Краткая коллекция англтекстов

Джон Голсуорси. Сага о Форсайтах

A SILENT WOOING/Идиллия

English Русский
The first of February, 1924, Jon Forsyte, convalescing from the 'flu, was sitting in the lounge of an hotel at Camden, South Carolina, with his bright hair slowly rising on his scalp. He was reading about a lynching. В феврале 1924 года Джон Форсайт, только что перенесший испанку, сидел в салоне гостиницы в Кэмдене, штат Южная Каролина, и его светлые волосы медленно вставали дыбом. Он читал о случае линчевания.
A voice behind him said: Голос у него за спиной сказал:
"Will you join our picnic over at those old-time mounds to-day?" - Поедемте с нами сегодня на пикник, знаете - к этим древним курганам?
Looking up, he saw a young acquaintance called Francis Wilmot, who came from further south. Он поднял голову и увидел своего знакомого, молодого южанина по имени Фрэнсис Уилмот.
"Very glad to. Who's going?" - С удовольствием. А кто будет?
"Why, just Mr. and Mrs. Pulmore Hurrison, and that English novelist, Gurdon Minho, and the Blair girls and their friends, and my sister Anne and I. You could ride over horseback, if you want exercise." - Да только мистер и миссис Пэлмер Харисон, и этот английский романист Гэрдон Минхо, и девочки Блэр и их подруги, и моя сестра Энн и я. Если хотите поразмяться, можете ехать верхом.
"All right; they've got some new horses in this morning from Columbia." - Отлично! Сегодня утром сюда прислали новых лошадей из Колумбии.
"Why, that's fine! My sister and I'll ride horseback too, and some of the Blair girls. The Hurrisons can take the others." - О, да это чудесно! Тогда и мы с сестрой поедем верхом и кто-нибудь из девочек Блэр. А остальных пусть забирают Хэрисоны.
"I say," said Jon, "this is a pretty bad case of lynching." - Про линчевание читали? - сказал Джон. - Какой ужас!
The young man to whom he spoke leaned in the window. Jon admired his face, as of ivory, with dark hair and eyes, and narrow nose and lips, and his lissom attitude. Молодой человек, с которым он говорил, сидел на окне. Джону очень нравилось его лицо цвета слоновой кости, его темные волосы и глаза, тонкий нос и губы и изящная, свободная манера держаться.
"All you Britishers go off the deep-end when you read of a lynching. You haven't got the negro problem up where you are at Southern Pines. They don't have it any to speak of in North Carolina." - Все вы, англичане, с ума сходите, когда читаете о линчеваниях. У вас там, в Южных Соснах, нет негритянского вопроса. В Северной Каролине он вообще почти не возникает.
"No, and I don't profess to understand it. But I can't see why negroes shouldn't be tried the same as white men. There may be cases where you've got to shoot at sight; but how can you defend mob law? Once you catch a man, he ought to be tried properly." - Это правда, я и не считаю, что разбираюсь в нем. Но я не понимаю, почему бы не судить негров таким же судом, как белых. Есть, наверно, случаи, когда просто надо пристрелить человека на месте. Но мне непонятно, как вы можете защищать самосуд. Раз уж человека поймали, надо судить его как следует.
"We're not taking any chances with that particular kind of trouble." - В этом вопросе, знаете ли, рисковать не рекомендуется.
"But without trial, how can you tell he's guilty?" - Но если человека не судить, как же вы установите его вину?
"Well, we'd sooner do without an innocent darkie now and again than risk our women." - Нет, мы считаем, что лучше пожертвовать одним безвинным негром, чем подвергать опасности наших женщин.
"But killing a man for a thing he hasn't done is the limit." - По-моему, нет ничего хуже, как убить человека за то, чего он не делал.
"Maybe, in Europe. But, here, things are in the large, still." - В Европе - может быть. Здесь - нет. Очень еще все неустойчиво.
"What do they think about lynching in the north?" - А что говорят о суде Линча на Севере?
"They squeal a bit, but they've no call to. If we've got negroes, they've got the Reds, and they surely have a wholesale way with them." - Пищат понемножку, но совершенно напрасно. У нас негры, у них индейцы; думаете, они с ними церемонятся?
Jon Forsyte tilted back his rocking-chair, with a puzzled frown. Джон Форсайт откинулся в качалке и растерянно нахмурился.
"I reckon there's too much space left in this country," said Francis Wilmot; "a man has all the chances to get off. So where we feel strong about a thing, we take the law into our own hands." - У нас тут еще слишком много места, - продолжал Фрэнсис Уилмот. Человеку есть куда скрыться. Так что если мы в чем уверены, то действуем не спрашиваясь.
"Well, every country to its own fashions. What are these mounds we're going to?" - Да, каждая страна живет по-своему. А на какие это мы курганы едем?
"Old Indian remains that go way back thousands of years, they say. You haven't met my sister? She only came last night." - Остатки индейских поселений; им, говорят, несколько тысяч лет. Вы с моей сестрой не знакомы? Она приехала только вчера вечером.
"No. What time do we start?" - Нет. Когда выезжаем?
"Noon; it's about an hour's ride by the woods." - В двенадцать; туда лесом ехать около часа.
At noon then, in riding kit, Jon came out to the five horses, for more than one of the Blair girls had elected to ride. He started between them, Francis Wilmot going ahead with his sister. Ровно в двенадцать, переодевшись для верховой езды, Джон вышел из отеля. Лошадей было пять, так как верхом пожелали ехать две девочки Блэр. Он поехал между ними, а Фрэнсис Уилмот с сестрой - впереди.
The Blair girls were young and pretty with a medium-coloured, short-faced, well-complexioned, American prettiness, of a type to which he had become accustomed during the two and a half years he had spent in the United States. They were at first extremely silent, and then extremely vocal. They rode astride, and very well. Jon learned that they, as well as the givers of the picnic, Mr. and Mrs. Pulmore Hurrison, inhabited Long Island. They asked him many questions about England, to which Jon, who had left it at the age of nineteen, invented many answers. He began to look longingly between his horse's ears at Francis Wilmot and his sister, cantering ahead in a silence that, from a distance, seemed extremely restful. Their way led through pine woods--of trees spindly and sparse, and over a rather sandy soil; the sunlight was clear and warm, the air still crisp. Jon rode a single-footing bay horse, and felt as one feels on the first day of recovered health. Девочки Блэр были молоденькие и по-американски хорошенькие - в меру яркие, круглолицые, румяные - тип, к которому он привык за два с половиной года, проведенных в Соединенных Штатах. Они сначала были слишком молчаливы, потом стали слишком много болтать. Верхом ездили по-мужски, и очень хорошо. Джон узнал, что они, как и устроители пикника мистер и миссис Харисон, живут на Лонг-Айленде. Они задавали ему много вопросов об Англии, и Джону, уехавшему оттуда девятнадцати лет, приходилось выдумывать много ответов. Он начал с тоской поглядывать через уши лошади на Фрэнсиса Уилмота и его сестру, которые ехали впереди в молчании, издали казавшемся чрезвычайно приятным. Дорога шла сосновым лесом, между стройных редких деревьев, по песчаному грунту; солнце светило ясное, теплое, но в воздухе еще был холодок. Джон ехал на гнедом иноходце и чувствовал себя так, как бывает, когда только что выздоровеешь.
