Краткая коллекция англтекстов

Джон Голсуорси. Сага о Форсайтах

THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть третья)

CHAPTER XII ORDEAL BY SHAREHOLDER/XII. ИСПЫТАНИЕ

English Русский
Repairing, next day, to the Aeroplane Club, where, notably spruce, Sir Lawrence was waiting in the lounge, Michael thought: 'Good old Bart! he's got himself up for the guillotine all right!' На следующий день, войдя в "Аэроплан", где его ждал сэр Лоренс, подчеркнуто элегантный, Майкл подумал: "Добрый старый Барт! Нарядился для гильотины!"
"That white piping will show the blood!" he said. "Old Forsyte's neat this morning, but not so gaudy." - По этой белой полосочке они сразу поймут, с кем имеют дело, - сказал он, - у "Старого Форсайта" тоже сегодня хороший галстук, но не такой шикарный.
"Ah! How is 'Old Forsyte'? In good heart?" - А-а! Как поживает "Старый Форсайт"? В хорошем настроении?
"One doesn't ask him, sir. How do you feel yourself?" - Неудобно было его спрашивать, сэр. А вы сами как?
"Exactly as I used to before the Eton and Winchester match. I think I shall have shandy-gaff at lunch." - Совершенно как перед матчем Итона с Уинчестером. Я думаю, что мне надо за завтраком выпить.
When they had taken their seats, Sir Lawrence went on: Когда они уселись, сэр Лоренс продолжал:
"I remember seeing a man tried for murder in Colombo; the poor fellow was positively blue. I think my favourite moment in the past, Michael, is Walter Raleigh asking for a second shirt. By the way, it's never been properly settled yet whether the courtiers of that day were lousy. What are you going to have, my dear fellow?" - Помню, я видел в Коломбо, как человека судили за убийство. Этот несчастный положительно весь посинел. Мне кажется, что самый мой любимый момент в истории, это когда Уолтер Рэйли попросил другую рубашку. Кстати, до сих пор не установлено наверняка - были ли придворные в те времена вшивыми или нет. Что ты будешь есть, мой милый?
"Cold beef, pickled walnuts, and gooseberry tart." - Холодный ростбиф, маринованные орехи и торт с вареньем.
"Excellent for the character. I shall have curry; they give you a very good Bombay duck here. I rather fancy we shall be fired, Michael. 'Nous sommes trahis!' used to be the prerogative of the French, but I'm afraid we're getting the attitude, too. The Yellow Press has made a difference." - Делает тебе честь. Я буду есть пилав; здесь превосходно жарят утку! Думаю, что нас сегодня выставят, Майкл. "Nous sommes trahis" [25] - было когда-то прерогативой французов, но боюсь, что и мы попали в такое же положение. Всему виной - желтая пресса.
Michael shook his head. Майкл покачал головой.
"We say it, but we don't act on it; the climate's too uncertain." - Мы так говорим, но мы поступаем по-другому. У нас климат не такой.
"That sounds deep. This looks very good curry--will you change your mind? Old Fontenoy sometimes comes in here; he has no inside. It'll be serious for him if we're shown the door." - Звучит глубокомысленно. Смотри, какой хороший пилав, не возьмешь ли и ты? Тут иногда бывает старик Фонтеной, его денежные дела не блестящи. Если нас выставят, для него это будет серьезно.
"Deuced rum," said Michael suddenly, "how titles still go down. There can't be any belief in their business capacity." - Чертовски странно, - вдруг сказал Майкл, - как все-таки еще титулы в ходу. Ведь не верят же в их деловое значение?
"Character, my dear fellow--the good old English gentleman. After all, there's something in it." - Репутация, дорогой мой, - добрый, старый английский джентльмен. В конце концов в этом что-то есть.
"I fancy, sir, it's more a case of complex in the shareholders. Their parents show them a lord when they're young." - Я думаю, сэр, что у пайщиков это просто навязчивая идея. Им еще в детстве родители показывают лордов.
"Shareholders," said Sir Lawrence; "the word is comprehensive. Who are they, what are they, when are they?" - Пайщики, - повторил сэр Лоренс, - понятие широкое. Кто они, что они такое, когда их можно видеть?
"This afternoon," said Michael, "and I shall have a good look at them." - Когда? Сегодня в три часа, - сказал Майкл, - и я собираюсь их хорошенько рассмотреть.
"They won't let you in, my dear." - Но тебя не пропустят, мой милый.
"No?" - Неужели?
"Certainly not." - Конечно, нет.
Michael frowned. Майкл сдвинул брови.
"What paper," he said, "is sure not to be represented?" - Какая газета там наверняка не будет представлена? - спросил он.
