Краткая коллекция англтекстов

Честерфильд. Письма к сыну

Letter 42/Письмо 42

English Русский

DEAR BOY: Great talents and great virtues (if you should have them) will procure you the respect and the admiration of mankind; but it is the lesser talents, the 'leniores virtutes', which must procure you their love and affection. The former, unassisted and unadorned by the latter, will extort praise; but will, at the same time, excite both fear and envy; two sentiments absolutely incompatible with love and affection. Милый мой мальчик, Большие таланты и большие добродетели (если бы они у тебя были) вызовут к тебе уважение, и люди будут восхищаться тобою, тогда как талантами второстепенными, leniores virtutes(104), ты стяжаешь любовь их и привязанность. Первые же, если вторые их не украсят, вырвут похвалу, но одновременно возбудят зависть и страх: два чувства, совершенно несовместимых с привязанностью и любовью.

Caesar had all the great vices, and Cato all the great virtues, that men could have. But Caesar had the 'leniores virtutes' which Cato wanted, and which made him beloved, even by his enemies, and gained him the hearts of mankind, in spite of their reason: while Cato was not even beloved by his friends, notwithstanding the esteem and respect which they could not refuse to his virtues; and I am apt to think, that if Caesar had wanted, and Cato possessed, those 'leniores virtutes', the former would not have attempted (at least with success), and the latter could have protected, the liberties of Rome. Mr. Addison, in his "Cato," says of Caesar (and I believe with truth), У Цезаря были все великие пороки, а у Катона все великие добродетели, какие только могут быть у людей. Но у Цезаря были leniores virtutes, которых не хватало Катону; благодаря им его любили даже враги, и он умел покорить сердца людей и тогда, когда разум их этому противился. Катона же не любили и друзья, несмотря на то, что не могли не уважать и не почитать его добродетелей. И мне думается даже, что, если бы Цезарю недоставало этих leniores virtutes, а у Катона они были, первый не мог бы и посягать на свободы Рима и уж во всяком случае ему бы не удалось отнять их, второй же смог бы их отстоять. М-р Аддисон в своем "Катоне" говорит о Цезаре (и, по-моему, справедливо):

"Curse on his virtues, they've undone his country." Проклятие приятности его! Она сгубила Рим ...

By which he means those lesser, but engaging virtues of gentleness, affability, complaisance, and good humor. The knowledge of a scholar, the courage of a hero, and the virtue of a Stoic, will be admired; but if the knowledge be accompanied with arrogance, the courage with ferocity, and the virtue with inflexible severity, the man will never be loved. The heroism of Charles XII. of Sweden (if his brutal courage deserves that name) was universally admired, but the man nowhere beloved. Whereas Henry IV. of France, who had full as much courage, and was much longer engaged in wars, was generally beloved upon account of his lesser and social virtues. We are all so formed, that our understandings are generally the DUPES of our hearts, that is, of our passions; and the surest way to the former is through the latter, which must be engaged by the 'leniores virtutes' alone, and the manner of exerting them. The insolent civility of a proud man is (for example) if possible, more shocking than his rudeness could be; because he shows you by his manner that he thinks it mere condescension in him; and that his goodness alone bestows upon you what you have no pretense to claim. He intimates his protection, instead of his friendship, by a gracious nod, instead of a usual bow; and rather signifies his consent that you may, than his invitation that you should sit, walk, eat, or drink with him. Он разумеет именно эти второстепенные, но располагающие к себе достоинства: мягкость, учтивость, обходительность и жизнерадостность. Люди будут восхищаться знаниями ученого, храбростью героя и добродетелью стоика, но, если знания сопровождаются высокомерием, храбрость - жестокостью, а добродетель - непреклонной суровостью, человека никогда не будут любить. Героизм короля Швеции Карла XII, если только его безрассудную удаль можно назвать этим словом, вызвал всеобщее восхищение, но любить его нигде не любили. Между тем Генриха IV Французского, который был столь же храбр и гораздо дольше его воевал, любили за его второстепенные добродетели и уменье обращаться с людьми. Все мы так устроены, что сердце наше, иначе говоря - наши чувства, обманывают наш разум. И самый надежный путь к нему - именно через наши чувства, которые мы завоевываем с помощью одних только leniores virtutes и нашего уменья владеть ими. Оскорбительная учтивость гордеца, например, еще неприятнее (если это только возможно), чем сама грубость, потому что манерой своей он дает вам почувствовать, что, как он считает, это только снисхождение к вам и что только по доброте своей он уделяет вам внимание, на которое, вообще-то говоря, вы не имеете ни малейшего права. Он выказывает вам не дружбу, а покровительство тем, что вместо поклона удостаивает вас только кивком головы и в большей степени изъявляет свое согласие на то, чтобы вы вместе с ним сидели, гуляли, ели или пили, нежели приглашает вас все это делать.

The costive liberality of a purse-proud man insults the distresses it sometimes relieves; he takes care to make you feel your own misfortunes, and the difference between your situation and his; both which he insinuates to be justly merited: yours, by your folly; his, by his wisdom. The arrogant pedant does not communicate, but promulgates his knowledge. He does not give it you, but he inflicts it upon you; and is (if possible) more desirous to show you your own ignorance than his own learning. Such manners as these, not only in the particular instances which I have mentioned, but likewise in all others, shock and revolt that little pride and vanity which every man has in his heart; and obliterate in us the obligation for the favor conferred, by reminding us of the motive which produced, and the manner which accompanied it. Скупая щедрость человека, гордого своим кошельком, облегчая порою участь попавшего в беду, одновременно его оскорбляет; благодетель ваш старается дать вам почувствовать ваши собственные страдания и разницу своего положения с вашим, причем он дает вам понять, что то и другое оправдано и что ваше - следствие безрассудства, а он заслужил свое - мудростью. Высокомерный педант не сообщает свои знания, а только провозглашает их: он не дает, а как бы налагает их на вас в виде наказания и (если это в его силах) не столько хочет показать вам свою ученость, сколько ваше собственное невежество. Такое обращение, причем не только в тех случаях, которые я привел, но равным образом и во всех других, оскорбляет и возмущает ту толику гордости и тщеславия, которая есть в сердце каждого, и как бы перечеркивает нашу признательность за оказанное нам одолжение, напоминая о мотивах его и о той манере, в которой оно было нам преподнесено.

These faults point out their opposite perfections, and your own good sense will naturally suggest them to you. Недостатки эти оттеняют противоположные им достоинства, и твой собственный здравый смысл, разумеется, их тебе подскажет.

But besides these lesser virtues, there are what may be called the lesser talents, or accomplishments, which are of great use to adorn and recommend all the greater; and the more so, as all people are judges of the one, and but few are of the other. Everybody feels the impression, which an engaging address, an agreeable manner of speaking, and an easy politeness, makes upon them; and they prepare the way for the favorable reception of their betters. Adieu. Но, помимо этих второстепенных достоинств, есть то, что можно назвать второстепенными талантами или уменьями, которые очень нужны для того, чтобы украсить большие и проложить им путь, тем более что все люди могут судить о них, а о первых лишь очень немногие. Каждый человек чувствителен к располагающему обращению, приятной манере говорить и непринужденной учтивости; а все эти качества готовят почву для того, чтобы были благосклонно встречены достоинства, более высокие. Прощай.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты

English	Русский
DEAR BOY: Great talents and great virtues (if you should have them) will procure you the respect and the admiration of mankind; but it is the lesser talents, the 'leniores virtutes', which must procure you their love and affection. The former, unassisted and unadorned by the latter, will extort praise; but will, at the same time, excite both fear and envy; two sentiments absolutely incompatible with love and affection.	Милый мой мальчик, Большие таланты и большие добродетели (если бы они у тебя были) вызовут к тебе уважение, и люди будут восхищаться тобою, тогда как талантами второстепенными, leniores virtutes(104), ты стяжаешь любовь их и привязанность. Первые же, если вторые их не украсят, вырвут похвалу, но одновременно возбудят зависть и страх: два чувства, совершенно несовместимых с привязанностью и любовью.
Caesar had all the great vices, and Cato all the great virtues, that men could have. But Caesar had the 'leniores virtutes' which Cato wanted, and which made him beloved, even by his enemies, and gained him the hearts of mankind, in spite of their reason: while Cato was not even beloved by his friends, notwithstanding the esteem and respect which they could not refuse to his virtues; and I am apt to think, that if Caesar had wanted, and Cato possessed, those 'leniores virtutes', the former would not have attempted (at least with success), and the latter could have protected, the liberties of Rome. Mr. Addison, in his "Cato," says of Caesar (and I believe with truth),	У Цезаря были все великие пороки, а у Катона все великие добродетели, какие только могут быть у людей. Но у Цезаря были leniores virtutes, которых не хватало Катону; благодаря им его любили даже враги, и он умел покорить сердца людей и тогда, когда разум их этому противился. Катона же не любили и друзья, несмотря на то, что не могли не уважать и не почитать его добродетелей. И мне думается даже, что, если бы Цезарю недоставало этих leniores virtutes, а у Катона они были, первый не мог бы и посягать на свободы Рима и уж во всяком случае ему бы не удалось отнять их, второй же смог бы их отстоять. М-р Аддисон в своем "Катоне" говорит о Цезаре (и, по-моему, справедливо):
"Curse on his virtues, they've undone his country."	Проклятие приятности его! Она сгубила Рим ...
By which he means those lesser, but engaging virtues of gentleness, affability, complaisance, and good humor. The knowledge of a scholar, the courage of a hero, and the virtue of a Stoic, will be admired; but if the knowledge be accompanied with arrogance, the courage with ferocity, and the virtue with inflexible severity, the man will never be loved. The heroism of Charles XII. of Sweden (if his brutal courage deserves that name) was universally admired, but the man nowhere beloved. Whereas Henry IV. of France, who had full as much courage, and was much longer engaged in wars, was generally beloved upon account of his lesser and social virtues. We are all so formed, that our understandings are generally the DUPES of our hearts, that is, of our passions; and the surest way to the former is through the latter, which must be engaged by the 'leniores virtutes' alone, and the manner of exerting them. The insolent civility of a proud man is (for example) if possible, more shocking than his rudeness could be; because he shows you by his manner that he thinks it mere condescension in him; and that his goodness alone bestows upon you what you have no pretense to claim. He intimates his protection, instead of his friendship, by a gracious nod, instead of a usual bow; and rather signifies his consent that you may, than his invitation that you should sit, walk, eat, or drink with him.	Он разумеет именно эти второстепенные, но располагающие к себе достоинства: мягкость, учтивость, обходительность и жизнерадостность. Люди будут восхищаться знаниями ученого, храбростью героя и добродетелью стоика, но, если знания сопровождаются высокомерием, храбрость - жестокостью, а добродетель - непреклонной суровостью, человека никогда не будут любить. Героизм короля Швеции Карла XII, если только его безрассудную удаль можно назвать этим словом, вызвал всеобщее восхищение, но любить его нигде не любили. Между тем Генриха IV Французского, который был столь же храбр и гораздо дольше его воевал, любили за его второстепенные добродетели и уменье обращаться с людьми. Все мы так устроены, что сердце наше, иначе говоря - наши чувства, обманывают наш разум. И самый надежный путь к нему - именно через наши чувства, которые мы завоевываем с помощью одних только leniores virtutes и нашего уменья владеть ими. Оскорбительная учтивость гордеца, например, еще неприятнее (если это только возможно), чем сама грубость, потому что манерой своей он дает вам почувствовать, что, как он считает, это только снисхождение к вам и что только по доброте своей он уделяет вам внимание, на которое, вообще-то говоря, вы не имеете ни малейшего права. Он выказывает вам не дружбу, а покровительство тем, что вместо поклона удостаивает вас только кивком головы и в большей степени изъявляет свое согласие на то, чтобы вы вместе с ним сидели, гуляли, ели или пили, нежели приглашает вас все это делать.
The costive liberality of a purse-proud man insults the distresses it sometimes relieves; he takes care to make you feel your own misfortunes, and the difference between your situation and his; both which he insinuates to be justly merited: yours, by your folly; his, by his wisdom. The arrogant pedant does not communicate, but promulgates his knowledge. He does not give it you, but he inflicts it upon you; and is (if possible) more desirous to show you your own ignorance than his own learning. Such manners as these, not only in the particular instances which I have mentioned, but likewise in all others, shock and revolt that little pride and vanity which every man has in his heart; and obliterate in us the obligation for the favor conferred, by reminding us of the motive which produced, and the manner which accompanied it.	Скупая щедрость человека, гордого своим кошельком, облегчая порою участь попавшего в беду, одновременно его оскорбляет; благодетель ваш старается дать вам почувствовать ваши собственные страдания и разницу своего положения с вашим, причем он дает вам понять, что то и другое оправдано и что ваше - следствие безрассудства, а он заслужил свое - мудростью. Высокомерный педант не сообщает свои знания, а только провозглашает их: он не дает, а как бы налагает их на вас в виде наказания и (если это в его силах) не столько хочет показать вам свою ученость, сколько ваше собственное невежество. Такое обращение, причем не только в тех случаях, которые я привел, но равным образом и во всех других, оскорбляет и возмущает ту толику гордости и тщеславия, которая есть в сердце каждого, и как бы перечеркивает нашу признательность за оказанное нам одолжение, напоминая о мотивах его и о той манере, в которой оно было нам преподнесено.
These faults point out their opposite perfections, and your own good sense will naturally suggest them to you.	Недостатки эти оттеняют противоположные им достоинства, и твой собственный здравый смысл, разумеется, их тебе подскажет.
But besides these lesser virtues, there are what may be called the lesser talents, or accomplishments, which are of great use to adorn and recommend all the greater; and the more so, as all people are judges of the one, and but few are of the other. Everybody feels the impression, which an engaging address, an agreeable manner of speaking, and an easy politeness, makes upon them; and they prepare the way for the favorable reception of their betters. Adieu.	Но, помимо этих второстепенных достоинств, есть то, что можно назвать второстепенными талантами или уменьями, которые очень нужны для того, чтобы украсить большие и проложить им путь, тем более что все люди могут судить о них, а о первых лишь очень немногие. Каждый человек чувствителен к располагающему обращению, приятной манере говорить и непринужденной учтивости; а все эти качества готовят почву для того, чтобы были благосклонно встречены достоинства, более высокие. Прощай.