The Blair girls wished to know what he thought of the English novelist--they were dying to see a real highbrow. Jon had only read one of his books, and of the characters therein could only remember a cat. The Blair girls had read none; but they had heard that his cats were "just too cunning." Девочки Блэр интересовались его мнением насчет английского романиста - им до смерти хотелось увидеть настоящего писателя. Джон читал только одну его книгу и из действующих лиц помнил только кошку. Девочки Блэр не читали ни одной; но они слышали, что кошки у него "восхитительные".
Francis Wilmot, reining up in front, pointed at a large mound which certainly seemed to be unnaturally formed. They all reined up, looked at it for two minutes in silence, remarked that it was "very interesting," and rode on. In a hollow the occupants of two cars were disembarking food. Jon led the horses away to tether them alongside the horses of Wilmot and his sister. Фрэнсис Уилмот придержал лошадь и указал на большой холм, по виду действительно насыпанный когда-то людьми. Они все придержали лошадей, посмотрели на него две минуты молча, решили, что это "очень интересно", и поехали дальше. Публика, высадившаяся из двух автомобилей, распаковывала в ложбинке еду. Джон отвел лошадей в сторону, чтобы привязать их рядом с лошадьми Уилмота и его сестры.
"My sister," said Francis Wilmot. - Моя сестра, - сказал Фрэнсис Уилмот.
"Mr. Forsyte," said the sister. - Мистер Форсайт, - сказала сестра.
She looked at Jon, and Jon looked at her. She was slim but distinctly firm, in a long dark-brown coat and breeches and boots; her hair was bobbed and dark under a soft brown felt hat. Her face was pale, rather browned, and had a sort of restrained eagerness-- the brow broad and clear, the nose straight and slightly sudden, the mouth unreddened, rather wide and pretty. But what struck Jon were her eyes, which were exactly his idea of a water nymph's. They slanted a little, and were steady and brown and enticing; whether there was ever such a slight squint in them he could not tell, but if there were it was an improvement. He felt shy. Neither of them spoke. Она посмотрела на Джона, а Джон посмотрел на нее. Она была тоненькая, но крепкая, в длинном темно-коричневом жакете, бриджах и сапогах; волосы короткие, темные, под мягкой коричневой фетровой шляпой. Лицо, бледное, сильно загорелое, выражало какое-то сдержанное напряжение; лоб широкий, чистый, носик прямой и смелый, рот ненакрашенный, довольно большой и красивый. Но особенно поразили Джона ее глаза - как раз такие, какими в его представлении должны быть глаза у русалки. С чуть приподнятыми уголками, немигающие, и карие, и манящие. Он не мог разобрать, не косит ли она самую малость, но если и так, это только украшало ее. Он смутился. Оба молчали.
Francis Wilmot reckoned that he was hungry, and they walked side by side towards the eatables. Фрэнсис заявил: "А я, знаете ли, голоден", - и они вместе направились к остальным.
Jon said suddenly to the sister: Джон вдруг обратился к сестре:
"You've just come then, Miss Wilmot?" - Так вы только что приехали, мисс Уилмот?
"Yes, Mr. Forsyte." - Да, мистер Форсайт.
"Where from?" - Откуда?
"From Naseby. It's way down between Charleston and Savannah." - Из Нэйзби. Это между Чарлстоном и Саванной.
"Oh, Charleston! I liked Charleston." - А, Чарлстон! Чарлстон мне понравился.
"Anne likes Savannah best," said Francis Wilmot. - Энн больше нравится Саванна, - сказал Фрэнсис Уилмот.
Anne nodded. She was not talkative, it seemed, though her voice had sounded pleasant in small quantities. Энн кивнула. Она была, по-видимому, неразговорчива, но пока, в небольших дозах, ее голос звучал приятно.
"It's kind of lonely where we live," said Francis. "Mostly darkies. Anne's never seen an Englishman to speak to." - Скучновато у нас там, - сказал Фрэнсис. - Все больше негры. Энн никогда еще не видела живого англичанина.
Anne smiled. Jon also smiled. Neither pursued the subject. They arrived at the eatables, spread in a manner calculated to give the maximum of muscular and digestive exertion. Mrs. Pulmore Hurrison, a lady of forty or so, and of defined features, was seated with her feet turned up; next to her, Gurdon Minho, the English novelist, had his legs in a more reserved position; and then came quantities of seated girls, all with pretty, unreserved legs; Mr. Pulmore Hurrison, somewhat apart, was pursing a small mouth over the cork of a large bottle. Jon and the Wilmots also sat down. The picnic had begun. Энн улыбнулась. Джон тоже улыбнулся. Разговор замер. Они подошли к еде, разложенной с таким расчетом, чтобы вызвать максимум мускульной и пищеварительной энергии. Миссис Пэлмер Харисон, дама лет сорока, с резкими чертами лица, сидела, вытянув вперед ноги; Гэрдон Минхо, английский романист, пристроил свои ноги более скромно; а дальше сидело множество девушек, все с хорошенькими и отнюдь не скромными ножками; немного в стороне мистер Пэлмер Харисон кривил маленький рот над пробкой большой бутылки. Джон и Уилмоты тоже сели. Пикник начался.
