Quatre-vingt-treize/93 год

XI. LES DESESPERES/XI. Обреченные

France	Русский
Pendant qu'on délibérait au premier étage, on se barricadait au second. Le succès est une fureur, la défaite est une rage. Les deux étages allaient se heurter éperdument. Toucher à la victoire, c'est une ivresse. En bas il y avait l'espérance, qui serait la plus grande des forces humaines si le désespoir n'existait pas.	Пока в зале второго этажа шло совещание, на третьем спешно возводили баррикаду. Если успех есть исступление, то поражение есть бешенство. Двум этажам башни предстояло схватиться в отчаянном поединке. Мысль о близкой победе пьянит. Второй этаж был окрылен надеждой, которую следовало бы признать самой могучей силой, движущей человеком, если бы не существовало отчаяния.
Le désespoir était en haut.	На третьем этаже царило отчаяние.
Un désespoir calme, froid, sinistre.	Отчаяние холодное, спокойное, мрачное.
En arrivant à cette salle de refuge, au delà de laquelle il n'y avait rien pour eux, le premier soin des assiégés fut de barrer l'entrée. Fermer la porte était inutile, encombrer l'escalier valait mieux. En pareil cas, un obstacle à travers lequel on peut voir et combattre vaut mieux qu'une porte fermée.	Добравшись до залы третьего этажа -- до последнего своего прибежища, дальше которого отступать было некуда, осажденные первым делом загородили вход. Просто запереть двери было бы бесполезно, куда разумнее представлялось преградить лестницу. В подобных случаях любая преграда, позволяющая осажденным видеть противника и сражаться, куда надежнее закрытой двери.
La torche plantée dans la torchère du mur par l'Imânus près de la mèche soufrée les éclairait.	Факел, прикрепленный Иманусом к стене, возле пропитанного серой шнура освещал лица вандейцев.
Il y avait dans cette salle du second un de ces gros et lourds coffres de chêne où l'on serrait les vêtements et le linge avant l'invention des meubles à tiroirs.	В зале третьего этажа стоял огромный, тяжелый дубовый сундук, в каких, до изобретения более удобных шкафов, наши предки хранили одежду и белье.
Ils traînèrent ce coffre et le dressèrent debout sous la porte de l'escalier. Il s'y emboîtait solidement et bouchait l'entrée. Il ne laissait d'ouvert, près de la voûte, qu'un espace étroit, pouvant laisser passer un homme, excellent pour tuer les assaillants un à un. Il était douteux qu'on s'y risquât.	Осажденные подтащили сундук к лестнице и поставили его стоймя на самой верхней ступеньке. Размером он пришелся как раз по проему двери и плотно закупорил вход. Между сундуком и сводом осталось только узкое отверстие, через которое с трудом мог протиснуться человек, что давало в руки осажденным огромное преимущество, позволяя им разить одного наступающего за другим. Да и сомнительно было, чтобы кто-нибудь отважился пробраться сквозь эту щель.
L'entrée obstruée leur donnait un répit.	Забаррикадировав дверь, осажденные получили небольшую отсрочку.
Ils se comptèrent.	Пересчитали бойцов.
Les dix-neuf n'étaient plus que sept, dont l'Imânus.	Из девятнадцати человек осталось лишь семеро, в том числе Иманус.
Excepté l'Imânus et le marquis, tous étaient blessés.	За исключением Имануса и маркиза, все остальные были ранены.
Les cinq qui étaient blessés, mais très vivants, car, dans la chaleur du combat, toute blessure qui n'est pas mortelle vous laisse aller et venir, étaient Chatenay, dit Robi, Guinoiseau, Hoisnard Branche-d'Or, Brin-d'Amour et Grand-Francoeur. Tout le reste était mort.	Впрочем, все пятеро раненых чувствовали себя вполне пригодными владеть оружием, ибо в пылу битвы любая рана, если только она не смертельна, не мешает бойцу двигаться и действовать; то были Шатенэ, он же Роби, Гинуазо, Уанар Золотая Ветка, Любовника и Гран-Франкер. Все прочие погибли.
Ils n'avaient plus de munitions. Les gibernes étaient épuisées. Ils comptèrent les cartouches. Combien, à eux sept, avaient-ils de coups à tirer ? Quatre.	Боевые припасы иссякли. Пороховницы опустели. Вандейцы сосчитали оставшиеся пули. Сколько они, семеро, могут сделать выстрелов? Четыре.
On était arrivé à ce moment où il n'y a plus qu'à tomber. On était acculé à l'escarpement, béant et terrible. Il était difficile d'être plus près du bord.	Пришла минута, когда осталось только одно -- пасть в бою. Они были прижаты к краю зияющей, ужасной бездны. К самому ее краю.
Cependant l'attaque venait de recommencer ; mais lente et d'autant plus sûre. On entendait les coups de crosse des assiégeants sondant l'escalier marche à marche.	Тем временем штурм возобновился, на этот раз его вели не столь стремительно, зато более уверенно. Слышно было, как осаждающие, поднимаясь по лестнице, тщательно выстукивают прикладами каждую ступеньку.
Nul moyen de fuir. Par la bibliothèque ? Il y avait là sur le plateau six canons braqués, mèche allumée. Par les chambres d'en haut ? A quoi bon ? elles aboutissaient à la plate-forme. Là on trouvait la ressource de se jeter du haut en bas de la tour.	Бежать некуда. Через библиотеку? Но на плоскогорье стоят заряженные пушки и уже зажжены фитили. Через верхние залы? Но куда? Все ходы выходят на крышу. Правда, оттуда можно броситься вниз с вершины башни.
Les sept survivants de cette bande épique se voyaient inexorablement enfermés et saisis par cette épaisse muraille qui les protégeait et qui les livrait. Ils n'étaient pas encore pris ; mais ils étaient déjà prisonniers.	Семь уцелевших из этого легендарного отряда понимали, что они попались в западню, откуда нет выхода, что они заключены среди толстых стен, которые охраняют, но и выдают их с головой врагу. Их еще не взяли в плен, однако они уже были пленниками.
Le marquis éleva la voix :	Маркиз произнес громовым голосом:
-- Mes amis, tout est fini.	-- Друзья мои, все кончено.
Et après un silence, il ajouta :	И, помолчав, добавил:
-- Grand-Francoeur redevient l'abbé Turmeau.	-- Гран-Франкер снова становится аббатом Тюрмо.
Tous s'agenouillèrent, le rosaire à la main. Les coups de crosse des assaillants se rapprochaient.	Семеро вандейцев, перебирая четки, преклонили колена. Все слышнее становился стук прикладов по ступенькам лестницы.
Grand-Francoeur, tout sanglant d'une balle qui lui avait effleuré le crâne et arraché le cuir chevelu, dressa de la main droite son crucifix. Le marquis, sceptique au fond, mit un genou en terre.	Гран-Франкер с залитым кровью лицом, так как пуля сорвала ему с черепа лоскут кожи, поднял правую руку, в которой он держал распятие. Маркиз, скептик в глубине души, тоже опустился на колени.
-- Que chacun, dit Grand-Francoeur, confesse ses fautes à haute voix. Monseigneur, parlez.	-- Пусть каждый из вас, -- начал Гран-Франкер, -- вслух исповедуется в грехах своих. Маркиз, начинайте.
Le marquis répondit :	Маркиз произнес:
-- J'ai tué.	-- Убивал.
-- J'ai tué, dit Hoisnard.	-- Убивал, -- промолвил Уанар.
-- J'ai tué, dit Guinoiseau.	-- Убивал, -- промолвил Гинуазо.
-- J'ai tué, dit Brin-d'Amour.	-- Убивал, -- промолвил Любовника.
-- J'ai tué, dit Chatenay.	-- Убивал, -- промолвил Шатенэ.
-- J'ai tué, dit l'Imânus.	-- Убивал, -- промолвил Иманус.
Et Grand-Francoeur reprit :	И Гран-Франкер возгласил:
-- Au nom de la très sainte Trinité, je vous absous. Que vos âmes aillent en paix.	-- Во имя отца и сына и святого духа, отпускаю вам грехи ваши; мир вам.
-- Ainsi soit-il, répondirent toutes les voix.	-- Аминь, -- ответило хором семь голосов.
Le marquis se releva.	Маркиз поднялся с колен.
-- Maintenant, dit-il, mourons.	-- А теперь, -- сказал он, -- умрем.
-- Et tuons, dit l'Imânus.	-- И убьем, -- добавил Иманус.
Les coups de crosse commençaient à ébranler le coffre qui barrait la porte.	Приклады уже били по сундуку, загораживающему вход.
-- Pensez à Dieu, dit le prêtre. La terre n'existe plus pour vous.	-- Обратитесь помыслами к богу, -- сказал священник. -- Отныне земные заботы для вас уже не существуют.
-- Oui, reprit le marquis, nous sommes dans la tombe.	-- Да, -- подхватил маркиз, -- мы в могиле.
Tous courbèrent le front et se frappèrent la poitrine. Le marquis seul et le prêtre étaient debout. Les yeux étaient fixés à terre, le prêtre priait, les paysans priaient, le marquis songeait. Le coffre, battu comme par des marteaux, sonnait lugubrement.	Вандейцы склонили головы и стали бить себя в грудь. Лишь маркиз да священник не склонили головы. Все глаза были опущены долу, священник творил молитву, крестьяне творили молитву, маркиз был погружен в раздумье. Сундук зловеще гудел, словно под ударами топора.
En ce moment une voix vive et forte, éclatant brusquement derrière eux, cria :	В эту минуту чей-то сильный голос внезапно прокричал из темноты:
-- Je vous l'avais bien dit, monseigneur !	-- Я ведь вам говорил, ваша светлость!
Toutes les têtes se retournèrent, stupéfaites.	Все в изумлении обернулись.
Un trou venait de s'ouvrir dans le mur.	В стене вдруг открылось отверстие.
Une pierre, parfaitement rejointoyée avec les autres, mais non cimentée, et ayant un piton en haut et un piton en bas, venait de pivoter sur elle-même à la façon des tourniquets, et en tournant avait ouvert la muraille. La pierre ayant évolué sur son axe, l'ouverture était double et offrait deux passages, l'un à droite, l'autre à gauche, étroits, mais suffisants pour laisser passer un homme. Au delà de cette porte inattendue on apercevait les premières marches d'un escalier en spirale. Une face d'homme apparaissait à l'ouverture.	Камень, искусно пригнанный к соседним камням, но не скрепленный с ними и вращающийся на двух стержнях, повернулся вокруг своей оси на манер турникета и открыл лазейку в стене. Камень свободно ходил в обе стороны, и за ним шли налево и направо два коридора, оба хоть и узкие, но достаточные для прохода по одному. В отверстие виднелись ступеньки винтовой лестницы. Из-за камня выглядывало чье-то лицо.
Le marquis reconnut Halmalo.	Маркиз узнал Гальмало.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Грамматический справочник | Тексты