Sir Lawrence gave his whinnying laugh. Сэр Лоренс засмеялся тоненьким, пискливым смехом.
"The Field," he said; "The Horse and Hound; The Gardener's Weekly." - "Нива", - сказал он, - "Охотничий журнал", "Садовник".
"I'll slide in on them." - Вот я и проскочу за их счет.
"You'll see us die game, I hope," said Sir Lawrence, with sudden gravity. - Надеюсь, что если мы и умрем, то смертью храбрых, - сказал сэр Лоренс, внезапно став серьезным.
They took a cab together to the meeting, but separated before reaching the door of the hotel. Они вместе взяли такси, но, не доехав до отеля, расстались.
Michael had thought better of the Press, and took up a position in the passage, whence he could watch for a chance. Stout men, in dark suits, with a palpable look of having lunched off turbot, joints, and cheese, kept passing him. He noticed that each handed the janitor a paper. 'I'll hand him a paper, too,' he thought, 'and scoot in.' Watching for some even stouter men, he took cover between two of them, and approached the door, with an announcement of 'Counterfeits' in his left hand. Handing it across a neighbouring importance, he was quickly into a seat. He saw the janitor's face poked round the door. 'No, my friend,' thought Michael, 'if you could tell duds from shareholders, you wouldn't be in that job!' Майкл передумал насчет прессы и просто решил занять наблюдательный пост в коридоре и ждать случая. Мимо него проходили толстые люди в темных костюмах, по которым сразу было видно, что они ели на завтрак палтус, филе и сыр. Он заметил, что каждый подавал швейцару бумажку. "Я тоже суну ему бумажку и проскочу", - подумал Майкл. Высмотрев группу особенно толстых людей, он спрятался между ними и прошел в дверь, держа в руке объявление о выходе в свет "Подделок". Показав ее через плечо осанистого толстяка, он быстро проскользнул в зал и сел. Он видел потом, как швейцар заглядывал в дверь. "Нет, мой милый, - подумал он, - если бы ты умел отличать всякий сброд от пайщиков, тебя бы тут не держали".
He found a report before him, and holding it up, looked at other things. The room seemed to him to have been got by a concert-hall out of a station waiting-room. It had a platform with a long table, behind which were seven empty chairs, and seven inkpots, with seven quill pens upright in them. 'Quills!' thought Michael; 'symbolic, I suppose--they'll all use fountain-pens!' Он нашел на своем месте повестку и, прикрывшись ею, стал рассматривать присутствующих. Ему казалось, что это помещение - помесь концертного зала с железнодорожной станцией. В глубине была эстрада с длинным столом, за которым стояло семь пустых стульев; на столе - семь чернильниц с семью гусиными перьями, торчавшими стоймя. "Гусиные перья! подумал Майкл. - Наверно, это просто символ: теперь у каждого есть вечная ручка".
Back-centre of the platform was a door, and in front, below it, a table, where four men were sitting, fiddling with notebooks. 'Orchestra,' thought Michael. He turned his attention to the eight or ten rows of shareholders. They looked what they were, but he could not tell why. Their faces were cast in an infinity of moulds, but all had the air of waiting for something they knew they would not get. What sort of lives did they lead, or did their lives lead them? Nearly all wore moustaches. His neighbours to right and left were the same stout shareholders between whom he had slipped in; they both had thick lobes to their ears, and necks even broader than the straight broad backs of their heads. He was a good deal impressed. Dotted here and there he noticed a woman, or a parson. There was practically no conversation, from which he surmised that no one knew his neighbour. He had a feeling that a dog somewhere would have humanised the occasion. He was musing on the colour scheme of green picked out with chocolate and chased with gold, when the door behind the platform was thrown open, and seven men in black coats filed in, and with little bows took their seats behind the quills. They reminded him of people getting up on horses, or about to play the piano--full of small adjustments. That--on the Chairman's right--would be old Fontenoy, with a face entirely composed of features. Michael had an odd conceit: a little thing in a white top-hat sat inside the brain, driving the features eight-in-hand. Then came a face straight from a picture of Her Majesty's Government in 1850, round and pink, with a high nose, a small mouth, and little white whiskers; while at the end on the right was a countenance whose jaw and eyes seemed boring into a conundrum beyond the wall at Michael's back. 'Legal!' he thought. His scrutiny passed back to the Chairman. Chosen? Was he--or was he not? A bearded man, a little behind on the Chairman's left, was already reading from a book, in a rapid monotonous voice. That must be the secretary letting off his minute guns. And in front of him was clearly the new manager, on whose left Michael observed his own father. The dark pothooks over Sir Lawrence's right eye were slightly raised, and his mouth was puckered under the cut line of his small moustache. He looked almost Oriental, quick but still. His left hand held his tortoiseshell-rimmed monocle between thumb and finger. 