Краткая коллекция англтекстов

Джон Голсуорси. Сага о Форсайтах

SWAN SONG/Лебединая песня (часть вторая)

CHAPTER IV IN THE MEADS/IV. В "ЛУГАХ"

English Русский
The Meads of St. Augustine had, no doubt, once on a time been flowery, and burgesses had walked there of a Sunday, plucking summer nosegays. If there were a flower now, it would be found on the altar of the Reverend Hilary's church, or on Mrs. Hilary's dining-table. The rest of a numerous population had heard of these un-natural products, and, indeed, seeing them occasionally in baskets, would utter the words: "Aoh! Look at the luv-ly flahers!" В "Лугах" св. Августина когда-то, без сомнения, росли цветы, и по воскресеньям туда приезжали горожане погулять и нарвать душистый букет. Теперь же, если там еще и можно было увидеть цветы, то разве только в алтаре церкви преподобного Хилери или у миссис Хилери на обеденном столе. Остальная часть многочисленного населения знала об этих редкостных творениях природы только понаслышке, да изредка, завидев их в корзинах, восклицала: "Эх, хороши цветочки!"
When Michael visited his uncle, according to promise, on Ascot Cup Day, he was ushered hurriedly into the presence of twenty little Augustinians on the point of being taken in a covered motor van for a fortnight among flowers in a state of nature. His Aunt May was standing among them. She was a tall woman with bright brown shingled hair going grey, and the slightly rapt expression of one listening to music. Her smile was very sweet, and this, with the puzzled twitch of her delicate eyebrows, as who should say placidly: "What next, I wonder?" endeared her to everyone. She had emerged from a Rectory in Huntingdonshire, in the early years of the century, and had married Hilary at the age of twenty. He had kept her busy ever since. Her boys and girls were all at school now, so that in term time she had merely some hundreds of Augustinians for a family. Hilary was wont to say: "May's a wonder. Now that she's had her hair off, she's got so much time on her hands that we're thinking of keeping guinea-pigs. If she'd only let me grow a beard, we could really get a move on." В день Аскотских скачек, когда Майкл, верный своему обещанию, явился навестить дядю, его спешно повели смотреть, как двадцать маленьких "августинцев" отправляют в открытом грузовике провести две недели среди цветов в и" естественном состоянии. В толпе ребят стояла его тетя Мэй - женщина высокого роста, стриженая, с рыжеватыми седеющими волосами и с тем слегка восторженным выражением, с которым обычно слушают музыку. Улыбка у нее была очень добрая, и все любили ее за эту улыбку и за манеру удивленно вздергивать тонкие брови, словно недоумевая: "Ну что же дальше?" В самом начале века Хилери нашел ее в доме приходского священника в Хэнтингдоншире, и двадцати лет она вышла за него замуж. С тех пор она не знала свободного часа. Два ее сына и дочь уже поступили в школу, так что во время учебного года семью ее составляли всего только несколько сот августинцев. Хилери случалось говорить: "Не налюбуюсь на Мэй. Теперь, когда она остриглась, у нее оказалось столько свободного времени, что мы думаем заняться разведением морских свинок. Если бы она еще позволила мне не бриться, мы бы действительно успели кое-что сделать".
She greeted Michael with a nod and a twitch. Увидев Майкла, она улыбнулась ему и вздернула брови.
"Young London, my dear," she said, privately, "just off to Leatherhead. Rather sweet, aren't they?" - Молодое поколение Лондона, - вполголоса сообщила она, - отбывает в Ледерхед. Правда, милые?
Michael, indeed, was surprised by the solidity and neatness of the twenty young Augustinians. Judging by the streets from which they came and the mothers who were there to see them off, their families had evidently gone 'all out' to get them in condition for Leatherhead. Майкла и в самом деле удивил здоровый и опрятный вид двадцати юных августинцев. Судя по улицам, с которых их собрали, и по матерям, которые пришли их проводить, семьи, очевидно, приложили немало усилий, чтобы снарядить их в дорогу.
He stood grinning amiably, while they were ushered out on the glowing pavement between the unrestrained appreciation of their mothers and sisters. Into the van, open only at the rear, they were piled, with four young ladies to look after them. Он стоял и приветливо улыбался, пока ребят выводили на раскаленный тротуар под восхищенными взорами матерей и сестер. Ими набили грузовик, открытый только сзади, и четыре молодые воспитательницы втиснулись в него следом за ними.
"Four-and-twenty blackbirds baked in a pie," murmured Michael. - "Двадцать четыре цыпленка в этот пирог запекли", - вспомнил Майкл детскую песенку.
His aunt laughed. Тетка его рассмеялась.
"Yes, poor little dears, won't they be hot! But aren't they good?" She lowered her voice. "And d'you know what they'll say when they come back after their fortnight? 'Oh! yes, we liked it all very much, thank you, but it was rather slow. We like the streets better.' Every year it's the same." - Да, бедняжки, и жарко им будет! Но правда, они славные? - она понизила голос. - А знаешь, что они скажут через две недели, когда вернутся? "Да, да, спасибо, было очень хорошо, только малость скучно. Нам больше нравится на улицах". Каждый год та же история.