Jon soon realised that everybody was expecting Gurdon Minho to say something beyond "Yes" "Really!" "Ah!" "Quite!" This did not occur. The celebrated novelist was at first almost painfully attentive to what everybody else said, and then seemed to go into a coma. Jon felt a patriotic disappointment, for he himself was, if anything, even more silent. He could see that, among the three Blair girls and their two girl friends, a sort of conspiracy was brewing, to quiz the silent English in the privacy of the future. Francis Wilmot's speechless sister was a comfort to him, therefore, for he felt that she would neither be entitled nor inclined to join that conspiracy. He took refuge in handing victuals and was glad when the period of eating on constricted stomachs was over. Picnics were like Christmas Day, better in the future and the past than in the present. After the normal period of separation into genders, the baskets were repacked, and all resorted to their vehicles. The two cars departed for another mound said to be two miles off. Francis Wilmot and the two Blair girls believed that they would get back and watch the polo. Jon asked Anne Wilmot which she wished to do. She elected to see the other mound. Джон скоро увидел, что все ждут, чтобы Гэрдон Минхо сказал что-нибудь, кроме "да", "да что вы! ", "а", "вот именно! ". Этого не случилось. Знаменитый романист был сначала чуть не болезненно внимателен к тому, что говорили все остальные, а потом словно впал в прострацию. Патриотическое чувство Джона было уязвлено, ибо сам он держался, пожалуй, еще более молчаливо. Он видел, что между тремя девочками Блэр и их двумя подругами готовится заговор - на свободе отвести душу по поводу молчаливых англичан. Бессловесная сестра Фрэнсиса Уилмота была ему большим утешением. Он чувствовал, что она не захочет, да и не вправе будет примкнуть к этому заговору. С горя он стал передавать закуски и был рад, когда период насыщения всухомятку пришел к концу. Пикник - как рождество в будущем и прошлом лучше, чем в настоящем. Затем корзины были вновь упакованы, и все направились к автомобилям. Обе машины покатили к другому кургану, как говорили - в двух милях от места привала. Фрэнсис Уилмот и две девочки Блэр решили, что поедут домой смотреть, как играют в поло. Джон спросил Энн, что она думает делать. Она пожелала увидеть второй курган.
They mounted and pursued a track through the woods in silence, till Jon said: Они сели на лошадей и молча поехали по лесной дороге. Наконец Джон сказал:
"Do you like picnics?" - Вы любите пикники?
"I certainty do not." - Определенно - нет.
"Nor do I. But riding?" - Я тоже. А ездить верхом?
"I just adore it more than anything in the world." - Обожаю больше всего на свете.
"More than dancing?" - Больше, чем танцы?
"Surely. Riding and swimming." - Конечно. Ездить верхом и плавать.
"Ah! I THOUGHT--" And he was silent. - А! Я думал... - и он умолк.
"What did you think?" - Что вы думали?
"Well, I thought somehow you were a good swimmer." - Ну, я просто подумал, что вы, наверно, хорошо плаваете.
"Why?" - Почему?
Jon said with embarrassment: Джон сказал смутившись:
"By your eyes--" - По глазам.
"What! Are they fishy?" - Что? Разве они у меня рыбьи?
Jon laughed. Джон рассмеялся.
"Not exactly. They're like a water nymph's." - Да нет же! Они, как у русалки.
"I don't just know if that's a compliment." - Еще не знаю, принять ли это за комплимент.
"Of course it is." - Ну конечно.
"I thought nymphs weren't respectable." - Я думала, русалки малопочтенные создания.
"Oh! WATER nymphs--very! Shy, of course." - Ну что вы, напротив! Только робкие.
"Do you have many in England?" - У вас их много в Англии?
"No. As a matter of fact I've never seen one before." - Нет. По правде сказать, я их раньше никогда не видел.
"Then how do you know?" - Так откуда же вы знаете?
"Just a general sense of what's fitting." - Просто чувствую.
"I suppose you had a classical education. Don't you all have that in England?" - Вы, наверно, получили классическое образование, В Англии ведь это, кажется, всем полагается?
"Far from it." - Далеко не всем.
"And how do you like America, Mr. Forsyte?" - А как вам нравится Америка, мистер Форсайт?
"Very much. I get homesick sometimes." - Очень нравится. Иногда нападает тоска по родине.
"I'd love to travel." - Мне бы так хотелось попутешествовать.
"You never have?" - Никогда не пробовали? Она покачала головой.
She shook her head. "I just stay at home and look after things. But I reckon we'll have to sell the old home--cotton doesn't pay any more." - Сижу дома, хозяйничаю. Но старый дом, вероятно, придется продать хлопком больше не проживешь.
"I grow peaches near Southern Pines, you know, up in North Carolina; that's paying at present." - Я развожу персики около Южных Сосен. Знаете, в Северной Каролине. Это сейчас выгодно.
"D'you live there alone?" - Вы живете там один?
"No; with my mother." - Нет, с матерью.
"Is she English?" - Она англичанка?
"Yes." - Да.
"Have you a father?" - А отец у вас есть?
"He died four years ago." - Четыре года как умер.
"Francis and I have been orphans ten years." - Мы с Фрэнсисом уже десять лег сироты.
"I wish you'd both come and stay with us some day; my mother would be awfully glad." - Хорошо бы вы оба приехали как-нибудь к нам погостить; моя мать была бы так рада.
"Is she like you?" - Она похожа на вас?
Jon laughed. Джон засмеялся.
"No. She's beautiful." - Нет. Она красавица.
The eyes regarded him gravely, the lips smiled faintly. Глаза серьезно посмотрели на него, губы чуть-чуть улыбнулись.
"I'd just love to come, but Francis and I can't ever be away together." - Я бы поехала с удовольствием, но нам с Фрэнсисом нельзя отлучаться одновременно.
"But," said Jon, "you're both here." - Но ведь сейчас вы оба здесь.
"We go back to-morrow; I wanted to see Camden." The eyes resumed their steady consideration of Jon's face. "Won't you come back with us and see our home--it's old? Francis would like to have you come." - Завтра уезжаем; мне хотелось увидеть Кэмден. - Глаза опять стали внимательно разглядывать лицо Джона. - Может, наоборот, вы поедете с нами и посмотрите наш дом? Он старый. И Фрэнсису доставили бы удовольствие.
"Do you always know what your brother would like?" - Вы всегда знаете, что доставит вашему брату удовольствие?
"Surely." - Конечно.
"That must be jolly. But do you really mean you want me?" - Вот это здорово. Но вам правда хочется, чтобы я приехал?
"I certainly do." - Ну да.
"I'd enjoy it awfully; I hate hotels. I mean--well, you know--" - Я-то очень хотел бы; ненавижу отели. То есть... ну, вы знаете.
But as HE didn't, he was not so sure that she did. Но так как он и сам не знал, трудно было ожидать, что она знает.
She touched her horse, and the single-footing animal broke into a canter. Она тронула лошадь, и иноходец Джона перешел на легкий галоп.
Along the alleys of the eternal pinewood the sun was in their eyes; a warmed scent rose from pine needles, gum and herbs; the going was sandy and soft; the horses in good mood. Jon felt happy. This girl had strange eyes, enticing; and she rode better even than the Blair girls. В просветы нескончаемого соснового леса солнце светило им в глаза; пахло нагретыми сосновыми иглами, смолой и травой; дорога была ровная, песчаная; лошади шли бодро. Джон был счастлив. Странные у этой девушки глаза, манящие; и верхом она ездит даже лучше, чем девочки Блэр.
"I suppose all the English ride well?" she said. - Англичане, наверно, все хорошо ездят? - спросила она.
"Most do, when they ride at all; but we don't ride much nowadays." - Почти все, если вообще ездят; но сейчас у нас верховая езда не в почете.