'Not quite in the scene!' thought Michael; 'poor old Bart!' He had come now to the last of the row. 'Old Forsyte' was sitting precisely as if alone in the world; with one corner of his mouth just drawn down, and one nostril just drawn up, he seemed to Michael quite fascinatingly detached; and yet not out of the picture. Within that still neat figure, whereof only one patent- leather boot seemed with a slight movement to be living, was intense concentration, entire respect for the proceedings, and yet, a queer contempt for them; he was like a statue of reality, by one who had seen that there was precious little reality in it. 'He chills my soup,' thought Michael, 'but--dash it!--I can't help half admiring him!' Сзади эстрады была дверь, а перед эстрадой, пониже, - столик, за которым четыре человека поигрывали блокнотами. "Оркестр", - подумал Майкл. Он стал разглядывать пайщиков, рассевшихся в восемь рядов. Весь их облик выдавал в них пайщиков - Майкл сам не знал почему. Лица у них были самые разнообразные, но у всех было выражение, как будто они ждут чего-то, чего им, наверно, не получить. Какую жизнь они ведут? Или жизнь ведет их? Почти у всех у них усы. Справа и слева от него сидели те самые толстяки, с которыми он проскользнул в зал; у них были пухлые ушные мочки, а шеи были еще шире, чем плоские, широкие затылки. Майкл был подавлен. Среди пайщиков маячило несколько женщин и два-три пастора. Никто не разговаривал, из чего он заключил, что никто друг друга не знает. Он подумал, что, появись в зале собака, обстановка стала бы более человечной. Он рассматривал зеленоватые стены с коричневым бордюром и золотыми орнаментами, когда дверь за эстрадой распахнулась и семь человек в черных сюртуках вошли и с легким поклоном уселись за стол, против гусиных перьев. Майклу они напомнили военных, садящихся на коней, или пианистов перед игрой - Так они пристраивались. Этот - справа от председателя - наверно, старый лорд Фонтеной. Какие у него подвижные черты лица! Майклу пришла в голову нелепая фантазия: внутри черепа сидит маленький человечек в белом цилиндре и правит этими чертами, как четверкой. Следующее лицо словно сошло с портрета "Министры ее величества королевы Виктории в 1850 году" - круглое и розовое, с прямым носом, маленьким ртом и беленькими бачками. Справа, в конце, сидел человек с выступающим подбородком и глазами, буравившими стену сзади Майкла. "Юрист!" - подумал Майкл. Он перевел взгляд на председателя. Еврей он или нет? Бородатый человек, рядом с председателем, начал что-то читать по книге, быстро и монотонно. Должно быть, секретарь - строчит как пулемет свои протоколы. Дальше сидел, очевидно, новый директор-распорядитель, возле которого Майкл увидел своего отца. Темная закорючка над правым глазом сэра Лоренса была чуть-чуть приподнята, и губы поджаты под ровной линией коротких усов. В его внешности, живой и в то же время спокойной, чудилось чтото восточное. В левой руке, между большим и указательным пальцами, он держал свой черепаховый монокль. "Не совсем подходит к обстановке, - подумал Майкл, - бедный старый Барт!" Наконец, он перешел к последнему, крайнему слева. "Старый Форсайт" сидел, точно он был один на свете; правый угол рта был чуть опущен, левая ноздря чуть приподнята. Майклу понравился его вид удивительно независим и все-таки не выпадает из общего тона. В этой спокойной, аккуратной фигуре, в которой живым казался только чуть подрагивающий кончик лакированного ботинка, была полная сосредоточенность, полное уважение ко всему происходившему, и в то же время странное презрение ко всему на свете. Он походил на статую действительности, вылепленную скульптором, не верившим в действительность. "Около него замерзнуть можно, - подумал Майкл. - И все же, черт побери! Не могу не восхищаться им".
The Chairman had now risen. 'He IS'--thought Michael; 'no, he isn't--yes--no--I can't tell!' He could hardly attend to what the Chairman said, for wondering whether he was chosen or not, though well aware that it did not matter at all. The Chairman kept steadily on. Distracted, Michael caught words and words: "European situation--misguided policy--French--totally unexpected-- position disclosed--manager--unfortunate circumstances shortly to be explained to you--future of this great concern--no reason to doubt--" Председатель встал. "Еврей? Нет, не еврей. Не знаю", - думал Майкл. Он едва слушал, что говорил председатель, решая, еврей он или нет, хотя сам прекрасно понимал, что это безразлично. Председатель продолжал говорить. Майкл рассеянно ловил его слова: "Положение в Европе - ошибочная политика - французы - совершенно неожиданно - создавшаяся конъюнктура директор - непредвиденные обстоятельства, которые сейчас нам разъяснят, - будущее этого крупного предприятия - нет оснований сомневаться..."