"Then, what's the use of sending them, Aunt May?" - А зачем их тогда возить, тетя Мэй?
"It does them good physically; they look sturdy enough, but they aren't really strong. Besides, it seems so dreadful they should never see the country. Of course we country-bred folk, Michael, never can realise what London streets are to children--very nearly Heaven, you know." - Они поправляются физически; вид у них крепкий, но на самом деле они не могут похвастаться здоровьем. А потом так ужасно, что они никогда не видят природы. Конечно, Майкл, мы выросли в деревне и не можем понять, что представляют для детей лондонские улицы - без пяти минут рай, знаешь ли.
The motor van moved to an accompaniment of fluttered handkerchiefs and shrill cheering. Грузовик тронулся, вслед ему махали платками, выкрикивали напутствия.
"The mothers love them to go," said his aunt; "it's kind of distinguished. Well, that's that! What would you like to see next? The street we've just bought, to gut and re-gut? Hilary'll be there with the architect." - Матери любят, когда увозят ребят, - сказала тетя Мэй, - это льстит их самолюбию. Ну так. Что тебе еще показать? Улицу, которую мы только что купили и собираемся потрошить и фаршировать заново? Хилери, верно, там с архитектором.
"Who owned the street?" asked Michael. - Кому принадлежала улица? - спросил Майкл.
"He lived in Capri. I don't suppose he ever saw it. He died the other day, and we got it rather reasonably, considering how central we are, here. Sites are valuable." - Владелец жил на Капри. Вряд ли он когда и видел ее. На днях он умер, и мы получили ее за сравнительно небольшие деньги, если принять во внимание близость к центру. Земельные участки стоят недешево.
"Have you paid for it?" - Вы заплатили за нее?
"Oh! no." Her eyebrows twitched. "Postdated a cheque on Providence." - О нет! - она вздернула брови. - Отсрочили чек до второго пришествия.
"Good Lord!" - Боже правый!
"We had to have the street. It was such a chance. We've paid the deposit, and we've got till September to get the rest." - Никак нельзя было упустить эту улицу. Мы внесли аванс, остальную сумму надо достать к сентябрю.
"How much?" said Michael. - Сколько? - спросил Майкл.
"Thirty-two thousand." - Тридцать две тысячи.
Michael gasped. Майкл ахнул.
"Oh! We shall get it, dear, Hilary's wonderful in that way. Here's the street." - Ничего, милый, достанем. Хилери в этом отношении молодец. Вот и пришли.
It was a curving street of which, to Michael, slowly passing, each house seemed more dilapidated than the last. Grimy and defaced, with peeling plaster, broken rails and windows, and a look of having been abandoned to its fate--like some half-burnt-out ship-- it hit the senses and the heart with its forlornness. Это была изогнутая улица, на которой, по мере того как они медленно шли вперед, каждый дом казался Майклу более ветхим, чем предыдущий. Закопченные, с обвалившейся штукатуркой, сломанными решетками и разбитыми окнами, словно брошенные на произвол судьбы, как наполовину выгоревший корабль, они поражали взгляд и сердце своей заброшенностью.
"What sort of people live here, Aunt May?" - Что за люди тут живут, тетя Мэй?
"All sorts--three or four families to each house. Covent Garden workers, hawkers, girls in factories, out-of-works--every kind. The unmentionable insect abounds, Michael. The girls are wonderful--they keep their clothes in paper bags. Many of them turn out quite neat. If they didn't, of course, they'd get the sack, poor dears." - Всякие - по три-четыре семьи в каждом доме. Торговцы с Ковент-Гардена, разносчики, фабричные работницы - мало ли кто. Прозаических насекомых изобилие, Майкл. Работницы трогательные - хранят свои платья в бумажных пакетах. Многие очень недурно одеваются. Иначе, впрочем, их бы уволили, бедных.
"But is it possible," said Michael, "that people can WANT to go on living here?" - Но неужели у людей еще может быть желание здесь жить?
His aunt's brows became intricate. Брови тетки задумчиво сдвинулись.
"It isn't a question of want, my dear. It's a simple economic proposition. Where else can they live so cheaply? It's more than that, even; where else can they go at all, if they're turned out? The Authorities demolished a street not long ago up there, and built that great block of workmen's flats; but the rents were prohibitive to the people who had been living in the street, and they simply melted away to other slums. Besides, you know, they don't like those barracky flats, and I don't wonder. They'd much rather have a little house, if they can; or the floor of a house if they can't. Or even a room. That's in the English nature, and it will be till they design workmen's dwellings better. The English like to live low down: I suppose because they always have. Oh! Here's Hilary!" - Тут, милый, не в желании дело. Просто экономические соображения. Где еще они могли бы жить так дешево? И даже больше: куда им вообще идти, если их выселят? Тут неподалеку власти недавно снесли целую улицу и построили громадный многоквартирный дом для рабочих; но тем, кто раньше жил на этой улице, квартирная плата оказалась не по карману, и они попросту рассосались по другим трущобам. А кроме того, им, знаешь ли, не по вкусу эти дома-казармы, и я их понимаю. Им хочется иметь целый домик, а если нельзя - целый этаж в невысоком доме. Или хотя бы комнату. Это свойство английского характера, и оно не изменится, пока мы не научимся лучше проектировать рабочие жилища. Англичане любят нижние этажи, наверно, потому, что привыкли. А, вот и Хилери!
