THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть вторая)

CHAPTER III MICHAEL WALKS AND TALKS/III. МАЙКЛ ГУЛЯЕТ И РАЗГОВАРИВАЕТ

English	Русский
The face Michael drew began by being Victorine's, and ended by being Fleur's. If physically Fleur stood up straight, was she morally as erect? This was the speculation for which he continually called himself a cad. He saw no change in her movements, and loyally refrained from enquiring into the movements he could not see. But his aroused attention made him more and more aware of a certain cynicism, as if she were continually registering the belief that all values were equal and none of much value.	Лицо, которое Майкл начал рисовать на промокашке, сначала походило на Викторину, но скоро превратилось в лицо Флер. Да, Флер держится очень прямо, но остается ли она и внутренне такой же прямой? За эти сомнения он всегда называл себя подлецом. Он не видел нового в ее поведении и честно старался не проникать в то, что было скрыто. Но от его настороженного внимания не мог ускользнуть какой-то скептицизм, появившийся в ней, - как будто она всегда хотела подчеркнуть, что всему на свете одна цена и, в сущности, ничто в жизни не ценно.
Wilfrid, though still in London, was neither visible nor spoken of. "Out of sight and hearing, out of mind," seemed to be the motto. It did not work with Michael--Wilfrid was constantly in his mind. If Wilfrid were not seeing Fleur, how could he bear to stay within such tantalising reach of her? If Fleur did not want Wilfrid to stay, why had she not sent him away? He was finding it difficult, too, to conceal from others the fact that Desert and he were no longer pals. Often the impetus to go and have it out with him surged up and was beaten back. Either there was nothing beyond what he already knew, or there was something--and Wilfrid would say there wasn't. Michael accepted that without cavil; one did not give a woman away! But he wanted to hear no lies from a War comrade. Between Fleur and himself no word had passed; for words, he felt, would add no knowledge, merely imperil a hold weak enough already. Christmas at the ancestral manor of the Monts had been passed in covert-shooting. Fleur had come and stood with him at the last drive on the second day, holding Ting-a-ling on a lead. The Chinese dog had been extraordinarily excited, climbing the air every time a bird fell, and quite unaffected by the noise of guns. Michael, waiting to miss his birds--he was a poor shot--had watched her eager face emerging from grey fur, her form braced back against Ting-a-ling. Shooting was new to her; and under the stimulus of novelty she was always at her best. He had loved even her "Oh, Michaels!" when he missed. She had been the success of the gathering, which meant seeing almost nothing of her except a sleepy head on a pillow; but, at least, down there he had not suffered from lurking uneasiness.	Уилфрид был в Лондоне, но нигде не показывался, и о нем не вспоминали. Казалось бы: с глаз долой - из сердца вон! Но у Майкла, вопреки пословице, Уилфрид не выходил из головы. Если Уилфрид не встречается с Флер, как он может оставаться в Лондоне, так соблазнительно-близко от нее? Если Флер не хочет видеть его, отчего она его не услала? Все труднее становилось скрывать от всех, что он больше не дружит с Дезертом. Он часто испытывал желание пойти к Уилфриду, поговорить с ним откровенно и всегда отгонял эту мысль. Либо ничего, кроме того, что ему известно, нет, либо что-то есть, и Уилфрид будет это отрицать. Майкл думал об этом без злобы - нельзя же выдавать женщину! Но не хотелось слышать ложь от боевого товарища. Ни слова не было сказано между ним и Флер; он чувствовал, что не узнает ничего нового и разговор только угрожает и без того неустойчивому равновесию. Рождество они провели в родовом имении Монтов и много охотились. Флер ездила с ним на охоту на второй день и стояла рядом с ним, на его месте, держа Тинг-а-Линга на сворке. Китайский пес был необычайно возбужден, прыгал в воздух каждый раз, как падала птица, и совершенно не боялся выстрелов. Майкл, ожидая своей очереди промахнуться - он был плохой стрелок, - следил за возбужденным лицом Флер, опушенным серым мехом, за ее фигуркой, напряженной от усилий сдержать Тинг-а-Линга. Для нее охота была новым переживанием, а новизна шла ей больше всего на свете. Майкл радовался, даже когда она ахала: "О, Майкл!" при каждом его промахе. Она пользовалась необычайным успехом у гостей, а это значило, что он ее почти не видел, - разве совсем сонной поздно вечером. Но там, в деревне, он по крайней мере не страдал от мучительного чувства неизвестности.