'Oil,' thought Michael, 'he is--and yet--!' "Подмасливает, - подумал Майкл, - кажется, он всетаки... а впрочем..."
"I will now ask one of your directors, Mr. Forsyte, to give you at first hand an account of this painful matter." - Теперь я попрошу одного из наших директоров, мистера Форсайта, изложить сущность этого тягостного дела.
Michael saw Soames, pale and deliberate, take a piece of paper from his breast-pocket, and rise. Was it to the occasion? Сомс, бледный и решительный, достал из внутреннего кармана листок бумаги и встал - ну, как-то он выпутается?
"I will give you the facts shortly," he said in a voice which reminded Michael of a dry, made-up wine. "On the eleventh of January last I was visited by a clerk in the employ of the Society--" - Я буду краток в изложении фактов, - проговорил он голосом, напомнившим Майклу старое, терпкое вино. - Одиннадцатого января сего года ко мне явился клерк, служивший в нашем Обществе...
Familiar with these details, Michael paid them little attention, watching the shareholders for signs of reaction. He saw none, and it was suddenly borne in on him why they wore moustaches: They could not trust their mouths! Character was in the mouth. Moustaches had come in when people no longer went about, like the old Duke, saying: "Think what you damned well like of my character!" Mouths had tried to come in again, of course, before the war; but what with majors, shareholders, and the working classes, they now had little or no chance! He heard Soames say: Знакомый с этими подробностями, Майкл слушал невнимательно, стараясь уловить на лицах пайщиков какуюнибудь реакцию. Но он ничего не увидел и вдруг понял, зачем они носят усы: они не доверяют своим ртам. Характер сказывается в складе рта. Усы вошли в моду, когда люди перестали говорить, как герцог Веллингтон: "А, думайте обо мне что хотите, черт побери!" Перед войной бритые губы начали было опять входить в моду, но ни у майоров, ни у пайщиков, ни у рабочих успеха не имели. Майкл услышал слова Сомса:
"In these circumstances we came to the conclusion that there was nothing for it but to wait and see." Michael saw a sudden quiver pass over the moustaches, as might wind over grass. - Ввиду таких обстоятельств, мы пришли к заключению, что остается только ждать у моря погоды.
'Wrong phrase,' he thought; 'we all do it, but we can't bear being reminded of it.' Майкл увидел, как по всем усам, словно ветер по лугу, пробежала внезапная дрожь. "Неудачно сказано, - подумал он, - мы все так поступаем, но не любим, когда нам об этом напоминают".
"Six weeks ago, however," he heard Soames intone, "an accidental incident seems to have warned your late manager that Sir Lawrence and I still entertained suspicions, for I received a letter from him practically admitting that he had taken this secret commission on the German business, and asking me to inform the Board that he had gone abroad and left no property behind him. This statement we have been at pains to verify. In these circumstances we had no alternative but to call you together, and lay the facts before you." - Однако шесть недель назад, - продолжал Сомс, повысив голос, - из случайного инцидента ваш бывший директор-распорядитель, очевидно, понял, что сэр Лоренс Монт и я еще не отказались от наших подозрений, ибо я получил от него письмо, в котором он фактически признает, что брал втайне комиссионные за эти германские страховки, и просит меня уведомить правление, что он уехал за границу, не оставив никакого имущества. Мы постарались все это проверить. При таких обстоятельствах нам не оставалось никакого выхода, как только созвать вас всех и изложить перед вами факты.
The voice, which had not varied an iota, ceased its recital; and Michael saw his father-in-law return to his detachment--stork on one leg, about to apply beak to parasite, could have inspired no greater sense of loneliness. 'Too like the first account of the battle of Jutland!' he thought: 'He mentioned all the losses, and never once struck the human note.' Голос, не изменившийся ни на йоту, замолк; и Майкл увидел, как его тесть вернулся в свое одиночество. Аист на одной ноге, собирающийся клюнуть насекомое, и тот не казался бы таким одиноким. "Ужасно похоже на первый отчет о Ютландском бое, - подумал Майкл, - он перечислил все потери и не внес ни одной человеческой нотки".
A pause ensued, such as occurs before an awkward fence, till somebody has found a gate. Michael rapidly reviewed the faces of the Board. Only one showed any animation. It was concealed in a handkerchief. The sound of the blown nose broke the spell. Two shareholders rose to their feet at once--one of them Michael's neighbour on the right. Наступила пауза, как бывает, когда человек оказывается перед чужим забором и еще не нашел ворот. Майкл окинул взглядом всех членов правления. Только один из них проявил признаки жизни: он поднес платок к носу. Громкий звук сморкания нарушил оцепенение. Два пайщика сразу вскочили на ноги, один из них - сосед Майкла справа.
