English | Русский |
Salomon saith, There is no new thing upon the earth. So that as Plato had an imagination, that all knowledge was but remembrance; so Salomon giveth his sentence, that all novelty is but oblivion. Whereby you may see, that the river of Lethe runneth as well above ground as below. There is an abstruse astrologer that saith, if it were not for two things that are constant (the one is, that the fixed stars ever stand a like distance one from another, and never come nearer together, nor go further asunder; the other, that the diurnal motion perpetually keepeth time), no individual would last one moment. | "Нет ничего нового под солнцем"[2][5][7], -- сказал Соломон. И, как Платон считает, что "Всякое знание есть лишь припоминание", так Соломон говорит, что "Все новое есть лишь забвенное"[2][5][8], -- откуда можно видеть, что воды Леты текут не только под землей, но и на земле. У одного астролога находим мы следующее темное высказывание: "Не будь на свете двух постоянных вещей (а именно: неподвижных звезд, всегда находящихся друг от друга на одном расстоянии, не приближаясь и не удаляясь; и неизменного ежедневного вращения, которое отсчитывает время), никто не мог бы существовать и одного мгновения". |
Certain it is, that the matter is in a perpetual flux, and never at a stay. The great winding-sheets, that bury all things in oblivion, are two; deluges and earthquakes. As for conflagrations and great droughts, they do not merely dispeople and destroy. Phaeton's car went but a day. And the three years' drought in the time of Elias was but particular, and left people alive. As for the great burnings by lightnings, which are often in the West Indies, they are but narrow. But in the other two destructions, by deluge and earthquake, it is further to be noted, that the remnant of people which hap to be reserved, are commonly ignorant and mountainous people, that can give no account of the time past; so that the oblivion is all one, as if none had been left. If you consider well of the people of the West Indies, it is very probable that they are a newer or a younger people, than the people of the Old World. And it is much more likely, that the destruction that hath heretofore been there, was not by earthquakes (as the Egyptian priest told Solon concerning the island of Atlantis, that it was swallowed by an earthquake), but rather that it was desolated by a particular deluge. For earthquakes are seldom in those parts. | Одно можно сказать с достоверностью: материя не знает покоя и находится в вечном движении. Есть два обширных савана, все под собой погребающих, -- потопы и землетрясения. Что касается пожаров и больших засух, то они хотя и разрушительны, но не совсем истребляют население. Кони Фаэтона понесли только раз[2][5][9]. А трехлетняя засуха во времена Илии была только частичной и оставила жителей в живых[26][0]. Точно так же и пожары, возникающие от молний и часто наблюдаемые в Вест-Индии, -- действие их местное и ограниченное. Тогда как при потопе и землетрясении, если и случится кому уцелеть, то это обычно люди темные, жители глухих горных мест, не сохранившие памяти о прошлом; поэтому забвение поглощает страну так, словно бы никого в живых и не оставалось. Возьмем хотя бы население Вест-Индии; весьма возможно, что это народ более новый или молодой, чем обитатели Старого Света, и что бедствие, некогда там происшедшее, было всего вероятнее не землетрясением (как говорил египетский жрец Солону об острове Атлантида)[261], но частичным потопом, ибо землетрясения в тех краях редки. |
But on the other side, they have such pouring rivers, as the rivers of Asia and Africk and Europe, are but brooks to them. Their Andes, likewise, or mountains, are far higher than those with us; whereby it seems, that the remnants of generation of men, were in such a particular deluge saved. As for the observation that Machiavel hath, that the jealousy of sects, doth much extinguish the memory of things; traducing Gregory the Great, that he did what in him lay, to extinguish all heathen antiquities; I do not find that those zeals do any great effects, nor last long; as it appeared in the succession of Sabinian, who did revive the former antiquities. | Зато реки у них столь мощны, что рядом с ними реки Азии, Африки и Европы кажутся ручьями. Точно так же и горы их, Анды, много выше наших; почему и представляется возможным, что жители после такого потопа частью уцелели. Что же касается замечания Макиавелли, который главную причину исчезновения памятников прошлого видит во вражде религиозных сект и обвиняет Григория Великого в усердном истреблении языческих древностей[262], то я что-то не вижу, чтобы подобное рвение достигало цели или имело длительные последствия; так было и на сей раз, ибо Григорию наследовал Сабиниан, взявшийся за восстановление древностей. |