"I'd love to see England; our folk came from England in 1700-- Worcestershire. Where is that?" - Так хотелось бы побывать в Англии! Наши предки приехали из Англии в тысяча семисотом году - из Вустершира. Где это?
"It's our middle west," said Jon. "But as unlike as ever you can imagine. It's a fruit-growing county--very pretty; white timbered houses, pastures, orchards, woods, green hills. I went there walking one holiday with a school friend." - Это наш Средний Запад, - сказал Джон. - Только совсем не такой, как у вас. Там много фруктовых садов - красивая местность: белые деревянные домики, пастбища, сады, леса, зеленые холмы. Я как-то на каникулах ездил туда гулять с одним школьным товарищем.
"It sounds just lovely. Our ancestors were Roman Catholics. They had a place called Naseby; that's why we call ours Naseby. But my grandmother was French Creole, from Louisiana. Is it true that in England they think Creoles have negro blood in them?" - Должно быть, чудесно. Наши предки были католики. У них было имение Нэйзби; вот мы и свое назвали Нэйзби. А бабушка моя была французская креолка из Луизианы. Правда, что в Англии считают, будто в креолах есть негритянская кровь?
"We're very ignorant," said Jon. "_I_ know the Creoles are the old French and Spanish families. You both look as if you had French blood." - Мы очень невежественны, - сказал Джон. - Я-то знаю, что креолы это старые испанские и французские семьи. В вас обоих есть что-то французское.
"Francis does. Do you think we've passed that mound? We've come all of four miles, and I thought it was only two." - Во Фрэнсисе - да. А мы не проехали этот курган? Мы уже сделали добрых четыре мили, а говорили - до него только две.
"Does it matter? The other mound was rather over-rated." - А не все ли равно? Тот, первый, по-моему, не был так уж потрясающе интересен.
The lips smiled; she didn't ever quite laugh, it seemed. Ее губы улыбнулись; она, наверно, никогда не смеялась по-настоящему.
"What Indians hereabouts?" asked Jon. - А какие в этих краях индейцы? - спросил Джон.
"I'm not too sure; Seminoles, if any, I think. But Francis says these mounds would be from way back before the present tribes. What made you come to America, Mr. Forsyte?" - Наверно не знаю. Если есть, так должно быть, семинолы. Но Фрэнсис думает, что эти курганы были еще до прихода теперешних племен. Почему вы приехали в Америку, мистер Форсайт?
Jon bit his lip. To give the reason--family feud--broken love affair--was not exactly possible. Джон прикусил губу. Сказать причину - семейная распря, неудачный роман - было не так-то просто.
"I went first to British Columbia; but I didn't get on too well. Then I heard of peaches in North Carolina." - Я сначала поехал в Британскую Колумбию, но там дело не пошло. Потом услышал о персиках в Северной Каролине.
"But why did you leave England?" - Но почему вы уехали из Англии?
"I suppose I just wanted to see the world." - Да просто захотелось посмотреть белый свет.
"Yes," she said. - Да, - сказала она.
It was a quiet but comprehending sound; Jon was the more gratified, because she had not comprehended. The image of his first love did not often haunt him now--had not for a year or more. He had been so busy with his peaches. Besides, Holly had written that Fleur had a boy. He said suddenly: Звук был тихий, но сочувственный. Джон был рад, тем более что она не знала, чему сочувствует. Образ его первой любви редко теперь тревожил его - уже год, даже больше, как это кончилось. Он был так занят своими персиками. Кроме того, Холли писала, что у Флер родился сын. Вдруг он сказал:
"I think we ought to turn. Look at the sun!" - По-моему, надо поворачивать - посмотрите на солнце.
The sun, indeed, was well down behind the trees. Солнце, и правда, было уже низко за деревьями.
"My--yes!" - Ой, да.
Jon turned his steed. Джон повернул коня.
"Let's gallop, it'll be down in half an hour; and there's no moon till late." - Давайте галопом, через полчаса сядет; а луны еще долго не будет.
They galloped back along the track. The sun went down even faster than he had thought, the air grew cold, the light grey. Jon reined up suddenly. Они поскакали назад по дороге. Солнце зашло еще скорее, чем он думал, стало холодно, свет померк. Вдруг Джон придержал лошадь.
"I'm awfully sorry; I don't believe we're on the track we came by from the picnic. I feel we've gone off to the right. The tracks are all alike and these horses only came in from Columbia yesterday; they don't know the country any more than we do." - Простите, пожалуйста; кажется, мы не на той дороге, по которой ехали с пикника. Я чувствую, что мы сбились вправо. Дороги все одинаковые, а лошади только вчера из Колумбии, знают местность не лучше нашего.
The girl laughed. Девушка засмеялась.
"We'll be lost." - Мы заблудимся.
"M'm! That'll be no joke in these woods. Don't they ever end?" - Хм! Это не шутка в таком лесу. Ему что, конца нет?
"I reckon not, in these parts. It's an adventure." - Наверно, нет. Прямо приключение.
"Yes; but you'll catch cold. It's jolly cold at night." - Да, но вы простудитесь. Ночью здорово холодно.
"And you've had 'flu!" - А у вас только что была испанка!
"Oh! That's all right. Here's a track to the left. Shall we go on, or shall we take it?" - О, это неважно. Вот дорога влево. Поедем по ней или прямо?
"Take it." - По ней.
They cantered on. It was too dark now for galloping, and soon too dark for cantering. And the track wound on and on. Они поехали дальше. Для галопа было слишком темно, скоро и рысью ехать стало невозможно. А дорога извивалась бесконечно.
"This is a pretty business," said Jon. "I am sorry." - Вот так история, - сказал Джон. - Ой, как неприятно!
He peered towards her riding beside him, and could just see her smile. Они ехали рядом, но он еле-еле разглядел ее улыбку.
"Why! It's lots of fun." - Ну что вы! Страшно забавно.
He was glad she thought so, but he could not see it. Он был рад, что она так думает, но не совсем с ней согласен.
"I HAVE been an ass. Your brother'll be pretty sick with me." - Так глупо с моей стороны. Брат ваш меня не поблагодарит.
"He'll know I'm with you." - Он же знает, что я с вами.
"If we only had a compass. We may be out all night at this rate. Here's another fork! Gosh, it is going to be dark." - Если б еще у нас был компас. Так всю ночь можно проплутать. Опять дорога разветвляется! О черт, сейчас совсем стемнеет.
And, almost as he spoke, the last of the light failed; he could barely see her five yards away. И не успел он сказать это, как последний луч света погас; Джон едва различал девушку на расстоянии пяти шагов.
He came up close alongside, and she touched his sleeve. Он вплотную подъехал к ее лошади, и Энн дотронулась до его рукава.