Hilary Charwell, in a dark grey Norfolk suit, a turn-down collar open at the neck, and no hat, was standing in the doorway of a house, talking to another spare man with a thin, and, to Michael, very pleasant face. Хилери Черрел, в темно-серой куртке, с расстегнутым отложным воротничком и без шляпы, стоял в подъезде одного из домов и беседовал с каким-то худощавым мужчиной, узкое лицо которого очень понравилось Майклу.
"Well, Michael, my boy, what think you of Slant Street? Each one of these houses is going to be gutted and made as bright as a new pin." - А, Майкл, ну что ты скажешь о Слэнт-стрит, мой милый? Все эти дома до единого мы выпотрошим и вычистим так, что будет любо-дорого смотреть.
"How long will they keep bright, Uncle Hilary?" - Сколько времени они останутся чистыми, дядя Хилери?
"Oh! That's all right," said Hilary, "judging by our experiments so far. Give 'em a chance, and the people are only too glad to keep their houses clean. It's wonderful what they do, as it is. Come in and see, but don't touch the walls. May, you stay and talk to James. An Irish lady in here; we haven't many. Can I come in, Mrs. Corrigan?" - О, в этом отношении беспокоиться не приходится, - сказал Хилери, у нас уже есть некоторый опыт. Предоставь им только эту возможность, люди с радостью будут поддерживать у себя чистоту. Они и так чудеса творят. Иди посмотри, только не прикасайся к стенам. Ты, Мэй, останься, поговори с Джемсом. Здесь живет ирландка; у нас их немного. Можно войти, миссис Корриган?
"Sure an' ye can. Plased to see your rivirence, though ut's not tidy I am this mornin'." - Неужели же нельзя? Рада видеть ваше преподобие, хоть не больно у меня сегодня прибрано.
A broad woman, with grizzled black hair and brawny arms, had paused in whatever she was doing to a room inconceivably crowded and encrusted. Three people evidently slept in the big bed, and one in a cot; cooking seemed to go on at the ordinary small black hearth, over which, on a mantel-board, were the social trophies of a lifetime. Some clothes were hung on a line. The patched and greasy walls had no pictures. Плотная женщина с черными седеющими волосами, засучив по локоть рукава на мощных руках, оторвалась от какого-то дела, которым была занята в комнате, до невероятия заставленной и грязной. На большой постели спали, по-видимому, трое, и еще кто-то на койке; еда, очевидно, приготовлялась в небольшом закопченном камине, над которым хранились на полке трофеи памятных событий за целую жизнь. На веревке сушилось белье. На заплатанных, закоптелых стеках не было ни одной картины.
"My nephew, Mr. Michael Mont, Mrs. Corrigan; he's a Member of Parliament." - Мой племянник Майкл Монт, миссис Коррнган; он член парламента.
The lady put her arms akimbo. Ирландка подбоченилась.
"Indeed, an' is he, then?" - Неужто?
It was said with an infinite indulgence that went to Michael's heart. Бесконечное снисхождение, с которым это было сказано, поразило Майкла в самое сердце.
"An' is ut true your rivirence has bought the street? An' what would ye be doing with ut? Ye won't be afther turning us out, I'm thinking." - А верно мы слышали, будто ваше преподобие купили всю улицу? А что вы с ней будете делать? Уж не выселять ли нас надумали?
"Not for the world, Mrs. Corrigan." - Ни в коем случае, миссис Корриган.
"Well, an' I knew that. I said to them: 'It's cleaning our insides he'll maybe doing, but he'll never be afther putting us out.'" - Ну, я так и знала. Я им говорила: "Скорей всего хочет почистить у нас внутри, а на улицу в жизни не выставит".
"When the turn of this house comes, Mrs. Corrigan--I hope before very long--we'll find you good lodgings till you can come back here to new walls and floors and ceilings, a good range, no more bugs, and proper washing arrangements." - Когда подойдет очередь этого дома, миссис Корриган, - а ждать, я думаю, не очень долго, - мы подыщем вам хорошее помещение, вы там поживете, а потом вернетесь к новым стенам, полам и потолкам, и будет у вас хорошая плита, и стирать будет удобно, и клопов не останется.
"Well, an' wouldn't that be the day I'd like to see!" - Эх, вот это бы я посмотрела!
"You'll see it fast enough. Look Michael, if I put my finger through there, the genuine article will stalk forth! It's you that can't knock holes in your walls, Mrs. Corrigan." - Скоро увидите. Вот взгляни, Майкл, если я тут проткну пальцем обои, что только оттуда не полезет! Нельзя вам пробивать дырки в стенах, миссис Корриган.