"Mr. Sawdry," said the Chairman, and the other shareholder sat down. - Слово принадлежит мистеру Содри, - сказал председатель, и второй пайщик сел.
With a sonorous clearing of the throat, Michael's neighbour turned his blunt red face towards Soames. Громогласно откашливаясь, сосед Майкла обратил к Сомсу свою тупую красную физиономию.
"I wish to ask you, sir, why you didn't inform the Board when you first 'eard of this?" - Разрешите спросить вас, сэр, почему вы не уведомили правление, как только услышали об этом?
Soames rose slightly. Сомс привстал.
"You are aware, I presume, that such an accusation, unless it can be fully substantiated, is a matter for criminal proceedings?" - Надеюсь, вам небезызвестно, что такое обвинение без достаточных обоснований рассматривается как подсудное дело?
"No; it would ha' been privileged." - Нет, вас бы не выдали.
"As between members of the Board, perhaps; but any leakage would have rendered us liable. It was a mere case of word against word." - Члены правления - конечно; но малейшие слухи могли дать повод обвинить нас в клевете. Мы знали все только с чужих слов.
"Perhaps Sir Lawrence Mont will give us 'is view of that?" - Может быть, сэр Лоренс Монт изложит нам свое мнение?
Michael's heart began to beat. There was an air of sprightliness about his father's standing figure. У Майкла забилось сердце. Что-то легкомысленно-веселое было в фигуре его отца, когда он встал.
"You must remember, sir," he said, "that Mr. Elderson had enjoyed our complete confidence for many years; he was a gentleman, and, speaking for myself, an old schoolfellow of his, I preferred, in common loyalty, to give his word preference, while--er--keeping the matter in mind." - Вы не должны забывать, сэр, что мистер Элдерсон в течение многих лет пользовался нашим полным доверием; он был настоящим джентльменом, и, будучи его старым школьным товарищем, я лично предпочел поверить его слову и одновременно... гм... не упускать из виду того, что мы узнали.
"Oh!" said Michael's neighbour: "What's the Chairman got to say about bein' kept in the dark?" - Ага, - сказал сосед Майкла, - а что имеет сказать председатель насчет того, что правление держали в неведении?
"We are all perfectly satisfied, sir, with the attitude of our co- directors, in a very delicate situation. You will kindly note that the mischief was already done over this unfortunate assurance, so that there was no need for undue haste." - Мы вполне удовлетворены, сэр, той позицией, которую заняли наши директоры в столь щепетильном положении. Соблаговолите принять во внимание, что злоупотребление было уже совершено, и излишняя торопливость не была бы ничем оправдана.
Michael saw his neighbour's neck grow redder. Майкл заметил, что шея его соседа покраснела еще больше.
"I don't agree," he said. "'Wait and see'--We might have 'ad that commission out of him, if he'd been tackled promptly." And he sat down. - Я не согласен, - сказал он. - "Ждать у моря погоды"! Да мы могли бы у него отнять эти комиссионные, если бы его сразу захватить. - И он сел.
He had not reached mahogany before the thwarted shareholder had started up. Не успел он опуститься в кресло, как встал второй пайщик.
"Mr. Botterill," said the Chairman. - Слово мистеру Боттерилу, - сказал председатель.
Michael saw a lean and narrow head, with two hollows in a hairy neck, above a back slightly bent forward, as of a doctor listening to a chest. Майкл увидел узкую, прилизанную голову на волосатой, вдавленной с боков шее и слегка согнутую спину, как у врача, когда он выслушивает больного.
"I take it from you, then, sir," he said, "that these two directors represent the general attitude of the Board, and that the Board were content to allow a suspected person to remain manager. The gentleman on your extreme left--Mr. Forsyte, I think--spoke of an accidental incident. But for that, apparently, we should still be in the hands of an unscrupulous individual. The symptoms in this case are very disquieting. There appears to have been gross over- confidence; a recent instance of the sort must be in all our minds. The policy of assuring foreign business was evidently initiated by the manager for his own ends. We have made a severe loss by it. And the question for us shareholders would seem to be whether a Board who placed confidence in such a person, and continued it after their suspicions were aroused, are the right people to direct this important concern." - Если я вас правильно понял, сэр, - начал он, - эти два директора представляют общую позицию правления, и правление ничего не имело возразить против того, что находившийся на подозрении человек оставался директором-распорядителем. Джентльмен крайний слева, - кажется, мистер Форсайт, - говорил о "случайном инциденте". Если бы не этот инцидент, мы бы до сих пор оставались в руках беззастенчивого афериста. Это очень тревожный симптом. Очевидно, мы слишком слепо доверяли нашему правлению; пример такого рода излишнего доверия, вероятно, всем вам памятен. Политика страхования иностранных операций была явно затеяна директоромраспорядителем в его собственных интересах. Мы потерпели на этом значительные убытки. И перед нами встает вопрос: может ли правление, которое доверяло подобному лицу и продолжало ему доверять после того, как против него возникли подозрения, - может ли такое правление стоять во главе солидного предприятия?