"Don't worry," she said; "that spoils it." - Не надо беспокоиться, - сказала она, - вы этим только все портите.
Shifting his reins, he gave her hand a squeeze. Переложив поводья, он сжал ее руку.
"You're splendid, Miss Wilmot." - Вы молодчина, мисс Уилмот.
"Oh! do call me Anne. Surnames seem kind of chilly when you're lost." - О, зовите меня Энн. От фамилий как-то холодно, когда собьешься с дороги.
"Thank you very much. My name's Jon. Without an h, you know-- short for Jolyon." - Большое спасибо. Меня зовут Джон, по-настоящему - Джолион.
"Jolyon--Jon; I like it." - Джолион - Джон, это хорошо.
"Well, Anne's always been my favourite name. Shall we stop till the moon rises, or ride on?" - А я всегда любил имя Энн. Подождем, пока взойдет луна, или поедем дальше?
"When will the moon rise?" - А она когда взойдет?
"Not for hours, judging from last night." - Часов в десять, судя по вчерашнему. И будет почти полная. Но сейчас только шесть.
"Let's ride on and leave it to the horses." - Поедем, пусть лошади сами ищут дорогу.
"Right! Only if they make for anywhere I'm pretty sure it'll be towards Columbia, which must be miles and miles." - Ладно. Только если уж они нас куда-нибудь привезут, так в Колумбию, а это не близко.
They pursued the narrow track at a foot's pace. It was really dark now. Jon said: Они поехали шагом по узкой дороге. Теперь совсем стемнело. Джон сказал:
"Are you cold? You'd be warmer walking. I'll go ahead; stick close enough to see me." - Вам не холодно? Пешком идти теплее. Я поеду вперед; не отставайте, а то потеряете меня из виду.
He went ahead, and soon dismounted, feeling cold himself; there was utter silence among unending trees. Он поехал вперед и скоро спешился, потому что сам замерз. Ни звука нельзя было уловить в нескончаемом лесу, ни проблеска света.
"I'm cold now," said the voice of Anne. "I'll get off too." - Вот теперь я озябла, - послышался голос Энн. - Я тоже слезу.
They had trailed on perhaps half an hour like this, leading their horses, and almost feeling their way, when Jon said: Так они шли с полчаса, ведя лошадей в поводу и чуть не ощупью находя дорогу; вдруг Джон сказал:
"Look! There's some sort of a clearing here! And what's that blackness on the left?" - Посмотрите-ка! Что-то вроде поляны! А что там налево чернеется?
"It's a mound." - Это курган.
"Which mound, I wonder? The one we saw, or the other, or neither?" - Только какой, интересно? Тот, что мы видели, или второй, или еще новый?
"I reckon we'd better stop here till the moon rises, then maybe we'll see which it is, and know our way." - Пожалуй, побудем здесь, пока не взойдет луна, а тогда, может быть, разберемся и найдем дорогу.
"You're right. There'll be swamps, I expect. I'll tether the horses to leeward, and we'll try to find a nook. It IS cold." - Правильно! Тут, наверно, и болота есть. Я привяжу лошадей и поищем, где укрыться. А холодно!
He tethered the horses out of the wind, and, turning back, found her beside him. Он привязал лошадей с подветренной стороны, а когда повернулся, она была рядом с ним.
"It's creepy here," she said. - Жутко здесь, - сказала она.
"We'll find a snug place, and sit down." - Найдем уютное местечко и сядем.
He put his hand through her arm, and they moved round the foot of the mound. Он взял ее под руку, и они двинулись в обход кургана.
"Here," said Jon suddenly; "they've been digging. This'll be sheltered." He felt the ground--dry enough. "Let's squat here and talk." - Вот, - сказал вдруг Джон, - здесь копали. Здесь не будет ветра. Он пощупал землю - сухо. - Присядем здесь и поболтаем.
Side by side, with their backs to the wall of the excavated hollow, they lighted cigarettes, and sat listening to the silence. But for a snuffle or soft stamp now and then from the horses, there was not a sound. Trees and wind, both, were too sparse for melody, and nothing but their two selves and their horses seemed alive. A sprinkle of stars in a very dark sky and the deeper blackness of the pine stems was all they could see. Ah! and the glowing tips of their cigarettes, and each other's faces thereby illumined, now and then. Прислонившись к стенке вырытой ямы, они закурили и сидели бок о бок, прислушиваясь к тишине. Лошади пофыркивали, тихо переступали, больше не было слышно ни звука. Деревья не шумели - лес был редкий, да и ветер стих, и живого было - только они двое и лошади. Редкие звезды на очень темном небе да чернеющие в темноте стволы сосен - больше они ничего не видели. И еще светящиеся кончики папирос и время от времени - в свете их - лица друг друга.
"I don't expect you'll ever forgive me for this," said Jon, with gloom. - Вы, наверно, никогда мне этого не простите, - мрачно сказал Джон.
"Why! I'm just loving it." - Ну что вы! Мне страшно нравится.
"Very sweet of you to say so; but you must be awfully cold. Look here--have my coat!" - Очень мило, что вы так говорите, но вы, наверно, ужасно озябли. Знаете что, возьмите мой пиджак.
He had begun to take it off when she said: Он уже начал снимать его, когда она сказала:
"If you do that I'll run out into the woods and get really lost." - Если вы это сделаете, я убегу в лес и заблужусь всерьез.
Jon resumed his coat. Джон покорился.
"It might have been one of those Blair girls," he said. - Просто случай, что это вы, а не кто-нибудь из девочек Блэр, - сказал он.
"Would you rather?" - А вам бы хотелось?
"For your sake, of course. Not for my own--no, indeed!" - Для вас - конечно. Но не для меня, нет, право же!
They were looking round at each other so that the tips of their cigarettes were almost touching. Just able to see her eyes, he had a very distinct impulse to put his arm round her. It seemed the natural and proper thing to do, but of course it was not "done"! Они повернулись друг к другу, так что кончики их папирос чуть не столкнулись. Едва различая ее глаза, он вдруг ощутил четкое желание обнять ее. Это казалось так нужно и естественно - но разве можно!
"Have some chocolate," she said. - Хотите шоколаду? - сказала она.
Jon ate a very little. The chocolate should be reserved for her! Джон съел малюсенький кусочек: шоколад нужно сберечь для нее.
"This is a real adventure. It IS black. I'd have been scared alone--seems kind of spooky here." - Настоящее приключение. Ой, как темно! Одна я бы испугалась, тут страшновато.
"Spirits of the old Indians," muttered Jon. "Only I don't believe in spirits." - Духи индейцев, - проговорил Джон. - Только я не верю в духов.
"You would if you'd had a coloured nanny." - Поверили бы, если б вас растила цветная нянька.
"Did you have one?" - А у вас была?
