"Вечные сюжеты"

Полибий. "История"

Мато изныват от любви у ног Саламбо (Маха)
"История" -- работа знаменитого греческого историка Полибия, который писал о стремительного возвышении Рима из маргинальной республики на краю тогдашнего цивилизованного античного мира одномоментно в течение каких-нибудь 100 лет (для истории 0) превратившегося в колоссальную даже по современным меркам державу. И соответственно сокрушительная гибель средиземноморского гиганта Карфагена, за те же 100 лет полностью стертого с карты мира. Кстати такие внезапные исторические превращения должны в конце концов навести на мысль, что время не только в наши дни имеют тенденции к стремительному ускорению, но подобные скачки к ужасу и удивлению современников переживались неоднократно.

В свое время (а Полибий умер где-то ок 120 г до н. э.) "История" была написана в 40 томах и, судя по количеству сохранившихся отрывков, имела громадную популярность. Однако на сегодняшний день из этих обрывков по большей части сохранившихся в византийских источниках, едва ли наскребется на 5 томов. Впрочем, работа еще не далеко на завершена.

Впервые после крушения древнего мира Полибий стал известен в Европе в XV веке, когда бежавшие из погибшей Византийской империи образованные люди принесли в итальянское изгнание вместе со скудными пожитками фрагменты труда греческого историка.

Но лишь сначала в 1836 году французским, а в 1866 английским историкам удалось создать из сохранившихся обрывков нечто более или менее связанное. Однако на этом работа далеко не закончена. В свое время Полибий переводился на все древние языки: армянский, сирийский, коптский и эфиопский, и отрывки из его "Истории" то и дело находят по мере вовлечения рукописных архивов названных стран в мировой культурный оборот.

Все это позволило в 1957 году Волбанку (F. W. Walbank) предпринять новое издание, значительно расширенное по сравнению с хрестоматийными Полибиями 1836 и 1866 годов. Но и на этом мужественные исследователи в своих стремлениях к восстановлению 40-томного монумента не остановились. В дело включился Интернет. Знаменитый, а точнее широко распиаренный Персей-проект университета Тафта объявил сбор сведений о Полибии, как и других античных авторах, и специалисты из всех стран мира подают туда кто что может.

В популярном чтиве Полибий, конечно, не достигает славы таких авторов, как Геродот, Фукидид, Саллюстий. Уж больно он сухо писал, презрев завет великого классика украшать монотонное изложение событий живописными подробностями, ускользнувшими от Испарта. Зато если уж он пользуется уважением у немногих, то это такие немногие, что только ой-ой-ой. В свое время этот Полибий увидел одно из преимуществ римлян в их государственном устройстве и (даже удивительно, как этот древний историк в объяснении причин исторических событий наплевал на волю богов, сделав маленькое исключение для Тахэ (Tyche) -- богини судьбы) дал скрупулезный анализ существовавших на тот момент политических систем, мало чем устаревший до наших дней.

И поэтому многие политологи буквально избороздили "Историю" своими пометками. Уже Цицерон свое "О государстве" в значительной мере изцитатил Полибией. Затем свой вклад внесли Макиавелли, Монтескье, Руссо, отцы-основатели (многие пассажи действующей до сих пор Конституции США -- прямые или слегка измененные цитаты из Полибия). Вокруг "Истории" мощным ареолом крутятся и мириады современных исследователей.

Эту односторонность в свое время заметил Флобер и вознамерился доказать, что и из Полибия вполне можно вытащить занимательные сюжеты и красочные подробности.

Так возник роман "Саламбо". Работа над которым может служить образцом писательской скрупулезности и дотошности. Писатель буквально погрузился в древний мир. Не довольствуясь тем, что он мог найти в книгах -- а в его распоряжении были богатейшие фонды библиотеки в Фонтенбло, благодаря близкому знакомству с персоналом которой, он не только получил доступ к редким книгам, но и мог брать их на дом, то есть к себе в Руан (это к вопросу: может ли провинциальный писатель стоять на уровне современных ему достижений науки и культуры).

Флобер изучил все, где только хоть что-то упоминалось о Карфагене: кроме Полибия, как основного предшественника (кстати, историк собственноручно -- или -глазно присутствовал при разрушении Карфагена в 146 г до н.э.), писатель использовал труды Аристотеля, Т. Ливия, Геродота (у этого он нашел описания ливийских племен), К. Непота, Плутарха. Сам он к концу первого года работы над романом (1857) насчитал основательные выписки из 53 авторов. (К. Фукарт (Foucart) в 1971 написал статью на 13 страницах, где только перечислил источники, без которых было бы невозможно написание одной, правда самой первой страницы романа. Но этого ему показалось мало: отложив работу над романом он поехал в Карфаген (теперь там Тунис), где провел 2 далеко не безопасных месяца и где еще можно было найти прежних эпох, не расхватанные на туристические сувениры и не попавшие в музейные коллекции.

Вернувшись к письменному столу, Флобер напрочь уничтожил написанное ранее, как нестерпимо ложное и фальшивое. И все же читая роман, устаешь от обилия описаний, пусть и красочных, но довольно однообразных. Писатель, явно переборщил со своей эрудицией, и погнавшись за достоверностью перегнал ученых (позднейшие раскопки порой подтверждали, что писатель своими догадками был ближе к истине, чем т. н. тогдашние специалисты), но загнал в угол роман. А любовная история выглядел как либретто плохой оперы. И лишь там где он идет за Полибием, а именно не отвлекаясь от исторических событий -- мятежа наемников -- его сцены дышат эпической мощью.

Критика встретила роман при его появлении весьма сдержанно, зато читатели были в восторге, причем популярность "Саламбо" прокатилась по всей Европе. Смотрите, в начале 1862 роман выходит в Париже, а уже в конце его перевод начинает печататься в "Отечественных записках", причем делается он с листа: переведенные главы сразу попадают в типографию.

Любопытно, что насытив свое произведение многочисленными детали карфагенского быта, писатель в категорической форме отказался от иллюстраций: "Не стоило с таким искусством давать туманные образы для того, чтобы явился какой-нибудь сапожник и разрушил мою мечту нелепой точностью," -- писал он в одном из писем. "С того момента, как какой-нибудь тип зафиксирован карандашом, он теряет характер обобщенности, то соответствие с тысячью известных предметов, которое заставляет читателя говорить: 'Я видел это' или 'это могло быть'. Нарисованная женщина похожа на женщину, вот и все.. тогда как женщина написанная заставляет мечтать о тысяче женщин," -- пишет он в другом.

Тем не менее именно экзотичность образов и была главной заманухой романа, и пусть сам писатель отказался от иллюстраций он возбудил фантазии сотен художником, и можно сказал побудил их создать тот образ томного Востока, который через кинематограф дошел до наших дней.

Содержание

Hosted by uCoz