Throughout this speech Michael had grown very hot. Майклу даже стало жарко во время этой речи.
'"Old Forsyte" was right,' he thought; 'they're on their uppers after all.' "Старый Форсайт" был прав в конце концов, - подумал он, - они все-таки взбеленились"
There was a sudden creak from his neighbour on the left. Стул его левого соседа вдруг скрипнул.
"Mr. Tolby," said the Chairman. - Мистер Толби, - произнес председатель.
"It's a seerious matter, this, gentlemen. I propose that the Board withdraw, an' leave us to discuss it." - Это, джентльмены, дело серьезное. Я предлагаю правлению удалиться и дать нам посовещаться.
"I second that," said Michael's neighbour on the right. - Поддерживаю, - сказал сосед Майкла справа.
Searching the vista of the Board, Michael saw recognition gleam for a second in the lonely face at the end, and grinned a greeting. Обводя глазами стол правления, Майкл поймал взгляд Сомса, узнавшего его, и приветственно ухмыльнулся.
The Chairman was speaking. Заговорил председатель:
"If that is your wish, gentlemen, we shall be happy to comply with it. Will those who favour the motion hold up their hands?" - Если вам так угодно, джентльмены, мы будем счастливы пойти вам навстречу. Кто за это предложение, прощу поднять руку!
All hands were held up, with the exception of Michael's, of two women whose eager colloquy had not permitted them to hear the request, and of one shareholder, just in front of Michael, so motionless that he seemed to be dead. Все подняли руки, за исключением Майкла, двух женщин, которым оживленный разговор помешал услышать предложение, и одного пайщика, который сидел впереди Майкла неподвижно, как мертвый.
"Carried," said the Chairman, and rose from his seat. - Принято, - сказал председатель и поднялся с места.
Michael saw his father smiling, and speaking to 'Old Forsyte' as they both stood up. They all filed out, and the door was closed. Майкл увидел, что его отец встал и с улыбкой говорит что-то "Старому Форсайту". Правление вышло гуськом, и дверь закрылась.
'Whatever happens,' Michael thought, 'I've got to keep my head shut, or I shall be dropping a brick.' "Что бы ни случилось, надо молчать, а то еще ляпнешь что-нибудь", подумал Майкл.
"Perhaps the Press will kindly withdraw, too," he heard some one say. - Может быть, представители печати тоже соблаговолят удалиться? сказал кто-то.
With a general chinny movement, as if enquiring their rights of no one in particular, the four Pressmen could be seen to clasp their notebooks. When their pale reluctance had vanished, there was a stir among the shareholders, like that of ducks when a dog comes up behind. Michael saw why, at once. They had their backs to each other. A shareholder said: Обиженно вздернув подбородки, как будто ни у кого не желая спрашивать разрешения, четверо репортеров захлопнули блокноты. Когда они с явной неохотой удалились, среди пайщиков поднялось движение, как в стае уток, когда сзади подбежит собака. Майкл сразу догадался о причине: они сидели спиной друг к другу. Один из них сказал:
"Perhaps Mr. Tolby, who proposed the withdrawal, will act as Chairman." - Может быть, мистер Толби, внесший предложение, возьмет на себя роль председателя?
Michael's left-hand neighbour began breathing heavily. Сосед Майкла слева тяжело засопел.
"Right-o!" he said. "Any one who wants to speak, kindly ketch my eye." - Хорошо, - сказал он, - кто захочет говорить, пусть повернется ко мне.
Everyone now began talking to his neighbour, as though to get at once a quiet sense of proportion, before speaking. Mr. Tolby was breathing so heavily that Michael felt a positive draught. Все заговорили сразу, как будто желая узнать мнение всех, прежде чем выступить. Мистер Толби так сопел, что Майкл положительно ощущал сквозняк.
