятно! Никто из Дорвардов, да и из Лесли, сколько я знаю, не умел подписать свое имя. По крайней мере за одного из Лесли я могу поручиться: для меня так же немыслимо писать, как летать. Но, клянусь святым Людовиком, как же они умудрились тебя научить? |
| "It was troublesome at first," said Durward, "but became more easy by use; and I was weak with my wounds, and loss of blood, and desirous to gratify my preserver, Father Peter, and so I was the more easily kept to my task. But after several months' languishing, my good, kind mother died, and as my health was now fully restored, I communicated to my benefactor, who was also Sub Prior of the convent, my reluctance to take the vows; and it was agreed between us, since my vocation lay not to the cloister, that I should be sent out into the world to seek my fortune, and that to save the Sub Prior from the anger of the Ogilvies, my departure should have the appearance of flight; and to colour it I brought off the Abbot's hawk with me. But I was regularly dismissed, as will appear from the hand and seal of the Abbot himself." | -- Сначала, правда, было трудненько, ну а потом пошло легче. К тому же я так ослабел от ран и от потери крови, что ни на какое другое дело не был годен, да и хотелось мне угодить отцу Петру, моему избавителю. Тем временем, протосковав несколько месяцев, умерла моя бедная мать. И как только здоровье мое окончательно поправилось, я заявил моему покровителю отцу Петру -- он был у нас помощником настоятеля, -- что я не в силах стать монахом. Мы порешили, что, раз я не могу оставаться в монастыре, я должен уйти и поискать себе счастья в другом месте. Чтобы не навлечь на моего покровителя гнева Огилви, надо было придать моему уходу из монастыря вид побега, а чтобы мое бегство показалось правдоподобным, я унес с собой сокола нашего аббата. На самом же деле я покинул монастырь с его разрешения; у меня есть даже свидетельство за его подписью и печатью. |
| "That is right, that is well," said his uncle. "Our King cares little what other theft thou mayst have made, but hath a horror at anything like a breach of the cloister. And I warrant thee, thou hadst no great treasure to bear thy charges?" | -- Это хорошо, это очень хорошо, -- сказал Лесли. -- Наш король смотрит сквозь пальцы на всевозможные проделки, но уж беглых монахов, можно сказать, не выносит. Ну, а как твой карман, племянник? Бьюсь об заклад, что он не слишком-то обременял тебя в пути. |
| "Only a few pieces of silver," said the youth; "for to you, fair uncle, I must make a free confession." | -- Я буду откровенен с вами, дядя, -- сказал Дорвард. -- Горсть мелкого серебра -- вот все мое богатство. |
| "Alas!" replied Le Balafre, "that is hard. Now, though I am never a hoarder of my pay, because it doth ill to bear a charge about one in these perilous times, yet I always have (and I would advise you to follow my example) some odd gold chain, or bracelet, or carcanet, that serves for the ornament of my person, and can at need spare a superfluous link or two, or it may be a superfluous stone for sale, that can answer any immediate purpose. But you may ask, fair kinsman, how you are to come by such toys as this." (He shook his chain with complacent triumph.) "They hang not on every bush -- they grow not in the fields like the daffodils, with whose stalks children make knights' collars. What then? -- you may get such where I got this, in the service of the good King of France, where there is always wealth to be found, if a man has but the heart to seek it at the risk of a little life or so." | -- Это плохо, приятель! Я не люблю и не умею копить, да и к чему это по нынешним тревожным временам? Однако у меня всегда найдется в запасе какая-нибудь безделушка -- не цепь, так браслет, не браслет, так ожерелье, -- которую я ношу при себе и в случае надобности всегда могу пустить в оборот целиком или по частям. И тебе я советую следовать моему примеру. Может быть, ты меня спросишь, племянник, откуда я беру эти вещицы? -- сказал Людовик Меченый, с самодовольным видом потряхивая своей золотой цепью. -- Они, конечно, не растут на кустах или в поле, как златоцвет, из которого ребятишки делают себе ожерелья. Но что за беда! Ты можешь добывать их там же, где и я, -- на службе у доброго короля французского. Вот где легко набрать много всякого добра, лишь бы хватило храбрости рисковать жизнью и не отступать перед опасностью! |
