Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 60/Письмо 60
| English | Русский |
| GREENWICH, July 15, O. S. 1751 | Гринвич, 15 июля ст. ст. 1751 г. |
| MY DEAR FRIEND: As this is the last, or last letter but one, that I think I shall write before I have the pleasure of seeing you here, it may not be amiss to prepare you a little for our interview, and for the time we shall pass together. Before kings and princes meet, ministers on each side adjust the important points of precedence, arm chairs, right hand and left, etc., so that they know previously what they are to expect, what they have to trust to; and it is right they should; for they commonly envy or hate, but most certainly distrust each other. We shall meet upon very different terms; we want no such preliminaries: you know my tenderness, I know your affection. My only object, therefore, is to make your short stay with me as useful as I can to you; and yours, I hope, is to co-operate with me. Whether, by making it wholesome, I shall make it pleasant to you, I am not sure. Emetics and cathartics I shall not administer, because I am sure you do not want them; but for alteratives you must expect a great many; and I can tell you that I have a number of NOSTRUMS, which I shall communicate to nobody but yourself. | Дорогой друг, Так как это письмо последнее или предпоследнее перед нашей встречей, оно должно немного подготовить тебя к предстоящим разговорам в те дни, которые мы проведем вместе. Перед тем, как встретиться королям и принцам, послы той и другой стороны согласовывают между собой важные вопросы местничества, распределения кресел по правую и левую сторону и т. п., так что заранее известно, на что можно рассчитывать и полагаться, и это очень правильно, потому что государи обычно завидуют друг другу или друг друга ненавидят и уж, во всяком случае, друг другу не доверяют. Наша встреча будет происходить на совсем иных началах, и все эти приготовления нам не нужны: ты знаешь, как нежно я к тебе отношусь, я знаю, как ты любишь меня. Поэтому мне хочется только, чтобы те немногие дни, которые мы проведем вместе, принесли тебе как можно больше пользы, и надеюсь, ты мне в этом поможешь. Я не уверен, что, сделав нашу встречу целительной и полезной для тебя, я смогу сделать ее еще и приятной. Ни слабительных, ни рвотных назначать тебе я не стану, ибо уверен, что они тебе не нужны, но что касается различных снадобий, то ты их получишь в большом количестве, и могу заверить тебя, в моем распоряжении есть немало домашних средств, предназначенных для тебя одного. |
| To speak without a metaphor, I shall endeavor to assist your youth with all the experience that I have purchased, at the price of seven and fifty years. In order to this, frequent reproofs, corrections, and admonitions will be necessary; but then, I promise you, that they shall be in a gentle, friendly, and secret manner; they shall not put you out of countenance in company, nor out of humor when we are alone. I do not expect that, at nineteen, you should have that knowledge of the world, those manners, that dexterity, which few people have at nine-and-twenty. But I will endeavor to give them you; and I am sure you will endeavor to learn them, as far as your youth, my experience, and the time we shall pass together, will allow. You may have many inaccuracies (and to be sure you have, for who has not at your age?) which few people will tell you of, and some nobody can tell you of but myself. You may possibly have others, too, which eyes less interested, and less vigilant than mine, do not discover; all those you shall hear of from one whose tenderness for you will excite his curiosity and sharpen his penetration. The smallest inattention or error in manners, the minutest inelegance of diction, the least awkwardness in your dress and carriage, will not escape my observation, nor pass without amicable correction. | Будем говорить прямо, я постараюсь оказать помощь твоей молодости всем моим опытом, приобретенным ценою пятидесяти семи лет жизни. Для того, чтобы это оказалось возможным, мне придется не раз выговаривать тебе, исправлять твои ошибки, давать советы, но обещаю тебе, все это будет делаться учтиво, по-дружески и втайне от всех; замечания мои никогда не поставят тебя в неудобное положение в обществе и не испортят тебе настроения, когда мы будем вдвоем. Я не рассчитываю на то, что в твои девятнадцать лет у тебя будут знание света, манеры и ловкость в обращении с людьми, все это и у двадцатидевятилетних встречается очень редко. Но я постараюсь передать тебе свое уменье и уверен, что ты постараешься поучиться у меня, насколько это позволят твоя молодость, мой опыт и время, которое мы проведем с тобой вместе. Ты, вероятно, совершаешь в жизни немало ошибок (да иначе и не могло бы быть, ибо у кого в твоем возрасте их не бывает), но мало кто говорит тебе о них, а есть среди этих ошибок такие, о которых и вообще-то никто, кроме меня, ничего не может сказать. Возможно, что у тебя есть и недостатки, которых человек, не столь заинтересованный и не столь настороженный по отношению к тебе, как я, просто не разглядит - так вот обо всех ты услышишь от того, кого нежная любовь к тебе сделает и любопытнее, и проницательнее. Малейшая твоя невнимательность, ничтожнейшая погрешность в языке, малейший недочет в одежде твоей и в уменье себя держать будут своевременно замечены мною и по-дружески исправлены. |
| Two, the most intimate friends in the world, can freely tell each other their faults, and even their crimes, but cannot possibly tell each other of certain little weaknesses; awkwardnesses, and blindnesses of self-love; to authorize that unreserved freedom, the relation between us is absolutely necessary. For example, I had a very worthy friend, with whom I was intimate enough to tell him his faults; he had but few; I told him of them; he took it kindly of me, and corrected them. But then, he had some weaknesses that I could never tell him of directly, and which he was so little sensible of himself, that hints of them were lost upon him. He had a scrag neck, of about a yard long; notwithstanding which, bags being in fashion, truly he would wear one to his wig, and did so; but never behind him, for, upon every motion of his head, his bag came forward over one shoulder or the other. He took it into his head too, that he must occasionally dance minuets, because other people did; and he did so, not only extremely ill, but so awkward, so disjointed, slim, so meagre, was his figure, that had he danced as well as ever Marcel did, it would have been ridiculous in him to have danced at all. I hinted these things to him as plainly as friendship would allow, and to no purpose; but to have told him the whole, so as to cure him, I must have been his father, which, thank God, I am not. As fathers commonly go, it is seldom a misfortune to be fatherless; and, considering the general run of sons, as seldom a misfortune to be childless. You and I form, I believe, an exception to that rule; for, I am persuaded that we would neither of us change our relation, were it in our power. | Самые близкие друзья, когда они вдвоем, могут со всей откровенностью признаваться друг другу в своих ошибках, а порою - и в преступлениях, но вряд ли они станут запросто делиться своими маленькими слабостями, неловкими поступками и уязвленным самолюбием, доводящим человека до слепоты; для того чтобы позволить себе подобную откровенность, нужна та степень близости, которая есть у нас с тобой. У меня, например, был один очень достойный друг, с которым я был достаточно близок и мог говорить ему о его недостатках - у него их, правда, было не так уж много. Я называл ему их, он добродушно выслушивал меня, а потом себя исправлял. Но, вместе с тем, у человека этого были и кое-какие слабости, о которых я никогда не мог сказать ему прямо, сам же он их совершенно не замечал, и поэтому никакие намеки не помогали. У него была очень тощая и чуть ли не в ярд длиной шея; несмотря на это, поелику кошельки были в моде, он тоже считал нужным надевать на волосы кошелек и неукоснительно это делал, однако кошелек этот никогда не висел у него сзади, а при каждом движении головы выскакивал вперед, попадая то на одно плечо, то на другое. Он вбил себе также в голову, что ему надо иногда танцевать менуэт только потому, что это делают другие. И вот он пытался им подражать, причем беда была не только в том, что танцевал он из рук вон плохо; тощая фигура его выглядела при этом такой нескладной и неуклюжей, что, танцуй он даже с искусством Марселя, он все равно выглядел бы отменно смешным; такому увальню нечего было за это и браться. Я дал ему это понять, насколько позволяла наша дружба, но он не обратил на мои слова никакого внимания. Чтобы высказать ему все до конца и излечить его от этого недуга, надо было быть его отцом. Я им, по счастью, не был. Поглядишь на теперешних отцов, и кажется, что не так уж плохо быть сиротой, а поглядишь на сыновей, так кажется, что не так уж плохо остаться бездетным. Мы с тобой составляем, по-моему, исключение из этого правила, ибо я убежден, что ни ты, ни я не порвали бы связующих нас уз, если бы даже и могли это сделать. |
| You will, I both hope and believe, be not only the comfort, but the pride of my age; and, I am sure, I will be the support, the friend, the guide of your youth. Trust me without reserve; I will advise you without private interest, or secret envy. Mr. Harte will do so too; but still there may be some little things proper for you to know, and necessary for you to correct, which even his friendship would not let him tell you of so freely as I should; and some, of which he may not possibly be so good a judge of as I am, not having lived so much in the great world. | Я надеюсь и верю, что ты будешь не только моим утешением в старости, но и моей гордостью, и я уверен, что стану помощником, другом и наставником твоей юности. Доверься мне безраздельно, в советах моих тебе не будет ни личной корысти, ни тайной зависти. Будь также уверен и в м-ре Харте. Однако могут обнаружиться кое-какие мелочи, которые тебе следует знать и необходимо исправить и о которых, при всей своей дружбе с тобой, он не сочтет возможным сказать тебе так откровенно, как я, в отношении же иных он может оказаться и менее опытным судьей, чем я, ибо не прожил столько лет в высшем свете. |
| One principal topic of our conversation will be, not only the purity but the elegance of the English language; in both which you are very deficient. Another will be the constitution of this country, of which, I believe, you know less than of most other countries in Europe. Manners, attentions, and address, will also be the frequent subjects of our lectures; and whatever I know of that important and necessary art, the art of pleasing. I will unreservedly communicate to you. Dress too (which, as things are, I can logically prove, requires some attention) will not always escape our notice. Thus, my lectures will be more various, and in some respects more useful than Professor Mascow's, and therefore, I can tell you, that I expect to be paid for them; but, as possibly you would not care to part with your ready money, and as I do not think that it would be quite handsome in me to accept it, I will compound for the payment, and take it in attention and practice. | Главным предметом нашего разговора будет не только чистота, но и изящество английского языка: тебе не хватает и того, и другого. Другим предметом будет государственное устройство нашей страны, которую ты в этом отношении знаешь хуже, чем любую другую страну в Европе. Внимание, манеры и уменье себя держать будут также частым предметом наших занятий, и всеми моими познаниями в этом важном и необходимом искусстве - искусстве нравиться - я поделюсь с тобой без утайки. Уменье одеваться в последнее время также требует к себе внимания - и я могу это доказать; следовательно, и оно будет предметом нашего разговора. Таким образом, лекции мои будут разнообразнее, а в некоторых отношениях и полезнее лекций профессора Мэско, и поэтому я, признаться, рассчитываю, что мне за них заплатят. Но так как тебе, может быть, не очень захочется расставаться с наличными деньгами, и к тому же мне не очень к лицу от тебя их принимать, я не буду на этом настаивать; оплатишь мои труды вниманием и применением моих советов на деле. |
| Pray remember to part with all your friends, acquaintances, and mistresses, if you have any at Paris, in such a manner as may make them not only willing but impatient to see you there again. Assure them of your desire of returning to them; and do it in a manner that they may think you in earnest, that is 'avec onction et une espece d'attendrissement'. All people say, pretty near the same things upon those occasions; it is the manner only that makes the difference; and that difference is great. | Прошу тебя, расставаясь со всеми своими друзьями, знакомыми и любовницами, если они у тебя есть в Париже, сделай так, чтобы они не только хотели твоего возвращения, но и сгорали от нетерпения увидеть тебя снова в Париже. Заверь их, что хочешь вернуться к ним, и постарайся, чтобы они приняли твои слова всерьез; скажи все avec onction et une espece d'attendrissement(257). В таких случаях почти все привыкли говорить одно и то же, разница только в манере, и, однако, разница эта очень велика. |
| Avoid, however, as much as you can, charging yourself with commissions, in your return from hence to Paris; I know, by experience, that they are exceedingly troublesome, commonly expensive, and very seldom satisfactory at last, to the persons who gave them; some you cannot refuse, to people to whom you are obliged, and would oblige in your turn; but as to common fiddle-faddle commissions, you may excuse yourself from them with truth, by saying that you are to return to Paris through Flanders, and see all those great towns; which I intend you shall do, and stay a week or ten days at Brussels. Adieu! A good journey to you, if this is my last; if not, I can repeat again what I shall wish constantly. | Сделай все возможное, чтобы не обременять себя поручениями и не везти потом ничего отсюда в Париж. Из опыта своего я знаю, что это очень канительно, требует обычно больших затрат, и только в очень редких случаях удается потрафить тем, кто тебе эти поручения дает. Иногда, правда, ты никак не можешь отказать; это бывает, когда тебя просят люди, которым ты чем-либо обязан и которых, в свою очередь, хочешь обязать. Но что касается разных мелких поручений, которые тебе стараются дать, ты с полным основанием можешь от них: отказаться: скажи, что будешь возвращаться в Париж через Фландрию и заедешь во все те большие города, которые мне хочется, чтобы ты повидал, да еще остановишься на неделю-полторы в Брюсселе. Прощай! Счастливого тебе пути, если это письмо окажется последним, если же нет, могу только повторить все то, чего я тебе желаю. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