"Surely, with a voice as soft as mush melon. We have one old darkie still, who was a slave as a boy. He's the best of all the negroes round--nearly eighty, with quite white hair." - Ну да, и голос у нее был мягкий, как дыня. У нас есть один старый негр, который в детстве был рабом. Самый милый из всех наших негров; ему скоро восемьдесят лет, волосы совсем белые.
"Your father couldn't have been in the Civil War, could he?" - Ваш отец ведь уже не мог участвовать в Гражданской войне?
"No; my two grandfathers and my great-grandfather." - Нет; два деда и прадед.
"And how old are you, Anne?" - А вам сколько лет, Энн?
"Nineteen." - Девятнадцать.
"I'm twenty-three." - Мне двадцать три.
"Tell me about your home in England." - Расскажите мне про свой дом в Англии.
"I haven't one now." - Теперь у меня там ничего и нет.
He began an expurgated edition of his youth, and it seemed to him that she listened beautifully. He asked for her story in return; and, while she was telling it, wondered whether he liked her voice or not. It dwelled and slurred, but was soft and had great flavour. When she had finished her simple tale, for she had hardly been away from home, there was silence, till Jon said: Он рассказал ей историю своей юности в сокращенном издании и решил, что она слушает замечательно. Потом попросил ее рассказать о себе и, пока она говорила, все думал, нравится ли ему ее голос. Она запиналась и проглатывала слова, но голос был мягкий и очень приятный. Когда она кончила свою немудрую повесть - она почти не уезжала из дому, - наступило молчание, потом Джон сказал:
"I'll go and see that the horses are all right; then perhaps you could get a snooze." - Еще только половина восьмого. Пойду взгляну на лошадей. А потом вы, может быть, поспите.
He moved round the foot of the mound till he came to the horses, and stayed a little talking to them and stroking their noses. A feeling, warm and protective, stirred within him. This was a nice child, and a brave one. A face to remember, with lots behind it. Suddenly he heard her voice, low and as if pretending not to call: "Jon, oh, Jon!" He felt his way back through the darkness. Her hands were stretched out. Он стал обходить курган и, добравшись до лошадей, постоял, поговорил с ними, погладил их морды. В нем шевелилось теплое чувство покровителя. Хорошая девочка, и храбрая. Такое лицо запомнишь, в нем что-то есть, вдруг он услышал ее голос, тихий, словно она не хотела показать вида, что зовет: "Джон! Ау, Джон!" Он ощупью пошел обратно. Она протянула вперед руки.
"It IS so spooky! That funny rustling! I've got creeps down my back!" - Очень страшно! Шуршит что-то! У меня мурашки по спине бегают.
"The wind's got up a bit. Let's sit back to back--it'll keep you warm. Or, look here, I'll sit against the bank; if you lean up against me you could go to sleep. It's only an hour or two now before we can ride on by moonlight." - Ветер поднялся. Давайте сядем спина к спине, вам будет теплее. Или знаете как - я сяду у стены, а вы прислонитесь ко мне и сможете уснуть. Только два часа оста - лось, потом поедем при луне.
They took up the suggested postures, her back against his side, and her head in the hollow of his arm and shoulder. Они сели, как он предлагал, она прислонилась к нему, головой уткнулась ему в плечо.
"Comfy?" - Уютно?
"Surely. It stops the creeps." - Очень. И мурашки кончились. Тяжело?
- Ни капельки, - сказал Джон.
They smoked and talked a little more. The stars were brighter now, and their eyes more accustomed to the darkness. And they were grateful for each other's warmth. Jon enjoyed the scent, as of hay, that rose from her hair not far below his nose. Then came a long silence, while the warm protective feeling grew and grew within him. He would have liked to slip his arms round and hold her closer. But of course he did not. It was, however, as much as he could do to remain a piece of warmth impersonal enough for her to recline against. This was the very first time since he left England that he had felt an inclination to put his arms round anyone, so badly burnt had he been in that old affair. The wind rose, talked in the trees, died away again; the stillness was greater than ever. He was very wide awake, and it seemed curious to him that she should sleep, for, surely, she was asleep--so still. The stars twinkled, and he gazed up at them. His limbs began to ache and twitch, and suddenly he realised that she was no more asleep than he. She slowly turned her head till he could see her eyes, grave, enticing. Они еще покурили и поболтали. Звезды стали ярче, глаза привыкли к темноте. И они были благодарны друг Другу за тепло. Джону нравился запах ее волос - как от сена - у самого его носа. Он с удовольствием обнял бы ее и прижал к себе. Но он этого не сделал. Однако ему было нелегко оставаться чем-то теплым, безличным, чтобы ей только было к чему прислониться. В первый раз после отъезда из Англии он испытывал желание обнять когонибудь - так сильно он тогда обжегся. Ветер поднялся, прошумел в деревьях, опять улегся; стало еще тише. Ему совсем не хотелось спать, и казалось странным, что она спит - ведь спит, не двигается! Звезды мерцали, он стал пристально смотреть на них. Руки и ноги у него затекли, и вдруг он заметил, что она и не думает спать. Она медленно повернула голову, и он увидел ее глаза - серьезные, манящие.
"I'm cramping you," she said, and raised herself; but his arm restored her. - Вам тяжело, - сказала она и приподнялась, но его рука вернула ее на место.
"Not a bit; so long as you're warm and comfy." - Ни капельки, только бы вам было тепло и уютно.
Her head settled in again; and the vigil was resumed. They talked a little now, of nothing important, and he thought: 'It's queer-- one could live months knowing people and not know them half so well as we shall know each other now.' Голова легла обратно; и бдение продолжалось. Изредка они переговаривались о всяких пустяках, и он думал: "Занятно - можно прожить месяцы со знакомыми людьми и знать их хуже, чем мы теперь будем знать друг друга".
Again a long silence fell; but this time his arm was round her, it was more comfortable so, for both of them. And Jon began to have the feeling that it would be inadvisable for the moon to rise. Had she that feeling too? He wondered. But if she had, the moon in its courses paid no attention. For suddenly he became conscious that it was there, behind the trees somewhere lurking, a curious kind of stilly glimmer creeping about the air, along the ground, in and out of the tree-stems. Опять наступило долгое молчание; но теперь Джон обхватил ее рукой, так было удобнее обоим. И он начал подумывать, что луне, собственно, и не к чему всходить. Думала ли Энн то же самое? Он не знал. Но если и думала, луне было все равно, так как он вдруг понял, что она уже тут, где-то за деревьями, - странное спокойное мерцание стало излучаться в воздухе, поползло по земле, исходило из стволов деревьев.
"The moon!" he said. - Луна! - сказал он.