"An' that's the truth o' God," replied Mrs. Corrigan. "The last time Corrigan knocked a peg in, 'twas terrible--the life there was in there!" - Что правда, то правда, - ответила миссис Корриган. - Как начал Корриган в прошлый раз вколачивать гвоздь, так что было! Там их не оберешься.
"Well, Mrs. Corrigan, I'm delighted to see you looking so well. Good morning, and tell Corrigan if his donkey wants a rest any time, there'll be room in our paddock. Will you be going hopping this year?" - Ну, миссис Корриган, рад видеть вас в добром здоровье. Всего хорошего, да скажите мужу, если его ослу нужен отдых, у нас в садике всегда найдется место. За хмелем в этом году поедете?
"We will that," replied Mrs. Corrigan. "Good-day to you rivirence; good-day, sorr!" - А как же, - ответила миссис Корриган. - Всего вам хорошего, ваше преподобие; всего хорошего, сэр!
On the bare, decrepit landing Hilary Charwell said: На голой обшарпанной площадке Хилери Черрел сказал:
"Salt of the earth, Michael. But imagine living in that atmosphere! Luckily, they're all 'snoof'." - Соль земли, Майкл. Но подумай, каково жить в такой атмосфере! Хорошо еще, что они все лишены чувства обоняния.
"What?" said Michael, taking deep breaths of the somewhat less complicated air.
"It's a portmanteau syllable for 'Got no sense of smell to speak of.' And wanted, too. One says 'deaf,' 'blind,' 'dumb'--why not 'snoof'?" Майкл засмеялся, глубоко вдыхая несколько менее спертый воздух.
"Excellent! How long do you reckon it'll take you to convert this street, Uncle Hilary?" - Сколько, по вашим подсчетам, надо времени, чтобы обновить эту улицу, дядя Хилери?
"About three years." - Года три.
"And how are you going to get the money?" - А как вы думаете достать деньги?
"Win, wangle and scrounge it. In here there are three girls who serve in 'Fetter and Poplin's.' They're all out, of course. Neat, isn't it? See their paper bags?" - Выиграю, выпрошу, украду. Вот здесь живут три работницы с фабрики "Петтер и Поплин". Их, конечно, нет дома. Чистенько, правда? Бумажные пакеты оценил?
"I say, Uncle, would you blame a girl for doing anything to get out of a house like this?" - Послушайте, дядя, вы бы осудили девушку, которая пошла бы на что угодно, лишь бы не жить в таком доме?
"No," said the Reverend Hilary, "I would not, and that's the truth o' God." - Нет, - сказал преподобный Хилери, - как перед богом говорю, не осудил бы.
"That's why I love you, Uncle Hilary. You restore my faith in the Church." - Вот за это я вас и люблю, дядя Хилери. Вы заставляете меня опять уверовать в церковь.
"My dear boy," said Hilary, "the old Reformation was nothing to what's been going on in the Church lately. You wait and see! Though I confess a little wholesome Disestablishment would do us all no harm. Come and have lunch, and we'll talk about my slum conversion scheme. We'll bring James along." - Милый ты мой! - сказал Хилери. - Реформация - ничто по сравнению с тем, что творится последнее время в церковных делах. То ли еще увидишь! Я, впрочем, держусь того мнения, что в небольших дозах отделение церкви от государства было бы нам совсем не вредно. Пойдем к нам завтракать и поговорим о плане перестройки трущоб. И Джемса прихватим.
"You see," he resumed, when they were seated in the Vicarage dining-room, "there must be any amount of people who would be glad enough to lay out a small proportion of their wealth at two per cent., with the prospect of a rise to four as time went on, if they were certain that it meant the elimination of the slums. We've experimented and we find that we can put slum houses into proper living condition for their existing population at a mere fraction over the old rents, and pay two per cent, on our outlay. If we can do that here, it can be done in all slum centres, by private Slum Conversion Societies such as ours, working on the principle of not displacing the existing slum population. But what's wanted, of course, is money--a General Slum Conversion fund--Bonds at two per cent., with bonuses, repayable in twenty years, from which the Societies could draw funds as they need them for buying and converting slum property." - Вот видишь ли, - продолжал он, когда они уселись вокруг обеденного стола в столовой его домика, - есть, я уверен, немало людей, которые с удовольствием вложили бы небольшую часть своего состояния под два с половиной процента, рассчитывая со временем получать четыре, будь у них уверенность, что тем самым они обеспечивают ликвидацию трущоб. Мы проделали кой-какие опыты и нашли, что вполне можем привести эти развалины в жилой вид, почти не повышая квартирной платы, и при этом выплачивать два с половиной процента нашим кредиторам. Если это возможно здесь, то возможно и во всех других районах, где частные общества по перестройке трущоб стали бы, как и мы, следовать тому принципу, что жителей трущоб никуда переселять не следует. Но нужны, разумеется, деньги - основной фонд перестройки трущоб - двухпроцентные облигации с купонами, подлежащие погашению через двадцать лет: из этого фонда общества по мере надобности брали бы средства для скупки и обновления трущобных участков.
