Краткая коллекция англтекстов
Честерфильд. Письма к сыну
Letter 37/Письмо 37
| English | Русский |
| LONDON, September 27, O. S. 1749. | Лондон, 27 сентября ст. ст. 1749 г. |
| DEAR BOY: A vulgar, ordinary way of thinking, acting, or speaking, implies a low education, and a habit of low company. Young people contract it at school, or among servants, with whom they are too often used to converse; but after they frequent good company, they must want attention and observation very much, if they do not lay it quite aside; and, indeed, if they do not, good company will be very apt to lay them aside. The various kinds of vulgarisms are infinite; I cannot pretend to point them out to you; but I will give some samples, by which you may guess at the rest. | Милый мой мальчик, Если мысли человека, поступки его и слова отмечены печатью вульгарности и заурядности, то это означает, что он дурно воспитан и привык бывать в дурном обществе. Вульгарность эту молодые люди приносят из школы или перенимают от слуг, с которыми слишком много общаются. Когда они попадают в хорошее общество, им приходится быть до чрезвычайности внимательными и осмотрительными, если только они окончательно не освободятся от прежних привычек. В противном случае хорошее общество захочет освободиться от них само. Существует необычайно много разных видов вульгарности, я не могу их все перечислить, но приведу несколько примеров, которые позволят тебе самому догадаться обо всем остальном. |
| A vulgar man is captious and jealous; eager and impetuous about trifles. He suspects himself to be slighted, thinks everything that is said meant at him: if the company happens to laugh, he is persuaded they laugh at him; he grows angry and testy, says something very impertinent, and draws himself into a scrape, by showing what he calls a proper spirit, and asserting himself. A man of fashion does not suppose himself to be either the sole or principal object of the thoughts, looks, or words of the company; and never suspects that he is either slighted or laughed at, unless he is conscious that he deserves it. And if (which very seldom happens) the company is absurd or ill-bred enough to do either, he does not care twopence, unless the insult be so gross and plain as to require satisfaction of another kind. As he is above trifles, he is never vehement and eager about them; and, wherever they are concerned, rather acquiesces than wrangles. A vulgar man's conversation always savors strongly of the lowness of his education and company. It turns chiefly upon his domestic affairs, his servants, the excellent order he keeps in his own family, and the little anecdotes of the neighborhood; all which he relates with emphasis, as interesting matters. He is a man gossip. | Человек вульгарный - придирчив и ревнив, он выходит из себя по пустякам, которым придает слишком много значения. Ему кажется, что его третируют, о чем бы люди ни разговаривали, он убежден, что разговор идет непременно о нем; если присутствующие над чем-то смеются, он уверен, что они смеются над ним; он сердится, негодует, дерзит и попадает в неловкое положение, выказывая то, что в его глазах является истинной решительностью, и утверждая собственное достоинство. Человек светский никогда не станет думать, что он - единственный или главный предмет внимания окружающих, что все только и делают, что думают и говорят о нем; ему никогда не придет в голову, что им пренебрегают или смеются над ним, если он не сознает, что этого заслужил. Если же (что, впрочем, случается очень редко) присутствующие настолько глупы или невоспитанны, что могут учинить то или другое, он не обращает на это ни малейшего внимания, если только оскорбление не настолько грубо и явно, что требует удовлетворения другого рода. Будучи выше всех мелочей, он никогда не принимает их близко к сердцу и не приходит из-за них в ярость, если же где-нибудь и сталкивается с ними, то готов скорее уступить, чем из-за них пререкаться. Разговор человека вульгарного всегда отзывается дурным воспитанием и дурным обществом. Больше всего он любит говорить о своих домашних делах, о слугах, о том, какой у него заведен дома порядок, и рассказывать всякие анекдоты о соседях, причем привык обо всем этом говорить с пафосом, как о чем-то необычайно важном. Это кумушка, только мужского пола. |