"'Ere, gentlemen," he said suddenly, "this won't do! We don't want to be too formal, but we must preserve some order. I'll open the discussion myself. Now, I didn't want to 'urt the feelin's of the Board by plain speakin' in their presence. But, as Mr. What's-'is- name there, said: The public 'as got to protect itself against sharpers, and against slackness. We all know what 'appened the other day, and what'll 'appen again in other concerns, unless we shareholders look after ourselves. In the first place, then, what I say is: They ought never to 'ave touched anything to do with the 'Uns. In the second place, I say they showed bad judgment. And in the third place I say they were too thick together. In my opinion, we should propose a vote of no confidence." - Слушайте, джентльмены, - вдруг объявил он. - Так нельзя! Можно и без лишних формальностей, но надо сохранять порядок. Я выскажусь первым. Я не хотел обижать директоров, говоря в их присутствии. Но, как сказал вон тот джентльмен, мы должны защищаться и от жуликов и от разгильдяев. Мы все знаем, что было и что будет в других обществах, если мы, пайщики, за себя не постоим. Так вот, во-первых, я скажу: нечего им было затевать дела с немчурой - это раз; во-вторых, они оказались недальновидными это два; а в третьих, я должен сказать, что все они уж слишком держатся друг за дружку. Рука руку моет По-моему, надо вынести вотум недоверия.
Cries of: "Hear, hear!" mixed with indeterminate sounds, were broken sharply by a loud: "No!" from the shareholder who had seemed dead. Michael's heart went out to him, the more so as he still seemed dead. The negative was followed by the rising of a thin, polished-looking shareholder, with a small grey moustache. В смешанный шум возгласов: "Слушайте! Слушайте!" - и каких-то неопределенных звуков вдруг ворвалось резкое "нет" со стороны пайщика, казавшегося мертвым. Майкл всей душой ему сочувствовал, тем более что тот все еще казался мертвым. Затем поднялся худой вылощенный человек с короткими седыми усиками.
"If you'll forgive my saying so, sir," he began, "your proposal seems to me very rough-and-ready justice. I should be interested to know how you would have handled such a situation if you had been on the Board. It is extremely easy to condemn other people!" - Вы меня извините, сэр, - начал он, - но ваше предложение кажется мне непродуманным. Мне любопытно было бы узнать, как бы вы сами стали действовать на месте нашего правления. Очень легко осуждать других.
"Hear, hear!" said Michael, astonished at his own voice. - Слушайте! Слушайте! - сказал Майкл и сам удивился.
"It is all very well," the polished shareholder went on, "when any thing of this sort happens, to blame a directorate, but, speaking as a director myself, I should be glad to know whom one is to trust, if not one's manager. As to the policy of foreign insurance, it has been before us at two general meetings; and we have pocketed the profit from it for nearly two years. Have we raised a voice against it?" - Очень легко, - продолжал вылощенный джентльмен, - когда случается такая история, бранить правление, но я сам состою директором и хотел бы знать, кому можно доверять, как не своему директору-распорядителю? Что же касается страхования иностранных операций, то нам об этом сообщали на двух заседаниях, и мы в течение двух лет преспокойно получали с них дивиденды. Разве мы возражали против этого?
The dead shareholder uttered a "No!" so loud that Michael almost patted his head. Мертвый пайщик так громко сказал "нет", что Майкл чуть не погладил его по голове.
The shareholder, whose neck and back were like a doctor's, rose to answer. Встал пайщик с докторской спиной.
"I differ from the last speaker in his diagnosis of the case. Let us admit all he says, and look at the thing more widely. The proof of pudding is in the eating. When a Government makes a bad mistake of judgment, the electorate turns against it as soon as it feels the effects. This is a very sound check on administration; it may be rough and ready, but it is the less of two evils. A Board backs its judgment; when it loses, it should pay. I think, perhaps, Mr. Tolby, being our informal Chairman, was out of order in proposing a vote of no confidence; if that be so, I should be happy to do so, myself." - Я не схожусь в диагнозе с предыдущим оратором. Предположим, что он прав, и рассмотрим дело глубже. Всякий судит по результатам. Когда правительство делает ошибку, избиратели восстают против него, как только почувствуют на себе последствия этой ошибки. Это прекрасная проверка системы управления - может быть, слишком примитивная, но из двух зол это меньшее. Правление ответственно за свою политику: когда она убыточна - правление должно платить. Мистер Толби, будучи нашим неофициальным председателем, может быть, нарушил порядок, самолично предложив вотум недоверия; в таком случае я с радостью вношу это предложение от своего лица.
The dead shareholder's "No!" was so resounding this time that there was a pause for him to speak; he remained, however, without motion. Both of Michael's neighbours were on their feet. They bobbed at each other over Michael's head, and Mr. Tolby sat down. "Нет!" мертвого пайщика раздалось на этот раз так громогласно, что все замолчали, ожидая, что он заговорит, Однако он и тут не шевельнулся. Оба соседа Майкла вскочили с мест. Они закивали друг на Друга над его головой, и мистер Толби сел.
"Mr. Sawdry," he said. - Мистер Содри, - сказал он.