| "I understood," said Quentin, evading a decision to which he felt himself as yet scarcely competent, "that the Duke of Burgundy keeps a more noble state than the King of France, and that there is more honour to be won under his banners -- that good blows are struck there, and deeds of arms done; while the most Christian King, they say, gains his victories by his ambassadors' tongues." | -- Я слышал, однако... -- сказал Дорвард, уклоняясь от прямого ответа, ибо он не принял еще окончательного решения, -- я слышал, что двор герцога Бургундского гораздо пышней и богаче французского двора и что служить под знаменами герцога гораздо почетней: бургундцы -- мастера драться, и у них есть чему поучиться, не то что у вашего христианнейшего короля, который все победы одерживает языками своих послов. |
| "You speak like a foolish boy, fair nephew," answered he with the scar; "and yet, I bethink me, when I came hither I was nearly as simple: I could never think of a King but what I supposed him either sitting under the high deas, and feasting amid his high vassals and Paladins, eating blanc mange, with a great gold crown upon his head, or else charging at the head of his troops like Charlemagne in the romaunts, or like Robert Bruce or William Wallace in our own true histories, such as Barbour and the Minstrel. Hark in thine ear, man -- it is all moonshine in the water. Policy -- policy does it all. But what is policy, you will say? It is an art this French King of ours has found out, to fight with other men's swords, and to wage his soldiers out of other men's purses. Ah! it is the wisest prince that ever put purple on his back -- and yet he weareth not much of that neither -- I see him often go plainer than I would think befitted me to do." | -- Ты рассуждаешь как легкомысленный мальчишка, милый племянник. Впрочем, я и сам, помнится, был так же прост, когда попал сюда в первый раз. Я представлял себе короля -- не иначе, как сидящим под балдахином с золотой короной на голове и пирующим со своими рыцарями и вассалами или скачущим во главе войска, как поют в романсах о Карле Великом или как Роберт Брюс либо Уильям Уоллес в наших правдивых историях Барбора и Минстрела. Я воображал, что короли не едят ничего, кроме бланманже... А хочешь, я тебе шепну на ушко: все это бредни, лунный свет на воде... Политика, братец, политика -- вот в чем сила! Ты, может быть, спросишь меня, что такое политика? Это искусство, которое создал французский король, искусство сражаться чужим оружием и черпать деньги для уплаты своим войскам из чужого кармана. Да, это мудрейший из всех государей, когда-либо носивших пурпур, хоть он никогда его не носит и часто одевается проще, чем это подобает даже мне. |
| [Charlemagne (742?-814): King of the Franks and crowned Emperor of the Holy Roman Empire in 800. His kingdom included Germany and France, the greater part of Italy, and Spain as far as the Ebro. As Emperor of the West he bore the title Caesar Augustus. He established churches and monasteries, and encouraged arts and learning. He figures largely in mediaeval minstrelsy, where the achievements of his knights, or paladins, rival those of Arthur's court.] | [Карл Великий -- могущественный король франков в 768 -- 814 гг., о нем в средние века складывали много поэм и романов.] |
| [Robert Bruce: the grandson of Robert Bruce, the competitor with John Baliol for the Scottish throne. He defeated the English forces at Bannockburn in 1314, and thus secured the independence of Scotland, an independence which lasted until the two kingdoms were united under one crown in 1707.] | [Роберт Брюс и Уильям Уоллес -- герои шотландского народа. Уоллес первым начал борьбу с английскими феодалами, завоевавшими Шотландию в 1296 году, но потерпел поражение и в 1305 году был подвергнут в Лондоне мучительной казни. Роберт Брюс, шотландский лорд, был провозглашен королем под именем Роберта I в 1306 году, возглавил войну шотландцев за независимость и в 1314 году добился изгнания англичан из родной страны. Подвигам Уоллеса посвящена поэма XV века, приписываемая народному певцу Гарри Слепому (известному также под именем Минстрела, или Менестреля), а жизнь Брюса описана в стихах поэтом XIV века Джоном Барбером.] |
| [William Wallace: another brave Scottish leader in the war for independence against Edward I of England. Wallace was betrayed in 1305 and carried to London, where he was cruelly executed as a traitor.] | нет соответствия |
| [Barbour: an eminent Scottish poet contemporary with Chaucer. His principal work, The Bruce, records the life and deeds of Robert Bruce.] | нет соответствия |