She did not stir, and his heart beat rather fast. So! She did not want the moon to rise any more than he! And slowly the creeping glimmer became light, and, between the tree-stems, stole, invading their bodies till they were visible. And still they sat, unstirring, as if afraid to break a spell. The moon gained power and a cold glory, and rose above the trees; the world was alive once more. Jon thought, 'Could I kiss her?' and at once recoiled. As if she would want! But, as though she divined his thought, she turned her head, and her eyes looked into his. Энн не двинулась, и сердце его заколотилось. Вот как! Ей, как и ему, не хотелось, чтобы луна всходила! Медленно неясное мерцание наливалось светом, кралось между стволами, окутало их фигуры; и мрак рассеялся. А они все сидели не шевелясь, словно боясь нарушить очарование. Луна набралась сил и в холодном сиянии встала над деревьями; мир ожил. Джон подумал: "Можно ее поцеловать?" - и сейчас же раздумал. Да разве она позволит! Но, словно угадывая его мысль, она повернула голову и посмотрела ему в глаза. Он сказал:
"I'm in charge of you!" he did not exactly say. - Я за вас отвечаю.
Her answer was a little sigh, and she got up. They stood, gazing into the whitened mysterious wood. Послышался легкий вздох, и она встала. Они стояли, потягиваясь, вглядываясь в побелевший таинственный лес.
"Look!" said Jon; "It IS the mound. There's the path down to the hollow where we had the picnic. Now we can find the way all right." - Посмотрите, Энн, курган тот самый! Вот тропинка к тому овражку, где мы ели. Теперь-то мы найдем дорогу.
She made a sound that he could not interpret, and they went towards the horses, untethered them, and mounted. They set forth, riding side by side. - Да, - Интонация была для него непонятной, Они подошли к лошадям, отвязали их и сели. Вдвоем они теперь, конечно, найдут дорогу; и они тронулись в путь. Ехали рядом.
Джон сказал:
"This'll be something to remember," said Jon. - Ну вот, будет что вспомнить.
"Yes, I shall always remember it." - Да, я никогда не забуду.
They said no more, except to consult about the way, but this was soon so clear, that they cantered till they came out on the polo ground close to the hotel. Больше они не говорили, только советовались о дороге, но скоро стало ясно, куда ехать, и они поскакали. Вот и луг, где играли в поло, - у самой гостиницы.
"Go in and relieve your brother's mind. I'll take the horses round, and then come on." - Ступайте успокойте вашего брата. Я отведу лошадей и сейчас вернусь.
When he entered the hotel lounge Francis Wilmot, still in riding clothes, was alone. His expression was peculiar, not exactly hostile, but certainly not friendly. Когда он вошел в салон, Фрэнсис Уилмот, лице не переодевшись после поездки, сидел там один. У него было странное выражение лица - не то чтобы враждебное, но, уж конечно, и не дружелюбное.
"Anne's gone up," he said, "I reckon you haven't much bump of locality. You surely had me scared." - Энн прошла наверх, - сказал он. - Вы, по-видимому, неважно ориентируетесь. Я сильно беспокоился.
"I'm awfully sorry," said Jon humbly, "I forgot the horses were new to the country." - Простите меня, пожалуйста, - смиренно сказал Джон, - я забыл, что лошади не знают местности.
"Well!" said Francis Wilmot, and shrugged his shoulders. - Что ж, - сказал Фрэнсис Уилмот и пожал плечами.
Jon looked at the young man steadily. Джон в упор посмотрел на него.
"You don't think that I got bushed on purpose? Because you look as if you did." - Уж вы не воображаете ли, что я отстал нарочно? А то у вас это на лице написано.
Again Francis Wilmot shrugged his shoulders. Фрэнсис Уилмот опять пожал плечами.
"Forgive me," said Jon, "but aren't you forgetting that your sister's a lady, and that one doesn't behave like a cad with a lady?" - Простите, - сказал Джон, - но вы, кажется, забыли, что ваша сестра - порядочная женщина, с которой не станешь вести себя, как последний мерзавец.
Francis Wilmot did not answer; he went to a window and stood looking out. Jon felt very angry. He sat down on the arm of a long chair, suddenly extremely tired. He sat there looking at the ground, and frowning heavily. Damn the fellow! Had he been bullying Anne? If he had--! Фрэнсис Уилмот не отвечал; он отошел к окну и глядел на улицу. Джон был очень зол; он присел на ручку кресла, внезапно почувствовав страшную усталость. Сидел и хмуро смотрел в пол. Вот черт! Он и сестре устроил сцену? Если так...
A voice behind him said: Голос за его спиной произнес:
"I reckon I didn't mean it. I certainly am sorry. It was just the scare. Shake hands!" - Я, знаете, не то хотел сказать! Извините, пожалуйста, я просто очень беспокоился. Руку!
Jon stretched out his own impulsively, and they shook hands, looking straight into each other's eyes. Джон вскочил, и они обменялись рукопожатием, глядя прямо в глаза друг другу.
"You must be about through," said Francis Wilmot. "Come on to my room; I've gotten a flask. I've given Anne a dram already." - Вы, наверно, совсем вымотались, - сказал Фрэнсис Уилмот. - Пойдемте ко мне; у меня там есть фляжка. Я уж и Энн дал глотнуть.
They went up. Jon sat in the only chair, Francis Wilmot on the bed. Они поднялись наверх. Джон сел на единственный стул, Фрэнсис Уилмот на кровать.
"Anne tells me she's asked you to come home with us to-morrow. I surely hope you will." - Энн говорила, что звала вас ехать к нам завтра. Надеюсь, вы не раздумаете?
"I should simply love to." - Я бы с наслаждением.
"That's fine!" - Ну, вот и отлично!
They drank, talked a little, smoked. Они выпили, поболтали, покурили.
"Good night," said Jon, suddenly, "or I shall go to sleep here." - Спокойной ночи, - вдруг сказал Джон, - а то я здесь у вас засну.
They shook hands again, and Jon staggered to his room. He fell asleep at once. Они опять пожали друг другу руки, и Джон, пошатываясь, отправился к себе. Он уснул мгновенно.
They travelled next day, all three, through Columbia and Charleston, to the Wilmot's place. It stood in the bend of a red river, with cotton fields around, and swampy ground where live oaks grew, melancholy, festooned with Florida moss. The old slave quarters, disused except as kennels, were still standing; the two- storied house had flights of wooden steps running up on each side, on to the wide wisteria-covered porch, and needed a coat of paint; and, within, rooms ran one into the other, hung with old portraits of dead Wilmots and de Frevilles; and darkies wandered around and talked their soft drawled speech. На следующий день они втроем поехали через Колумбию и Чарлстон в имение Уилмотов. Дом стоял в излучине красноватой реки, окруженный хлопковыми полями и болотами, на которых росли вечнозеленые дубы, унылые, обвешанные флоридским мхом. Прежние лачуги рабов, в которых теперь жили только собаки, еще не были снесены. Дом был двухэтажный, с двумя деревянными лестницами, ведущими на увитую систарией веранду; он сильно нуждался в покраске. Комнаты все были проходные, в них висели старые портреты умерших Уилмотов и де Фревилей, да бродили негры, переговариваясь тягучими, мягкими голосами.