"Look 'ere, gentlemen," said Mr. Sawdry, "and ladies, this seems to me a case for compromise. The Directors that knew about the manager ought to go; but we might stop at that. The gentleman in front of me keeps on saying 'No.' Let 'im give us 'is views." - Слушайте, джентльмены, - сказал мистер Содри, - и леди тоже! Мне кажется, мы нашли компромисс. Директоры, которые знали об управляющем, должны уйти; но на этом можно и остановиться. Джентльмен, сидящий впереди меня, все время говорит "нет". Пусть он выскажет свое мнение.
"No," said the dead shareholder, but less loudly. - Нет! - сказал мертвый пайщик уже не так громко.
"If a man can't give 'is views," went on Mr. Sawdry, nearly sitting down on Michael, "'c shouldn't interrupt, in my opinion." - Ежели человек не может высказать своих взглядов, - закончил мистер Содри, чуть не сев на Майкла, - так нечего ему, по-моему, перебивать других.
A shareholder in the front row now turned completely round so that he faced the meeting. Один пайщик из переднего ряда повернулся лицом к собранию.
"I think," he said, "that to prolong this discussion is to waste time; we are evidently in two, if not three, minds. The whole of the business of this country is now conducted on a system of delegated trust; it may be good, it may be bad--but there it is. You've got to trust somebody. Now, as to this particular case, we've had no reason to distrust the Board, so far; and, as I take it, the Board had no previous reason to distrust the late manager. I think it's going too far, at present, to propose anything definite like a vote of no confidence; it seems to me that we should call the Board in and hear what assurances they have to give us against a repetition of anything of the sort in the future." - Я думаю, - сказал он, - что продолжать дискуссию - бесполезная трата времени, поскольку у собравшихся имеется два, если не три разных мнения по этому вопросу. Весь строй нашей страны основан на системе выбора доверенных представителей; хорош такой порядок или плох, но факт остается фактом. Кому-нибудь надо доверять. В нашем частном случае у нас пока что нет оснований не доверять правлению; и, как я сужу, у правления не было в прошлом никаких причин не доверять бывшему директорураспорядителю. Мы зашли бы слишком далеко, если бы в настоящее время предложили что-нибудь определенное, вроде вотума недоверия; мне кажется, мы могли бы предложить правлению вернуться в зал и выслушать, какие они нам дадут гарантии против повторения чего-либо подобного в будущем.
The sounds which greeted this moderate speech were so inextricable that Michael could not get the sense of them. Not so with the speech which followed. It came from a shareholder on the right, with reddish hair, light eyelashes, a clipped moustache, and a scraped colour. Гомон, вызванный этой умеренной речью, был так неразборчив, что Майкл не мог уяснить его смысл. Последовавшая затем речь была совсем иного рода. Произнес ее пайщик справа, рыжеволосый, со светлыми ресницами, подстриженными усами и нечистым цветом лица.
"I have no objection whatever to having the Board in," he said in a rather jeering voice, "and passing a vote of no confidence in their presence. There is a question, which no one has touched on, of how far, if we turn them out, we could make them liable for this loss. The matter is not clear, but there is a good sporting chance, if we like to take it. Whereas, if we don't turn them out, it's obvious we can't take it, even if we wish." - Я бы ничего не имел против того, чтобы пригласить директоров, - начал он с некоторой насмешкой в голосе, - и провести вотум недоверия в их присутствии. Но возникает другой вопрос, которого еще никто не коснулся: можем ли мы, дав им отставку, взыскать с них убытки? Дело было бы спорное, однако не безнадежное. Если же мы их не отставим, то совершенно очевидно, что мы, при всем желании, ничего не сможем предпринять против них.
The impression made by this speech was of quite a different order from any of the others. It was followed by a hush, as though something important had been said at last. Michael stared at Mr. Tolby. The stout man's round, light, rather prominent eye was extraordinarily reflective. 'Trout must look like that,' thought Michael, 'when they see a mayfly.' Mr. Tolby suddenly stood up. Эта речь произвела совсем иной эффект. Пайщики вдруг замолкли, как будто услышав наконец, нечто действительно важное. Майкл покосился на мистера Толби. Выпученные круглые глаза толстяка застыли в напряженной задумчивости. "Смотрит, как форель на муху", - подумал Майкл. Мистер Толби вдруг встал.
"All right," he said, "'ave 'em in!" - Правильно, - сказал он, - надо их позвать!
"Yes," said the dead shareholder. - Да, - сказал мертвый пайщик.
There was no dissent. Michael saw some one rise and ascend the platform. Возражений не было. Майкл увидел, что кто-то взошел на эстраду.
"Let the Press know!" said Mr. Tolby. - Впустите представителей печати, - добавил мистер Толби.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты

Hosted by uCoz