Putting a last touch to the bobbed hair on the blotting paper, he got up. St. Paul's, that girl had said. He might stroll up and have a squint at Bicket. Something might occur to him. Tightening the belt of his blue overcoat round his waist, he sallied forth, thin and sprightly, with a little ache in his heart.	Дорисовав стриженую головку на промокашке, он встал. Около св. Павла - кажется, так говорила эта маленькая женщина. Пройтись взглянуть на Бикета. Может быть, для него можно будет что-нибудь придумать. И, потуже затянув пояс своего синего пальто, Майкл вышел - тонкий, быстрым легким шагом, - только сердце у него чуть ныло.
Walking east, on that bright, cheerful day, nothing struck him so much as the fact that he was alive, well, and in work. So very many were dead, ill, or out of a job. He entered Covent Garden. Amazing place! A human nature which, decade after decade, could put up with Covent Garden was not in danger of extinction from its many ills. A comforting place--one needn't take anything too seriously after walking through it. On this square island were the vegetables of the earth and the fruits of the world, bounded on the west by publishing, on the cast by opera, on the north and south by rivers of mankind. Among discharging carts and litter of paper, straw and men out of drawing, Michael walked and sniffed. Smell of its own, Covent Garden, earthy and just not rotten! He had never seen--even in the War--any place that so utterly lacked form. Extraordinarily English! Nobody looked as if they had anything to do with the soil--drivers, hangers-on, packers, and the salesmen inside the covered markets, seemed equally devoid of acquaintanceship with sun, wind, water, earth or air--town types all! And--Golly!-- how their faces jutted, sloped, sagged and swelled, in every kind of featural disharmony. What was the English type amongst all this infinite variety of disproportion? There just wasn't one! He came on the fruits, glowing piles, still and bright--foreigners from the land of the sun--globes all the same size and colour. They made Michael's mouth water. 'Something in the sun,' he thought; 'there really is.' Look at Italy, at the Arabs, at Australia--the Australians came from England, and see the type now! Nevertheless-- a Cockney for good temper! The more regular a person's form and features, the more selfish they were! Those grape-fruit looked horribly self-satisfied, compared with the potatoes!	Шагая на восток в этот ясный веселый день, он вдруг ощутил как чудо, что он жив, здоров и работает. Столько людей умерло, столько больных, безработных! Он вошел в Ковент-Гарден. Удивительное место! Людской породе, которая десятками лет могла выдерживать Ковент-Гарден, вряд ли грозит опасность вымереть от всяких напастей. Успокоительное место! Пройдешься по нему - и перестаешь слишком всерьез относиться к жизни. Овощи и фрукты со всего света были собраны на этом квадратном островке, а с востока его замыкало здание оперы, с запада - здания издательств, с севера и юга - потоки людных улиц. Майкл шел среди разгружающихся тележек, бумаги, соломы и людей без дела и втягивал запахи Ковент-Гардена. Пахнет как-то по-своему - землей и чуть-чуть прелью. Он никогда, даже во время войны, не видел места, где бы царила такая полная непринужденность. Удивительно характерно для англичан! По этим людям никак нельзя сказать, что они хоть чем-нибудь связаны с деревней. Все они: возчики, зеваки, разносчики, и укладчики, и продавцы в крытых палатках - точно совершенно незнакомы с солнцем, с ветром, водой, воздухом, - типичные горожане! И какие у них лица - опухшие, унылые, искаженные, кривые; уродство в самых разнообразных видах. Где настоящий английский тип среди этих бесконечных вариантов безобразия? Его просто не существует. Майкл проходил мимо фруктов. Яркие груды, неподвижные, сверкающие, - чужестранцы из солнечных краев, одноцветные, одинаковые шары! У Майкла потекли слюнки. "Солнце все-таки замечательная штука!" - подумал он. Взять Италию, арабов, Австралию - ведь многие австралийцы родом из Англии, а посмотрите, какой тип выработался. И все же нет людей симпатичнее жителей Лондона. Чем правильнее черты лица у человека, тем он эгоистичнее. У этих грейпфрутов удивительно самодовольный вид по сравнению с картофелем!
He emerged still thinking about the English. Well! They were now one of the plainest and most distorted races of the world; and yet was there any race to compare with them for good temper and for 'guts'? And they needed those in their smoky towns, and their climate--remarkable instance of adaptation to environment, the modern English character! 'I could pick out an Englishman anywhere,' he thought, 'and yet, physically, there's no general type now!' Astounding people! So ugly in the mass, yet growing such flowers of beauty, and such strange sprigs--like that little Mrs. Bicket; so unimaginative in bulk, yet with such a blooming lot of poets! How would old Danby like it, by the way, when Wilfrid took his next volume to some other firm; or rather what should he-- Wilfrid's particular friend!--say to old Danby? Aha! He knew what he should say:	Он выбрался на улицу, все еще думая об англичанах. Да, сейчас они стали одной из самых некрасивых, самых изуродованных наций на свете; зато может ли хоть один народ сравниться с ними хорошим характером и крепким "нутром"? А как им нужны эти черты - в дымных городах, при таком климате; удивительный пример приспособления к окружающей среде этот современный английский тип. "Я мог бы узнать англичанина где угодно, - подумал Майкл, - а общих физических признаков нет". Удивительный народ! Ведь в массе он очень некрасив - и все-таки создает такие перлы красоты, такие чудесные экземпляры, как эта маленькая миссис Бикет. А потом, насколько они лишены воображения в массе - и при этом какое потрясающее количество поэтов! Кстати, что скажет старый Дэнби, когда Уилфрид отдаст свою книгу другому издателю, или, вернее, что скажет он, лучший друг Уилфрида, старику Дэнби? Ага! Вот что надо сказать:
"Yes, sir, but you should have let that poor blighter off who snooped the 'Copper Coins.' Desert hasn't forgotten your refusal." One for old Danby and his eternal in-the-rightness! 'Copper Coin' had done uncommonly well. Its successor would probably do uncommonly better. The book was a proof of what he--Michael--was always saying: The 'cockyolly-bird period' was passing. People wanted life again. Sibley, Walter Nazing, Linda--all those who had nothing to say except that they were superior to such as had--were already measured for their coffins. Not that they would know when they were in them; not blooming likely! They would continue to wave their noses and look down them!	"Да, сэр, лучше бы вы простили того беднягу, который стащил "Медяки". Дезерт не забыл вашего отказа". Так и надо старому Дэнби за его вечную уверенность в своей правоте. "Медяки" имели необычайный успех. Следующая книга, вероятно, будет значительно лучше. Ведь эта книга была определенным доказательством того, что всегда утверждал Майкл: проходят времена "чириканья", людям снова нужна жизнь. Сибли, Уолтер Нэйзинг, Линда - все те, кому нечего сказать, разве что твердить, что они, мол, выше тех, кому есть о чем говорить, - все эти люди доживают последние дни. И ведь когда им придет конец, они, черт возьми, этого и не почувствуют! Они будут все так же задирать нос и смотреть на всех сверху вниз!
'I'M fed-up with them,' thought Michael. 'If only Fleur would see that looking down your nose is a sure sign of inferiority!' And, suddenly, it came to him that she probably did. Wilfrid was the only one of the whole lot she had ever been thick with; the others were there because--well, because she was Fleur, and had the latest things about her. When, very soon, they were no longer the latest things, she would drop them. But Wilfrid she would not drop. No, he felt sure that she had not dropped, and would not drop Wilfrid.	"Мне-то они давно осточертели! - подумал Майкл. - Если бы только Флер поняла, что смотреть сверху вниз - явный признак того, что ты ниже других". И вдруг он сообразил, что Флер, очевидно, это понимает. Ведь ни с кем из этой компании она так не дружила, как с Уилфридом. Все остальные существуют подле нее просто потому, что она - Флер, и ее всегда окружают самые последние новинки. А когда они перестанут быть самыми последними новинками, она их бросит. Но Уилфрида она не бросит. Нет, Майкл был уверен, что она не бросила и не бросит Уилфрида.
He looked up. Ludgate Hill! "Near St. Paul's--sells balloons?" And there--sure enough--the poor beggar was!	Он оглянулся. Лэдгейт-Хилл. "Продает шары около св. Павла". Ага! Вот он стоит, бедняга!
Bicket was deflating with a view to going off his stand for a cup of cocoa. Remembering that he had come on him by accident, Michael stood for a moment preparing the tones of surprise. Pity the poor chap couldn't blow himself into one of those coloured shapes and float over St. Paul's to Peter. Mournful little cuss he looked, squeezing out the air! Memory tapped sharply on his mind. Balloon--in the square--November the first--joyful night! Special! Fleur! Perhaps they brought luck. He moved and said in an astounded voice:	Бикет складывал шарики, собираясь пойти выпить чашку какао. Помня, что он должен встретить Бикета случайно, Майкл остановился, репетируя удивленный тон. Жаль, что бедняга не может сам превратиться в такой цветной шар и поплыть над св. Павлом прямо в рай к святому Петру! Он выглядел таким жалким, таким унылым: стоит и выпускает воздух из этих несчастных шаров. Вдруг воспоминание резко вспыхнуло в его мозгу. Цветной шар - там, в сквере, первого ноября... и потом - чудесная ночь! Незабываемая! Флер! Может быть, шарики приносят счастье? Он подошел и с напускным изумлением сказал:
"YOU, Bicket? Is this your stunt now?"	- Вы, Бикет? Вот вы теперь чем занимаетесь?
The large eyes of Bicket regarded him over a puce-coloured sixpennyworth.	Большие глаза Бикета выглянули из-за шестипенсового розового шара.
"Mr. Mont! Often thought I'd like to see you again, sir."	- Мистер Монт! А я частенько думал, что хорошо бы вас повидать, сэр!
"Same here, Bicket. If you're not doing anything, come and have some lunch."	- И я тоже, Бикет. Если вам нечего делать, пойдемте со мной завтракать.
Bicket completed the globe's collapse, and, closing his tray-lid, said:	Бикет уже сложил последний шар и закрывал лоток.
"Reelly, sir?"	- Нет, вы серьезно, сэр?
"Rather! I was just going into a fish place."	- Конечно! Я как раз собирался зайти в рыбную.
Bicket detached his tray.	Бикет снял лоток.
"I'll leave this with the crossing-sweeper." He did so, and followed at Michael's side.	- Я только оставлю его у сторожа, сэр. - И, отнеся лоток, он пошел рядом с Майклом.
"Any money in it, Bicket?"	- Что-нибудь зарабатываете этим?
"Bare livin', sir."	- Только на жизнь, сэр.
"How about this place? We'll have oysters."	- Зайдем сюда. Будем есть устрицы.
A little saliva at the corner of Bicket's mouth was removed by a pale tongue.	Кончиком бледного языка Бикет облизнул уголок губ.
At a small table decorated with white oilcloth and a cruet stand, Michael sat down.	Майкл сел за столик, покрытый белой клеенкой и украшенный судком с приправами.
"Two dozen oysters, and all that; then two good soles, and a bottle of Chablis. Hurry up, please."	- Две дюжины устриц и все, что полагается. Потом две порции камбалы и бутылку шабли. И поскорее, пожалуйста!
When the white-aproned fellow had gone about it, Bicket said simply:	Когда человек в белом переднике отошел, Бикет только и мог проговорить:
"My Gawd!"	- Господи, господи!
"Yes, it's a funny world, Bicket."	- Да, странная жизнь, Бикет!
"It is, and that's a fact. This lunch'll cost you a pound, I shouldn't wonder. If I take twenty-five bob a week, it's all I do."	- И вправду странная! Вы на этот завтрак потратите фунт, не меньше. А я если за неделю заработаю двадцать пять шиллингов - так и то хорошо.
"You touch it there, Bicket. I eat my conscience every day."	- Попал в больное место, Бикет! Я каждый день ем свою собственную совесть!
Bicket shook his head.	Бикет покачал головой.
"No, sir, if you've got money, spend it. I would. Be 'appy if you can--there yn't too many that are."	- Нет, сэр, если у вас есть деньги, тратьте их. Я бы тоже так делал. И будьте счастливы, если можете, не всем это дано.
The white-aproned fellow began blessing them with oysters. He brought them fresh-opened, three at a time.	Человек в белом переднике начал священнодействовать с устрицами - он приносил их по три штуки, только что открытыми.
Michael bearded them; Bicket swallowed them whole. Presently above twelve empty shells, he said:	Майкл обрезал устрицы, Бикет глотал их целиком. Вдруг, над двенадцатью пустыми раковинами, он проговорил:
"That's where the Socialists myke their mistyke, sir. Nothing keeps me going but the sight of other people spendin' money. It's what we might all come to with a bit of luck. Reduce the world to a level of a pound a dy--and it won't even run to that, they sy! It's not good enough, sir. I'd rather 'ave less with the 'ope of more. Take awy the gamble, and life's a frost. Here's luck!"	- Вот в чем социалисты ошибаются, сэр. Меня только и поддерживает, когда я вижу, что другие тратят деньги. Все мы можем к этому прийти, ежели повезет. А они говорят - все уравнять так, чтобы по фунту на день, а может, и фунта не достанется. Нет, сэр, этого мало. Я бы лучше хотел иметь поменьше, да надеяться на большее. Вычеркните из жизни игру - останется одна, тоска! За ваше здоровье!
"Almost thou persuadest me to be a capitalist, Bicket."	- Соблазняешь одного из малых сих стать капиталистом, Бикет, а?
A glow had come up in the thin and large-eyed face behind the greenish Chablis glass.	Большеглазое худое лицо Бикета порозовело над стаканом зеленоватого шабли.
"I wish to Gawd I had my wife here, sir. I told you about her and the pneumonia. She's all right agyne now, only thin. She's the prize I drew. I don't want a world where you can't draw prizes. If it were all bloomin' conscientious an' accordin' to merit, I'd never have got her. See?"	- Господи, жаль, что моей жены здесь нет, сэр! Я тогда рассказывал вам о ней и о воспалении легких. Сейчас она поправилась, только страшно исхудала. Вот она - мой выигрыш в жизни! А мне не нужна жизнь, где ничего нельзя выиграть. Если бы все было по заслугам да по праву - никогда бы мне ее не получить. Понимаете?
'Me, too,' thought Michael, mentally drawing that face again.	"И мне тоже", - подумал Майкл, вспоминая лицо на промокашке.
"We've all got our dreams; mine's blue butterflies--Central Austrylia. The Socialists won't 'elp me to get there. Their ideas of 'eaven don't run beyond Europe."	- Все мы любим помечтать; я мечтаю о синих бабочках - о Центральной Австралии. Социалисты мне не помогут туда попасть. У них мечты о рае кончаются Европой.
"Cripes!" said Michael. "Melted butter, Bicket?"	- Ну их! - сказал Майкл. - Возьмите масла, Бикет.
"Thank you, sir."	- Спасибо, сэр.
Silence was not broken for some time, but the soles were.	Наступило молчание. Рыба исчезала с тарелок.
"What made you think of balloons, Bicket?"	- Почему вам пришло в голову продавать именно шары, Бикет?
"You don't 'ave to advertise, they do it for you."	- Не надо рекламы, они сами за себя говорят.
"Saw too much of advertising with us, eh?"	- Надоела реклама, когда работали у нас, а?
"Well, sir, I did use to read the wrappers. Astonished me, I will sy--the number of gryte books."	- Да, сэр, я всегда читал обложки. Прямо удивительно, скажу по правде, - до чего много великих произведений!
Michael ran his hands through his hair.	Майкл взъерошил волосы.
"Wrappers! The same young woman being kissed by the same young man with the same clean-cut jaw. But what can you do, Bicket? They WILL HAVE IT. I tried to make a break only this morning--I shall see what comes of it. "'And I hope YOU won't!' he thought: 'Fancy coming on Fleur outside a novel!'	- Обложки! Вечно та же девушка, которую целует вечно тот же юноша с тем же решительным подбородком. Но что поделаешь, Бикет! Публике это нравится. Я как раз сегодня утром попробовал кое-что изменить - вот увижу, что из этого выйдет. - "И надеюсь, что ты не увидишь! - добавил он мысленно. - Только представить себе, что я увидел бы Флер на обложке романа!"
"I did notice a tendency just before I left," said Bicket, "to 'ave cliffs or landskips and two sort of dolls sittin' on the sand or in the grass lookin' as if they didn't know what to do with each other."	- Я в последнее время, когда служил, заметил, что стали рисовать не то скалы, не то виды и что-то вроде двух кукол на песке или на траве сидят, будто не знают, что им делать друг с другом.
"Yes," murmured Michael, "we tried that. It was supposed not to be vulgar. But we soon exhausted the public's capacity. What'll you have now--cheese?"	- Да, - пробормотал Майкл, - мы и это пробовали. Считалось, что это не так вульгарно. Но скоро мы исчерпали терпение публики. Ну, чего бы вы съели еще? Хотите сыру?
"Thank you, sir; I've had too much already, but I won't say 'No.'"	- Спасибо, сэр, я и так слишком много съел, но не откажусь.
"Two Stiltons," said Michael.	- Два стилтона, - заказал Майкл.
"How's Mr. Desert, sir?"	- А как поживает мистер Дезерт, сэр?
Michael reddened.	Майкл покраснел.
"Oh! He's all right."	- О, спасибо, ничего!
Bicket had reddened also.	Бикет тоже покраснел.
"I wish--I wish you'd let him know that it was quite a--an accident my pitchin' on his book. I've always regretted it."	- Я прошу вас - прошу как-нибудь ему сказать, что я совершенно случайно напал именно на его книжку. Я всегда жалел об этом.
"It's usually an accident, I think," said Michael slowly, "when we snoop other people's goods. We never WANT to."	- По-моему, всегда выходит случайно, - медленно проговорил Майкл, когда мы берем чью-нибудь собственность. Мы никогда не делаем этого намеренно.
Bicket looked up.	Бикет взглянул на него.
"No, sir, I don't agree. 'Alf mankind's predytory--only, I'm not that sort, meself."	- Нет, сэр, я не согласен. Половина всех людей - воры. Только я не из таких.
In Michael loyalty tried to stammer "Nor is he." He handed his cigarette case to Bicket.	Голос совести пытался шепнуть Майклу: "И Уилфрид тоже". Он протянул Бикету портсигар.
"Thank you, sir, I'm sure."	- Спасибо, сэр, большое спасибо.
His eyes were swimming, and Michael thought: 'Dash it! This is sentimental. Kiss me good-bye and go!'	Глаза Бикета стали совсем влажными, и Майкл подумал: "Ах, черт! Вот сентиментальности! Надо прощаться и бежать!"