Jon was happier than he had been since he landed in the New World three and a half years ago. In the mornings he sauntered with the dogs in the sunlight or tried to write poetry--for the two young Wilmots were busy. After the midday meal he rode with them or with Anne alone. In the evening he learned from her to play the ukulele before a wood fire lighted at sundown, or heard about cotton culture from Francis, with whom, since that moment of animosity, he was on the best of terms. Джону ни разу еще не было так хорошо, с самого приезда в Новый Свет, три с половиной года назад. По утрам он возился на солнышке с собаками или пытался писать стихи, так как молодые хозяева были заняты. После обеда он ездил верхом с ними обоими или с одной Энн. Вечерами учился у нее играть на гавайской гитаре перед камином, который топили, когда заходило солнце, или слушал, как Фрэнсис рассказывал о разведении хлопка с ним, после той минутной размолвки, он был опять в самых лучших отношениях.
Between Anne and himself there was little talk; they had, as it were, resumed the silence which had fallen when they sat in the dark under the old Indian mound. But he watched her; indeed, he was always trying to catch the grave enticing look in her dark eyes. More and more she seemed to him unlike any girl he had ever known; quicker, more silent, and with more "sand." The days went on, in warm sun, and the nightly scent of wood smoke; and his holiday drew to an end. He could play the ukulele now, and they sang to it--negro spirituals, songs from comic operas, and other immortal works. The last day came, and dismay descended on Jon. To-morrow, early, he was going back to his peaches at Southern Pines! That afternoon, riding with her for the last time, the silence was almost unnatural, and she did not even look at him. Jon went up to change, with panic in his heart. He knew now that he wanted to take her back with him, and he thought he knew that she did not want to come. How he would miss watching for those eyes to be fixed on him. He was thirsty with the wish to kiss her. He went down moodily, and sat in a long chair before the wood fire, pulling a spaniel's ears and watching the room darken. Perhaps she wouldn't even come for a last sing-song. Perhaps there would be nothing more but dinner and an evening a trois; not even a chance to say he loved her and be told that she didn't love him. And he thought, miserably: 'It's my fault--I'm a silent fool; I've missed my chance.' С Энн он говорил мало; они как бы снова погрузились в то молчание, которое началось, когда они сидели в темноте у старого индейского кургана. Но он следил за ней; он все время старался поймать серьезный, манящий взгляд ее темных глаз. Она казалась ему все менее и менее похожей на других знакомых девушек; была быстрее их, молчаливее, самостоятельнее. Дни бежали, солнце грело, по ночам пахло дымом лесных пожаров; и каникулы Джона подходили к концу. Он уже умел играть на гавайской гитаре, и под ее аккомпанемент они исполняли негритянские песни, арии из опереток и прочие бессмертные произведения искусства. Настал последний день, и Джона охватило смятение. Завтра рано утром он уезжает в Южные Сосны, к своим персикам! В тот день, когда он в последний раз ездил с ней верхом, молчание было почти неестественное, и она даже не смотрела на него. Джон пошел наверх переодеваться, унося в душе ужас. Теперь он знал, что хочет увезти ее с собой, и был уверен, что она не поедет. Как скучно думать, что нельзя будет больше ловить на себе ее взгляд. Он изголодался от желания поцеловать ее. Он сошел вниз угрюмый и сел в кресло перед горящим камином; теребил за уши рыжего сеттера, смотрел, как в комнате темнеет. Может быть, она даже не придет попеть напоследок. Может быть, ничего больше не будет - только ужин и вечер втроем; не удастся даже сказать, что он любит ее, и услышать в ответ, что она его не любит. И он тоскливо думал: "Я сам виноват - дурак, зачем молчал, упустил случай".
The room darkened till there was nothing but firelight, and the spaniel went to sleep. Jon, too, closed his eyes. It was as if he could wait better, thus--for the worst. When he opened them she was standing in front of him with the ukuleles in her hands. В комнате стемнело, только камин горел; сеттер уснул. Джон тоже закрыл глаза. Так, казалось, было лучше ждать... самого худшего. Когда он открыл глаза, она стояла перед ним с гитарами.
"Do you want to play, Jon?" - Хотите поиграть, Джон?
"Yes," said Jon, "let's play. It's the last time"; and he took his ukulele. - Да, - сказал Джон, - давайте поиграем. В последний раз, - и он взял гитару.
She sat down on the rug before the fire, and began to tune hers. Jon slipped down beside the spaniel and began to tune his. The spaniel got up and went away. Она села на коврик перед камином и стала настраивать. Джон соскользнул на пол, где лежал сеттер, и тоже стал настраивать. Сеттер встал и ушел.
"What shall we sing?" - Что будем петь?
"I don't want to sing, Anne. You sing; I'll just accompany." - Я не хочу петь, Энн. Пойте вы. Я буду аккомпанировать.
She didn't look at him! She would not look at him! It was all up! What a fool he'd been! Она не смотрит на него! И не будет смотреть! Все кончено! Дурак, что он наделал!
Anne sang. She sang a crooning phrase--some Spanish air. Jon plucked his strings, and the tune plucked his heart. She sang it through. She sang it again, and her eyes slid round. God! She WAS looking at him. She mustn't see that he knew she was! It was too good--that long dark look over the ukulele. Between him and her were her ukulele and his own. He dropped the beastly thing. And, suddenly shifting along the floor, he put his arm round her. Without a word she drooped her head against his shoulder, as when they sat under the Indian mound. He bent his cheek down to her hair. It smelled, as it had then, of hay. And, just as she had screwed her face round in the moonlight, she turned it to him now. But this time Jon kissed her lips. Энн запела. Она пела протяжную песню - зов испанской горянки. Джон щипал струны, а мелодия щипала его за сердце. Она допела до конца, спела еще раз, и ее взгляд передвинулся. Что? Она смотрит на него наконец! Не надо показывать вида, что он заметил. Уж очень хорошо - этот долгий, темный взгляд поверх гитары. Между ними была ее гитара и его. Он отшвырнул эту гадость. И вдруг, подвинувшись на полу, обнял девушку. Она молча уронила голову ему на плечо, как тогда, у индейского кургана. Он наклонился щекой к ее волосам. От них пахло, как и тогда, сеном. И как тогда, в лунном свете, Энн закинула голову, так и теперь она повернулась к нему. Но теперь Джон поцеловал ее в губы.

К началу страницы

Граммтаблицы | Тексты

Hosted by uCoz