| Vulgarism in language is the next and distinguishing characteristic of bad company and a bad education. A man of fashion avoids nothing with more care than that. Proverbial expressions and trite sayings are the flowers of the rhetoric of a vulgar man. Would he say that men differ in their tastes; he both supports and adorns that opinion by the good old saying, as he respectfully calls it, that WHAT IS ONE MAN'S MEAT, IS ANOTHER MAN'S POISON. If anybody attempts being SMART, as he calls it, upon him, he gives them TIT FOR TAT, aye, that he does. He has always some favorite word for the time being; which, for the sake of using often, he commonly abuses. Such as VASTLY angry, VASTLY kind, VASTLY handsome, and VASTLY ugly. | Еще один характерный признак дурного общества и дурного воспитания - вульгарность речи. Человек светский всеми силами старается ее избежать. Пословицы и всякого рода избитые выражения - вот цветы красноречия человека вульгарного. Сказав, что у людей различные вкусы, он захочет подтвердить и украсить свое мнение какой-нибудь хорошей старинной пословицей, как он почтительно это называет, как например "На вкус и цвет товарища нет". Если кто-нибудь, как ему кажется, "задевает" его, он непременно отплатит этому человеку "зуб за зуб". У него всегда есть какое-то одно облюбованное словечко, которое он употребляет на каждом шагу и которым поэтому злоупотребляет. Он говорит, например: ужасно сердитый, ужасно добрый, ужасно красивый и ужасно безобразный. Но даже и самые обыкновенные слова он произносит особенно грубо... |
| Even his pronunciation of proper words carries the mark of the beast along with it. He calls the earth YEARTH; he is OBLEIGED, not OBLIGED to you. He goes TO WARDS, and not TOWARDS, such a place. He sometimes affects hard words, by way of ornament, which he always mangles like a learned woman. A man of fashion never has recourse to proverbs and vulgar aphorisms; uses neither favorite words nor hard words; but takes great care to speak very correctly and grammatically, and to pronounce properly; that is, according to the usage of the best companies. | Иногда он старается вставить в разговор какое-нибудь заимствованное словечко, дабы украсить свою речь, и всякий раз непременно его калечит, как претендующая на ученость женщина. Человек светский никогда не прибегает к пословицам и вульгарным изречениям, у него нет ни излюбленных словечек, ни особого пристрастия к иностранным словам; он всемерно старается говорить очень чисто и грамматически правильно и каждое слово произносит так, как положено, иначе говоря так, как его произносят в самом лучшем обществе. |
| An awkward address, ungraceful attitudes and actions, and a certain left- handedness (if I may use that word), loudly proclaim low education and low company; for it is impossible to suppose that a man can have frequented good company, without having catched something, at least, of their air and motions. A new raised man is distinguished in a regiment by his awkwardness; but he must be impenetrably dull, if, in a month or two's time, he cannot perform at least the common manual exercise, and look like a soldier. The very accoutrements of a man of fashion are grievous encumbrances to a vulgar man. He is at a loss what to do with his hat, when it is not upon his head; his cane (if unfortunately he wears one) is at perpetual war with every cup of tea or coffee he drinks; destroys them first, and then accompanies them in their fall. His sword is formidable only to his own legs, which would possibly carry him fast enough out of the way of any sword but his own. His clothes fit him so ill, and constrain him so much, that he seems rather, their prisoner than their proprietor. He presents himself in company like a criminal in a court of justice; his very air condemns him; and people of fashion will no more connect themselves with the one, than people of character will with the other. This repulse drives and sinks him into low company; a gulf from whence no man, after a certain age, ever emerged. | Неловкое обращение, неумение вести себя в обществе и известная нескладность выдают с головой человека плохо воспитанного и не привыкшего бывать в свете; ибо невозможно представить себе, чтобы, бывая в нем, он не изменил хотя бы своей наружности и не перенял принятых там манер. В полку новобранца всегда выдает его неуклюжесть, но он будет непроходимым тупицей, если через месяц-другой не сможет выполнять хотя бы самых простых приемов с ружьем и видом своим походить на солдата. Сама одежда, принятая в светском обществе, тяжела и затруднительна для человека вульгарного. Сняв шляпу, он совершенно не знает, что с ней делать; трость его - если, на его несчастье, у него вообще есть трость - постоянно вступает в единоборство с каждой чашкой чая и кофе, которые он собирается выпить: она сначала выбивает эту чашку у него из рук, а потом и сама падает вслед за нею. Шпага его страшна только для его собственных ног; он, пожалуй, мог бы достаточно быстро удрать от любой другой шпаги, но только не от этой. Платье настолько плохо сидит на нем и так стесняет его движения, что он больше похож на пленника его, нежели на владельца. В обществе он выглядит как преступник на скамье подсудимых; самый вид его говорит о том, что он виновен, и ни один светский человек ни за что не захочет иметь дело с таким увальнем, точно так же, как ни один порядочный человек не захочет знаться с преступником. Отвергнутый хорошим обществом, он скатывается в дурное, которое его и затягивает. Это пучина, и после известного возраста человеку из нее никогда уже не выбраться. |
| 'Les manieres nobles et aisees, la tournure d'un homme de condition, le ton de la bonne compagnie, les graces, le jeune sais quoi, qui plait', are as necessary to adorn and introduce your intrinsic merit and knowledge, as the polish is to the diamond; which, without that polish, would never be worn, whatever it might weigh. Do not imagine that these accomplishments are only useful with women; they are much more so with men. In a public assembly, what an advantage has a graceful speaker, with genteel motions, a handsome figure, and a liberal air, over one who shall speak full as much good sense, but destitute of these ornaments? In business, how prevalent are the graces, how detrimental is the want of them? By the help of these I have known some men refuse favors less offensively than others granted them. The utility of them in courts and negotiations is inconceivable. You gain the hearts, and consequently the secrets, of nine in ten, that you have to do with, in spite even of their prudence; which will, nine times in ten, be the dupe of their hearts and of their senses. Consider the importance of these things as they deserve, and you will not lose one minute in the pursuit of them. | Les manieres nobles et aisees, la tournure d'un homme de condition, le ton de la bonne compagnie, les graces, le je ne sais quoi, qui plait(94) необходимы, чтобы украсить присущие тебе достоинства и знания так же, как алмаз необходимо шлифовать для того, чтобы все грани его засверкали, ибо без этого, как бы драгоценен он ни был, носить его все равно никто не станет. Не думай, пожалуйста, что хорошие манеры, о которых я говорю, нужны только в женском обществе, в мужском они намного важнее. Насколько же в каком-нибудь публичном сборище выигрывает оратор, который приятен слушателям, у которого красивая фигура, изящные движения и непринужденные манеры, перед другим, не менее умным, но всего этого лишенным! Как важна для успеха дела обходительность, как губительно ее отсутствие! Я знал людей, которые умели отказать в какой-нибудь просьбе настолько вежливо, что просящий нисколько не обижался, тогда как другие, несмотря на то, что обращенную к ним просьбу удовлетворяли, грубостью своей давали повод к обиде. Обходительность эта приносит безмерную пользу как в придворной жизни, так и при всякого рода деловых переговорах. Ты овладеваешь сердцами, а вслед за тем и тайнами девяти из десяти человек, с которыми тебе приходится иметь дело; даже если это люди осторожные, все равно в девяти случаях из десяти они будут обмануты сердцем и чувствами. Рассуди по справедливости как все это важно - и тебе сразу же захочется этого добиваться. |