The vicissitude of mutations in the superior globe, are no fit matter for this present argument. It may be, Plato's Great Year, if the world should last so long, would have some effect; not in renewing the state of like individuals (for that is the fume of those, that conceive the celestial bodies have more accurate influences upon these things below, than indeed they have), but in gross. Comets, out of question, have likewise power and effect, over the gross and mass of things; but they are rather gazed upon, and waited upon in their journey, than wisely observed in their effects; specially in their respective effects; that is, what kind of comet, for magnitude, color, version of the beams, placing in the reign of heaven, or lasting, produceth what kind of effects. | Превратности или перемены в небесных сферах не являются подходящим предметом для моего рассуждения. Быть может, Платонов Великий Год[263], если только мир наш продержится до тех пор, окажет некоторое действие -- не в смысле воскрешения отдельных личностей (ибо это лишь пустые бредни тех, кто воображает, будто небесные светила имеют более влияния на земные дела, чем это есть в действительности), но в смысле общих перемен. Такое же действие и влияние на общий ход вещей, несомненно, имеют кометы. Но у нас принято более дивиться им и следить за их движением, нежели должным образом наблюдать их действие, особенно в его взаимосвязях, а именно какие кометы -- по величине, цвету, направлению лучей, положению в небе и длительности появления -- какое действие оказывают. |
There is a toy which I have heard, and I would not have it given over, but waited upon a little. They say it is observed in the Low Countries (I know not in what part) that every five and thirty years, the same kind and suit of years and weathers come about again; as great frosts, great wet, great droughts, warm winters, summers with little heat, and the like; and they call it the Prime. It is a thing I do the rather mention, because, computing backwards, I have found some concurrence. | Мне довелось слышать один пустяк, который, однако же, не хотелось бы оставлять без внимания. Говорят, что в Нидерландах (не знаю только в какой их части) каждые тридцать пять лет повторяются в том же порядке все явления природы, как-то: большие морозы, проливные дожди, сильные засухи, теплые зимы, холодные лета и так далее. И называется это у них "Примой". Пример этому я привожу тем охотнее, что, произведя некоторые вычисления за прошедшие годы, обнаружил ряд совпадений. |
But to leave these points of nature, and to come to men. greatest vicissitude of things amongst men, is the vicissitude of sects and religions. For those orbs rule in men's minds most. The true religion is built upon the rock; the rest are tossed, upon the waves of time. To speak, therefore, of the causes of new sects; and to give some counsel concerning them, as far as the weakness of human judgment can give stay, to so great revolutions. | Но обратимся теперь от природы к человеку. Величайшей превратностью в делах человеческих являются смены сект и вероучений. Ведь именно они всего более властвуют над умами. Истинная религия зиждется на скале; остальные же являются игралищем волн времени. Итак, поговорим о причинах появления новых сект и дадим по этому поводу некоторые советы в той мере, в какой слабый человеческий разум способен оказывать действие на события такой важности. |
When the religion formerly received, is rent by discords; and when the holiness of the professors of religion, is decayed and full of scandal; and withal the times be stupid, ignorant, and barbarous; you may doubt the springing up of a new sect; if then also, there should arise any extravagant and strange spirit, to make himself author thereof. All which points held, when Mahomet published his law. If a new sect have not two properties, fear it not; for it will not spread. The one is the supplanting, or the opposing, of authority established; for nothing is more popular than that. The other is the giving license to pleasures, and a voluptuous life. For as for speculative heresies (such as were in ancient times the Arians, and now the Arminians), though they work mightily upon men's wits, yet they do not produce any great alterations in states; except it be by the help of civil occasions. | Когда общепринятая религия раздираема спорами; когда нравы ее служителей исполнились греха и соблазна, а времена темны и невежественны -- тогда должно ожидать появления новой секты, если к тому же явится неспокойный и мятущийся дух, чтобы стать ее основателем. Все эти обстоятельства были налицо, когда Магомет возгласил свой закон. Но есть еще два признака, обязательных для новой секты; иначе нечего и опасаться ее распространения. Во-первых, надо, чтобы она противостояла установленной власти и стремилась заменить ее, ибо нет ничего популярнее этого; а во-вторых, чтобы давала простор чувственным страстям. Ибо ересь умозрительная (каковым было в древние времена арианство, а ныне -- арминианство)[264], хотя и сильно воздействует на умы, все же не производит переворотов в государствах, разве лишь в сочетании с политическими событиями. |
There be three manner of plantations of new sects. By the power of signs and miracles; by the eloquence, and wisdom, of speech and persuasion; and by the sword. For martyrdoms, I reckon them amongst miracles; because they seem to exceed the strength of human nature: and I may do the like, of superlative and admirable holiness of life. Surely there is no better way, to stop the rising of new sects and schisms, than to reform abuses; to compound the smaller differences; to proceed mildly, and not with sanguinary persecutions; and rather to take off the principal authors by winning and advancing them, than to enrage them by violence and bitterness. | Насаждение новой веры происходит тремя путями: силой чудес и знамений, красноречивыми и мудрыми речами и увещеваниями и силой оружия. Мученичество причисляю я также к чудесам, ибо оно превышает, по-видимому, силы человеческой природы. Туда же склонен я отнести и выдающиеся примеры необычайной святости жизни. Для борьбы с новыми сектами и ересями нет лучшего способа, как искоренять злоупотребления, примирять несущественные разногласия, действовать с умеренностью, не прибегая к кровавым расправам; главных же зачинщиков лучше привлекать подкупами и милостями, нежели озлоблять преследованиями. |
The changes and vicissitude in wars are many; but chiefly in three things; in the seats or stages of the war; in the weapons; and in the manner of the conduct. Wars in ancient time, seemed more to move from east to west; for the Persians, Assyrians, Arabians, Tartars (which were the invaders) were all eastern people. It is true, the Gauls were western; but we read but of two incursions of theirs: the one to Gallo-Gr?cia, the other to Rome. But east and west have no certain points of heaven; and no more have the wars either from the east or west, any certainty of observation. But north and south are fixed; and it hath seldom or never been seen that the far southern people have invaded the northern, but contrariwise. Whereby it is manifest that the northern tract of the world, is in nature the more martial region: be it in respect of the stars of that hemisphere; or of the great continents that are upon the north, whereas the south part, for aught that is known, is almost all sea; or (which is most apparent) of the cold of the northern parts, which is that which, without aid of discipline, doth make the bodies hardest, and the courages warmest. | Превратности и перемены в войнах многочисленны, но более всего подвержены им три вещи: театр военных действий, оружие и способы ведения войны. В древности войны имели преимущественно направление с востока на запад, ибо персы, ассирийцы, арабы, татары (т. е. все завоеватели) были народами восточными. Правда, галлы относятся к числу западных; но из их набегов нам известны лишь два: один -- на Галатию, другой -- на Рим[265]. Восток и запад не являются, однако, постоянными точками на небе: так же и о войнах нельзя с точностью заключить, свойственно ли им восточное направление или западное. Тогда как север и юг являются направлениями постоянными; и редко или даже никогда не случалось южному народу завоевать северный, а бывало как раз наоборот. Отсюда явствует, что жители северных стран по природе своей более воинственны, будь то влияние звезд этого полушария или следствие расположения на севере больших материков, тогда как юг, насколько известно, почти целиком занят морями: или же (что всего вероятнее) следствие холодного климата северных стран, который без помощи военного обучения всего более укрепляет тела и горячит сердца. |
Upon the breaking and shivering of a great state and empire, you may be sure to have wars. For great empires, while they stand, do enervate and destroy the forces of the natives which they have subdued, resting upon their own protecting forces; and then when they fail also, all goes to ruin, and they become a prey. So was it in the decay of the Roman empire; and likewise in the empire of Almaigne, after Charles the Great, every bird taking a feather; and were not unlike to befall to Spain, if it should break. The great accessions and unions of kingdoms, do likewise stir up wars; for when a state grows to an over-power, it is like a great flood, that will be sure to overflow. As it hath been seen in the states of Rome, Turkey, Spain, and others. Look when the world hath fewest barbarous peoples, but such as commonly will not marry or generate, except they know means to live (as it is almost everywhere at this day, except Tartary), there is no danger of inundations of people; but when there be great shoals of people, which go on to populate, without foreseeing means of life and sustentation, it is of necessity that once in an age or two, they discharge a portion of their people upon other nations; which the ancient northern people were wont to do by lot; casting lots what part should stay at home, and what should seek their fortunes. When a warlike state grows soft and effeminate, they may be sure of a war. For commonly such states are grown rich in the time of their degenerating; and so the prey inviteth, and their decay in valor, encourageth a war. | Войны наверняка можно ждать при распаде великой империи. Ибо такие империи, покуда они существуют, весьма расслабляют население подвластных им областей, полагаясь для защиты их единственно на собственные свои силы; а когда силы эти иссякнут, то и все рушится, становясь легкой добычей. Так было при распаде Римской империи, так было с империей Германской после Карла Великого, когда каждый хищник отрывал по куску; так может случиться с Испанией, если станет она распадаться. Крупные государственные объединения также порождают войны, ибо, когда могущество государства чрезмерно усиливается, оно становится подобным мощной реке и наверняка выходит из берегов. Так было с Римом, Турцией, Испанией и др. И еще заметим: когда мир населен не варварскими племенами, но преимущественно такими, которые воздерживаются от брака и деторождения, если не имеют средств к жизни (а это в наши дни наблюдается почти повсеместно, исключая Татарию), то нечего опасаться нашествий. Но когда имеются огромные скопления людей, продолжающих плодиться, не заботясь о средствах к существованию, тогда неизбежно раз или два в столетие часть этого народа будет наводнять соседние страны; это у древних народов Севера решалось жребием: кому оставаться дома, а кому искать счастья по свету. Война неизбежна и тогда, когда народ, ранее воинственный, становится изнеженным и расслабленным, ибо такие государства обычно накапливают богатства за время своего вырождения; это служит приманкой, а упадок в них доблести поощряет врагов к войне. |
As for the weapons, it hardly falleth under rule and observation: yet we see even they, have returns and vicissitudes. For certain it is, that ordnance was known in the city of the Oxidrakes in India; and was that, which the Macedonians called thunder and lightning, and magic. And it is well known that the use of ordnance, hath been in China above two thousand years. The conditions of weapons, and their improvement, are; First, the fetching afar off; for that outruns the danger; as it is seen in ordnance and muskets. Secondly, the strength of the percussion; wherein likewise ordnance do exceed all arietations and ancient inventions. The third is, the commodious use of them; as that they may serve in all weathers; that the carriage may be light and manageable; and the like. | Что касается оружия, то здесь трудно привести какое-либо общее правило; однако и тут мы видим превратности и чередования. Известно, например, что огнестрельное оружие применялось в Индии и что именно его македонцы называли громом и молнией или колдовством. И мы знаем также, что в Китае огнестрельное оружие было известно более двух тысячелетий назад. От оружия требуется, во-первых, дальность боя, ибо тогда оно опережает опасность, как видно по артиллерии и мушкетам; во-вторых, пробивная сила, в чем артиллерия опять-таки превосходит все тараны и военные машины древности; в-третьих, удобство пользования: чтобы действовали во всякую погоду, были подвижными, легкими и тому подобное. |
For the conduct of the war: at the first, men rested extremely upon number: they did put the wars likewise upon main force and valor; pointing days for pitched fields, and so trying it out upon an even match and they were more ignorant in ranging and arraying their battles. After, they grew to rest upon number rather competent, than vast; they grew to advantages of place, cunning diversions, and the like: and they grew more skilful in the ordering of their battles. | Что касается способов ведения войны, то вначале более всего полагались на численность войска; в солдатах ценили лишь силу и храбрость, назначали дни для решающих сражений, т. е. старались решить дело просто в схватке, а искусство боевого строя было неведомо. Впоследствии стали более ценить умение, а не число, понимать значение выбора местности, хитроумных диверсий и прочего и искуснее располагать войска перед боем. |
In the youth of a state, arms do flourish; in the middle age of a state, learning; and then both of them together for a time; in the declining age of a state, mechanical arts and merchandize. Learning hath his infancy, when it is but beginning and almost childish; then his youth, when it is luxuriant and juvenile; then his strength of years, when it is solid and reduced; and lastly, his old age, when it waxeth dry and exhaust. But it is not good to look too long upon these turning wheels of vicissitude, lest we become giddy. As for the philology of them, that is but a circle of tales, and therefore not fit for this writing. | В молодых государствах процветает искусство войны; в зрелых -- науки; затем некоторое время процветает то и другое; в дряхлых же -- ремесла и торговля. Есть и у науки младенчество, когда она только еще лепечет; затем юность, когда она бывает цветущей и пышной; далее, зрелость, когда она становится серьезной и немногословной; и наконец, старость, когда она дряхлеет. Но не следует слишком долго созерцать вращение колес превратности, не то закружится голова. Что же касается их объяснения, то это лишь собрание побасенок, а потому для этих страниц непригодно. |