Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 70/Письмо 70
| English | Русский |
| LONDON, May 27, O. S. 1753. | Лондон, 27 мая ст. ст. 1753 г. |
| MY DEAR FRIEND: I have this day been tired, jaded, nay, tormented, by the company of a most worthy, sensible, and learned man, a near relation of mine, who dined and passed the evening with me. This seems a paradox, but is a plain truth; he has no knowledge of the world, no manners, no address; far from talking without book, as is commonly said of people who talk sillily, he only talks by book; which in general conversation is ten times worse. He has formed in his own closet from books, certain systems of everything, argues tenaciously upon those principles, and is both surprised and angry at whatever deviates from them. His theories are good, but, unfortunately, are all impracticable. Why? because he has only read and not conversed. He is acquainted with books, and an absolute stranger to men. Laboring with his matter, he is delivered of it with pangs; he hesitates, stops in his utterance, and always expresses himself inelegantly. His actions are all ungraceful; so that, with all his merit and knowledge, I would rather converse six hours with the most frivolous tittle-tattle woman who knew something of the world, than with him. The preposterous notions of a systematical man who does not know the world, tire the patience of a man who does. It would be endless to correct his mistakes, nor would he take it kindly: for he has considered everything deliberately, and is very sure that he is in the right. Impropriety is a characteristic, and a never-failing one, of these people. | Милый друг! Сегодня я вымотан, истерзан, скажу даже - замучен обществом весьма достойного, тонкого и ученого человека, моего близкого родственника, который обедал у меня и с которым мы провели вместе вечер. Как это ни кажется парадоксальным, это сущая правда: у него нет ни знания света, ни хороших манер, ни уменья держать себя в обществе. Далекий от того, чтобы говорить наобум, что принято считать признаком глупости, он изрекает только книжные истины - и это в десять раз хуже. Сидя в своем кабинете, он выработал на все определенные взгляды, почерпнутые из книг, и теперь упорно отстаивает их, а когда что-нибудь не согласуется с ними, не только удивляется, но и сердится. Теории его хороши, но, к сожалению, все неприемлемы на практике. Почему? Да потому, что он привык только читать, а не общаться с людьми. Он знает книги, но понятия не имеет о людях. Стараясь извлечь из себя какую-нибудь мысль, он производит ее на свет в величайших муках; он запинается, сбивается и выражается всегда до крайности неудачно. Манеры его лишены какого бы то ни было изящества, так что, невзирая на все его достоинства и ученость, я с большей охотой провел бы шесть часов подряд с самой пустой болтуньей, как-никак знающей свет, чем с таким, как он. Нелепые представления человека, возводящего свои домыслы в систему, но совершенно не знающего людей, способны извести того, кто их знает. Ошибкам его нет числа, а начав исправлять их, ты вызовешь его гнев: он ведь все очень тщательно продумал и глубоко убежден в своей правоте. |
| Regardless, because ignorant, of customs and manners, they violate them every moment. They often shock, though they never mean to offend: never attending either to the general character, or the particular distinguishing circumstances of the people to whom, or before whom they talk; whereas the knowledge of the world teaches one, that the very same things which are exceedingly right and proper in one company, time and place, are exceedingly absurd in others. In short, a man who has great knowledge, from experience and observation, of the characters, customs, and manners of mankind, is a being as different from, and as superior to, a man of mere book and systematical knowledge, as a well- managed horse is to an ass. | Несообразность - вот черта, характеризующая подобного рода людей. Не считаясь с установившимися обычаями и привычками, просто потому что они их не знают, люди эти нарушают их на каждом шагу. Хоть у них и нет намерения обидеть окружающих, они часто их до последней степени возмущают. Они никогда не вникают ни в общий характер, ни в отдельные черты людей, с которыми или перед которыми говорят. А ведь из опыта светской жизни мы знаем, что уместное и пристойное в одной компании, в определенном месте и в определенное время при других обстоятельствах оказывается неуместным и непристойным. Словом, между человеком, чьи знания складываются из опыта и наблюдений над характерами, обычаями и привычками людей, и человеком, почерпнувшим всю свою ученость из книг и возведшим прочитанное в систему, столь же большая разница, как между хорошо объезженной лошадью и ослом. |
| Study, therefore, cultivate, and frequent men and women; not only in their outward, and consequently, guarded, but in their interior, domestic, and consequently less disguised, characters and manners. Take your notions of things, as by observation and experience you find they really are, and not as you read that they are or should be; for they never are quite what they should be. For this purpose do not content yourself with general and common acquaintance; but wherever you can, establish yourself, with a kind of domestic familiarity, in good houses. For instance, go again to Orli, for two or three days, and so at two or three 'reprises'. Go and stay two or three days at a time at Versailles, and improve and extend the acquaintance you have there. Be at home at St. Cloud; and, whenever any private person of fashion invites you to, pass a few days at his country-house, accept of the invitation. This will necessarily give you a versatility of mind, and a facility to adopt various manners and customs; for everybody desires to please those in whose house they are; and people are only to be pleased in their own way. | Поэтому изучай и мужчин, и женщин, поддерживай с ними знакомство и почаще бывай у них дома; всматривайся не только в их внешнее обличье, за которым они, разумеется, следят, но и в их личную и домашнюю жизнь, где и характер их, и привычки ничем не прикрыты. Составь себе представление о вещах на основании собственного наблюдения и опыта, представляй их себе такими, каковы они в действительности, а не такими, какие они только в книгах или какими, судя по тому, что написано о них в тех же книгах, они должны быть; в жизни они ведь никогда не бывают тем, чем должны. Для этого не удовольствуйся общим и поверхностным знакомством с ними, а всюду, где только сможешь, сумей стать своим человеком в хороших домах. Например, съезди еще раз в Орли на несколько дней, а потом наведайся туда еще раза два или три. Съезди дня на два, на три в Версаль, для того чтобы углубить там свои знакомства и расширить их круг. Будь как дома в Сен-Клу, и всякий раз как кто-нибудь из живущих там дворян пригласит тебя провести несколько дней у него в поместье, принимай это приглашение. Это непременно привьет тебе известную гибкость, и тебе будет легче примениться к различным обычаям и нравам: всегда ведь хочется понравиться тому, в чьем доме живешь, а вкусы у людей разные. |
| Nothing is more engaging than a cheerful and easy conformity to people's particular manners, habits, and even weaknesses; nothing (to use a vulgar expression) should come amiss to a young fellow. He should be, for good purposes, what Alcibiades was commonly for bad ones, a Proteus, assuming with ease, and wearing with cheerfulness, any shape. Heat, cold, luxury, abstinence, gravity, gayety, ceremony, easiness, learning, trifling, business, and pleasure, are modes which he should be able to take, lay aside, or change occasionally, with as much ease as he would take or lay aside his hat. All this is only to be acquired by use and knowledge of the world, by keeping a great deal of company, analyzing every character, and insinuating yourself into the familiarity of various acquaintance. | Чем можно вернее расположить к себе людей, как ни радостным и непринужденным подчинением их привычкам, нравам и даже слабостям - молодому человеку, как говорится, все идет впрок. Ему следует быть ради благих целей тем, чем Алкивиад обычно бывал ради дурных - Протеем, с легкостью принимающим любые обличья и легко и весело привыкающим к ним. Жар, холод, сладострастие, воздержание, серьезность, веселье, церемонность, непринужденность, ученость, легкомыслие, дела и удовольствия - все это он должен уметь принимать, откладывать, когда нужно, в сторону, изменяя себе так же легко и просто, как он надел бы или положил в сторону шляпу. А приобретается это только привычкою к светской жизни и знанием света, общением со множеством людей, тщательным изучением каждого в отдельности и умением хорошо разглядеть своих разнообразных знакомых, добившись близости с ними. |
| A right, a generous ambition to make a figure in the world, necessarily gives the desire of pleasing; the desire of pleasing points out, to a great degree, the means of doing it; and the art of pleasing is, in truth, the art of rising, of distinguishing one's self, of making a figure and a fortune in the world. But without pleasing, without the graces, as I have told you a thousand times, 'ogni fatica e vana'. You are now but nineteen, an age at which most of your countrymen are illiberally getting drunk in port, at the university. You have greatly got the start of them in learning; and if you can equally get the start of them in the knowledge and manners of the world, you may be very sure of outrunning them in court and parliament, as you set out much earlier than they. They generally begin but to see the world at one-and-twenty; you will by that age have seen all Europe. They set out upon their travels unlicked cubs: and in their travels they only lick one another, for they seldom go into any other company. They know nothing but the English world, and the worst part of that too, and generally very little of any but the English language; and they come home, at three or four- and-twenty, refined and polished (as is said in one of Congreve's plays) like Dutch skippers from a whale-fishing. The care which has been taken of you, and (to do you justice) the care that you have taken of yourself, has left you, at the age of nineteen only, nothing to acquire but the knowledge of the world, manners, address, and those exterior accomplishments. But they are great and necessary acquisitions, to those who have sense enough to know their true value; and your getting them before you are one-and-twenty, and before you enter upon the active and shining scene of life, will give you such an advantage over all your contemporaries, that they cannot overtake you: they must be distanced. You may probably be placed about a young prince, who will probably be a young king. There all the various arts of pleasing, the engaging address, the versatility of manners, the brillant, the graces, will outweigh, and yet outrun all solid knowledge and unpolished merit. Oil yourself, therefore, and be both supple and shining, for that race, if you would be first, or early at the goal. Ladies will most probably too have something to say there; and those who are best with them will probably be best SOMEWHERE ELSE. Labor this great point, my dear child, indefatigably; attend to the very smallest parts, the minutest graces, the most trifling circumstances, that can possibly concur in forming the shining character of a complete gentleman, 'un galant homme, un homme de cour', a man of business and pleasure; 'estime des hommes, recherche des femmes, aime de tout le monde'. In this view, observe the shining part of every man of fashion, who is liked and esteemed; attend to, and imitate that particular accomplishment for which you hear him chiefly celebrated and distinguished: then collect those various parts, and make yourself a mosiac of the whole. No one body possesses everything, and almost everybody possesses some one thing worthy of imitation: only choose your models well; and in order to do so, choose by your ear more than by your eye. The best model is always that which is most universally allowed to be the best, though in strictness it may possibly not be so. We must take most things as they are, we cannot make them what we would, nor often what they should be; and where moral duties are not concerned, it is more prudent to follow than to attempt to lead. Adieu. | Справедливое и благородное притязание что-то представлять собою в свете неизбежно пробуждает в человеке желание понравиться; желание же понравиться в какой-то степени подсказывает ему, как его лучше осуществить. А ведь искусство нравиться - это по сути дела искусство возвыситься, отличиться, создать себе имя и добиться успеха. Но без уменья расположить к себе людей, без благосклонности граций, как я тебе уже говорил много раз, ogni fatica e vana. Тебе сейчас только девятнадцать лет, в этом возрасте большинство твоих соотечественников, пристрастившись к портвейну, тупо пьянствуют в университете. Ты сумел значительно опередить их в ученье, и, если сумеешь точно так же оказаться впереди по знанию света и по манерам, ты можешь быть совершенно уверен, что превзойдешь их при дворе и в парламенте, ведь начал-то ты намного раньше, чем они все. Они обычно в двадцать один год только в первый раз выезжают в свет, ты к двадцати одному объездишь уже всю Европу. Неотесанными увальнями пускаются они в путешествия, а во время путешествий варятся все время в собственном соку, потому что в другом обществе им почти не приходится бывать. Знают они только одних англичан, да и то их худшую часть, и очень редко имеют понятие о каком-нибудь языке, кроме родного, и возвращаются к себе на родину в возрасте двадцати двух или двадцати трех лет, приобретя манеры и лоск голландского шкипера с китобойного судна, как говорится в одной из комедий Конгрива. Моя забота о тебе и - надо отдать тебе справедливость - твоя собственная забота привели к тому, что, хотя тебе всего девятнадцать лет, тебе остается приобрести лишь знание света, хорошие манеры и думать уже только о своей внешности. Но все эти внешние качества очень важны и необходимы для тех, у кого достаточно ума, чтобы оценить их по достоинству, и если ты приобретешь их до того, как тебе исполнится двадцать один год, и до того, как ты выступишь на поприще деятельной и блестящей жизни, то у тебя будут такие преимущества над всеми твоими современниками, что им никак не удастся превзойти тебя и ты оставишь их далеко позади. Возможно, ты получишь назначение при одном из молодых принцев, который, может быть, станет потом молодым королем. Там все различные способы нравиться, располагающая к себе обходительность, гибкость манер, brillant(311) и благосклонность граций не только перевесят, но и затмят любую подлинную ученость и любые достоинства, лишенные этого блеска. Поэтому умасти себя маслами и будь ловок и блестящ в этом беге, если хочешь опередить всех других и первым достичь поставленной цели. Может статься, что и дамы скажут здесь свое слово, и тот, кто будет иметь у них наибольший успех, будет иметь его и в чем-то другом. Употреби на это все свои старания, милый мой мальчик, это до чрезвычайности важно; обрати внимание на мельчайшие обстоятельства, на самые незаметные черточки, на то, что принято считать пустяками, но из чего складывается весь блистательный облик настоящего джентльмена, un galant homme, un homme de cour(312), человека делового и жизнелюбца; estime des hommes, recherche des remmes, aime de tout de monde(313). Понаблюдай за каждым светским человеком, которого люди любят и уважают, умей узнать, чем он этого добивается. Сумей разглядеть в нем то особое качество, за которое его больше всего прославляют и хвалят, и постарайся следовать в этом его примеру. А питом собери все эти черты воедино и создай из них нечто вроде мозаики целого. Нет человека, который бы обладал всеми качествами, но едва ли не у каждого есть какое-то одно, достойное подражания. Умей только хорошо выбирать себе образцы, а для того, чтобы тебе это удалось, доверяй ушам своим больше, нежели глазам. Лучший пример для подражания - это человек, достоинства которого признаны всеми, хотя в действительности они могут быть и не так велики. Мы должны принимать вещи такими, каковы они есть, мы не в силах сделать их такими, какими нам бы хотелось их видеть, а нередко даже и такими, какими им следовало бы быть, и коль скоро все это не затрагивает нравственных обязанностей человека, более благоразумно в этих вещах следовать примеру других, а не пытаться их вести за собою. Прощай. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