| You are traveling now in a country once so famous both for arts and arms, that (however degenerate at present) it still deserves your attention and reflection. View it therefore with care, compare its former with its present state, and examine into the causes of its rise and its decay. Consider it classically and politically, and do not run through it, as too many of your young countrymen do, musically, and (to use a ridiculous word) KNICK-KNACKICALLY. No piping nor fiddling, I beseech you; no days lost in poring upon almost imperceptible 'intaglios and cameos': and do not become a virtuoso of small wares. Form a taste of painting, sculpture, and architecture, if you please, by a careful examination of the works of the best ancient and modern artists; those are liberal arts, and a real taste and knowledge of them become a man of fashion very well. But, beyond certain bounds, the man of taste ends, and the frivolous virtuoso begins. | Ты путешествуешь по стране, некогда настолько знаменитой своим искусством и оружием, что, хоть сейчас она и пришла в упадок, она все же заслуживает, чтобы ты внимательно к ней отнесся и вдумался во все, что увидишь. Поэтому изучи все основательно, сравни ее прошлое положение с настоящим и проследи причины ее возвышения и упадка. Рассмотри эту страну с классической и политической точки зрения и не пробегай по ней подобно многим нашим молодым соотечественникам, увлеченный музыкой и разными побрякушками, безделицами и мелочами. Умоляю тебя, никакой игры ни на флейте, ни на скрипке; ни одного дня, потраченного на разглядывание инталий и камей: они до того мелки, что рассмотреть их почти невозможно. И не увлекайся никакой галантереей. Выработай в себе, пожалуйста, вкус к живописи, скульптуре, архитектуре, а для этого хорошенько рассмотри произведения лучших мастеров, как древних, так и новых. Это свободные искусства, а человеку светскому пристало иметь настоящее знание их и хороший вкус. Есть, однако, известные пределы, и если перейти их, то хороший вкус кончается и начинается легковесное дилетантство. |
| Your friend Mendes, the good Samaritan, dined with me yesterday. He has more good-nature and generosity than parts. However, I will show him all the civilities that his kindness to you so justly deserves. He tells me that you are taller than I am, which I am very glad of: I desire that you may excel me in everything else too; and, far from repining, I shall rejoice at your superiority. He commends your friend Mr. Stevens extremely; of whom too I have heard so good a character from other people, that I am very glad of your connection with him. It may prove of use to you hereafter. When you meet with such sort of Englishmen abroad, who, either from their parts or their rank, are likely to make a figure at home, I would advise you to cultivate them, and get their favorable testimony of you here, especially those who are to return to England before you. Sir Charles Williams has puffed you (as the mob call it) here extremely. If three or four more people of parts do the same, before you come back, your first appearance in London will be to great advantage. Many people do, and indeed ought, to take things upon trust; many more do, who need not; and few dare dissent from an established opinion. Adieu! | Твой друг Мандес, добрый самаритянин, обедал со мной вчера. Он не столько одарен, сколько добр и великодушен. Во всяком случае, я окажу ему все то внимание, которое он так заслужил своим хорошим отношением к тебе. Он сказал, что ростом ты стал выше меня, чему я до чрезвычайности рад. Хочу только, чтобы ты превзошел меня и во всем остальном. Меня это нисколько не огорчит, напротив, я буду радоваться твоему превосходству. Он очень хвалит твоего друга м-ра Стивенса, а так как я слышал много хорошего о нем также и от других, я очень радуюсь твоему знакомству с ним. Впоследствии оно может тебе очень пригодиться. Когда ты за границей встречаешь таких вот англичан, которые то ли в силу достоинств своих, то ли благодаря своему положению могут что-то представлять собой у себя на родине, мой совет тебе - поддерживай знакомство с ними и постарайся, чтобы они дали о тебе благоприятный отзыв; это особенно важно в отношении тех, кто возвращается в Англию раньше тебя. Сэр Чарлз Уильямс очень здесь раздул, как говорят в простонародье, твои успехи. Если до твоего возвращения еще человека три-четыре воздадут тебе такие же похвалы, в Лондоне тебя очень хорошо встретят. Многие ведь принимают иные вещи на веру, и правильно поступают; примеру их следует немало других, которым нужды нет это делать, и только очень немногие дерзают заявить о своем несогласии с установившимся мнением. Прощай. |
Титульный лист | Предыдущая | Следующая