| [Harry the Minstrel or "Blind Harry" was the author of a poem on the life and deeds of Wallace which was held in peculiar reverence by the Scotch people.] | нет соответствия |
| "But you meet not my exception, fair uncle," answered young Durward; "I would serve, since serve I must in a foreign land, somewhere where a brave deed, were it my hap to do one, might work me a name." | -- Но это не ответ на мой вопрос, дядюшка, -- заметил Дорвард. -- Понятно, что, если уж я вынужден служить на чужой стороне, мне хотелось бы устроиться на такую службу, где я мог бы при случае отличиться и прославить свое имя. |
| "I understand you, my fair nephew," said the royal man at arms, "I understand you passing well; but you are unripe in these matters. The Duke of Burgundy is a hot brained, impetuous, pudding headed, iron ribbed dare all. He charges at the head of his nobles and native knights, his liegemen of Artois and Hainault; think you, if you were there, or if I were there myself, that we could be much farther forward than the Duke and all his brave nobles of his own land? If we were not up with them, we had a chance to be turned on the Provost Marshal's hands for being slow in making to; if we were abreast of them, all would be called well and we might be thought to have deserved our pay; and grant that I was a spear's length or so in the front, which is both difficult and dangerous in such a melee where all do their best, why, my lord Duke says in his Flemish tongue, when he sees a good blow struck, 'Ha! gut getroffen [well struck]! a good lance -- a brave Scot -- give him a florin to drink our health;' but neither rank, nor lands, nor treasures come to the stranger in such a service -- all goes to the children of the soil." | -- Я понимаю тебя, прекрасно понимаю, племянник, только ты-то сам мало еще смыслишь в этих делах. Герцог Бургундский -- смельчак, человек горячий и вспыльчивый, отчаянная голова, что и говорить! Во всех схватках он всегда первый, всегда во главе своих рыцарей и вассалов из Артуа и Эно; но неужели ты думаешь, что, служа у него, ты или я могли бы выдвинуться перед герцогом и его храбрым дворянством? Отстань мы от них хоть на шаг, нас, не задумываясь, обвинили бы в нерадивости и предали бы в руки главного прево [Прево -- начальник королевской полиции и судья.], держись мы наравне с ними -- это нашли бы только правильным и самое большее сказали бы, что мы честно зарабатываем свой хлеб; а если допустить, что нам удалось бы опередить других хотя бы на длину копья -- что и трудно и очень опасно в схватках, где каждый спасает свою жизнь, -- что ж, светлейший герцог сказал бы, наверно, на своем фламандском наречии , как он всегда говорит, когда видит ловкий удар: "Gut getroffen! [Метко бьешь! (нем.]) Молодчина шотландец! Дать ему флорин: пусть выпьет за наше здоровье!" -- и больше ничего! Если ты чужестранец, ничего не жди на службе у герцога -- ни высокого чина, ни земель, ни денег: все это достается только своим, только сынам родной земли. |
| нет соответствия | [Карл Бургундский использовал фламандский язык, потому что фламандцы составляли население Фландрии и других его владений (ныне это часть Бельгии).] |
| "And where should it go, in Heaven's name, fair uncle?" demanded young Durward. | -- А кому же еще оно может достаться, дядюшка? -- воскликнул Дорвард. |
| "To him that protects the children of the soil," said Balafre, drawing up his gigantic height. "Thus says King Louis 'My good French peasant -- mine honest Jacques Bonhomme, get you to your tools, your plough and your harrow, your pruning knife and your hoe -- here is my gallant Scot that will fight for you, and you shall only have the trouble to pay him. And you, my most serene duke, my illustrious count, and my most mighty marquis, e'en rein up your fiery courage till it is wanted, for it is apt to start out of the course, and to hurt its master; here are my companies of ordnance -- here are my French Guards -- here are, above all, my Scottish Archers, and mine honest Ludovic with the Scar, who will fight, as well or better than you, will fight with all that undisciplined valour which, in your father's time, lost Cressy and Azincour [two famous victories in the Hundred Years' War gained over the French by the English, near the towns of Crecy and Agincourt, in 1346 and 1415. See Shakespeare's Henry V for a description of the latter.]. Now, see you not in which of these states a cavalier of fortune holds the highest rank, and must come to the highest honour?" | -- Тем, кто защищает этих сынов! -- ответил Меченый с гордостью, выпрямляя свой могучий стан. -- Король Людовик рассуждает так: "Ты, простофиля Жак, добрый мой крестьянин, знай свое дело -- свой плуг, свою борону, свою кирку или лопату, -- а мои храбрые шотландцы будут сражаться за тебя. Твоя забота -- заплатить за их труд из своего кармана, и только... А вы, мои светлейшие герцоги, благородные графы и могущественные маркизы, умерьте вашу храбрость, пока в ней нет нужды, потому что она может завести вас на ложный путь и повредить вашему государю. Вот мои наемные войска, вот моя гвардия, вот мои шотландские стрелки и с ними мой честный Людовик Меченый; они будут сражаться не хуже, если не лучше вас со всей вашей своевольной отвагой, погубившей ваших отцов в сражениях при Креси и Азенкуре" [При Креси в 1346 году и при Азенкуре в 1415 году, двух крупных битвах Столетней войны, англичане разбили французские войска; французские рыцари сражались отважно, но плохо подчинялись дисциплине.]. Ну что, теперь тебе понятно, где лучше нашему брату, искателю счастья и славы, и где можно скорее рассчитывать на отличия и на высокие почести? |
| "I think I understand you, fair uncle," answered the nephew; "but, in my mind, honour cannot be won where there is no risk. Sure, this is -- I pray pardon me -- an easy and almost slothful life, to mount guard round an elderly man whom no one thinks of harming, to spend summer day and winter night up in yonder battlements, and shut up all the while in iron cages, for fear you should desert your posts -- uncle, uncle, it is but a hawk upon his perch, who is never carried out to the fields!" | -- Понятно-то понятно, дядюшка, -- ответил Дорвард, -- только, на мой взгляд, нельзя отличиться там, где нет опасности. И вы меня, пожалуйста, извините, но, по-моему, караулить старика, на которого никто не нападает, проводить летние дни и зимние ночи на стенах крепости, в железной клетке, да еще на запоре, чтоб ты не сбежал, -- это жизнь для лентяев... Эх, дядя, ведь это все равно что быть соколом, которого держат на насесте и никогда не берут на охоту! |
| "Now, by Saint Martin of Tours, the boy has some spirit! a right touch of the Lesly in him; much like myself, though always with a little more folly in it. Hark ye, youth -- Long live the King of France! -- scarce a day but there is some commission in hand, by which some of his followers may win both coin and credit. Think not that the bravest and most dangerous deeds are done by daylight. I could tell you of some, as scaling castles, making prisoners, and the like, where one who shall be nameless hath run higher risk and gained greater favour than any desperado in the train of desperate Charles of Burgundy. And if it please his Majesty to remain behind, and in the background, while such things are doing, he hath the more leisure of spirit to admire, and the more liberality of hand to reward the adventurers, whose dangers, perhaps, and whose feats of arms, he can better judge of than if he had personally shared them. Oh, 't is a sagacious and most politic monarch!" | -- Клянусь святым Мартином Турским, мальчик-то с огоньком! Сейчас видна кровь Лесли: ни дать ни взять я сам в его годы, только у этого, пожалуй, еще больше безрассудства. Слушай же хорошенько, племянник, что я тебе скажу, -- и да здравствует король Франции! Не проходит дня, чтобы нам не давали поручений, исполняя которые можно добыть и славу и деньги. Не думай, что самые опасные и смелые подвиги делаются только при свете дня. Я мог бы тебе привести не один пример, вроде нападений на замки, захвата пленных и тому подобных дел, когда некто -- я не стану называть его имени -- подвергался страшной опасности и заслужил большие милости, чем самые бесстрашные головорезы бесстрашного герцога Бургундского. И если его величеству угодно при этом держаться в тени, тем беспристрастнее может он оценить смелые подвиги, в которых сам не принимает участия, и тем справедливее наградить отличившихся воинов. Да, это мудрый монарх и тонкий политик! |
| His nephew paused, and then said, in a low but impressive tone of voice, | Дорвард несколько минут хранил молчание и наконец тихо, но выразительно сказал: |
| "the good Father Peter used often to teach me there might be much danger in deeds by which little glory was acquired. I need not say to you, fair uncle, that I do in course suppose that these secret commissions must needs be honourable." | -- Добрый отец Петр часто поучал меня, что подвиги, в которых нет славы, могут быть пагубны. Мне, конечно, нет надобности спрашивать вас, дядюшка, всегда ли согласны с правилами чести эти тайные поручения. |
| "For whom or for what take you me, fair nephew," said Balafre, somewhat sternly; "I have not been trained, indeed, in the cloister, neither can I write or read. But I am your mother's brother; I am a loyal Lesly. Think you that I am like to recommend to you anything unworthy? The best knight in France, Du Guesclin himself, if he were alive again, might be proud to number my deeds among his achievements." | -- За кого ты меня принимаешь, племянник? -- строго спросил Меченый. -- Правда, я не воспитывался в монастыре и не умею ни читать, ни писать, но я -- брат твоей матери, честный Лесли. Неужели ты думаешь, что я мог бы предложить тебе что-нибудь бесчестное? Сам Дюгеклен [Дюгеклен Бертран (1320 -- 1380) -- знаменитый французский военачальник, коннетабль короля Карла V; организовав партизанскую войну против англичан, освободил значительную часть Франции, захваченную английскими феодалами после битв при Креси и Пуатье (1356).], славнейший из рыцарей Франции, будь он жив, гордился бы моими подвигами. |
| "I cannot doubt your warranty, fair uncle," said the youth; "you are the only adviser my mishap has left me. But is it true, as fame says, that this King keeps a meagre Court here at his Castle of Plessis? No repair of nobles or courtiers, none of his grand feudatories in attendance, none of the high officers of the crown; half solitary sports, shared only with the menials of his household; secret councils, to which only low and obscure men are invited; rank and nobility depressed, and men raised from the lowest origin to the kingly favour -- all this seems unregulated, resembles not the manners of his father, the noble Charles, who tore from the fangs of the English lion this more than half conquered kingdom of France." | -- Я верю вам, дядюшка, верю каждому вашему слову! -- сказал юноша с жаром. -- Ведь вы мой единственный родственник. Но правду ли рассказывают, будто у короля здесь, в Плесси, такой странный двор? Правда ли, что при нем нет ни рыцарей, ни дворян, никого из его славных вассалов? Что свои редкие развлечения он делит со слугами замка и держит тайные советы с самыми темными и неизвестными людьми? Правда ли, что он унижает дворян и покровительствует людям низкого происхождения? Все это странно и мало напоминает его отца, благородного Карла, вырвавшего из когтей английского льва наполовину завоеванную им Францию. |
| нет соответствия | [Карл VII -- король Франции в 1422 -- 1461 гг. Еще при жизни его отца. Карла VI Безумного, Франция, ослабленная междоусобной борьбой арманьяков и бургундцев, потерпела новое поражение от англичан при Азенкуре. Только после выступления Жанны д'Арк в 1429 году произошел перелом в военных действиях, и к 1453 г. Столетняя война завершилась освобождением страны от английских захватчиков. Квентин называет Карла VII благородным, но в памяти поколений он остался неблагодарным, ибо пальцем не пошевелил, чтобы спасти Жанну из английского плена и смерти на костре.] |
| "You speak like a giddy child," said Le Balafre, "and even as a child, you harp over the same notes on a new string. Look you: if the King employs Oliver Dain, his barber, to do what Oliver can do better than any peer of them all, is not the kingdom the gainer? If he bids his stout Provost Marshal, Tristan, arrest such or such a seditious burgher, take off such or such a turbulent noble, the deed is done, and no more of it; when, were the commission given to a duke or peer of France, he might perchance send the King back a defiance in exchange. If, again, the King pleases to give to plain Ludovic le Balafre a commission which he will execute, instead of employing the High Constable, who would perhaps betray it, doth it not show wisdom? Above all, doth not a monarch of such conditions best suit cavaliers of fortune, who must go where their services are most highly prized, and most frequently in demand? -- No, no, child, I tell thee Louis knows how to choose his confidants, and what to charge them with; suiting, as they say, the burden to each man's back. He is not like the King of Castile, who choked with thirst, because the great butler was not beside to hand his cup. -- But hark to the bell of St. Martin's! I must hasten, back to the Castle -- Farewell -- make much of yourself, and at eight tomorrow morning present yourself before the drawbridge, and ask the sentinel for me. Take heed you step not off the straight and beaten path in approaching the portal! There are such traps and snap haunches as may cost you a limb, which you will sorely miss. You shall see the King, and learn to judge him for yourself -- farewell." | -- Ты рассуждаешь, как малый ребенок, -- ответил Меченый, -- и, как ребенок, поешь все ту же песню на новый лад. Посуди сам: если король даже и пользуется услугами своего цирюльника Оливье в таких делах, которые тот выполняет лучше всякого пэра, разве государство не выигрывает от этого? Если он поручает всесильному начальнику полиции Тристану арестовать такого-то мятежного горожанина или такого-то беспокойного дворянина, то он уж знает, что приказание его будет сейчас же исполнено, и делу конец. А попробуй-ка он дать подобное поручение какому-нибудь герцогу или пэру, так тот в ответ пришлет, ему, пожалуй, вызов! И если опять-таки королю угодно возложить какое-нибудь дело на Людовика Меченого, который в точности все исполнит, а не на великого коннетабля, который может все провалить, разве, по-твоему, это не доказательство его мудрости? А главное, разве не такой именно господин и нужен нашему брату, искателям счастья, которые должны служить там, где их больше ценят и лучше вознаграждают за труды? Так-то, мой мальчик... Верь мне: Людовик, как никто, умеет выбирать своих приближенных и каждому, как говорится, давать ношу по плечу. Это не то что король Кастильский, погибший от жажды только потому, что возле него не случилось кравчего, чтобы вовремя подать ему напиться... Но что это? Кажется, звонят у святого Мартина! Я должен спешить в замок. Прощай! Желаю тебе веселиться, а завтра в восемь часов приходи к подъемному мосту и попроси часового, чтобы вызвал меня. Да смотри будь осторожен, держись середины дороги, не то как раз угодишь в капкан и останешься без руки или без ноги. А тогда жалей не жалей -- уж будет поздно. Скоро ты увидишь короля, тогда и сам научишься ценить его по достоинству... Прощай! |
| So saying, Balafre hastily departed, forgetting, in his hurry, to pay for the wine he had called for, a shortness of memory incidental to persons of his description, and which his host, overawed perhaps by the nodding bonnet and ponderous two handed sword, did not presume to use any efforts for correcting. | С этими словами Меченый поспешно вышел из комнаты, позабыв второпях расплатиться за выпитое вино -- рассеянность, часто присущая людям такого склада. А сам хозяин, которого, вероятно, смутили перья, развевавшиеся на шляпе гостя, а может быть, его тяжелый меч, не осмелился напомнить о его забывчивости. |
| It might have been expected that, when left alone, Durward would have again betaken himself to his turret, in order to watch for the repetition of those delicious sounds which had soothed his morning reverie. But that was a chapter of romance, and his uncle's conversation had opened to him a page of the real history of life. It was no pleasing one, and for the present the recollections and reflections which it excited were qualified to overpower other thoughts, and especially all of a light and soothing nature. | Читатель, вероятно, думает, что, как только Дорвард остался один, он поспешил в свою башенку, в надежде еще раз насладиться звуками волшебной музыки, навеявшей на него поутру такие сладкие грезы. Но то была глава из поэмы, тогда как свидание с дядей открыло ему страницу действительной жизни, а жизнь подчас куда как не сладка! Размышления, вызванные разговором с дядей, так захватили юношу, что вытеснили из его головы все другие мысли, не говоря уж о нежных мечтах. |
| Quentin resorted to a solitary walk along the banks of the rapid Cher, having previously inquired of his landlord for one which he might traverse without fear of disagreeable interruption from snares and pitfalls, and there endeavoured to compose his turmoiled and scattered thoughts, and consider his future motions, upon which his meeting with his uncle had thrown some dubiety. | Квентин решил пойти прогуляться по берегу быстрого Шера. Расспросив предварительно хозяина, по какой дороге можно пройти к речке, не боясь попасть невзначай в западню или в капкан, он отправился в путь, стараясь разобраться в путанице осаждавших его мыслей и остановиться на каком-нибудь решении, ибо свидание с дядей нисколько не рассеяло его сомнений. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая