THE WHITE MONKEY/Белая обезьяна (часть первая)

CHAPTER IV DINING/IV. ОБЕД

English	Русский
Lady Alison Charwell, born Heathfield, daughter of the first Earl of Campden, and wife to Lionel Charwell, K.C., Michael's somewhat young uncle, was a delightful Englishwoman brought up in a set accepted as the soul of society. Full of brains, energy, taste, money, and tinctured in its politico-legal ancestry by blue blood, this set was linked to, but apart from 'Snooks' and the duller haunts of birth and privilege. It was gay, charming, free-and- easy, and, according to Michael, "Snobbish, old thing, aesthetically and intellectually, but they'll never see it. They think they're the top notch--quick, healthy, up-to-date, well-bred, intelligent; they simply can't imagine their equals. But you see their imagination is deficient. Their really creative energy would go into a pint pot. Look at their books--they're always ON something-- philosophy, spiritualism, poetry, fishing, themselves; why, even their sonnets dry up before they're twenty-five. They know everything--except mankind outside their own set. Oh! they work-- they run the show--they have to; there's no one else with their brains, and energy, and taste. But they run it round and round in their own blooming circle. It's the world to them--and it might be worse. They've patented their own golden age; but it's a trifle flyblown since the war."	Леди Элисон Черрел, урожденная Хитфилд, дочь первого графа Кемдена и жена королевского адвоката Лайонеля Черрела, еще не старого человека, приходившегося Майклу дядей, была очаровательной женщиной, воспитанной в той среде, которую принято считать центром общества. Это была группа людей неглупых, энергичных, с большим вкусом и большими деньгами. "Голубая кровь" их предков определяла их политические связи, но они держались в стороне от "Шутников" и прочих скучных мест, посещаемых представителями привилегированной касты. Эти люди - веселые, обаятельные, непринужденные - были, по мнению Майкла, "снобы, дружочек, и в эстетическом и в умственном отношении, только они никогда этого не замечают. Они считают себя гвоздем мироздания, всегда оживлены, здоровы, современны, хорошо воспитаны, умны, Они просто не могут вообразить равных себе. Но, понимаешь, воображение у них не такое уж богатое. Вся их творческая энергия уместится в пинтовой кружке. Взять хотя бы их книги - всегда они пишут о чем-то: о философии, спиритизме, поэзии, рыбной ловле, о себе самих; даже писать сонеты они перестают еще в юности, до двадцати пяти лет. Они знают все - кроме людей, не принадлежащих к их кругу. Да, они, конечно, работают, они хозяева, и как же иначе: ведь таких умных, таких энергичных и культурных людей нигде не найти. Но эта работа сводится к топтанию на одном месте в своем несчастном замкнутом кругу. Для них он - весь мир; могло быть и хуже! Они создали свой собственный золотой век, только война его малость подпортила".
Alison Charwell--in and of this world, so spryly soulful, debonnaire, free, and cosy--lived within a stone's throw of Fleur, in a house pleasant, architecturally, as any in London. Forty years old, she had three children and considerable beauty, wearing a little fine from mental and bodily activity. Something of an enthusiast, she was fond of Michael, in spite of his strange criticisms, so that his matrimonial venture had piqued her from the start. Fleur was dainty, had quick natural intelligence--this new niece was worth cultivation. But, though adaptable and assimilative, Fleur had remained curiously unassimilated; she continued to whet the curiosity of Lady Alison, accustomed to the close borough of choice spirits, and finding a certain poignancy in contact with the New Age on Fleur's copper floor. She met with an irreverence there, which, not taken too seriously, flipped her mind. On that floor she almost felt a back number. It was stimulating.	Элисон Черрел, всецело связанная с этим миром, таким остроумно-задушевным, веселым, непринужденным и уютным, жила в двух шагах от Флер, в особняке, который был по архитектуре приятнее многих лондонских особняков. В сорок лет, имея троих детей, она сохранила свою незаурядную красоту, слегка поблекшую от усиленной умственной и физической деятельности. Как человек увлекающийся, она любила Майкла, несмотря на его чудаческие выпады, так что его матримониальная авантюра сразу заинтересовала ее. Флер была изящна, обладала живым природным умом - новой племянницей безусловно стоило заняться. Но несмотря на то, что Флер была податлива и умела приспособляться к людям, она мало поддалась обработке; она продолжала задевать любопытство леди Элисон, которая привыкла к тесному кружку избранных и испытывала какое-то острое чувство, сталкиваясь с новым поколением на медном полу в гостиной Флер. Там она встречала полную непочтительность ко всему на свете, которая, если не принимать ее всерьез, очень будоражила ее мысли. В этой гостиной она чувствовала себя почти что отсталой. Это было даже пикантно.
Receiving Fleur's telephonic enquiry about Gurdon Minho, she had rung up the novelist. She knew him, if not well. Nobody seemed to know him well; amiable, polite, silent, rather dull and austere; but with a disconcerting smile, sometimes ironical, sometimes friendly. His books were now caustic, now sentimental. On both counts it was rather the fashion to run him down, though he still seemed to exist.	Приняв от Флер по телефону заказ на Гэрдона Минхо, леди Элисон сразу позвонила писателю. Она была с ним знакома - правда, не очень близко. Никто не был с ним близко знаком. Он был всегда любезен, вежлив, молчалив, немного скучноват и серьезен. Но он обладал обезоруживающей улыбкой - иногда иронической, иногда дружелюбной. Его книги были то едкими, то сентиментальными. Считалось хорошим тоном бранить его и за то и за другое - и все-таки он продолжал существовать.
She rang him up. Would he come to a dinner to-morrow at her young nephew, Michael Mont's, and meet the younger generation?	Леди Элисон позвонила ему: не придет ли он завтра на обед к ее племяннику, Майклу Монту, познакомиться с молодым поколением?
His answer came, rather high-pitched:	В его ответе прозвучал неожиданный энтузиазм:
"Rather! Full fig, or dinner jacket?"	- С удовольствием! Фрак или смокинг?
"How awfully nice of you! they'll be ever so pleased. Full fig, I believe. It's the second anniversary of their wedding." She hung up the receiver with the thought: 'He must be writing a book about them!'	- Как мило с вашей стороны! Вам будут страшно рады. Я думаю, лучше во фраке, - завтра вторая годовщина их свадьбы. - Она повесила трубку, подумав: "Должно быть, он пишет о них книгу".
Conscious of responsibility, she arrived early.	Сознание ответственности заставило ее приехать рано.
It was a grand night at her husband's Inn, so that she brought nothing with her but the feeling of adventure, pleasant after a day spent in fluttering over the decision at 'Snooks'. She was received only by Ting-a-ling, who had his back to the fire, and took no notice beyond a stare. Sitting down on the jade green settee, she said:	Она приехала с таким чувством, что ее ждут занятные приключения: в кругах ее мужа решались большие дела, и ей было приятно переменить обстановку после целого дня суеты по поводу событий в "Клубе шутников". Ее принял один Тинг-а-Линг, сидевший спиной к камину, и удостоил ее только взглядом. Усевшись на изумрудно-зеленый диван, она сказала:
"Well, you funny little creature, don't you know me after all this time?"	- Ну ты, смешной зверек, неужели не узнаешь меня после такого долгого знакомства?
Ting-a-ling's black shiny gaze seemed saying: "You recur here, I know; most things recur. There is nothing new about the future."	Блестящие черные глаза Тинга словно говорили: "Знаю, что вы тут часто бываете; все на свете повторяется. И будущее не сулит ничего нового".
Lady Alison fell into a train of thought: The new generation! Did she want her own girls to be of it! She would like to talk to Mr. Minho about that--they had had a very nice talk down at Beechgroves before the war. Nine years ago--Sybil only six, Joan only four then! Time went, things changed! A new generation! And what was the difference? "I think we had more tradition!" she said to herself softly.	Леди Элисон задумалась. Новое поколение! Хочется ли ей, чтобы ее дочери принадлежали к нему? Ей было бы интересно поговорить об этом с мистером Минхо - перед войной они так чудесно беседовали с ним в Бичгрове. Девять лет назад! Сибил было шесть лет, Джоун - всего четыре года! Время идет, все меняется. Новое поколение! А в чем разница? "У нас было больше традиций", - тихо проговорила она.
A slight sound drew her eyes up from contemplation of her feet. Ting-a-ling was moving his tail from side to side on the hearthrug, as if applauding. Fleur's voice, behind her, said:	Легкий шум заставил ее поднять глаза, устремленные на носок туфли. Тинг-а-Линг хлопал хвостом по ковру, словно аплодируя. Голос Флер раздался у нее за спиной:
"Well, darling, I'm awfully late. It WAS good of you to get me Mr. Minho. I do hope they'll all behave. He'll be between you and me, anyway; I'm sticking him at the top, and Michael at the bottom, between Pauline Upshire and Amabel Nazing. You'll have Sibley on your left, and I'll have Aubrey on my right, then Nesta Gorse and Walter Nazing; opposite them Linda Frewe and Charles Upshire. Twelve. You know them all. Oh! and you mustn't mind if the Nazings and Nesta smoke between the courses. Amabel will do it. She comes from Virginia--it's the reaction. I do hope she'll have some clothes on; Michael always says it's a mistake when she has; but having Mr. Minho makes one a little nervous. Did you see Nesta's skit in 'The Bouquet'? Oh, too frightfully amusing-- clearly meant for L.S.D.! Ting, my Ting, are you going to stay and see all these people? Well, then, get up here or you'll be trodden on. Isn't he Chinese? He does so round off the room."	- Дорогая, я страшно опоздала. До чего мило с вашей стороны, что вы раздобыли мне мистера Минхо! Надеюсь, наши будут хорошо себя вести. Во всяком случае, сидеть он будет между вами и мной. Я его посажу у верхнего конца стола, а Майкла - напротив, между Полиной Эпшир и Эмебел Нэйзинг. Слева от вас - Сибли, справа от меня - Обри, потом Неста Горз и Уолтер Нэйзинг, а напротив них Линда Фру и Чарлз Эпшир. Всего двенадцать человек. Вы со всеми знакомы. Да, не обращайте внимания, если Нэйзинги и Неста будут курить в антрактах между блюдами. Эмебел обязательно будет курить. Она из Виргинии - и у нее это реакция. Надеюсь, на ней будет хоть чтонибудь надето. Майкл, впрочем, уверяет, что это ошибка, когда она слишком одета. Но когда ждешь мистера Минхо, как-то нервничаешь. Вы читали последнюю пародию Несты в "Букете"? Ужасно смешно! Совершенно ясный намек на Л. С. Д.! Тинг, мой милый Тинг, ты хочешь остаться и посмотреть гостей? Ну, тогда забирайся повыше, не то тебе отдавят лапки. Не правда ли, он совсем китайчонок! Он придает такую законченность комнате.
Ting-a-ling laid his nose on his paws, in the centre of a jade green cushion.	Тинг-а-Линг положил нос на лапы, улегшись на изумрудную подушку.
"Mr. Gurding Minner!"	- Мистер Гэрдин Миннер!
The well-known novelist looked pale and composed. Shaking the two extended hands, he gazed at Ting-a-ling, and said:	Вошел знаменитый романист, бледный и сдержанный, Пожав обе протянутые руки, он взглянул на Тинг-а-Линга.
"How nice! How are YOU, my little man?"	- Какой милый! - проговорил он. - Как же ты поживаешь, дружок?
Ting-a-ling did not stir.	Тинг-а-Линг даже не пошевелился.
"You take me for a common English dog, sir!" his silence seemed to say.	"Вы кажется, принимаете меня за обыкновенную английскую собаку, сэр?" - как будто говорило его молчание.
"Mr. and Mrs. Walter Nazon, Miss Lenda Frow."	- Мистер и миссис Уолтер Незон, мисс Линда Фру.
Amabel Nazing came first, clear alabaster from her fair hair down to the six inches of gleaming back above her waist-line, shrouded alabaster from four inches below the knee to the gleaming toes of her shoes; the eminent novelist mechanically ceased to commune with Ting-a-ling.	Эмебел Нэйзинг вошла первая. На шесть дюймов выше талии до светлых волос - чистый алебастр ослепительной спины, на четыре дюйма ниже колен до ослепительных туфелек - чуть прикрытый алебастр ног; знаменитый романист машинально прервал беседу с Тинг-а-Лингом.
Walter Nazing, who followed a long way up above his wife, had a tiny line of collar emergent from swathes of black, and a face, cut a hundred years ago, that slightly resembled Shelley's. His literary productions were sometimes felt to be like the poetry of that bard, and sometimes like the prose of Marcel Proust. "What oh!" as Michael said.	Уолтер Нэйзинг, следовавший за женой, был намного выше ее ростом и весь в черном, выступала только узенькая белая полоска воротничка; его лицо, словно выточенное сто лет назад, слегка напоминало лицо Шелли. И литературные его произведения иногда походили на стихи этого поэта, а иногда - на прозу Марселя Пруста. "Здорово заверчено!" - как говорил Майкл.
Linda Frewe, whom Fleur at once introduced to Gurdon Minho, was one about whose work no two people in her drawing-room ever agreed. Her works 'Trifles' and 'The Furious Don' had quite divided all opinion. Genius according to some, drivel according to others, those books always roused an interesting debate whether a slight madness enhanced or diminished the value of art. She herself paid little attention to criticism--she produced.	Линда Фру, которую Флер сразу познакомила с Гэрдоном Минхо, принадлежала к числу тех, о чьем творчестве никогда нельзя было услышать двух одинаковых суждений. Ее книги "Пустяки" и "Неистовый дон" вызвали полный раскол во мнениях. Гениальные, по мнению одних, бездарные, по мнению других, эти книги всегда вызывали интересный спор о том, поднимает ли легкий налет безумия ценность искусства или снижает? Сама писательница мало обращала внимания на критику - она творила.
"THE Mr. Minho? How interesting! I've never read anything of yours."	- Тот самый мистер Минхо! Как интересно! Я не читала ни одного вашего романа.
Fleur gave a little gasp.	Флер ахнула.
"What--don't you know Mr. Minho's cats? But they're wonderful. Mr. Minho, I do want Mrs. Walter Nazing to know you. Amabel--Mr. Gurdon Minho."	- Как, ты не знаешь кошек мистера Минхо? Но ведь они изумительны. Мистер Минхо, я очень хочу познакомить вас с женой Уолтера Нэйзинга. Эмебел, это - мистер Гэрдон Минхо.
"Oh! Mr. Minho--how perfectly lovely! I've wanted to know you ever since my cradle."	- О! Мистер Минхо! Как замечательно! Я чуть ли не с колыбели мечтаю с вами познакомиться.
Fleur heard the novelist say quietly:	Флер услышала спокойный ответ писателя:
"I could wish it had been longer;" and passed on in doubt to greet Nesta Gorse and Sibley Swan, who came in, as if they lived together, quarrelling over L.S.D., Nesta upholding him because of his 'panache', Sibley maintaining that wit had died with the Restoration; this fellow was alive!	"Ну, это еще не такой долгий срок", и пошла навстречу Несте Горз и Сибли Суону, которые явились вдвоем, как будто жили вместе, ссорясь из-за Л. С. Д. Неста оправдывала его "задиристый" тон, Сибли уверял, что остроумие умерло вместе с эпохой Реставрации; этот человек был верен себе!
Michael followed with the Upshires and Aubrey Greene, whom he had encountered in the hall. The party was complete.	Вошел Майкл с Эпширами и Обри Грином, которых он встретил в холле. Все были в сборе.
Fleur loved perfection, and that evening was something of a nightmare. Was it a success? Minho was so clearly the least brilliant person there; even Alison talked better. And yet he had such a fine skull. She did hope he would not go away early. Some one would be almost sure to say 'Dug up!' or 'Thick and bald!' before the door closed behind him. He was pathetically agreeable, as if trying to be liked, or, at least, not despised too much. And there must, of course, be more in him than met the sense of hearing. After the crab souffle he did seem to be talking to Alison, and all about youth. Fleur listened with one ear.	Флер обожала безукоризненность во всем, а этот вечер был похож на бред. Удачен ли он? Минхо явно был наименее блестящим собеседником; даже Элисон говорила лучше. А все-таки у него великолепная голова. Флер втайне надеялась, что он не уйдет слишком рано, а то кто-нибудь обязательно скажет: "Вот ископаемое!" или "Толст и лыс!" - прежде чем за гостем закроется дверь. Он трогательно мил, старается понравиться или, во всяком случае, не вызвать слишком сильного презрения. И, конечно, в нем есть что-то большее, чем можно услышать в разговоре. После суфле из крабов он как будто увлекся беседой с Элисон, и все насчет молодежи. Флер слушала краем уха:
"Youth feels . . . main stream of life . . . not giving it what it wants. Past and future getting haloes . . . Quite! Contemporary life no earthly just now . . . No . . . Only comfort for us-- we'll be antiquated, some day, like Congreve, Sterne, Defoe . . . have our chance again . . . WHY? What IS driving them out of the main current? Oh! Probably surfeit . . . newspapers . . . photographs. Don't see life itself, only reports . . . reproductions of it; all seems shoddy, lurid, commercial . . . Youth says 'Away with it, let's have the past or the future!'"	- Молодежь чувствует... великий поток жизни... не дает им того, что им нужно... Прошлое и будущее окружены ореолом... О да! Современная жизнь обесценена сейчас... Нет... Единственное утешение для нас - мы станем когданибудь такой же стариной, как Конгрив, Стерн, Дефо... и снова будем иметь успех... Почему? Что отвлекает их от общего хода жизни? Просто пресыщение... газеты... фотографии. Жизни они не видят - только читают о ней... Одни репродукции: все кажется поддельным, унылым, продажным... и молодежь говорит: "Долой эту жизнь! Дайте нам прошлое или будущее!"
He took some salted almonds, and Fleur saw his eyes stray to the upper part of Amabel Nazing. Down there the conversation was like Association football--no one kept the ball for more than one kick. It shot from head to head. And after every set of passes some one would reach out and take a cigarette, and blow a blue cloud across the unclothed refectory table. Fleur enjoyed the glow of her Spanish room--its tiled floor, richly coloured fruits in porcelain, its tooled leather, copper articles, and Soames' Goya above a Moorish divan. She headed the ball promptly when it came her way, but initiated nothing. Her gift was to be aware of everything at once. "Mrs. Michael Mont presented" the brilliant irrelevancies of Linda Frewe, the pricks and stimulations of Nesta Gorse, the moonlit sliding innuendoes of Aubrey Greene, the upturning strokes of Sibley Swan, Amabel Nazing's little cool American audacities, Charles Upshire's curious bits of lore, Walter Nazing's subversive contradictions, the critical intricacies of Pauline Upshire; Michael's happy-go-lucky slings and arrows, even Alison's knowledgeable quickness, and Gurdon Minho's silences--she presented them all, showed them off, keeping her eyes and ears on the ball of talk lest it should touch earth and rest. Brilliant evening; but-- a success?	Он взял несколько соленых миндалинок, и Флер увидела, что его глаза остановились на плечах Эмебел Нэйзинг. В том конце стола разговор был похож на игру в футбол - никто не держал мяч дольше, чем на один удар. Он перелетал от одного к другому. И после ряда удачных пассировок кто-нибудь протягивал руку за папироской и пускал голубое облако дыма над не покрытым скатертью обеденным столом. Флер наслаждалась великолепием своей испанской столовой - мозаичным полом, яркими фруктами из фарфора, тисненой кожей, медной отделкой и Сомсовым Гойей над мавританским диваном. Она быстро принимала мяч, когда он к ней залетал, но не брала на себя инициативы. Ее талант заключался в умении замечать все сразу. "Миссис Майкл Монт подавала" - блестящие нелепости Линды Фру, задор и поддразниванье Несты Горз, туманные намеки Обри Грина, размашистые удары Сибли Суона, маленькие хладнокровные американские вольности Эмебел Нэйзинг, забавные выражения Чарльза Эпшира, рискованные парадоксы Уолтера Нэйзинга, критические замечания Полины Эпшир, легкомысленные шутки и шпильки Майкла, даже искреннюю оживленность Элисон и молчание Гэрдона Минхо - все это она подавала, выставляла напоказ, все время настороженно следя, чтобы мяч разговора не коснулся земли и не замер. Да, блестящий вечер, но - успех ли это?
On the jade green settee, when the last of them had gone and Michael was seeing Alison home, she thought of Minho's 'Youth--not getting what it wants.' No! Things didn't fit. "They don't fit, do they, Ting!" But Ting-a-ling was tired, only the tip of one ear quivered. Fleur leaned back and sighed. Ting-a-ling uncurled himself, and putting his forepaws on her thigh, looked up in her face. "Look at me," he seemed to say, "I'm all right. I get what I want, and I want what I get. At present I want to go to bed."	Когда простились последние гости и Майкл пошел провожать Элисон домой, Флер села на зеленый диван и стала думать о словах Минхо: "Молодежь не получает того, что ей нужно". Нет! Что-то не ладится. - Не ладится, правда, Тинг? - Но Тинг-а-Линг устал, и только кончик одного уха дрогнул. Флер откинулась на спинку дивана, и вздохнула. Тинг-а-Линг выпрямился и, положив передние лапы к ней на колени, посмотрел ей в лицо. "Смотри на меня, - как будто говорил он. - У меня все благополучно. Я получаю то, чего хочу, и хочу того, что получаю. Сейчас я хочу спать".
"But I don't," said Fleur, without moving.	- А я - нет, - сказала Флер, не двигаясь.
"Just take me up!" said Ting-a-ling.	- Возьми меня на руки, - попросил Тинг-а-Линг.
"Well," said Fleur, "I suppose--It's a nice person, but not the right person, Ting."	- Да, - сказала Флер, - мне кажется... Он милый человек, но это не тот человек, Тинг.
Ting-a-ling settled himself on her bare arms.	Тинг-а-Линг устроился поудобнее на ее обнаженных руках.
"It's all right," he seemed to say. "There's a great deal too much sentiment and all that, out of China. Come on!"	"Все в порядке, - как будто говорил он, - тут у вас слишком много всяких чувств и тому подобное - в Китае их нет. Идем!"

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты