Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 35/Письмо 35
| English | Русский |
| LONDON, September 12, O. S. 1749. | Лондон, 12 сентября ст. ст. 1749 г. |
| DEAR BOY: It seems extraordinary, but it is very true, that my anxiety for you increases in proportion to the good accounts which I receive of you from all hands. I promise myself so much from you, that I dread the least disappointment. You are now so near the port, which I have so long wished and labored to bring you safe into, that my concern would be doubled, should you be shipwrecked within sight of it. The object, therefore, of this letter is (laying aside all the authority of a parent) to conjure you as a friend, by the affection you have for me (and surely you have reason to have some), and by the regard you have for yourself, to go on, with assiduity and attention, to complete that work which, of late, you have carried on so well, and which is now so near being finished. My wishes and my plan were to make you shine and distinguish yourself equally in the learned and the polite world. Few have been able to do it. Deep learning is generally tainted with pedantry, or at least unadorned by manners: as, on the other hand, polite manners and the turn of the world are too often unsupported by knowledge, and consequently end contemptibly, in the frivolous dissipation of drawing-rooms and ruelles. You are now got over the dry and difficult parts of learning; what remains requires much more time than trouble. | Милый мой мальчик, Пусть это покажется невероятным, но это действительно так: чем больше я получаю со всех сторон хороших отзывов о тебе, тем больше я начинаю за тебя тревожиться. Я так много от тебя жду, что боюсь даже малейшего разочарования. Ты настолько близок к гавани, в которую я давно хотел и старался тебя ввести, что я буду вдвойне огорчен, если теперь, когда она уже в пределах видимости, ты вдруг потерпишь кораблекрушение. Поэтому в письме, которое я сейчас пишу, я отнюдь не хочу опираться на авторитет отца, а просто умоляю тебя как друга во имя твоей любви ко мне - а у тебя ведь безусловно есть основания питать ко мне дружеские чувства - во имя твоих же собственных интересов со всем усердием и вниманием продолжить и завершить работу, которая у тебя последнее время так хорошо подвигалась вперед и которая теперь совсем уже близка к концу. Я хотел, чтобы ты блистал и отличался как среди ученых, так и в большом свете и прилагал к этому все усилия. Совместить то и другое мало кому удавалось. Человек, обладающий большими знаниями, чаще всего страдает от налета педантизма и уж во всяком случае не принадлежит к числу самых воспитанных. С другой стороны, за изысканными манерами и привычками людей светских очень уж часто не стоит никаких знаний, и они бесславно кончают свои дни среди легкомысленного распутства гостиных и ruelles(85). Теперь все самое сухое и трудное в науке у тебя позади, то, что осталось, требует уже в гораздо большей степени времени, нежели усилий. |
| You have lost time by your illness; you must regain it now or never. I therefore most earnestly desire, for your own sake, that for these next six months, at least six hours every morning, uninterruptedly, may be inviolably sacred to your studies with Mr. Harte. I do not know whether he will require so much; but I know that I do, and hope you will, and consequently prevail with him to give you that time; I own it is a good deal: but when both you and he consider that the work will be so much better, and so much sooner done, by such an assiduous and continued application, you will, neither of you, think it too much, and each will find his account in it. So much for the mornings, which from your own good sense, and Mr. Harte's tenderness and care of you, will, I am sure, be thus well employed. It is not only reasonable, but useful too, that your evenings should be devoted to amusements and pleasures: and therefore I not only allow, but recommend, that they should be employed at assemblies, balls, SPECTACLES, and in the best companies; with this restriction only, that the consequences of the evening's diversions may not break in upon the morning's studies, by breakfastings, visits, and idle parties into the country. | Ты много времени потерял из-за болезни, надо наверстать его - сейчас или никогда. Потому я всей душой хочу - для твоего же блага - чтобы в течение ближайших шести месяцев ты каждое утро, по меньшей мере, по шесть часов регулярно и неукоснительно посвящал занятиям с м-ром Хартом. Не уверен, что наставник твой потребует от тебя такого усердия, но его требую я и надеюсь, что сам ты будешь не менее взыскателен к себе и поэтому убедишь м-ра Харта уделять тебе эти шесть часов, и не меньше. Конечно, это немало, но когда вы оба представите себе, что работа, если делать ее с большим прилежанием и упорством, выходит гораздо лучше и кончить ее удается скорее, вы оба увидите, что я не требую от вас ничего непомерного, и уразумеете, что это в ваших же интересах. И заниматься ты должен именно по утрам - я убежден, что та нежная забота, какую выказывает тебе м-р Харт, и твой собственный здравый смысл помогут тебе разумно проводить первую половину дня, и часы эти послужат к удовлетворению вас обоих. Вместе с тем, не только целесообразно, но и полезно посвящать вечера свои удовольствиям и развлечениям, и поэтому я не только позволяю тебе, но даже рекомендую проводить их на ассамблеях, балах, spectacles(86) и в самых лучших домах, при одном только условии, чтобы последствия твоих вечерних увеселений не нарушали твоих утренних занятий, чтобы не было никаких званых завтраков, хождений в гости и праздных загородных прогулок. |
| At your age, you need not be ashamed, when any of these morning parties are proposed, to say that you must beg to be excused, for you are obliged to devote your mornings to Mr. Harte; that I will have it so; and that you dare not do otherwise. Lay it all upon me; though I am persuaded it will be as much your own inclination as it is mine. But those frivolous, idle people, whose time hangs upon their own hands, and who desire to make others lose theirs too, are not to be reasoned with: and indeed it would be doing them too much honor. The shortest civil answers are the best; I CANNOT, I DARE NOT, instead of I WILL NOT; for if you were to enter with them into the necessity of study end the usefulness of knowledge, it would only furnish them with matter for silly jests; which, though I would not have you mind, I would not have you invite. | Сейчас ты в таком возрасте, что, если тебе кто-нибудь и станет предлагать провести с ним утро, ты можешь попросить извинить себя, сославшись на то, что обязан заниматься каждое утро с м-ром Хартом, что таково мое распоряжение и ослушаться его ты не можешь. Пусть ответчиком за все буду я, хоть я и убежден, что тебе самому захочется этого не меньше, чем мне. Но все эти бездельники и повесы, не знающие, что делать со свободным временем, и убеждающие других попусту растрачивать свое, не стоят того, чтобы им что-то доказывать - это было бы для них слишком большой честью. Лучше всего в этих случаях отвечать коротко и вежливо: "не могу", "не имею права", вместо того, чтобы говорить "не хочу", потому что, если бы ты стал вступать с ними в споры и толковать о необходимости учиться и о пользе знаний, ты бы только дал им этим материал для всякого рода шуток; я, правда, не хотел бы, чтобы ты обращал на эти шутки внимание, но давать для них повод все же не стоит. |
| I will suppose you at Rome studying six hours uninterruptedly with Mr. Harte, every morning, and passing your evenings with the best company of Rome, observing their manners and forming your own; and I will suppose a number of idle, sauntering, illiterate English, as there commonly is there, living entirely with one another, supping, drinking, and sitting up late at each other's lodgings; commonly in riots and scrapes when drunk, and never in good company when sober. I will take one of these pretty fellows, and give you the dialogue between him and yourself; such as, I dare say, it will be on his side; and such as, I hope, it will be on yours:-- | Буду думать, что ты сейчас в Риме и что ты каждое утро занимаешься там с м-ром Хартом по шесть часов подряд, а вечера свои проводишь в лучших римских домах и, присматриваясь к иноземным манерам, вырабатываешь свои. Представляю себе также всех праздных, слоняющихся без дела, необразованных англичан, каких там обычно можно встретить немало; они живут все вместе, ужинают, пьют и просиживают друг у друга до поздней ночи; напившись, они обычно из-за чего-нибудь ссорятся и дерутся, а будучи в трезвом виде, никогда не появляются в хороших домах. Вот тебе, к примеру, диалог между одним из таких молодцов и тобой, вот что может сказать тебе он и что, надеюсь, ты ему ответишь. |
| Englishman. Will you come and breakfast with me tomorrow? there will be four or five of our countrymen; we have provided chaises, and we will drive somewhere out of town after breakfast. | Англичанин. Приходите ко мне завтра утром, мы вместе позавтракаем, будет еще несколько наших; у нас заказаны кареты, и после завтрака мы поедем куда-нибудь за город. Придете? |
| Stanhope. I am very sorry I cannot; but I am obliged to be at home all morning. | Стенхоп. К сожалению, не смогу, я все утро должен быть дома. |
| Englishman. Why, then, we will come and breakfast with you. | Англичанин. Ну тогда мы приедем и позавтракаем у вас. |
| Stanhope. I can't do that neither; I am engaged. | Стенхоп. Этого я тоже не могу, я занят. |
| Englishman. Well, then, let it be the next day. | Англичанин. Ну хорошо, тогда послезавтра. |
| Stanhope. To tell you the truth, it can be no day in the morning; for I neither go out, nor see anybody at home before twelve. | Стенхоп. По правде говоря, утренние часы совершенно исключены: до двенадцати я никогда не выхожу из дому и никого не вижу. |
| Englishman. And what the devil do you do with yourself till twelve o'clock? | Англичанин. Какого же вы черта, спрашивается, торчите до двенадцати часов один дома? |
| Stanhope. I am not by myself; I am with Mr. Harte. | Стенхоп. Я не один, я вдвоем с мистером Хартом. |
| Englishman. Then what the devil do you do with him? | Англичанин. Какого же черта вы с ним столько времени сидите? |
| Stanhope. We study different things; we read, we converse. | Стенхоп. Мы занимаемся с ним разными предметами, читаем и разговариваем. |
| Englishman. Very pretty amusement indeed! Are you to take orders then? | Англичанин. Нечего сказать, веселенькое занятие! Что же вы, обет какой дали? |
| Stanhope. Yes, my father's orders, I believe I must take. | Стенхоп. Да, я действительно дал обет - моему отцу. И я обязан его выполнять. |
| Englishman. Why hast thou no more spirit, than to mind an old fellow a thousand miles off? | Англичанин. Что ты говоришь! У тебя хватает ума делать только то, что тебе велит старый хрен, хоть он где-то за тысячу миль? |
| Stanhope. If I don't mind his orders he won't mind my draughts. | Стенхоп. Если я не посчитаюсь с его распоряжениями, он не посчитается с моими счетами. |
| Englishman. What, does the old prig threaten then? threatened folks live long; never mind threats. | Англичанин. Ах, так старый хрыч еще грозится? Нашел чего бояться! От угроз люди не умирают, а еще по два века живут. |
| Stanhope. No, I can't say that he has ever threatened me in his life; but I believe I had best not provoke him. | Стенхоп. Нет, я не помню, чтобы он когда-нибудь в жизни мне грозил, просто, мне кажется, не надо его раздражать. |
| Englishman. Pooh! you would have one angry letter from the old fellow, and there would be an end of it. | Англичанин. Подумаешь! Старик напишет сердитое письмо, этим все и обойдется. |
| Stanhope. You mistake him mightily; he always does more than he says. He has never been angry with me yet, that I remember, in his life; but if I were to provoke him, I am sure he would never forgive me; he would be coolly immovable, and I might beg and pray, and write my heart out to no purpose. | Стенхоп. Жестоко ошибаетесь, отец никогда не бросает слов на ветер. Не помню, чтобы он хоть раз в жизни на меня сердился, но уж случись мне чем-нибудь навлечь на себя его гнев, я уверен, он мне этого никогда не простит. Останется холоден и невозмутим, но тут уж сколько ни проси, ни умоляй, как ни изливай в письмах душу, все будет напрасно. |
| Englishman. Why, then, he is an old dog, that's all I can say; and pray are you to obey your dry-nurse too, this same, and what's his name--Mr. Harte? | Англичанин. В таком случае он просто старый дурак, вот и все. А скажи на милость, ты этой няньки своей тоже должен слушаться, как ее там зовут, мистер Харт, что ли? |
| Stanhope. Yes. | Стенхоп. Да. |
| Englishman. So he stuffs you all morning with Greek, and Latin, and Logic, and all that. Egad I have a dry-nurse too, but I never looked into a book with him in my life; I have not so much as seen the face of him this week, and don't care a louse if I never see it again. | Англичанин. Выходит, он пичкает тебя каждое утро греческим, латынью, и логикой, и всякой ерундой. Черт возьми, у меня же ведь тоже есть нянька, но я в жизни с ним ни разу ни в одну книгу не заглянул. А на этой неделе я его и вовсе не видел, и мне наплевать, если я вообще его больше никогда не увижу. |
| Stanhope. My dry-nurse never desires anything of me that is not reasonable, and for my own good; and therefore I like to be with him. | Стенхоп. Нянька моя, как вы выражаетесь, никогда не хочет от меня ничего, что было бы неразумно и шло мне во вред, и поэтому мне нравится быть в его обществе. |
| Englishman. Very sententious and edifying, upon my word! at this rate you will be reckoned a very good young man. | Англичанин. До чего же все поучительно и благопристойно, честное слово! Выходит, вы примерный молодой человек. |
| Stanhope. Why, that will do me no harm. | Стенхоп. В этом нет ничего худого. |
| Englishman. Will you be with us to-morrow in the evening, then? We shall be ten with you; and I have got some excellent good wine; and we'll be very merry. | Англичанин. Ну так приходите к нам завтра вечером. Ладно? Вместе с вами нас будет десять, а я тут отменного вина купил, повеселимся на славу. |
| Stanhope. I am very much obliged to you, but I am engaged for all the evening, to-morrow; first at Cardinal Albani's; and then to sup at the Venetian Ambassadress's. | Стенхоп. Очень вам признателен, но завтра весь вечер я занят: я буду у кардинала Альбани, а потом на ужине у супруги венецианского посла. |
| Englishman. How the devil can you like being always with these foreigners? I never go among them with all their formalities and ceremonies. I am never easy in company with them, and I don't know why, but I am ashamed. | Англичанин. Какого черта вы все время таскаетесь к этим иностранцам? Я вот никогда туда и носу не показываю, просто не знаешь, куда и деться от всех этих этикетов и церемоний. Никогда мне не бывает хорошо в этой компании, я всегда почему-то стесняюсь. |
| Stanhope. I am neither ashamed nor afraid; I am very, easy with them; they are very easy with me; I get the language, and I see their characters, by conversing with them; and that is what we are sent abroad for, is it not? | Стенхоп. А я их и не стесняюсь, и не боюсь. Мне с ними очень легко, как и им со мной. Я учусь их языку и, беседуя с ними, изучаю их нравы - для этого ведь нас и посылают за границу, не так ли? |
| Englishman. I hate your modest women's company; your women of fashion as they call 'em; I don't know what to say to them, for my part. | Англичанин. Ненавижу я всех ваших скромниц, светских дам, как их там называют, мне и невдомек, о чем с ними говорить. |
| Stanhope. Have you ever conversed with them? | Стенхоп. А вам когда-нибудь случалось говорить с ними? |
| Englishman. No; I never conversed with them; but have been sometimes in their company, though much against my will. | Англичанин. Нет, говорить с ними, я, правда, не говорил, но в компании их иной раз бывал, хоть и очень мне все это не по нутру. |
| Stanhope. But at least they have done you no hurt; which is, probably, more than you can say of the women you do converse with. | Стенхоп. Но во всяком случае, они не причинили вам никакого вреда, чего, пожалуй, нельзя сказать о женщинах, с которыми вы проводите время. |
| Englishman. That's true, I own; but for all that, I would rather keep company with my surgeon half the year, than with your women of fashion the year round. | Англичанин. Оно, конечно, так, но именно поэтому-то мне лучше полгода провести с моим доктором, чем целый год с вашей светской дамой. |
| Stanhope. Tastes are different, you know, and every man follows his own. | Стенхоп. Знаете, вкусы бывают разные, и каждый человек поступает так, как ему заблагорассудится. |
| Englishman. That's true; but thine's a devilish odd one, Stanhope. All morning with thy dry-nurse; all the evening in formal fine company; and all day long afraid of Old Daddy in England. Thou art a queer fellow, and I am afraid there is nothing to be made of thee. | Англичанин. Верно-то верно, но только это уж не вкусы, а черт знает что, Стенхоп. Утро все - с нянькой; вечер весь - с этой церемонной компанией, и весь день, с утра до вечера - в страхе перед папенькой, что в Англии. Чудак ты все-таки. Вижу, что с тобой каши не сваришь. |
| Stanhope. I am afraid so too. | Стенхоп. Боюсь, что да. |
| Englishman. Well, then, good night to you; you have no objection, I hope, to my being drunk to-night, which I certainly will be. | Англичанин. Ну раз так, покойной ночи, надеюсь, вы не будете против, если я сегодня вечером напьюсь, а так оно, видно, и будет. |
| Stanhope. Not in the least; nor to your being sick tomorrow, which you as certainly will be; and so good night, too. | Стенхоп. Ровно ничего, даже если завтра вас будет тошнить, чего вам, конечно, не избежать. До свиданья. |
| You will observe, that I have not put into your mouth those good arguments which upon such an occasion would, I am sure, occur to you; as piety and affection toward me; regard and friendship for Mr. Harte; respect for your own moral character, and for all the relative duties of man, son, pupil, and citizen. Such solid arguments would be thrown away upon such shallow puppies. Leave them to their ignorance and to their dirty, disgraceful vices. They will severely feel the effects of them, when it will be too late. Without the comfortable refuge of learning, and with all the sickness and pains of a ruined stomach, and a rotten carcass, if they happen to arrive at old age, it is an uneasy and ignominious one. The ridicule which such fellows endeavor to throw upon those who are not like them, is, in the opinion of all men of sense, the most authentic panegyric. Go on, then, my dear child, in the way you are in, only for a year and a half more: that is all I ask of you. After that, I promise that you shall be your own master, and that I will pretend to no other title than that of your best and truest friend. You shall receive advice, but no orders, from me; and in truth you will want no other advice but such as youth and inexperience must necessarily require. You shall certainly want nothing that is requisite, not only for your conveniency, but also for your pleasures; which I always desire shall be gratified. You will suppose that I mean the pleasures 'd'un honnete homme'. | Заметь, что я не вложил в твои уста благие доводы, которые при подобных обстоятельствах непременно пришли бы тебе в голову, как-то твое почтение и любовь ко мне, дружеские чувства к м-ру Харту, уважение к самому себе и твои обязанности человека, сына - перед отцом, ученика - перед учителем и, наконец, гражданина. Пускать в ход столь веские доводы, говоря с этими пустоголовыми юнцами - значило бы метать бисер перед свиньями. Предоставь их лучше собственному невежеству и всем их грязным, мерзким порокам. Они потом почувствуют на себе их горькие последствия, но будет уже поздно. Если эти люди доживут до преклонных лет, то у них не будет успокоительного прибежища, которое дают знания, но зато будут налицо все недуги и страдания: испорченный желудок, прогнивший организм, и старость их будет тягостной и позорной. Те насмешки, которыми эти олухи стараются осыпать тех, кто на них непохож, в глазах людей умных - не что иное, как самая настоящая похвала. Продолжай же, милый мой мальчик, следовать своим путем еще полтора года - это все, о чем я тебя прошу. Обещаю тебе, что по истечении этого срока ты будешь принадлежать одному себе, и самое большее, на что я рассчитываю - это называться твоим лучшим и самым верным другом. Ты будешь получать от меня советы, и никаких приказаний, но, по правде говоря, советы тебе понадобятся только такие, какие нужны всякому не искушенному в жизни юноше. У тебя, разумеется, будет все необходимое не только для жизни, но также и для удовольствий, а мне всегда захочется доставлять их тебе. Только пойми меня правильно, я говорю об удовольствиях d'un honnete homme(87). |
| While you are learning Italian, which I hope you do with diligence, pray take care to continue your German, which you may have frequent opportunities of speaking. I would also have you keep up your knowledge of the 'Jus Publicum Imperii', by looking over, now and then, those INESTIMABLE MANUSCRIPTS which Sir Charles Williams, who arrived here last week, assures me you have made upon that subject. It will be of very great use to you, when you come to be concerned in foreign affairs; as you shall be (if you qualify yourself for them) younger than ever any other was: I mean before you are twenty. Sir Charles tells me, that he will answer for your learning; and that, he believes, you will acquire that address, and those graces, which are so necessary to give it its full lustre and value. But he confesses, that he doubts more of the latter than of the former. The justice which he does Mr. Harte, in his panegyrics of him, makes me hope that there is likewise a great deal of truth in his encomiums of you. Are you pleased with, and proud of the reputation which you have already acquired? Surely you are, for I am sure I am. Will you do anything to lessen or forfeit it? Surely you will not. And will you not do all you can to extend and increase it? Surely you will. It is only going on for a year and a half longer, as you have gone on for the two years last past, and devoting half the day only to application; and you will be sure to make the earliest figure and fortune in the world, that ever man made. Adieu. | Занимаясь итальянским, что, надеюсь, ты будешь делать со всем прилежанием, непременно продолжай и занятия немецким, тебе часто будет представляться возможность говорить на этом языке. Мне хочется также, чтобы ты не забывал и Jus publicum Imperii(88) и время от времени заглядывал бы в те бесценные записи, которые, по словам приехавшего сюда на прошлой неделе сэра Чарлза Уильямса, ты составил по этому предмету. Они будут тебе очень полезны, когда ты столкнешься с иностранными делами (если готовишься заниматься ими), поскольку ты окажешься самым молодым из всех когда-либо живших дипломатов - тебе ведь не будет и двадцати лет. Сэр Чарлз пишет мне, что он ручается за твои знания и что ты скоро приобретешь обходительность и манеры, которые так необходимы, чтобы знания эти имели блеск и ценились людьми. Но он тут же признается, что больше склонен сомневаться в последнем, нежели в первом. Все похвалы, которые он расточает м-ру Харту, совершенно справедливы, и это позволяет мне надеяться, что в панегириках последнего по твоему адресу есть значительная доля правды. Доволен ли ты репутацией, которую успел приобрести, гордишься ли ею? Уверен, что да, во всяком случае, в отношении себя я могу это сказать с уверенностью. Неужели ты способен сделать что-нибудь такое, что могло бы испортить ее или привело к полной ее потере? Разумеется, нет. А сделаешь ли ты все; что можешь, чтобы улучшить ее и упрочить? Разумеется, да. Надо только на протяжении полутора лет продолжать тот образ жизни,, который ты вел последние два года, регулярно посвящая полдня занятиям - и ты можешь быть уверен, что будешь самым молодым среди тех, кто добьется высокого положения в свете и удачи в жизни. Прощай. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