"How will you repay the Bonds in twenty years?" - А как вы думаете погашать облигации через двадцать лет?
"Oh! Like the Government--by issuing more." - О, так же, как и правительство, - выпуском новых.
"But," said Michael, "the local Authorities have very wide powers, and much more chance of getting the money." - Однако, - сказал Майкл, - местные власти обладают большими полномочиями, у них больше шансов собрать эти деньги.
Hilary shook his head. Хплери покачал головой.
"Wide powers, yes; but they're slow, Michael--the snail is a fast animal compared with them; besides, they only displace, because the rents they charge are too high. Also it's not in the English character, my dear. Somehow we don't like being 'done for' by officials, or being answerable to them. There's lots of room, of course, for slum area treatment by Borough Councils, and they do lots of good work, but by themselves, they'll never scotch the evil. You want the human touch; you want a sense of humour, and faith; and that's a matter for private effort in every town where there are slums." - Полномочия - да; но власти медлительны, Майкл, - по сравнению с ними улитка кажется скороходом. Кроме того, они как раз занимаются переселением, так как взимают слишком высокую квартирную плату. Да это и не в английском духе, голубчик. Не любим мы почему-то быть обязанными властям и нести перед ними ответственность. А для муниципалитетов остается достаточно работы в трущобах, они и делают много полезного, но без помощи им с этим делом не сладить. Тут нужно человеческое отношение, нужно чувство юмора и вера, а это уж вопрос частной инициативы в каждом городе, где есть трущобы.
"And who's going to start this general fund?" asked Michael, gazing at his aunt's eyebrows, which had begun to twitch. - А кто вам даст этот основной фонд? - спросил Майкл, поглядывая на брови тети Мэй, которые уже начали подергиваться.
"Well," said Hilary, twinkling, "I thought that might be where you came in. That's why I asked you down to-day, in fact." - А вот, - подмигивая, сказал Хилери, - тут-то можно начать разговор о тебе. Я, собственно, затем и пригласил тебя сегодня.
"The deuce!" said Michael almost leaping above the Irish stew on his plate. - Вот так так! - сказал Майкл, чуть не подскочив над тарелкой с кашей.
"Exactly!" said his uncle; "but couldn't you get together a Committee of both Houses to issue an appeal? From the work we've done James can give you exact figures. They could see for themselves what's happened here. Surely, Michael, there must be ten just men who could be got to move in a matter like this--" - Совершенно верно, - сказал Хилери. - Но разве ты бы не мог устроить, чтобы объединенная комиссия от обеих палат выпустила воззвание? Основываясь на проделанной нами работе, Джемс сможет дать тебе точные цифры. Пусть сами посмотрят, что тут творится. Ведь не может быть, Майкл, чтобы не нашлось десяти справедливых людей, которые дадут подбить себя на такое дело.
"'Ten Apostles'," said Michael, faintly. - Десять апостолов, - слабо ввернул Майкл.
"Well, but there's no real need to bring Christ in--nothing remote or sentimental; you could approach them from any angle. Old Sir Timothy Fanfield, for example, would love to have a 'go' at slum landlordism. Then we've electrified all the kitchens so far, and mean to go on doing it--so you could get old Shropshire on that. Besides, there's no need to confine the Committee to the two Houses--Sir Thomas Morsell, or, I should think, any of the big doctors, would come in; you could pinch a brace of bankers with Quaker blood in them; and there are always plenty of retired Governor Generals with their tongues out. Then if you could rope in a member of the Royal Family to head it--the trick would be done." - Пусть так, но Христа, собственно, незачем вмешивать в это дело, тут нет ничего абстрактного или сентиментального; ты бы мог к ним подъехать с любой стороны. Например, старый сэр Тимоти Фэнфилд с восторгом повоевал бы с трущобными домовладельцами. Дальше: мы ведь электрифицировали все кухни и собираемся продолжать в том же духе - значит есть приманка и для старика Шропшира. Да и нет надобности создавать комиссию только из членов обеих палат - в нее согласился бы войти сэр Томас Морсел, да, я думаю, и любой из известных врачей; можно бы завербовать парочку банкиров с примесью квакерской крови; и всюду найдется достаточно отставных генерал-губернаторов не у дел. Да если бы тебе еще удалось залучить в председатели члена королевской фамилии - дело было бы в шляпе.
"Poor Michael!" said his aunt's soft voice: "Let him finish his stew, Hilary." - Бедный Майкл! - сказал ласковый голос тети Мэй. - Дай ты ему доесть кашу, Хилери!
But Michael had dropped his fork for good; he saw another kind of stew before him. Но Майкл не собирался браться за ложку: он видел, что здесь заваривается каша другого рода.
"The General Slum Conversion Fund," went on Hilary, "affiliating every Slum Conversion Society in being or to be, so long as it conforms to the principle of not displacing the present inhabitant. Don't you see what a pull that gives us over the inhabitants?--we start them straight, and we jolly well see that they don't let their houses down again." - Основной капитал для перестройки трущоб, - продолжал Хилери, - обслуживающий все общества по перестройке трущоб, существующие и проектируемые, если только они следуют принципу не переселять теперешних жильцов. Понимаешь, какой это создаст нам престиж в глазах жильцов? Мы пускаем их по верному пути и уж конечно будем следить, чтобы они опять не запустили своих жилищ.
"But can you?" said Michael. - И вы думаете, это в ваших силах? - сказал Майкл.
"Ah! you've heard stories of baths being used for coal and vegetables, and all that. Take it from me, they're exaggerated, Michael. Anyway, that's where we private workers come in with a big advantage over municipal authorities. They have to drive, we try to lead." - А ты наслушался разговоров, что в ваннах хранят уголь и овощи и все такое? Поверь мне, Майкл, все это преувеличено. Во всяком случае, у нас, частных работников, большое преимущество перед властями. Им приходится править - мы пытаемся руководить.
"Let me hot up your stew, dear?" said his aunt. - Подогреть тебе кашу, милый? - предложила тетя Мэй.
Michael refused. He perceived that it would need no hotting up! Another crusade! His Uncle Hilary had always fascinated him with his crusading blood--at the time of the Crusades the name had been Keroual, and, now spelt Charwell, was pronounced Cherwell, in accordance with the sound English custom of worrying foreigners. Майкл отказался. Он понял, что тут и без подогревания жарко будет. Опять крестовый поход! В дяде Хилери, он всегда это знал, сохранилась кровь крестоносцев - во времена великих походов его предки именовались Керуаль, а теперь имя перешло в Чаруэл, а произносилось Черрел, согласно здравому английскому обычаю доставлять неприятности иностранцам.
"I'm not approaching you, Michael, with the inducement that you should make your name at this, because, after all, you're a gent!" - Я не для того хочу завербовать тебя, Майкл, чтобы ты сделал себе на этом карьеру, ведь ты, как-никак, аристократ.
"Thank you!" murmured Michael; "always glad of a kind word." - Спасибо на добром слове, - отозвался Майкл.
"No. I'm suggesting that you ought to do something, considering your luck in life." - Нет. Мне кажется, тебе просто нужно что-то делать, чтобы оправдать свое положение.
"I quite agree," said Michael, humbly. "The question seems to be: Is this the something?" - Вы совершенно правы, - смиренно сказал Майкл, - вопрос только в том, это ли нужно делать.
"It is, undoubtedly," said his uncle, waving a salt-spoon on which was engraved the Charwell crest. "What else can it be?" - Безусловно, это, - сказал Хилери, размахивая ложечкой для соли, на которой был выгравирован герб Чаруэлоз. - А что же иначе?
"Did you never hear of Foggartism, Uncle Hilary?" - Вы никогда не слышали о фоггартизме, дядя Хилери?
"No; what's that?" - Нет; что это такое?
"My aunt!" said Michael.
"Some blanc-mange, dear?"
"Not you, Aunt May! But did you really never hear of it, Uncle Hilary?" - Не может быть! - сказал Майкл. - Нет, вы правда ничего, о нем не слышали?
"Foggartism? Is it that fog-abating scheme one reads about?" - Фоггартизм? К фанатизму отношения не имеет?
"It is not," said Michael. "Of course, you're sunk in misery and sin here. Still, it's almost too thick. YOU'VE heard of it, Aunt May?" - Нет, - твердо сказал Майкл. - Вы здесь, конечно, погрязли в нищете и пороках, но все-таки это уж слишком. Вы-то, тетя Мэй, знаете, что это такое?
His aunt's eyebrows became intricate again. Брови тети Мэй опять напряженно сдвинулись.
"I think," she said, "I do remember hearing someone say it was balderdash!" - Кажется, припоминаю, - сказала она, - кто-то" помоему, говорил, что это галиматья!
Michael groaned: Майкл простонал:
"And you, Mr. James?" - А вы, мистер Джемс?
"It's to do with the currency, isn't it?" - Насколько я помню, это что-то, связанное с валютой?
"And here," said Michael, "we have three intelligent, public- spirited persons, who've never heard of Foggartism--and I've heard of nothing else for over a year." - Вот полюбуйтесь, - сказал Майкл, - три интеллигентных, общественно настроенных человека никогда не слышали о фоггартизме, а я больше года только о нем и слышу.
"Well," said Hilary, "had you heard of my slum-conversion scheme?" - Ну что ж, - сказал Хилери, - а ты слышал о моем плане перестройки трущоб?
"Certainly not." - Нет, конечно.
"I think," said his aunt, "it would be an excellent thing if you'd smoke while I make the coffee. Now I do remember, Michael: Your mother did say to me that she wished you would get over it. I'd forgotten the name. It had to do with taking town-children away from their parents." - По-моему, - сказала тетя Мэй, - вы сейчас покурите, а я приготовлю кофе. Я вспомнила, Майкл: это твоя мама говорила, что не дождется, когда ты бросишь им заниматься. Я только забыла название. Это насчет того, что городских детей надо отнимать у родителей.
"Partly," said Michael, with gloom. - Отчасти и это, - сказал удрученный Майкл.
"You have to remember, dear, that the poorer people are, the more they cling to their children." - Не надо забывать, милый, что чем беднее люди, тем больше они держатся за своих детей.
"Vicarious joy in life," put in Hilary. - Весь смысл и радость их жизни, - вставил Хилери.
"And the poorer children are, the more they cling to their gutters, as I was telling you." - А чем беднее дети, тем больше они держатся за свои мостовые, как я тебе уж говорила.
Michael buried his hands in his pockets. Майкл сунул руки в карманы.
"There is no good in me," he said, stonily. "You've pitched on a stumer, Uncle Hilary." - Никуда я не гожусь, - сказал он безнадежным тоном. - Нашли с кем связываться, дядя Хилери.
Both Hilary and his wife got up very quickly, and each put a hand on his shoulder. Хилери и его жена очень быстро встали и оба положили руку ему на плечо.
"My dear boy!" said his aunt. - Голубчик! - сказала тетя Мэй.
"God bless you!" said Hilary: "Have a 'gasper.'" - Да что с тобой? - сказал Хилери. - Возьми папироску.
"All right," said Michael, grinning, "it's wholesome." - Ничего, - сказал Майкл ухмыляясь, - это полезно.
Whether or not it was the "gasper" that was wholesome, he took and lighted it from his uncle's. Папироска ли была полезна, или что другое, но он послушался и прикурил у Хилери.
"What is the most pitiable sight in the world, Aunt May--I mean, next to seeing two people dance the Charleston?" - Тетя Мэй, какое самое жалостное на свете зрелище, не считая, конечно, пары, танцующей чарльстон?
"The most pitiable sight?" said his aunt, dreamily. "Oh! I think-- a rich man listening to a bad gramophone." - Самое жалостное зрелище? - задумчиво повторила тетя Мэй. - О, пожалуй, богач, слушающий плохой граммофон.
"Wrong!" said Michael. "The most pitiable sight in the world is a politician barking up the right tree. Behold him!" - Неверно, - сказал Майкл. - Самое жалостное зрелище на свете - это политический деятель, уверенный в своей правоте. Вот он перед вами!
"Look out, May! Your machine's boiling. She makes very good coffee, Michael--nothing like it for the grumps. Have some, and then James and I will show you the houses we've converted. James-- come with me a moment." - Мэй, не зевай! Закипела твоя машинка. Мэй делает прекрасный кофе, Майкл, лучшее средство от плохого настроения. Выпей чашку, а потом мы с Джемсом покажем тебе дома, которые мы уже обновили. Джемс, пойдем-ка со мной на минутку.
"Noted for his pertinacity," muttered Michael, as they disappeared. - Упорство его вызывает восторги, - вполголоса продекламировал Майкл, когда они исчезли.
"Not only noted, Michael--dreaded." - Не только восторги, милый, но и страх.
"Well, I would rather be Uncle Hilary than anybody I know." - И все-таки из всех людей, которых я знаю, я бы больше всего хотел быть дядей Хилери.
"He IS rather a dear," murmured his aunt. "Coffee?" - Он и правда милый, - сказала тетя Мэй. - Кофе налить?
"What does he really believe, Aunt May?" - Во что он, собственно, верит, тетя Мэй?
"Well, he hardly has time for that." - О, на это у него почти не остается времени.
"Ah! that's the new hope of the Church. All the rest is just as much an attempt to improve on mathematics as Einstein's theory. Orthodox religion was devised for the cloister, Aunt May, and there aren't any cloisters left." - Да, по этой линии церковь еще может на что-то надеяться. Все остальное - только попытки переплюнуть математику, как теория Эйнштейна. Правоверная религия была придумана для монастырей, а монастырей больше нет.
"Religion," said his aunt, dreamily, "used to burn a good many people, Michael, not in cloisters." - Религия, - задумчиво протянула тетя Мэй, - в свое время сожгла много хороших людей, и не только в монастырях.
"Quite so, when it emerged from cloisters, religion used to be red- hot politics; then it became caste feeling, and now it's a cross- word puzzle--You don't solve THEM with your emotions." - Совершенно верно, когда религия вышла за монастырские стены, она превратилась в самую непримиримую политику, потом стала кастовым признаком, а теперь это кроссворд. Когда их разгадываешь, в чувствах нет ни малейшей необходимости.
His aunt smiled. Тетя Мэй улыбнулась.
"You have a dreadful way of putting things, my dear." - У тебя ужасные формулировки, милый.
"In our 'suckles,' Aunt May, we do nothing but put things--it destroys all motive power. But about this slum business: do you really advise me to have 'a go'?" - У нас в палате, тетя Мэй, мы только формулировками и занимаемся, от них всякая движущая сила гибнет. Но вернемся к трущобам; вы правда советуете мне попробовать?