He beckoned up the white-aproned fellow.	Он подозвал лакея.
"Give us your address, Bicket. If integuments are any good to you, I might have some spare slops."	- Дайте ваш адресок, Бикет. Если вам нужно чтонибудь из обмундирования, я смогу прислать кое-какие вещи.
Bicket backed the bill with his address and said, hesitating:	Бикет написал адрес на обороте счета и нерешительно проговорил:
"I suppose, sir, Mrs. Mont wouldn't 'ave anything to spare. My wife's about my height."	- Не найдется ли у миссис Монт чего-нибудь из платья, ненужного? Моя жена примерно с меня ростом.
"I expect she would. We'll send them along." He saw the 'little snipe's' lips quivering, and reached for his overcoat. "If anything blows in, I'll remember you. Goodbye, Bicket, and good luck."	- Наверно, найдется. Мы вам все пришлем. - Он увидел, как губы маленького человечка задрожали, и стал надевать пальто. - Если что-нибудь подвернется, я вас не забуду. Прощайте, Бикет, всего хорошего.
Going east, because Bicket was going west, he repeated to himself the maxim: "Pity is tripe--pity is tripe!" Then getting on a 'bus, he was borne back past St. Paul's. Cautiously 'taking a lunar'--as old Forsyte put it--he SAW Bicket inflating a balloon; little was visible of his face or figure behind that rosy circumference. Nearing Blake Street, he developed an invincible repugnance to work, and was carried on to Trafalgar Square. Bicket had stirred him up. The world was sometimes almost unbearably jolly. Bicket, Wilfrid, and the Ruhr!" Feeling is tosh! Pity is tripe!" He descended from his 'bus, and passed the lions towards Pall Mall. Should he go into 'Snooks' and ask for Bart? No use-- he would not find Fleur there. That was what he really wanted--to see Fleur in the daytime. But--where? She was everywhere to be found, and that was nowhere.	Повернув на восток - потому что Бикет шел на запад, - Майкл твердил свое всегдашнее: "Жалость - чушь, жалость - чушь!" Он сел в автобус и снова проехал мимо св. Павла. Осторожно поглядев в окно, он увидел, как Бикет надувает шар. Розовый круг почти целиком скрывал его лицо и фигуру. Около Блэйк-стрит Майкл вдруг почувствовал непреодолимое отвращение к работе и поехал до Трафальгар-сквер", Бикет его взволновал. Нет, жизнь иногда просто невероятно забавная штука! Бикет, Уилфрид - и Рур! "Чувства - ерунда, жалость - чушь!" Он сошел с автобуса и прошел мимо памятника Нельсону к Пэл-Мэл. Зайти к "Шутникам", спросить Барта? Нет, не стоит - ведь там он все равно не увидит Флер. Вот чего ему по-настоящему хотелось - повидать Флер, сейчас днем. Но где? Она могла быть где угодно - значит, нигде ее не найти.
She was restless. Was that his fault? If he had been Wilfrid-- would she be restless? 'Yes,' he thought stoutly, 'Wilfrid's restless, too.' They were all restless--all the people he knew. At least all the young ones--in life and in letters. Look at their novels! Hardly one in twenty had any repose, any of that quality which made one turn back to a book as a corner of refuge. They dashed and sputtered and skidded and rushed by like motor cycles-- violent, oh! and clever. How tired he was of cleverness! Sometimes he would take a manuscript home to Fleur for her opinion. He remembered her saying once: "This is exactly like life, Michael, it just rushes--it doesn't dwell on anything long enough to mean anything anywhere. Of course the author didn't mean it for satire, but if you publish it, I advise you to put: 'This awful satire on modern life' outside the cover." And they had. At least, they had put: "This wonderful satire on modern life." Fleur WAS like that! She could see the hurry, but, like the author of the wonderful satire, she didn't know that she herself veered and hurried, or--did she know? Was she conscious of kicking at life, like a flame at air?	Да, беспокойный она человек. Может быть, он сам в этом виноват? Будь на его месте Уилфрид, разве она была бы такой беспокойной? "Да, - упрямо подумал он, - была бы: Уилфрид сам такой". Все они беспокойные люди все, кого он знал. Во всяком случае, вся молодежь - ив жизни и в книгах. Взять их романы. Есть ли хоть в одной книге из двадцати то спокойствие, то настроение, которое заставляет уходить в книгу, как в отдых? Слова летят, мелькают, торопятся, гонят, как мотоциклетки, - страшно резкие и умные. Как он устал от ума! Иногда он давал читать рукопись Флер, чтобы узнать ее мнение. Помнится, она однажды сказала: "Совсем как в жизни, Майкл: летит мимо, не останавливаясь, ничему и нигде не придавая значения. Конечно, автор не собирался писать сатиру, но если вы его будете печатать, советую на обложке написать: "Ужасная сатира на современную жизнь". Так они и сделали, - во всяком случае, написали: "Изумительная сатира на современную жизнь". Вот какая Флер! Видит всю эту гонку, только не понимает, как и автор изумительной сатиры, что она сама летит и мчится без цели... А может быть, понимает? Сознает ли она, что только касается жизни, как язычок пламени касается воздуха?
He had reached Piccadilly, and suddenly he remembered that he had not called on her aunt for ages. That was a possible draw. He bent his steps towards Green Street.	Он дошел до Пикадилли и внезапно вспомнил, что целую вечность не был у тетки Флер. Может быть, ока там? Он свернул на Грин-стрит.
"Mrs. Dartie at home?"	- Миссис Дарти принимает?
"Yes, sir."	- Да, сэр.
Michael moved his nostrils. Fleur used--but he could catch no scent, except incense. Winifred burnt joss-sticks when she remembered what a distinguished atmosphere they produced.	Майкл потянул носом. У Флер духи... нет, никакого запаха, кроме запаха курений. Уинифрид жгла китайские палочки, когда вспоминала, какую изысканность придает их аромат.
"What name?"	- Как доложить?
"Mr. Mont. My wife's not here, I suppose?"	- Мистер Монт. Моей жены здесь нет?
"No, sir. Only Mrs. Val Dartie."	- Нет, сэр. Здесь только миссис Вэл Дарти.
Mrs. Val Dartie! Yes, he remembered, nice woman--but not a substitute for Fleur! Committed, however, he followed the maid.	Миссис Вэл Дарти! Да, вспомнил - очень милая женщина, но не заменит Флер! Впрочем, отступать было поздно, он пошел следом за горничной.
In the drawing-room Michael found three people, one of them his father-in-law, who had a grey and brooding aspect, and, from an Empire chair, was staring at blue Australian butterflies' wings under glass on a round scarlet table. Winifred had jazzed the Empire foundations of her room with a superstructure more suitable to the age. She greeted Michael with fashionable warmth. It was good of him to come when he was so busy with all these young poets.	В гостиной Майкл увидел двух дам и своего тестя, который, насупившись, мрачно сидел в старинном кресле стиля ампир, уставившись на синие крылья австралийских бабочек, лежавших под стеклом на круглом красном столике. Уинифрид оживила старинную обстановку своей гостиной всякими "надстройками" в современном духе. Она встретила Майкла изысканно-сердечно. Как мило, что он пришел теперь, когда он так занят всякими молодыми поэтами!
"I thought 'Copper Coin,'" she said--"what a NICE title!--such an intriguing little book. I do think Mr. Desert is clever! What is he doing now?"	- По-моему, "Медяки" - кстати, какое прелестное название! - очень увлекательная книжка. Правда, мистер Дезерт такая умница! Что он теперь пишет?
Michael said: "I don't know," and dropped on to a settee beside Mrs. Val.	Майкл сказал: "Не знаю", - и присел на диван рядом с миссис Вэл.
Ignorant of the Forsyte family feud, he was unable to appreciate the relief he had brought in with him. Soames said something about the French, got up, and went to the window; Winifred joined him--their voices sounded confidential.	Не зная о ссоре в семье Форсайтов, он не мог оценить, какое облегчение внес своим приходом. Сомс что-то проговорил насчет французов, встал и отошел к окну; Уинифрид последовала за ним; они заговорили, понизив голос.
"How is Fleur?" said Michael's neighbour.	- Как поживает Флер? - спросила соседка Майкла.
"Thanks, awfully well."	- Спасибо, отлично.
"Do you like your house?"	- Вы любите свой дом?
"Oh, fearfully. Won't you come and see it?"	- О, страшно! Отчего вы не заглянете к нам?
"I don't know whether Fleur would--?"	- Не знаю, как Флер...
"Why not?"	- А почему?
"Oh! Well!"	- Ну-у... так.
"She's frightfully accessible."	- Она ужасно любит гостей!
She seemed to be looking at him with more interest than he deserved, to be trying to make something out from his face,	Миссис Вэл посмотрела на него с большим любопытством, чем он, казалось бы, заслуживал, как будто пытаясь что-то прочесть на его лице.
and he added:	И он добавил:
"You're a relation--by blood as well as marriage, aren't you?"	- Ведь вы, кажется, в двойном родстве - и по крови и по браку, - не так ли?
"Yes."	- Да.
"Then what's the skeleton?"	- Так в чем же дело?
"Oh! nothing. I'll certainly come. Only--she has so many friends."	- О, ничего! Я обязательно приду. Только... ведь у нее так много друзей!
Michael thought: 'I like this woman!'	"Она мне нравится", - подумал Майкл.
"As a matter of fact," he said, "I came here this afternoon thinking I might find Fleur. I should like her to know you. With all the jazz there is about, she'd appreciate somebody restful."	- Собственно говоря, - сказал он, - я зашел сюда, думая, что увижу Флер. Я бы хотел, чтобы она видалась с вами. В этой свистопляске ей, наверно, приятно будет встретить такого спокойного человека.
"Thank you."	- Спасибо.
"You've never lived in London?"	- Вы никогда не жили в Лондоне?
"Not since I was six."	- Нет, с тех пор как мне исполнилось шесть лет.
"I wish she could get a rest--pity there isn't a d-desert handy." He had stuttered; the word was not pronounced the same--still! He glanced, disconcerted, at the butterflies. "I've just been talking to a little Cockney whose S. O. S. is 'Central Austrylia.' But what do you say--Have we got souls to save?"	- Я хотел бы, чтобы Флер отдохнула. Жаль, что ей некуда дезерт... дезертировать, - он слегка запнулся на этом слове: случайное совпадение звуков - и все же!.. Чуть смутившись, он посмотрел на бабочек под стеклом. - Я только что говорил с маленьким разносчиком, чье SOS [19] Центральная Австралия. А как по-вашему, есть у нас души, которые надо спасать?
"I used to think so, but now I'm not so sure--something's struck me lately."	- Когда-то я так думала, но теперь я в этом не уверена... Меня недавно поразила одна вещь.
"What was that?"	- А что именно?
"Well, I notice that any one at all out of proportion, or whose nose is on one side, or whose eyes jut out, or even have a special shining look, always believes in the soul; people who are in proportion, and have no prominent physical features, don't seem to be really interested."	- Видите ли, я заметила, что только очень непропорционально сложенный человек - или такой, у которого нос свернут набок, или глаза слишком вылезают на лоб, или даже слишком блестят, - только такие люди всегда верят в существование души; а кто вполне пропорционален и не обладает какими-нибудь физическими особенностями, совершенно не интересуется этим вопросом.
Michael's ears moved.	Уши Майкла зашевелились.
"By Jove!" he said; "some thought! Fleur's beautifully proportioned--SHE doesn't seem to worry. I'm not--and I certainly do. The people in Covent Garden must have lots of soul. You think 'the soul's' the result of loose-gearing in the organism--sort of special consciousness from not working in one piece."	- Замечательно! - сказал он. - Это мысль! Флер изумительно пропорциональна и ничуть не интересуется вопросами души, а я - нет, и вечно интересуюсь. Наверно, у людей в Ковент-Гардене масса души. Так, по-вашему, "душа" - это результат каких-то неполадок в организме, вроде какого-то особого ощущения, что не все в порядке?
"Yes, rather like that--what's called psychic power is, I'm almost sure."	- Да, вроде этого; во всяком случае то, что называется "психической силой", по-моему, происходит отсюда.
"I say, is your life safe? According to your theory, though, we're in a mighty soulful era. I must think over my family. How about yours?"	- Скажите, а вам спокойно живется? По вашей теории, мы сейчас живем в ужасно "душевное" время. Надо бы мне проверить ее на моей семье. А ваша семья как?
"The Forsytes! Oh, they're quite too well-proportioned."	- Форсайты? О, они все слишком уравновешенные.
"I agree, they haven't any special juts so far as I've seen. The French, too, are awfully close-knit. It really is an idea, only, of course, most people see it the other way. They'd say the soul produces the disproportion, makes the eyes shine, bends the nose, and all that; where the soul is small, it's not trying to get out of the body, whence the barber's block. I'll think about it. Thanks for the tip. Well, do come and see us. Good-bye! I don't think I'll disturb them in the window. Would you mind saying I had to scoot?" Squeezing a slim, gloved hand, receiving and returning a smiling look, he slid out, thinking: 'Dash the soul, where's her body?'	- Пожалуй, у них как будто нет никаких физических недостатков. Французы тоже удивительно складный народ. Да, это мысль; но, конечно, большинство людей объяснит это по-другому. Скажут, что душа нарушает пропорцию - заставляет глаза чересчур блестеть или нос чересчур торчать. А там, где душа мелка, она и не пытается повлиять на тело. Я об этом подумаю. Спасибо за идею. Ну, до свидания, приходите к нам, непременно! Я, пожалуй, не стану беспокоить тех, у окна. Не откажите передать им, что я смылся, - и, пожав тоненькую руку в перчатке, ответив улыбкой на улыбку, Майкл выскользнул из комнаты, думая: "Черт с ней, с душой, - но где же ее тело?"

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты