Краткая коллекция англтекстов

Джон Голсуорси. Сага о Форсайтах

SWAN SONG/Лебединая песня (часть первая)

CHAPTER III HOME-COMING/III. ВОЗВРАЩЕНИЕ

English Русский
Jon Forsyte's sensations on landing at Newhaven, by the last possible boat, after five and a half years' absence, had been most peculiar. All the way by car to Wansdon under the Sussex Downs he was in a sort of excited dream. England! What wonderful chalk, what wonderful green! What an air of having been there for ever! The sudden dips into villages, the old bridges, the sheep, the beech clumps! And the cuckoo--not heard for six years! A poet, somewhat dormant of late, stirred within this young man. Delicious old country! Anne would be crazy about this countryside--it was so beautifully finished. When the general strike was over she could come along, and he would show her everything. In the meantime she would be all right with his mother in Paris, and he would be free for any job he could get. He remembered this bit, and Chanctonbury Ring up there, and his walk over from Worthing. He remembered very well. Fleur! His brother-in-law, Francis Wilmot, had come back from England with much to say about Fleur; she was very modern now, and attractive, and had a boy. How deeply one could be in love; and how completely get over it! Considering what his old feelings down here had been, it was strange but pleasant to be just simply eager to see Holly and 'old Val.' Ощущения Джона Форсайта, когда он после пяти с половиной лет отсутствия высадился в Ньюхэвене, куда прибыл с последним пароходом, были совсем особого порядка. Всю дорогу до Уонсдона, по холмам Сэссекса, он проехал на автомобиле в каком-то восторженном сне. Англия! Какие чудесные меловые холмы, какая чудесная зелень! Как будто и не уезжал отсюда. Деревни, неожиданно возникающие на поворотах, старые мосты, овцы, буковые рощи! И кукушка - в первый раз за шесть лет. В молодом человеке проснулся поэт, который последнее время что-то не подавал признаков жизни. Какая прелесть - родина! Энн влюбится в этот пейзаж! Во всем такая полная законченность. Когда прекратится генеральная стачка, она сможет приехать, и он ей все покажет. А пока пусть поживет в Париже с его матерью - и ей лучше, и он свободен взять любую работу, какая подвернется. Это место он помнит, и Чанктонбери-Ринг - там, на холме, - и свой путь пешком из Уординга. Очень хорошо помнит. Флер! Его зять, Фрэясис Уилмот, когда вернулся из Англии, много рассказывал о Флер; она стала очень современна, и очаровательна, и у нее сын. Как глубоко можно любить - и как бесследно это проходит! Если вспомнить, что он пережил в этих краях, даже странно, хоть, и приятно, что ему всего-навсего хочется увидеть Холли и Вэла.
Beyond a telegram from Dieppe he had made no announcement of his coming; but they would surely be here because of the horses. He would like to have a look at Val's racing stable, and get a ride, perhaps, on the Downs before taking on a strike job. If only Anne were with him, and they could have that ride together! And Jon thought of his first ride with Anne in the South Carolinian woods-- that ride from which they had neither of them recovered. There it was! The jolly old house! And here at the door--Holly herself! And at sight of his half-sister, slim and dark-haired in a lilac dress, Jon was visited by a stabbing memory of their father as he had looked that dreadful afternoon, lying dead in the old armchair at Robin Hill. Dad--always lovable--and so good to him! Он сообщил им о своем приезде только телеграммой из Джеппа; но они, наверно, здесь из-за лошадей. Он с удовольствием посмотрит скаковые конюшни Вэла и, может быть, покатается верхом по холмам, прежде чем взяться за работу. Вот если бы с ним была Энн, они могли бы покататься вместе. И Джон вспомнил первую поездку верхом с Энн в лесах Южной Каролины, ту поездку, которая ни ей, ни ему не прошла даром. Вот и приехали. Милый старый дом! А вот в дверях и сама Холли. И при виде сестры, тоненькой и темноволосой, в лиловом платье, Джона как ножом резнуло воспоминание об отце, о том страшном дне, когда он мертвый лежал в старом кресле в Робин-Хилле. Папа - такой хороший, такой неизменно добрый!
"Jon! How wonderful to see you!" - Джон! Как я рада тебя видеть!
Her kiss, he remembered, had always lighted on his eyebrow--she hadn't changed a bit. A half-sister was nicer than a full-sister, after all. With full-sisters you were almost bound to fight a little. Ее поцелуй и раньше всегда приходился ему в бровь, она ничуть не изменилась. В конце концов сводная сестра лучше, чем настоящая, С настоящими сестрами нельзя не воевать, хоть немножко.
"What a pity you couldn't bring Anne and your mother! But perhaps it's just as well, till this is over. You look quite English still, Jon; and your mouth's as nice and wide as ever. Why do Americans and naval men have such small mouths?" - Как жаль, что ты не смог привезти Энн и маму! Впрочем, может быть, оно и лучше, пока здесь все не обойдется, Ты все такой же, Джон, выглядишь совсем как англичанин, и рот у тебя как был - хороший и большой. Почему у американцев и у моряков такие маленькие рты?
"Sense of duty, I think. How's Val?" - Наверно, из чувства долга. Как Вэл?
"Oh, Val's all right. You haven't lost your smile. D'you remember your old room?" - О, Вэл молодцом! И улыбка у тебя не изменилась. Помнишь свою старую комнату?
"Rather. And how are you, Holly?" - Еще бы. А ты как, Холли?
"So-so. I've become a writer, Jon." - Да ничего. Я стала писательницей, Джон.
"Splendid!" - Это замечательно!
"Not at all. Hard labour and no reward." - Совсем нет. Тяжелая работа и никакого удовлетворения.
"Oh!" - Ну!
"The first book was born too still for anything. A sort of 'African Farm,' without the spiritual frills--if you remember it." - Первая книга вообще была мертворожденная. Вроде "Африканской фермы" [3] - помнишь? - но без психологических финтифлюшек.
"Rather! But I always left the frills out." - Помню! Только я их всегда пропускал.
"Yes, we get our objection to frills from the Dad, Jon. He said to me once, 'It'll end in our calling all matter spirit or all spirit matter--I don't know which.'" - Да, Джон, нелюбовь к финтифлюшкам у нас от папы. Он как-то сказал мне: "Мы скоро начнем называть всякую материю духом, или всякий дух материей, - одно из двух".
"It won't," said Jon; "people love to divide things up. I say, I remember every stick in this room. How are the horses? Can I have a look at them and a ride to-morrow?" - Ну, это вряд ли, - сказал Джон, - человек любит все разбивать на категории. О, да я помню всякую мелочь в этой комнате. Как лошади? Можно взглянуть на них сегодня, а завтра покататься?
"We'll go forth early and see them at exercise. We've only got three two-year-olds, but one of them's most promising." - Завтра встанем пораньше, посмотрим, как их объезжают. У нас сейчас только три двухлетки, но одна подает большие надежды.
"Fine! After that I must go up and get a good, dirty job. I should like to stoke an engine. I've always wanted to know how stokers feel." - Отлично! А потом я поеду в город и постараюсь получить какую-нибудь работку погрязнее. Хорошо бы кочегаром на паровоз. Меня всегда интересовало, какие мысли и чувства бывают у кочегаров.
"We'll all go. We can stay with Val's mother. It is so lovely to see you, Jon. Dinner's in half an hour." - Поедем все вместе. Мы можем остановиться у матери Вэла. Как же я рада, что вижу тебя, Джон. Обед через полчаса.
Jon lingered five minutes at his window. That orchard in full bloom--not mathematically planted, like his just-sold North Carolinian peach-trees--was as lovely as on that long-ago night when he chased Fleur therein. That was the beauty of England-- nothing was planned! How home-sick he had been over there; yes, and his mother, too! He would never go back! How wonderful that sea of apple blossom! Cuckoo again! . . . That alone was worth coming home for. He would find a place and grow fruit, down in the West, Worcestershire or Somerset, or near here--they grew a lot of figs and things at Worthing, he remembered. Turning out his suit- case, he began to dress. Just where he was sitting now, pulling on his American socks, had he sat when Fleur was showing him her Goya dress. Who would have believed then that, six years later, he would want Anne, not Fleur, beside him on this bed! The gong! Dabbing at his hair, bright and stivery, he straightened his tie and ran down. Минут пять Джон постоял у окна, Фруктовый сад в полном цвету, насаженный не с такой математической точностью, как его только что проданные персиковые деревья в Северной Каролине, был так же прекрасен, как в тот давно минувший вечер, когда он гонялся по нему за Флер, Вот в чем прелесть Англии - здесь все естественно. Как они тосковали по родине, он и его мать! Теперь он больше не уедет. Какое дивное море яблоневого цвета! Опять кукушка! Из-за одного этого стоило вернуться на родину, Он подыщет участок и будет разводить фрукты, на Западе - в Вустершире или Сомсрсете, а может быть, и здесь где-нибудь, - в Уординге, помнится, разводят много маслин и еще чего-то - Он распаковал чемодан и стал одеваться. Вот тут, где он сидит сейчас, натягивая американские носки, сидел он в тот вечер, когда Флер показывала ему платье с картины Гойи. Кто бы поверил тогда, что через шесть лет ему будет нужна Энн, а не Флер, с ним рядом, на этой постели! Гонг к обеду! Он наскоро пригладил волосы, светлые и непокорные, поправил галстук и побежал вниз.
Val's views on the strike, Val's views on everything, shrewd and narrow as his horseman's face! Those Labour johnnies were up against it this time with a vengeance; they'd have to heel up before it was over. How had Jon liked the Yanks? Had he seen 'Man of War'? No? Good Lord! The thing best worth seeing in America! Was the grass in Kentucky really blue? Only from the distance? Oh! What were they going to abolish over there next? Wasn't there a place down South where you were only allowed to cohabit under the eyes of the town watch? Parliament here were going to put a tax on betting; why not introduce the 'Tote' and have done with it? Personally he didn't care, he'd given up betting! And he glanced at Holly. Jon, too, glanced at her lifted brows and slightly parted lips--a charming face--ironical and tolerant! She drove Val with silken reins! Взгляды Вэла на стачку, взгляды Вэла на все на свете - скептические и узкие, как его лицо лошадника! Теперь-то этим бездельникам-лейбористам достанется; придется им удирать, пока целы. Как понравились Джону янки? Видел он "Броненосец"? Нет? Боже правый! Самый интересный спектакль в Америке! Правда, что в Кентукки трава синяя? Только издали? А! Что они еще собираются там отменить? Правда, что где-то в южных штатах есть город, где сожительство разрешается только на глазах городской охраны? В Англии парламент хочет провести налог на игру на скачках; почему бы не ввести тотализатор и не покончить с этим вопросом? Ему-то, впрочем, все равно, он больше не играет. И он взглянул на Холли. Джон тоже взглянул на ее поднятые брови и полуоткрытые губы - прелестное лицо, такая в нем ирония и терпимость. Она ведет Вэла на шелковом поводу.
Val went on: Good job Jon had given up America; if he must farm out of England, why not South Africa, under the poor old British flag; though the Dutch weren't done with yet! A tough lot! They had gone out there, of course, so bright and early that they were real settlers--none of your adventurers, failures-at-home, remittancemen. He didn't like the beggars, but they were stout fellows, all the same. Going to stay in England? Good! What about coming in with them and breeding racing stock? Вэл не унимался. Хорошо, что Джон разделался с Америкой; если ему обязательно нужно заниматься сельским хозяйством вне Англии, почему не поселиться в Южной Африке, под бедным старым английским флагом; хотя с голландцами еще не покончено! Ух, и народ! Конечно, они живут там так давно, что стали настоящими поселенцами, не какие-нибудь авантюристы, неудачники, эмигранты на субсидии. Он их, негодяев, не любит, но народ крепкий, ничего не скажешь! Совсем остаться в Англии? И того лучше! Может, вместе будем разводить чистокровных скакунов?
After an awkward little silence, Holly said slyly: Наступило неловкое молчание, потом Холли сказала лукаво:
"Jon doesn't think that's quite a man's job, Val." - Джон находит, что это не очень-то почтенное занятие, Вэл.
"Why not?" - А почему?
"Luxury trade." - Излишняя роскошь.
"Blood stock--where would horses be without it?" - Чистокровные-то? А что без них станет с лошадьми?
"Very tempting," said Jon. "I'd like an interest in it. But I'd want to grow fruit and things for a main line." - Очень соблазнительно, - сказал Джон, - я бы с удовольствием вошел в долю. Но в основном мне хочется заняться фруктами.
"All right, my son; you can grow the apples they eat on Sundays." - Одобряю, сын мой. Можешь разводить яблоки, а мы будем лакомиться ими по воскресеньям.
"You see, Jon," said Holly, "nobody believes in growing anything in England. We talk about it more and more, and do it less and less. Do you see any change in Jon, Val?" - Видишь ли, Джон, - сказала Холли, - в Англии никто не верит в сельское хозяйство. Мы говорим о нем все больше, а делаем все меньше. Как по-твоему, Вэл, Джон изменился?
The cousins exchanged a stare. Кузены оглядели друг друга.
"A bit more solid; nothing American, anyway." - Немножко возмужал; но ничего американского.
Holly murmured thoughtfully: Холли проговорила задумчиво:
"Why can one always tell an American?" - Почему всегда сразу узнаешь американца?
"Why can one always tell an Englishman?" said Jon. - Почему всегда сразу узнаешь англичанина? - сказал Джон.
"Something guarded, my dear. But a national look's the most difficult thing in the world to define. Still, you can't mistake the American expression." - В нем есть какая-то настороженность. А впрочем, нет ничего труднее, как определить национальный тип. Но американца ни с кем не спутаешь.
"I don't believe you'll take Anne for one." - Вряд ли ты приняла бы Энн за американку.
"Describe her, Jon." - Расскажи, какая она, Джон.
"No. Wait till you see her." - Нет, подожди, сама увидишь.
When, after dinner, Val was going his last round of the stables, Jon said: После обеда, когда Вэл отправился в последний обход конюшен, Джон спросил:
"Do you ever see Fleur, Holly?" - Ты видала Флер, Холли?
"I haven't for eighteen months, I should think. I like her husband; he's an awfully good sort. You were well out of that, Jon. She isn't your kind--not that she isn't charming; but she has to be plumb centre of the stage. I suppose you knew that, really." - Не видела года полтора, кажется. Мне очень нравится ее муж - золотой человек. Ты счастливо отделался, Джон: она не для тебя, хоть и очаровательна; уж очень всегда хочет быть в центре внимания. Да ты это, вероятно, знал.
Jon looked at her and did not answer. Джон посмотрел на нее и не ответил.
"Of course," murmured Holly, "when one's in love, one doesn't know much." - Впрочем, - тихо добавила Холли, - когда влюблен, мало что знаешь.
Up in his room again, the house began to be haunted. Into it seemed to troop all his memories, of Fleur, of Robin Hill--old trees of his boyhood, his father's cigars, his mother's flowers and music; the nursery of his games, Holly's nursery before him, with its window looking out over the clock tower above the stables, the room where latterly he had struggled with rhyme. Вечером он сидел у себя в комнате; по дому бродили призраки. Точно собрались в нем все воспоминания: о Флер, о Робин-Хилле - любимые в детстве деревья, сигары отца, цветы и игра матери; детская с игрушками, где до него росла Холли, где позднее он мучился над рифмами; вид из окна на конюшни и башенку с часами.
In through his open bedroom window came the sweet-scented air--England's self-- from the loom of the Downs in the moon-scattered dusk, this first night of home for more than two thousand nights. With Robin Hill sold, this was the nearest he had to home in England now. But they must make one of their own--he and Anne. Home! On the English liner he had wanted to embrace the stewards and stewardesses just because they spoke an English accent. It was, still, as music to his ears. Anne would pick it up faster now--she was very receptive! He had liked the Americans, but he was glad Val had said there was nothing American about him. An owl hooted. What a shadow that barn cast--how soft and old its angle! He got into bed. Sleep--if he wanted to be up to see the horses exercised! Once before, here, he had got up early--for another purpose! And soon he slept; and a form--was it Anne's, was it Fleur's,--wandered in the corridors of his dreams. В открытое окно его комнаты тянуло сладкими запахами - такими родными - с холмов, мерцающих в лунном полусвете. Первая ночь на родине за две с лишним тысячи ночей. С продажей Робин-Хилла у него не осталось в Англии дома, кроме этого. Но они с Энн устроят себе собственное гнездо. Родина! На английском пароходе он готов был расцеловать стюардов и горничных только за то, что они говорили с английским акцентом. Он слушал его, как музыку. Для Энн теперь легче будет усвоить этот акцент, она очень восприимчива. Сам он американцев полюбил, но был рад, что Вэл не нашел в нем ничего американского. Прокричала сова. Какая тень падает от сарая, как знакомы ее мягкие очертания! Он лег в постель. Надо спать, если он намерен встать вовремя, чтобы посмотреть, как объезжают лошадей. Однажды ему уже случилось встать здесь очень рано - но с другой целью! Он скоро уснул; и чей-то образ - не то Энн, не то Флер - проносился в его сновидениях.

К началу страницы

Титульный лист | Предыдущая | Следующая

Граммтаблицы | Тексты

Hosted by uCoz