"Not if you want a quiet life." - Если хочешь жить спокойно - нет.
"I don't know that I do. I did, after the war; but not now. But, you see, I've tried Foggartism and everybody's too sane to look at it. I really can't afford to back another loser. Do you think there's a chance of getting a national move on?" - Пожалуй, что и не хочу. После воины хотел, а теперь нет. Но, видите ли, я попробовал насаждать фоггартизм, а ни один здравомыслящий человек на него и смотреть не хочет. Не могу я опять браться за безнадежное дело. Как вы думаете, есть шансы получить поддержку общества?
"Only a sporting chance, dear." - Шансы минимальные, голубчик.
"Would you take it up then, if you were me?" - А вы на моем месте взялись бы?
"My dear, I'm prejudiced--Hilary's heart is so set on it; but it does seem to me that there's no other cause I'd so gladly fail in. Well, not that exactly; but there really is nothing so important as giving our town dwellers decent living conditions." - Я, голубчик, пристрастна - Хилери так этого хочется; но и помимо этого мне думается, что ни в одном другом деле я не потерпела бы поражения с такой радостью. То есть это не совсем точно; просто нет ничего важнее, как создать для городского населения приличные жилищные условия.
"It's rather like going over to the enemy," muttered Michael. "Our future oughtn't to be so bound up in the towns." - Вроде как перейти в лагерь противника, - пробормотал Майкл. - Мы не должны связывать свое будущее с городами.
"It WILL be, whatever's done. 'A bird in the hand,' and such a big bird, Michael. Ah! Here's Hilary!" - Оно все равно с ними связано, что бы ни делать. "Лучше синицу в руки", и такая большая синица, Майкл! А, вот и Хилери!
Hilary and his architect took Michael forth again into the Meads. The afternoon had turned drizzly, and the dismal character of that flowerless quarter was more than ever apparent. Up street, down street, Hilary extolled the virtues of his parishoners. They drank, but not nearly so much as was natural in the circumstances; they were dirty, but he would be dirtier under their conditions. They didn't come to church--who on earth would expect them to? They assaulted their wives to an almost negligible extent; were extraordinarily good, and extremely unwise, to their children. They had the most marvellous faculty for living on what was not a living wage. They helped each other far better than those who could afford to; never saved a bean, having no beans to save, and took no thought for a morrow which might be worse than to-day. Institutions they abominated. They were no more moral than was natural in their overcrowded state. Of philosophy they had plenty, of religion none that he could speak of. Their amusements were cinemas, streets, gaspers, public houses, and Sunday papers. They liked a tune, and would dance if afforded a chance. They had their own brand of honesty, which required special study. Unhappy? Not precisely, having given up a future state in this life or in that-- realists to their encrusted fingernails. English? Well, nearly all, and mostly London-born. A few country folk had come in young, and would never go out old. Хилери и архитектор потащили Майкла в "Луга". Моросил дождь, и этот лишенный цветов квартал выглядел более безрадостным, чем когда-либо. По дороге Хилери прославлял добродетели своих прихожан. Они пьют, но куда меньше, чем было бы естественно в данных обстоятельствах; они грязные, но он, живя в их условиях, был бы грязнее. Они не ходят в церковь - но кто, скажите, ждет от них иного? Они так мало бьют своих жен, что об этом и говорить не стоит; они очень добры и очень неразумны по отношению к своим детям. Они обладают чудотворным умением прожить, не имея прожиточного минимума. Они помогают друг другу гораздо лучше, чем те, у кого есть на это средства; никогда не пользуются сберегательной кассой, так как сберегать им нечего; и не заботятся о завтрашнем дне, который может оказаться хуже сегодняшнего. Учреждений они гнушаются. Уровень их нравственности вполне нормальный для людей, живущих в такой тесноте. Философского мышления у них хоть отбавляй, религиозности, собственно, никакой. Их развлечения - это кино, улица, дешевые папиросы, бары и воскресные газеты. Они любят попеть, непрочь потанцевать, если представится случай. У них свои понятия о честности, требующие особого изучения. Несчастные? Да, пожалуй, и нет, раз они маханули рукой на всякое будущее, в этой ли жизни, или в иной, - реалисты они до кончиков своих заросших ногтей. Англичане? Да, почти все, и по преимуществу уроженцы Лондона. Кое-кто в молодости пришел из деревни и, конечно, не вернется туда в старости.
"You'd like them, Michael; nobody who really knows them can help liking them. And now, my dear fellow, good-bye, and think it over. The hope of England lies in you young men. God bless you!" - Ты их полюбил бы, Майкл: их нельзя не полюбить, если узнаешь поближе. А теперь, голубчик, до свидания, и обдумай все это. На вас, молодежь, только и надеяться Англии, Всего тебе хорошего!
And with these words in his ears, Michael went home, to find his little son sickening for measles. И слова эти еще звучали у Майкла в ушах, когда он вернулся домой и узнал, что его сынишка заболел корью.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты

Hosted by uCoz